в которой Пятачок совершенно окружён водой

Дождик лил, лил и лил. Пятачок сказал себе, что никогда за всю свою жизнь – а ему было ужасно много лет: может быть, три года, а может быть, даже четыре! – никогда он ещё не видел столько дождя сразу. А дождь лил, и лил, и лил. С утра до вечера День за днём.

«Вот если бы, – думал Пятачок, выглядывая из окна, – я был в гостях у Пуха, или у Кристофера Робина, или хотя бы у Кролика, когда дождь начался, мне было бы всё время весело. А то сиди тут один‑одинёшенек и думай, когда он перестанет!»

И он представлял себе, что он в гостях у Пуха и говорит ему: «Ты видал когда‑нибудь такой дождь?» – а Пух отвечает: «Ну прямо ужасно!», или он, Пятачок, в свою очередь, говорит: «Интересно, не размыло ли дорогу к Кристоферу Робину?», а Пух отвечает: «А бедный старый Кролик, наверно, смылся из дому».

Конечно, такая беседа – это одно удовольствие!

И вообще какой толк в таких потрясающих вещах, как потопы и наводнения, если тебе не с кем даже о них поговорить?

А было, спору нет, потрясающе интересно. Маленькие сухие канавки, в которые Пятачок, бывало, так часто лазил, стали ручьями; ручейки, по которым он, бывало, шлёпал, подвернув штанишки, превратились в потоки, а речка, на берегах которой друзья так весело играли, вылезла из своего ложа (так называют речкину постель) и разлилась так широко, что Пятачок начал беспокоиться, не заберётся ли она скоро и в его собственное ложе (то есть в его постель).

«Да, немного страшновато, – сказал он сам себе, – быть Очень Маленьким Существом, совершенно окружённым водой! Кристофер Робин и Пух могут спастись, забравшись на дерево, Кенга может ускакать и тоже спастись, Кролик может спастись, зарывшись в землю. Сова может улететь, а Иа может спастись – ммм… если будет громко кричать, пока его не спасут.

А вот я сижу тут, весь окружённый водой, и совсем‑совсем ничего не могу сделать!»

Дождь всё лил, и с каждым днём вода подымалась немножко выше, и вот она подошла уже к самому окошку, а Пятачок всё ещё ничего не сделал.

И вдруг он вспомнил историю, которую рассказывал ему Кристофер Робин, – историю про человека на необитаемом острове, который написал что‑то на бумажке, положил её в бутылку и бросил бутылку в море; и Пятачок подумал, что если он напишет что‑нибудь на бумажке, положит её в бутылку и бросит в воду, то, может быть, кто‑нибудь придёт и спасёт его!

Он обыскал весь свой дом, вернее, всё, что в доме оставалось сухого, и наконец он нашёл сухой карандаш, кусочек сухой бумаги, сухую бутылку и сухую пробку и написал на одной стороне бумажки:

ПОМОГИТЕ!

ПЯТАЧКУ (ЭТО Я)

а на обороте:

ЭТО Я, ПЯТАЧОК,

СПАСИТЕ, ПОМОГИТЕ!

Потом он положил бумагу в бутылку, как можно лучше закупорил бутылку, как можно дальше высунулся из окошка – но так, чтобы не выпасть, – и изо всех сил бросил бутылку.

– Плюх! – сказала бутылка и закачалась на волнах.

Пятачок следил, как она медленно уплывает, пока у него глаза не заболели, и ему стало порой казаться, что это бутылка, а порой, что это просто рябь на воде, и наконец он понял, что больше он её никогда не увидит и что он сделал всё, что мог, для своего спасения.

«И, значит, теперь, – думал он, – кто‑нибудь другой должен будет что‑нибудь сделать. Я надеюсь, что он сделает это быстро, потому что иначе мне придётся плавать, а ведь я не умею».

Тут он очень глубоко вздохнул и сказал:

– Хочу, чтобы Пух был тут, вдвоём намного веселее!

Когда дождь начался, Винни‑Пух спал. Дождь лил, лил и лил, а он спал, спал и спал.

Накануне он очень устал. Как вы помните, он открыл Северный Полюс, и он так гордился этим, что спросил Кристофера Робина, нет ли где ещё Полюсов, которые Медведь с опилками в голове мог бы открыть.

«Есть ещё Южный Полюс, – сказал Кристофер Робин, – и, по‑моему, где‑то есть Восточный Полюс и Западный Полюс, хотя люди почему‑то не любят говорить о них».

Услышав это сообщение, Пух очень взволновался и предложил немедленно устроить искпедицию к Восточному Полюсу, но Кристофер Робин был чем‑то занят с Кенгой, так что Пух отправился открывать Восточный Полюс сам. Открыл он его или нет, я забыл; но он вернулся домой таким усталым, что заснул в самый разгар ужина, спустя каких‑нибудь полчаса после того, как сел за стол. И вот он спал, и спал, и спал.

И вдруг он увидел сон. Он, Пух, был на Восточном Полюсе, и это оказался очень холодный Полюс, весь покрытый самыми холодными сортами снега и льда. Пух разыскал пчелиный улей и улёгся там спать, но в улье не хватило места для задних лапок Пуха, и их пришлось оставить снаружи. И вдруг, откуда ни возьмись, пришли Дикие Буки, обитающие на Восточном Полюсе, и стали выщипывать мех на лапках Пуха, чтобы устроить гнёзда для своих малышей, и чем больше они щипали, тем холоднее становилось лапкам, и наконец Пух проснулся с криком и обнаружил, что он сидит на стуле, а ноги у него в воде и вокруг него всюду тоже вода!

Он прошлёпал к двери и выглянул наружу…

– Положение серьёзное, – сказал Пух, – надо искать спасения.

Он схватил самый большой горшок с мёдом и спасся с ним на толстую‑претолстую ветку своего дерева, торчавшую высоко‑высоко над водой.

Потом он опять слез вниз и спасся с другим горшком.

А когда все спасательные операции были окончены, на ветке сидел Пух, болтая ногами, а рядом стояло десять горшков с мёдом…

На другой день на ветке сидел Пух, болтая ногами, а рядом стояли четыре горшка с мёдом.

На третий день на ветке сидел Пух, болтая ногами, а рядом стоял один горшок с мёдом.

На четвёртый день на ветке сидел Пух один‑одинёшенек.

И в это самое утро бутылка Пятачка проплывала мимо Пуха.

И тут с громким криком «Мёд! Мёд!» Пух кинулся в воду, схватил бутылку и, по шейку в воде, храбро вернулся к дереву и влез на ветку.

– Жаль, жаль, – сказал Пух, открыв бутылку, – столько мокнуть, и совершенно зря!… Погодите, а что тут делает эта бумажка?

Он вытащил бумажку и посмотрел на неё.

– Это Спаслание, – сказал он, – вот что это такое. А вот это буква «Пы», да‑да‑да, да‑да‑да, а «Пы», наверно, значит «Пух», и, значит, это очень важное Спаслание для меня, а я не могу узнать, что оно значит! Надо бы найти Кристофера Робина, или Сову, или Пятачка – словом, какого‑нибудь читателя, который умеет читать все слова, и они мне скажут, про что тут написано; только вот плавать я не умею. Жалко!

И вдруг ему пришла в голову мысль, и я считаю, что для медведя с опилками в голове это была очень хорошая мысль. Он сказал себе:

«Раз бутылка может плавать, то и горшок может плавать, а когда горшок поплывёт, я могу сесть на него, если это будет очень большой горшок».

Он взял свой самый большой горшок и завязал его покрепче.

– У каждого корабля должно быть название, – сказал он, – значит, я назову свой – «Плавучий Медведь».

С этими словами он бросил свой корабль в воду и прыгнул вслед.

Некоторое время Пух и «Плавучий Медведь» не могли решить вопроса о том, кто из них должен быть сверху, но в конце концов они договорились. «Плавучий Медведь» оказался внизу, а на нём – Пух, отчаянно болтавший ногами.

Кристофер Робин жил в самом высоком месте Леса. Дождь лил, лил и лил, но вода не могла добраться до его дома. И, пожалуй, было довольно весело смотреть вниз и любоваться всей этой водой, но дождь был такой сильный, что Кристофер Робин почти всё время сидел дома и думал о разных вещах.

Каждое утро он выходил (с зонтиком) и втыкал палочку в том месте, до которого дошла вода, а на следующее утро палочка уже скрывалась под водой, так что ему приходилось втыкать новую палочку, и дорога домой становилась всё короче и короче.

Наутро пятого дня он понял, что впервые в жизни оказался на настоящем острове. Это, конечно, было очень‑очень здорово!

И в это самое утро прилетела Сова, чтобы узнать, как поживает её друг Кристофер Робин.

– Слушай, Сова, – сказал Кристофер Робин, – до чего здорово! Я живу на острове!

– Атмосферные условия в последнее время были несколько неблагоприятными, – сказала Сова.

– Что, что?

– Дождик был, – пояснила Сова.

– Да, – сказал Кристофер Робин, – был.

– Уровень паводка достиг небывалой высоты.

– Кто?

– Я говорю – воды кругом много, – пояснила Сова.

– Да, – согласился Кристофер Робин, – очень много.

– Однако перспективы быстро улучшаются. Прогноз показывает…

– Ты видела Пуха?

– Нет, прогноз…

– Я надеюсь, он жив и здоров, – сказал Кристофер Робин. – Я немного беспокоюсь о нём. Интересно, Пятачок с ним или нет? Ты думаешь, у них всё в порядке, Сова?

– Я полагаю, что всё в порядке. Ты понимаешь, прогноз…

– Знаешь что, Сова, погляди, как они там, потому что ведь у Пуха опилки в голове и он может сделать какую‑нибудь глупость, а я его так люблю, Сова. Понимаешь, Сова?

– Очень хорошо, – сказала Сова, – я отправляюсь. Вернусь немедленно. – И она улетела.

Вскоре она вернулась.

– Пуха там нет, – сказала она.

– Нет?

– Он был там. Он сидел на ветке с девятью горшками мёда. Но теперь его там нет.

– Пух, дорогой, – крикнул Кристофер Робин, – где же ты?

– Вот где я, – ответил сзади ворчливый голосок.

– Пух!!

Они кинулись обниматься.

– Как ты сюда попал, Пух? – спросил Кристофер Робин, когда он смог снова заговорить.

– На корабле! – сказал Пух гордо. – Я получил очень важное Спаслание в бутылке, но так как мне попала в глаза вода, я не мог его прочитать и привёз его тебе на своём корабле.

С этими гордыми словами он передал Кристоферу Робину послание.

– Это же от Пятачка! – закричал Кристофер Робин, прочитав послание.

– А про Пуха там ничего нет? – спросил медвежонок, заглядывая Кристоферу Робину через плечо.

Кристофер Робин прочёл послание вслух.

– Ах, так все эти «Пы» были Пятачки? А я думал, это были Пухи.

– Надо его немедленно спасать! Я‑то думал, что он с тобой, Пух. Сова, ты можешь его спасти на спине?

– Не думаю, – отвечала Сова после длительного размышления. – Сомнительно, чтобы спинная мускулатура была в состоянии…

– Тогда полети к нему сейчас же и скажи, что спасение приближается, а мы с Пухом подумаем, как его спасти, и придём, как только сможем. Ой, Сова, только, ради бога, не разговаривай, лети скорее!

И, всё ещё повторяя про себя то, что она хотела, но не успела высказать, Сова улетела.

– Ну вот, Пух, – сказал Кристофер Робин, – где твой корабль?

– Надо сказать, – объяснил Пух Кристоферу по дороге к берегу, – что это не совсем обыкновенный корабль. Иногда это корабль, а иногда это вроде несчастного случая. Смотря по тому…

– Смотря по чему?

– Ну, по тому – наверху я или внизу. На нём или под ним.

– Ну, а где он?

– Вот, – сказал Пух гордо и указал на «Плавучего Медведя».

Да, это было совсем не то, что Кристофер Робин ожидал увидеть.

И чем больше он глядел на «Плавучего Медведя» тем больше он думал о том, какой же храбрый и умный медведь Винни‑Пух, но чем больше Кристофер Робин думал об этом, тем скромнее глядел Пух в землю, стараясь сделать вид, что это не он.

– Но только он слишком маленький для нас обоих, – сказал Кристофер Робин грустно.

– Для нас троих, считая Пятачка.

– Ну, значит, он ещё меньше. Винни‑Пух, что же нам делать?

И тут этот медвежонок, Винни‑Пух, Д.П. (Друг Пятачка), П.К. (Приятель Кролика), О.П. (Открыватель Полюса), У.И. и Н.X. (Утешитель Иа‑Иа и Находитель Хвоста), – одним словом, наш Винни‑Пух сказал такую мудрую вещь, что Кристофер Робин смог только вытаращить глаза и открыть рот, не понимая – неужели это тот самый медведь с опилками в голове, которого он так давно знает и любит.

– Мы поплывём в твоём зонтике, – сказал Пух.

– ??

– Мы п о п л ы в ё м в твоём зонтике, – сказал Пух.

– ??

– Мы п о п л ы в ё м в т в о ё м з о н т и к е , – сказал Пух.

– !!!

Да, Кристофер Робин вдруг понял, что это возможно. Он открыл свой зонтик и опустил его на воду. Зонтик поплыл, но закачался. Пух влез в него. И он было уже хотел сказать, что всё в порядке, когда обнаружил, что не всё, и после непродолжительного купания он вброд вернулся к Кристоферу Робину. Потом они оба сели в зонтик, и зонтик больше не качался.

– Мы назовём это судно «Мудрость Пуха», – сказал Кристофер Робин.

И «Мудрость Пуха» на всех парусах поплыла в юго‑восточном направлении, время от времени плавно вращаясь.

Представьте себе, как обрадовался Пятачок, когда наконец увидел Корабль! Потом долгие годы он любил думать, что был в очень большой опасности во время этого ужасного потопа, но единственная опасность угрожала ему только в последние полчаса его заключения, когда Сова уселась на ветку и, чтобы его морально поддержать, стала рассказывать ему длиннейшую историю про свою Тётку, которая однажды по ошибке снесла гусиное яйцо, и история эта тянулась и тянулась (совсем как эта фраза), пока Пятачок (который слушал Сову, высунувшись в окно), потеряв надежду на спасение, начал засыпать и, естественно, стал помаленьку вываливаться из окна; но, по счастью, в тот момент, когда он держался только одними копытцами задних ног, Сова громко вскрикнула, изображая ужас своей Тётки и её крик, когда она (Тётка) обнаружила, что яйцо было действительно гусиное, и Пятачок проснулся и как раз успел юркнуть обратно в окно и сказать: «Ах как интересно! Да что вы говорите!» – словом, вы можете представить себе его радость, когда он увидел славный Корабль «Мудрость Пуха» (Капитан – К. Робин, 1‑й помощник – В. – Пух), который плыл ему на выручку, а К. Робин и В. – Пух, в свою оче…

Ну, эта история здесь, по сути дела, кончается, а я так устал от этой последней фразы, что тоже не прочь бы кончить, но никак нельзя не рассказать о том, что было позже.

Потому что позже, когда всё высохло, и все ручейки в Лесу стали опять маленькими и хорошенькими, и вода в тихих, сонных лужицах только грезила о великих делах, которые она совершила, Кристофер Робин устроил Торжественный Вечер в честь своего друга Винни‑Пуха и в честь Славного Дела, которое он – Винни‑Пух – совершил.

Это был чудесный вечер! В Лесу был накрыт длинный‑предлинный стол, и на одном Председательском месте – в конце стола – сидел Кристофер Робин, а на другом Председательском месте – в другом конце стола – сидел сам Винни‑Пух, а на остальных местах сидели Гости: Пятачок, и Кролик, и Иа, и Кенга, и Ру, и Сова. А кругом, в траве, расположились Родственники и Знакомые Кролика, всех сортов и размеров (начиная с тех, на которых вы иногда нечаянно наступаете, и кончая теми, которые иногда нечаянно залетают вам в глаз), и терпеливо ждали, что кто‑нибудь из Гостей заговорит с ними, или что‑нибудь уронит, или хотя бы спросит у них, который час.

И, конечно, все‑все‑все славно угостились, а потом Кристофер Робин произнёс Хвалебную речь в честь того, кто совершил Славное Дело: и сказал, что для него – для того, кто это Дело совершил, – приготовлен Большой Подарок.

Но так как он не сказал, кто именно совершил Славное Дело, считая, что все и так его знают, то Иа‑Иа вдруг по ошибке принял всё Торжество на свой счёт, и ослик понял свою ошибку только тогда, когда Подарок (большая, очень красивая коробка) был вручён тому, кто действительно это дело совершил, то есть Винни‑Пуху.

Винни‑Пух принял Подарок и сказал «спасибо», и все столпились вокруг него, крича наперебой: «Открывай скорей!», «Чего там есть?», «А я знаю, что там!» и так далее.

А когда Винни‑Пух открыл коробку (поскорей, но всё‑таки не разрезав, а развязав ленточку – ведь она всегда вдруг может понадобиться), все так и ахнули, а сам Винни чуть не упал от радости.

Потому что это оказалась Специальная Коробка с чудеснейшим набором карандашей!

Там были карандаши, помеченные «В» – в честь Винни‑Пуха, и карандаши, помеченные «НВ» – в честь Неустрашимого Винни, и ещё карандаши, помеченные «ВВ» – в честь… в честь Выручательного Винни, потому что ведь это он выручил Пятачка; и ещё там была Машинка для точки карандашей, и Красная Резинка, которая очень хорошо стирает всё, что вы написали неправильно, и потом Линейка, и Синие Карандаши, и Красные Карандаши, и даже Зелёные и Красно‑Синие, совсем как у взрослых.

И всё это было для Пуха.

И, по‑моему, он всё это вполне заслужил.

А как вы считаете?

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,

в которой для Иа‑Иа строят дом на Пуховой опушке

Однажды, когда Винни‑Пуху делать было совершенно нечего, он подумал, что всё‑таки надо бы чем‑нибудь заняться. Вот он и решил заглянуть к Пятачку и посмотреть, чем занимается Пятачок. Шёл снег, и Винни плёлся по белой‑белой лесной тропинке и думал, что, наверно, Пятачок сейчас греет ножки у огня; но, к своему удивлению, он увидел, что дверь дома Пятачка открыта, и чем дольше он смотрел туда, тем больше убеждался, что Пятачка там нет.

– Он ушёл из дому, – грустно сказал Пух, – вот в чём дело. Поэтому его и нет дома! Придётся мне прогуляться одному и самому обдумать всё это. Обидно‑досадно!

Но сначала он решил всё‑таки, чтобы окончательно удостовериться, постучать очень‑очень громко… И, ожидая, пока Пятачок не ответит, он прыгал, чтобы согреться, и вдруг в его голове внезапно зазвучал Шум, и он показался Винни хорошим Шумом, который может, пожалуй, многим понравиться:

Иду вперёд

(Тирлим‑бом‑бом),

И снег идёт

(Тирлим‑бом‑бом),

Хоть нам совсем –

Совсем не по дороге!

Но только вот

(Тирлим‑бом‑бом)

Скажите, от –

(Тирлим‑бом‑бом),

Скажите, от –

Чего так зябнут ноги?

– Тогда я вот что сделаю, – сказал Винни‑Пух. – Я сделаю так: просто сперва пойду домой и посмотрю, который час, и, может быть, надену шарф, а потом я пойду навещу Иа и спою ему эту Шумелку.

Винни побежал домой, и по дороге он так был занят Шумелкой, которую ведь надо было окончательно отделать, перед тем как спеть её Иа, что, когда он внезапно увидел перед собой Пятачка, уютно устроившегося в его лучшем кресле, Пух смог только почесать в голове и впасть в глубокое раздумье – в чьём же доме он находится?

– Ой, Пятачок, – сказал он, – а я думал, тебя нет дома.

– Нет, – сказал Пятачок, – это тебя нет дома, Пух.

– Пожалуй, правильно, – сказал Пух, – во всяком случае, одного из нас нет дома.

И он посмотрел на часы, которые вот уже третью неделю показывали без пяти одиннадцать.

– Ура, ура, уже почти одиннадцать, – сказал Пух радостно, – как раз пора чем‑нибудь подкрепиться!

И Винни‑Пух полез в буфет.

– А потом мы пойдём гулять и споём мою Шумелку Иа, – добавил он.

– Какую Шумелку?

– Ну, да песню, которую мы собираемся спеть Иа, – объяснил Пух.

Спустя полчаса, когда Пух и Пятачок отправились в путь, часы, к их утешению, всё ещё показывали без пяти одиннадцать. Ветер утих, и снежок, которому надоело вертеться, пытаясь поймать самого себя за хвост, тихонько спускался вниз, и каждая снежинка сама отыскивала себе место для отдыха. Порой этим местом оказывался нос Винни‑Пуха, а порой нет, и спустя немного времени у Пятачка вокруг шеи появился белый шарф, и за ушами у него было так снежно, как ещё никогда в жизни.

– Пух, – сказал он наконец, слегка помявшись, потому что ведь ему не хотелось, чтобы Пух подумал, что он сдаётся. – Я вот о чём подумал: а что, если мы сейчас пойдём домой и поучим как следует твою песню, поупражняемся, а потом споём её Иа? Завтра… или… или, например, как‑нибудь в другой раз, когда мы его случайно встретим?

– Это очень хорошая мысль, Пятачок! – сказал Пух. – Мы будем сейчас повторять Шумелку по дороге, но только дома её повторять не стоит, потому что это специальная Дорожная Шумелка для Снежной Погоды и её надо петь на дороге, когда идёт снег.

– Обязательно? – тревожно спросил Пятачок.

– Да ты сам увидишь, Пятачок, если послушаешь, потому что она вот как начинается: «Иду вперёд. Тирлим‑бом‑бом…».

– Тирлим что? – спросил Пятачок.

– Бом‑бом, – сказал Пух. – Я вставил это, чтобы она была шумелочней. «И снег идёт, тирлим‑бом‑бом, хоть нам…»

– А ты разве не сказал «иду вперёд»?

– Да, но «вперёд» был впереди.

– Впереди тирлим‑бом‑бома?

– Это же был другой тирлим‑бом‑бом, – сказал Винни‑Пух, уже несколько сбитый с толку.

И он запел снова:

Идём

Вперёд

(Тирлим‑бом‑бом),

И снег

Идёт

(Тирлим‑бом‑бом),

Хоть нам

Совсем‑совсем не по дороге!

Но только

Вот

(тирлим‑бом‑бом)

Скажите,

От – (тирлим‑бом‑бом),

Скажите,

Отчего так зябнут ноги?

Он спел Шумелку так, по‑новому, от начала до конца, и, пожалуй, так она стала ещё лучше, и, окончив, Винни замолчал в ожидании, что Пятачок скажет, что из всех Дорожных Шумелок для Снежной Погоды, которые он когда‑либо слышал, эта – самая лучшая.

Пятачок после долгого и серьёзного размышления высказал своё мнение.

– Пух, – сказал он задумчиво, – по‑моему, не так ноги, как уши!

К этому времени они уже подходили к Унылому Месту, где жил Иа, и, так как у Пятачка за ушками всё ещё было очень снежно и ему это начинало надоедать, они свернули в небольшую сосновую рощицу и присели на калитку в изгороди.

Теперь снег на них не падал, но всё ещё было очень холодно, и, чтобы не замёрзнуть, они спели Шумелку Пуха шесть раз от начала до конца (Пятачок исполнял все тирлим‑бом‑бомы, а Пух всё остальное), причём оба в нужных местах колотили по изгороди палочками. Вскоре им стало гораздо теплее, и они смогли продолжить разговор.

– Я сейчас думал, – сказал Пух, – и думал я вот о чём: я думал про Иа.

– А что ты думал про Иа?

– То, что ведь бедному Иа негде жить.

– Негде, негде, – согласился Пятачок.

– У тебя есть дом, Пятачок, и у меня есть дом, и это очень хорошие дома. И у Кристофера Робина дом, у Совы, и Кенги, и у Кролика тоже есть дома, и даже у Родственников и Знакомых Кролика тоже есть дома или что‑нибудь в этом роде, а у бедного Иа нет совсем ничего. И вот что я придумал: давай построим ему дом.

– Это замечательная мысль, – сказал Пятачок. – А где мы его построим?

– Мы построим его здесь, – сказал Пух, – на опушке этой рощицы. Тут нет ветра, и тут я об этом подумал. Мы можем назвать это место «Пу́хова опушка», и мы построим для Иа на Пуховой Опушке – ДОМ ИА.

– Ой, кстати, там за рощей я видел груду палочек, – сказал Пятачок. – Там их навалена целая куча! Ну прямо целая гора!

– Спасибо, Пятачок, То, что ты сказал, будет нам очень полезно, и за это я бы мог назвать это место Пуховопятачковой Опушкой, если бы Пухова Опушка не звучала лучше. Но только она звучит лучше потому, что она пушистей и, значит, больше похожа на опушку.

Они слезли с изгороди и отправились за палочками.

…Кристофер Робин всё это утро провёл в комнате, путешествуя в Африку и обратно, и он как раз сошёл с корабля и подумал: «Интересно, какая сейчас на улице погода», как вдруг в его дверь постучал не кто иной, как Иа.

– Здравствуй, Иа, – сказал Кристофер Робин, открыв дверь и выйдя на двор. – Как ты себя чувствуешь?

– Снег всё идёт, – мрачно сказал Иа.

– Да, да.

– И мороз.

– Да?

– Да, – сказал Иа. – Однако, – добавил он, немного просветлев, – землетрясений у нас в последнее время не было.

– Что случилось, Иа?

– Ничего, Кристофер Робин. Ничего существенного. Ты, конечно, не видел где‑нибудь здесь дома или чего‑нибудь в этом роде?

– Какого дома?

– Просто дома.

– А кто там живёт?

– Я живу. По крайней мере, я думал, что я там живу. Но, по‑видимому, я там не живу. Ну что ж, в конце концов не у всех же должны быть дома.

– Ой, Иа, я не знал. Я всегда думал…

– Не знаю, в чём тут дело, Кристофер Робин, но из‑за всего этого снега и тому подобного, не говоря уже о сосульках и всем прочем, сейчас в поле часа в три утра не так жарко, как думают некоторые. Не сказать, чтобы там было душно, если ты понимаешь, что я имею в виду. Да, жаловаться на духоту не приходится. Никак не приходится. По правде говоря, Кристофер Робин, – продолжал Иа громким шопотом, – строго между нами, совершенно секретно, если никому не говорить, – там холодно .

– Ой, Иа!

– И я сказал себе – ведь остальные, пожалуй огорчатся, если я замёрзну. Правда, у них ни у кого нет ума, в голове у них только опилки, да и те, очевидно, попали туда по ошибке, и они не умеют думать, но если снег будет идти ещё недель шесть или в этом духе, даже кто‑нибудь из них может сказать себе: «Пожалуй, Иа не так уж жарко сейчас, часа в три утра». А потом он захочет это проверить. А ещё потом ему станет очень грустно.

– Ой, Иа! – сказал Кристофер Робин, которому уже стало очень грустно.

– Я не имел в виду тебя, Кристофер Робин. Ты не такой. Словом, всё это я клоню к тому, что я построил себе дом возле своей маленькой рощицы.

– Правда построил? Как замечательно!

– Действительно замечательным, – продолжал Иа самым унылым тоном, – представляется мне то, что, когда я утром уходил, он был там, а когда я вернулся, его там не было. Вообще это всё вполне понятно, в конце концов это был всего лишь дом Иа. Но всё‑таки я несколько обескуражен.

Кристоферу Робину некогда было особенно удивляться. Он уже забежал в свой дом и моментально натянул тёплую шапку, тёплые ботинки и тёплое пальто.

– Мы сейчас пойдём и выясним это, – сказал он Иа.

– Иногда, – сказал Иа, – когда люди забирают чей‑нибудь дом, там остаётся кусочек‑другой, который им не нужен и который они с удовольствием вернут бывшему хозяину, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Вот я и думаю, что если мы заглянем…

– Пошли, пошли, – сказал Кристофер Робин.

Они пошли очень быстро, и поэтому они очень быстро пришли на ту опушку рощи, где не было дома Иа.

– Ну вот, – сказал Иа. – Не осталось ни единой палочки. Конечно, жаловаться не приходится, ведь остался весь этот снег, с которым я могу делать всё, что я хочу!

Но Кристофер Робин не слушал Иа. Он прислушивался к чему‑то другому.

– Ты не слышишь? – спросил он Иа.

– А что там такое? Кто‑то смеётся?

– Слушай.

Они прислушались… И они услышали ворчливый басок, напевавший, что и он идёт, и снег идёт, хотя им совсем‑совсем не по дороге, и чей‑то тоненький голосок, успевавший вовремя тирлимбомбомкать.

– Это Пух! – радостно сказал Кристофер Робин.

– Вероятно, – сказал Иа.

– И ещё Пятачок, – взволнованно сказал Кристофер Робин.

– Возможно, – сказал Иа. – Кто нам сейчас действительно нужен – это хорошая ищейка.

Слова песни неожиданно изменились.

– Наш дом готов! – пел бас.

– Тирлим‑бом‑бом, – пел пискливый голосок.

– Прекрасный дом…

– Тирлим‑бом‑бом…

– Я сам охотно жил бы в нём!…

– Тирлим‑бом‑бом…

– Пух! – закричал Кристофер Робин.

Певцы замолчали.

– Это Кристофер Робин, – в восторге сказал Пух.

– Он на той стороне. Там, где мы взяли палочки, – сказал Пятачок.

– Побежали, – сказал Пух.

Они помчались по опушке вокруг рощи, и всю дорогу Пух издавал приветственные возгласы.

– Эй, а тут Иа! – сказал Пух, когда они с Кристофером Робином кончили обниматься. Он толкнул локтем Пятачка, а Пятачок толкнул локтем его, и они подумали, какой это приятный сюрприз. – Здравствуй, Иа!

– И тебе желаю того же, медвежонок Пух, а по четвергам – вдвое, – уныло сказал Иа.

Не успел Винни‑Пух спросить: «Почему по четвергам?» – как Кристофер Робин начал рассказывать грустную историю пропавшего дома Иа. Пух и Пятачок слушали, и глаза у них становились всё больше и больше.

– Где, ты говоришь, он был? – спросил Пух.

– Как раз тут, – сказал Иа.

– Он был сделан из палочек?

– Да.

– Ох, – сказал Пятачок.

– Что? – сказал Иа

– Я просто сказал «ох», – нервно ответил Пятачок, и, чтобы не подавать виду, что он смутился, раз‑другой тирлимбомбомкнул так беззаботно, как только мог.

– А ты уверен, что это был дом? – спросил Пух. – Я хочу сказать, ты уверен, что как раз тут был дом?

– Конечно, уверен, – сказал Иа Он пробормотал про себя: «Ни тени ума нет у некоторых!»

– В чём дело, Пух? – спросил Кристофер Робин.

– Ну… – сказал Пух. – Дело в том… – сказал он. – Ну, дело в том… – сказал Пух. – Понимаешь… – сказал Пух. – Как бы вам сказать… – сказал Пух, и тут что‑то, видимо, подсказало ему, что он не очень хорошо объясняет дело, так что он снова толкнул Пятачка локтем.

– Как бы вам сказать… – поспешно сказал Пятачок. – Только теплее, – добавил он после долгого размышления.

– Что – теплее?

– На той стороне рощи, где стоит дом Иа.

– Мой дом? – спросил Иа. – Мой дом был здесь.

– Нет, – твёрдо сказал Пятачок, – он на той опушке.

– Потому что там теплее, – сказал Пух.

– Но я хочу знать…

– Пойдём и посмотрим, – просто сказал Пятачок, приглашая всех идти за ним.

Они вышли на опушку, и там стоял дом Иа – с виду уютный‑преуютный.

– Вот он, – сказал Пятачок.

– Внутри не хуже, чем снаружи, – с гордостью сказал Пух.

Иа вошёл в дом и снова вышел.

– Странное явление, – сказал он. – Это мой дом, и я сам построил его там, где я говорил, так что, очевидно, его сдуло сюда ветром. Видимо, ветер перенёс его прямо через рощу и тут опустил. И он стоит здесь целый и невредимый. Пожалуй, местами он даже лучше!

– Гораздо лучше! – хором сказали Пух и Пятачок.

– Вот вам пример того, что можно сделать, если не полениться, – сказал Иа. – Тебе понятно, Пух? Тебе понятно, Пятачок? Во‑первых – Смекалка, а во‑вторых – Добросовестная Работа. Ясно? Вот как надо строить дом! – гордо закончил Иа.

Все попрощались со счастливым хозяином дома, и Кристофер Робин пошёл обедать со своими друзьями – Пухом и Пятачком. По дороге друзья рассказали ему об Ужасной Ошибке, которую они совершили, и, когда он кончил смеяться, все трое дружно запели Дорожную Шумелку для Снежной Погоды и пели её всю дорогу, причём Пятачок, который всё ещё был немного не в голосе, только тирлимбомбомкал.

«Конечно, кажется, что тирлимбомбомкать легко, – сказал Пятачок про себя, – но далеко не каждый и с этим сумеет справиться!»

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: