В которой Пятачок встречает Слонопотама

Однажды, когда Кристофер Робин, Винни‑Пух и Пятачок сидели и мирно беседовали, Кристофер Робин проглотил то, что у него было во рту, и сказал, как будто между прочим:

– Знаешь, Пятачок, а я сегодня видел Слонопотама.

– А чего он делал? – спросил Пятачок.

Можно было подумать, что он ни капельки не удивился!

– Ну, просто слонялся, – сказал Кристофер Робин, – По‑моему, он меня не видел.

– Я тоже одного как‑то видел, – сказал Пятачок. – По‑моему, это был он. А может, и нет.

– Я тоже, – сказал Пух, недоумевая. «Интересно, кто же это такой Слонопотам?» – подумал он.

– Их не часто встретишь, – небрежно сказал Кристофер Робин.

– Особенно сейчас, – сказал Пятачок.

– Особенно в это время года, – сказал Пух.

Потом они заговорили о чём‑то другом, и вскоре пришла пора Пуху и Пятачку итти домой. Они пошли вместе. Сперва, пока они плелись по тропинке на краю Дремучего Леса, оба молчали; но когда они дошли до речки и стали помогать друг другу перебираться по камушкам, а потом бок о бок пошли по узкой тропке между кустов, у них завязался Очень Умный Разговор. Пятачок говорил: «Понимаешь, Пух, что я хочу сказать?» А Пух говорил: «Я и сам так, Пятачок, думаю». Пятачок говорил: «Но с другой стороны, Пух, мы не должны забывать». А Пух отвечал: «Совершенно верно, Пятачок. Не понимаю, как я мог упустить это из виду».

И вот, как раз когда они дошли до Шести Сосен, Пух оглянулся кругом и, убедившись, что никто не подслушивает, сказал весьма торжественным тоном:

– Пятачок, я что‑то придумал.

– Что ты придумал, Пух?

– Я решил поймать Слонопотама.

Сказав это, Винни‑Пух несколько раз подряд кивнул головой. Он ожидал, что Пятачок скажет: «Ну да!», или: «Да ну?», или: «Пух, не может быть!», или сделает какое‑нибудь другое полезное замечание в этом духе, но Пятачок ничего не сказал.

По правде говоря, Пятачок огорчился, что не ему первому пришла в голову эта замечательная мысль.

– Я думаю поймать его, – сказал Пух, подождав ещё немножко, – в западню. И это должна быть очень Хитрая Западня, так что тебе придётся помочь мне, Пятачок.

– Пух, – сказал Пятачок, немедленно утешившись и почувствовав себя вполне счастливым, – я тебе, конечно, помогу. – А потом он сказал: – А как мы это сделаем?

И Пух сказал:

– В этом‑то вся соль: как?

Они сели, чтобы обдумать своё предприятие.

Первое, что пришло Пуху в голову, – вырыть Очень Глубокую Яму, а потом Слонопотам пойдёт гулять и упадёт в эту яму, и…

– Почему? – спросил Пятачок.

– Что – почему? – сказал Пух.

– Почему он туда упадёт?

Пух потёр нос лапой и сказал, что, ну, наверно, Слонопотам будет гулять, мурлыкая себе под нос песенку и поглядывая на небо – не пойдёт ли дождик, вот он и не заметит Очень Глубокой Ямы, пока не полетит в неё, а тогда ведь будет уже поздно.

Пятачок сказал, что это, конечно, очень хорошая Западня, но что, если дождик уже будет идти?

Пух опять почесал свой нос и сказал, что он об этом не подумал. Но тут же просиял и сказал, что, если дождь уже будет идти, Слонопотам может посмотреть на небо, чтобы узнать, скоро ли дождь перестанет, вот он опять и не заметит Очень Глубокой Ямы, пока не полетит в неё!… А ведь тогда будет уже поздно.

Пятачок сказал, что теперь всё ясно, и, по его мнению, это очень‑очень Хитрая Западня.

Пух был весьма польщён, услышав это, и почувствовал, что Слонопотам уже всё равно что пойман.

– Но, – сказал он, – осталось обдумать только одно, а именно: где надо выкопать Очень Глубокую Яму?

Пятачок сказал, что лучше всего выкопать яму перед самым носом Слонопотама, как раз перед тем, как он в неё упадёт.

– Но ведь он тогда увидит, как мы её будем копать, – сказал Пух.

– Не увидит! Ведь он будет смотреть на небо!

– А вдруг он случайно посмотрит вниз? – сказал Пух. – Тогда он может обо всём догадаться…

Он долго размышлял, а потом грустно добавил:

– Да, это не так просто, как я думал. Наверно, поэтому Слонопотамы так редко попадаются…

– Наверно, поэтому, – согласился Пятачок.

Они вздохнули и поднялись, а потом, вытащив друг из друга немножко колючек, опять сели, и всё это время Пух говорил себе: «Эх, эх, если бы только я умел д у м а т ь!… » Винни в глубине души был уверен, что поймать Слонопотама можно, надо только, чтобы у охотника в голове был настоящий ум, а не опилки…

– Предположим, – сказал он Пятачку, – ты бы хотел поймать м е н я . Как бы ты за это взялся?

– Ну, – сказал Пятачок, – я бы вот как сделал: я бы сделал западню, и я бы поставил туда приманку – горшок мёду. Ты бы его учуял и полез бы за ним, и…

– Да, я бы полез за ним туда, – взволнованно сказал Пух, – только очень осторожно, чтобы не ушибиться, и я бы взял этот горшок с мёдом, и сперва я бы облизал только края, как будто там больше мёда нет, понимаешь, а там отошёл бы в сторону и подумал о нём немножко, а потом я бы вернулся и начал бы лизать с самой середины горшка, а потом…

– Ну ладно, успокойся, успокойся. Главное – ты был бы в ловушке, и я бы мог тебя поймать. Так вот, первым делом надо подумать о том, что любят Слонопотамы. По‑моему, жёлуди, верно? У нас сейчас их очень много… Эй, Пух, очнись!

Пух, который тем временем совсем размечтался о мёде, очнулся и даже подскочил и сказал, что мёд гораздо приманочней, чем жёлуди. Пятачок был другого мнения, и они чуть было не поспорили об этом; но Пятачок вовремя сообразил, что если они будут класть в ловушку жёлуди, то жёлуди придётся собирать ему, Пятачку, а если они положат туда мёд, то его достанет Пух. Поэтому он сказал: «Очень хорошо, значит, мёд!» – в тот самый момент, когда Пух тоже об этом подумал и собирался сказать: «Очень хорошо, значит, жёлуди».

– Значит, мёд, – повторил Пятачок для верности. – Я выкопаю яму, а ты сходишь за мёдом.

– Отлично, – сказал Пух и побрёл домой.

Придя домой, он подошёл к буфету, влез на стул и достал с верхней полки большой‑пребольшой горшок мёду. На горшке было написано «М и о т» , но, чтобы удостовериться окончательно, Винни‑Пух снял с него бумажную крышку и заглянул внутрь. Там действительно был мёд.

– Но ручаться нельзя, – сказал Пух. – Я помню, мой дядя как‑то говорил, что он однажды видел сыр точь‑в‑точь такого же цвета.

Винни сунул в горшок мордочку и как следует лизнул.

– Да, – сказал он, – это он. Сомневаться не приходится. Полный горшок мёду. Конечно, если только никто не положил туда на дно сыру – просто так, шутки ради. Может быть, мне лучше немного углубиться… на случай… На тот случай, если Слонопотамы не любят сыру… как и я… Ах! – И он глубоко вздохнул. – Нет, я не ошибся. Чистый мёд сверху донизу!

Окончательно убедившись в этом, Пух понёс горшок к западне, и Пятачок, выглянув из Очень Глубокой Ямы, спросил: «Принёс?» А Пух сказал: «Да, но он не совсем полный». Пятачок заглянул в горшок и спросил: «Это всё, что у тебя осталось?» А Пух сказал: «Да», потому что это была правда.

И вот Пятачок поставил горшок на дно Ямы, вылез оттуда, и они пошли домой.

– Ну, Пух, спокойной ночи, – сказал Пятачок, когда они подошли к дому Пуха. – А завтра утром в шесть часов мы встретимся у Сосен и посмотрим, сколько мы наловили Слонопотамов.

– До шести, Пятачок. А верёвка у тебя найдётся?

– Нет. А зачем тебе понадобилась верёвка?

– Чтобы отвести их домой.

– Ох… А я думал, Слонопотамы идут на свист.

– Некоторые идут, а некоторые нет. За Слонопотамов ручаться нельзя. Ну, спокойной ночи!

– Спокойной ночи!

И Пятачок побежал рысцой к своему дому, возле которого была доска с надписью «Посторонним В.», а Винни‑Пух лёг спать.

Спустя несколько часов, когда ночь уже потихоньку убиралась восвояси, Пух внезапно проснулся от какого‑то щемящего чувства. У него уже бывало раньше это щемящее чувство, и он знал, что оно означает: ему хотелось есть.

Он поплёлся к буфету, влез на стул, пошарил на верхней полке и нашёл там пустоту.

«Это странно, – подумал он, – я же знаю, что у меня там был горшок мёду. Полный горшок, полный мёдом до самых краёв, и на нём было написано „М и о т“ , чтобы я не ошибся. Очень, очень странно».

И он начал расхаживать по комнате взад и вперёд, раздумывая, куда же мог деваться горшок, и ворча про себя песенку‑ворчалку. Вот какую:

Куда мой мёд деваться мог?

Ведь был полнёхонький горшок!

Он убежать никак не мог –

Ведь у него же нету ног!

Не мог уплыть он по реке

(Он без хвоста и плавников),

Не мог зарыться он в песке…

Не мог, а всё же – был таков!

Не мог уйти он в тёмный лес,

Не мог взлететь под небеса…

Не мог, а всё‑таки исчез!

Ну, это прямо чудеса!

Он проворчал эту песню три раза и внезапно всё вспомнил. Он же поставил горшок в Хитрую Западню для Слонопотамов!

– Ай‑ай‑ай! – сказал Пух. – Вот что получается, когда чересчур заботишься о Слонопотамах!

И он снова лёг в постель.

Но ему не спалось. Чем больше старался он уснуть, тем меньше у него получалось. Он попробовал считать овец – иногда это очень неплохой способ, – но это не помогало. Он попробовал считать Слонопотамов, но это оказалось ещё хуже, потому что каждый Слонопотам, которого он считал, сразу кидался на Пухов горшок с мёдом и всё съедал дочиста! Несколько минут Пух лежал и молча страдал, но когда пятьсот восемьдесят седьмой Слонопотам облизал свои клыки и прорычал: «Очень неплохой мёд, пожалуй, лучшего я никогда не пробовал», Пух не выдержал. Он скатился с кровати, выбежал из дому и помчался прямиком к Шести Соснам.

Солнце ещё нежилось в постели, но небо над Дремучим Лесом слегка светилось, как бы говоря, что солнышко уже просыпается и скоро вылезет из‑под одеяла. В рассветных сумерках Сосны казались грустными и одинокими; Очень Глубокая Яма казалась ещё глубже, чем была, а горшок с мёдом, стоявший на дне, был совсем призрачным, словно тень. Но когда Пух подошёл поближе, нос сказал ему, что тут, конечно, мёд, и язычок Пуха вылез наружу и стал облизывать губы.

– Жалко‑жалко, – сказал Пух, сунув нос в горшок, – Слонопотам почти всё съел!

Потом, подумав немножко, он добавил:

– Ах нет, это я сам. Я позабыл.

К счастью, оказалось, что он съел не всё. На самом донышке горшка оставалось ещё немножко мёда, и Пух сунул голову в горшок и начал лизать и лизать…

Тем временем Пятачок тоже проснулся. Проснувшись, он сразу же сказал: «Ох». Потом, собравшись с духом, заявил: «Ну что же!… Придётся», – закончил он отважно. Но все поджилки у него тряслись, потому что в ушах у него гремело страшное слово – СЛОНОПОТАМ !

Какой он, этот Слонопотам?

Неужели очень злой?

Идёт ли он на свист?

И если идёт, то з а ч е м?…

Любит ли он поросят или нет?

И к а к он их любит?…

Если он ест поросят, то, может быть, он всё‑таки не тронет поросёнка, у которого есть дедушка по имени Посторонним В.?

Бедный Пятачок не знал, как ответить на все эти вопросы. А ведь ему через какой‑нибудь час предстояло впервые в жизни встретиться с настоящим Слонопотамом!

Может быть, лучше притвориться, что заболела голова, и не ходить к Шести Соснам? Но вдруг будет очень хорошая погода и никакого Слонопотама в западне не окажется, а он, Пятачок, зря проваляется всё утро в постели?

Что же делать?

И тут ему пришла в голову хитрая мысль. Он пойдёт сейчас потихоньку к Шести Соснам, очень осторожно заглянет в западню и посмотрит, есть там Слонопотам или нет. Если он там, то он, Пятачок, вернётся и ляжет в постель, а если нет, то он, конечно, не ляжет!…

И Пятачок пошёл. Сперва он думал, что, конечно, никакого Слонопотама там не окажется; потом стал думать, что нет, наверно, окажется; когда же он подходил к западне, он был в этом совершенно уверен, потому что услышал, как тот слонопотамит вовсю!

– Ой‑ой‑ой! – сказал Пятачок. Ему очень захотелось убежать. Но он не мог. Раз он уже подошёл так близко, нужно хоть одним глазком глянуть на живого Слонопотама. И вот он осторожно подкрался сбоку к яме и заглянул туда…

А Винни‑Пух всё никак не мог вытащить голову из горшка с мёдом. Чем больше он тряс головой, тем крепче сидел горшок.

Пух кричал: «Мама!», кричал: «Помогите!», кричал и просто: «Ай‑ай‑ай», но всё это не помогало. Он пытался стукнуть горшком обо что‑нибудь, но, так как он не видел, обо что он стукает, и это не помогало. Он пытался вылезти из западни, но, так как он не видел ничего, кроме горшка (да и тот не весь), и это не получалось.

Совсем измучившись, он поднял голову (вместе с горшком) и издал отчаянный, жалобный вопль…

И именно в этот момент Пятачок заглянул в яму.

– Караул! Караул! – закричал Пятачок. – Слонопотам, ужасный Слонопотам!!! – И он помчался прочь, так что только пятки засверкали, продолжая вопить: – Караул! Слонасный ужопотам! Караул! Потасный Слоноужам! Слоноул! Слоноул! Карасный Потослонам!…

Он вопил и сверкал пятками, пока не добежал до дома Кристофера Робина.

– В чём дело, Пятачок? – сказал Кристофер Робин, натягивая штанишки.

– Ккк‑карапот, – сказал Пятачок, который так запыхался, что едва мог выговорить слово. – Ужо… пото… Слонопотам!

– Где?

– Вон там, – сказал Пятачок, махнув лапкой.

– Какой он?

– У‑у‑ужасный! С вот такой головищей! Ну прямо, прямо… как… как не знаю что! Как горшок!

– Ну, – сказал Кристофер Робин, надевая ботинки, – я должен на него посмотреть. Пошли.

Конечно, вдвоём с Кристофером Робином Пятачок ничего не боялся. И они пошли.

– Слышишь, слышишь? Это он! – сказал Пятачок испуганно, когда они подошли поближе.

– Что‑то слышу, – сказал Кристофер Робин.

Они слышали стук. Это бедный Винни, наконец, наткнулся на какой‑то корень и пытался разбить свой горшок.

– Стой, дальше нельзя! – сказал Пятачок, крепко стиснув руку Кристофера Робина. – Ой, как страшно!…

И вдруг Кристофер Робин покатился со смеху. Он хохотал и хохотал… хохотал и хохотал… И пока он хохотал, голова Слонопотама здорово ударилась о корень. Трах! – горшок разлетелся вдребезги. Бах! – и появилась голова Винни‑Пуха.

И тут наконец Пятачок понял, каким он был глупым Пятачком. Ему стало так стыдно, что он стремглав помчался домой и лёг в постель с головной болью, и в это утро он почти окончательно решил убежать из дому и стать моряком.

А Кристофер Робин и Пух отправились завтракать.

– Мишка! – сказал Кристофер Робин. – Я тебя ужасно люблю!

– А я‑то! – сказал Винни‑Пух.

ГЛАВА ШЕСТАЯ,

в которой у Иа‑Иа был день рождения, а Пятачок чуть‑чуть не улетел на Луну

Иа‑Иа – старый серый ослик – однажды стоял на берегу ручья и понуро смотрел в воду на своё отражение.

– Душераздирающее зрелище, – сказал он наконец. – Вот как это называется – душераздирающее зрелище.

Он повернулся и медленно побрёл вдоль берега вниз по течению. Пройдя метров двадцать, он перешёл ручей вброд и так же медленно побрёл обратно по другому берегу. Напротив того места, где он стоял сначала, Иа остановился и снова посмотрел в воду.

– Я так и думал, – вздохнул он. – С этой стороны ничуть не лучше. Но всем наплевать. Никому нет дела. Душераздирающее зрелище – вот как это называется!

Тут сзади него в ольшанике раздался треск, и появился Винни‑Пух.

– Доброе утро, Иа! – сказал Пух.

– Доброе утро, медвежонок Пух, – уныло ответил Иа. – Если это утро доброе. В чём я лично сомневаюсь.

– Почему? Что случилось?

– Ничего, медвежонок Пух, ничего особенного. Все же не могут. А некоторым и не приходится. Тут ничего не попишешь.

– Чего все не могут? – переспросил Пух, потерев нос.

– Веселиться. Петь, плясать и так далее. Под ореховым кустом.

– А‑а, понятно… – сказал Пух. Он глубоко задумался, а потом спросил: – Под каким ореховым кустом?

– Под которым орешки калёные, – уныло продолжал Иа‑Иа. – Хоровод, веселье и тому подобное. Я не жалуюсь, но так оно и есть.

Пух уселся на большой камень и попытался что‑нибудь понять. Получилось что‑то вроде загадки, а Пух был слабоват по части загадок, поскольку в голове у него были опилки. И он на всякий случай запел загадочную песенку:

ПРО СОРОК ПЯТОК

– Вопрос мой прост и краток, –

Промолвил Носорог, –

Что лучше – со́рок пя́ток

Или пято́к соро́к? –

Увы, никто на это

Ответа

Дать не мог!

– Вот‑вот, правильно, – сказал Иа‑Иа. – Пой, пой. Трум‑тум‑тум‑тирим‑бум‑бум. В лесу родилась палочка, в лесу она росла. И много‑много радости детишкам принесла. Веселись и развлекайся.

– Я веселюсь, – сказал Пух.

– Кое‑кому удаётся, – сказал Иа‑Иа.

– Да что такое случилось? – спросил Пух.

– А разве что‑нибудь случилось?

– Нет, но у тебя такой грустный вид.

– Грустный? Отчего это мне быть грустным? Сегодня же мой день рождения. Самый лучший день в году!

– Твой день рождения? – спросил Пух, ужасно удивлённый.

– Конечно. Разве ты не замечаешь? Посмотри на все эти подарки. – Иа‑Иа помахал передней ногой из стороны в сторону. – Посмотри на именинный пирог!

Пух посмотрел – сначала направо, потом налево.

– Подарки? – сказал он. – Именинный пирог? Где?

– Разве ты их не видишь?

– Нет, – сказал Пух.

– Я тоже, – сказал Иа‑Иа. – Это шутка, – объяснил он. – Ха‑ха.

Пух почесал в затылке, совсем сбитый с толку.

– А сегодня правда твой день рождения? – спросил он.

– Правда.

– Ох! Ну, поздравляю тебя и желаю много‑много счастья в этот день.

– И я тебя поздравляю и желаю много‑много счастья в этот день, медвежонок Пух.

– Но ведь сегодня не мой день рождения.

– Нет, не твой, а мой.

– А ты говоришь «желаю тебе счастья в этот день».

– Ну и что же? Разве ты хочешь быть несчастным в мой день рождения?

– А, понятно, – сказал Пух.

– Хватит и того, – сказал Иа‑Иа, чуть не плача, – хватит и того, что я сам такой несчастный – без подарков и без именинного пирога, и вообще позабытый и позаброшенный, а уж если все остальные будут несчастны…

Этого Винни‑Пух уже не вынес.

– Постой тут! – крикнул он и со всех ног помчался домой. Он почувствовал, что должен немедленно преподнести бедному ослику хоть что‑нибудь, а потом у него всегда будет время подумать о Настоящем Подарке.

Возле своего дома он наткнулся на Пятачка, который прыгал у двери, стараясь достать кнопку звонка.

– Здравствуй, Пятачок, – сказал Винни‑Пух.

– Здравствуй, Винни, – сказал Пятачок.

– Что это ты делаешь?

– Я стараюсь позвонить, – объяснил Пятачок. – Я тут шёл мимо и…

– Давай я тебе помогу, – сказал Пух услужливо. Он подошёл к двери и нажал кнопку. – А я только что видел Иа, – начал он. – Бедный ослик ужасно расстроен, потому что у него сегодня день рождения, а все о нём забыли, и он очень понурился – ты ведь знаешь, как он умеет, – ну и вот он такой понурый, а я… Да что же это нам никто не открывает – заснули они все там, что ли? – И Пух снова позвонил.

– Пух, – сказал Пятачок. – Это же твой собственный дом!

– А‑а, – сказал Пух. – Ну да, верно! Тогда давай войдём!

И они вошли в дом.

Пух первым делом подошёл к буфету, чтобы удостовериться, есть ли у него подходящий, не особенно большой горшочек с мёдом. Горшочек оказался на месте, и Пух снял его с полки.

– Я его отнесу Иа, – объяснил он. – В подарок. А ты что ему думаешь подарить?

– А можно, я тоже его подарю? – спросил Пятачок. – Как будто от нас обоих.

– Нет, – сказал Пух. – Это ты плохо придумал.

– Ну, тогда ладно. Я подарю Иа воздушный шарик. У меня остался один от праздника. Я сейчас за ним схожу, хорошо?

– Вот это ты очень хорошо придумал, Пятачок! Ведь Иа нужно развеселить. А с воздушным шариком кто хочешь развеселится! Никто не может грустить, когда у него есть воздушный шарик!

Ну, и Пятачок пустился рысцой домой, а Пух с горшочком мёду направился к ручью.

День был жаркий, а путь неблизкий, и, не пройдя и полпути, Пух вдруг почувствовал какое‑то странное щекотание. Сначала у него защекотало в носу, потом в горле, а потом засосало под ложечкой и так постепенно дошло до самых пяток. Казалось, словно кто‑то внутри у него говорил: «Знаешь, Пух, сейчас самое время чем‑нибудь немножко…»

– Ай‑ай, – сказал Пух, – я и не знал, что уже так поздно!

Он сел на землю и снял крышку со своего горшка.

– Как хорошо, что я взял его с собой, – сказал он. – Немало медведей в такой жаркий день и не подумали бы захватить с собой то, чем можно немножко подкрепиться!…

– А теперь подумаем, – сказал он, в последний раз облизав донышко горшка, – подумаем, куда же это я собирался идти. Ах да, к Иа.

Винни‑Пух не спеша встал. И тут он вдруг всё вспомнил. Он же съел Подарок!

– Ай‑ай‑ай! – сказал Пух. – Что мне делать? Я же должен подарить ему что‑нибудь! Ай‑ай‑ай‑ай‑ай!

Сперва он прямо не знал, что и думать. А потом он подумал:

«Всё‑таки это очень хорошенький горшочек, хотя в нём и нет мёду. Если я его как следует вымою и попрошу кого‑нибудь написать на нём: „Поздравляю с днём рождения“, Иа сможет держать в нём всё, что хочешь. Это будет полезная вещь!»

И так как он в это время был недалеко от Дома Совы – а все в Лесу были уверены, что Сова прекрасно умеет писать, – он решил зайти к ней в гости.

– Доброе утро, Сова! – сказал Пух.

– Доброе утро, Пух! – ответила Сова.

– Поздравляю тебя с днём рождения Иа‑Иа, – сказал Пух.

– Вот как? – удивилась Сова.

– Да. А что ты ему думаешь подарить?

– А ты что думаешь ему подарить?

– Я несу ему в подарок Полезный Горшок, в котором можно держать всё, что хочешь, – сказал Пух. – И я хотел попросить тебя…

– Вот этот? – спросила Сова, взяв горшок из лапок Пуха.

– Да, и я хотел попросить тебя…

– Тут когда‑то держали мёд, – сказала Сова.

– В нём можно что хочешь держать, – серьёзно сказал Пух. – Это очень, очень полезная вещь. И я хотел попросить тебя…

– Ты бы написал на нём: «Поздравляю с днём рождения».

– Так вот об этом я и пришёл тебя попросить! – объяснил наконец Пух. – Потому что у меня правильнописание какое‑то хромое. Вообще‑то оно хорошее правильнописание, но только почему‑то хромает и буквы опаздывают… на свои места. Ты напишешь на нём: «Поздравляю с днём рождения»? Очень тебя прошу!

– Славный горшочек, – сказала Сова, оглядев горшок со всех сторон. – А можно, я его тоже подарю? Пусть это будет наш общий подарок.

– Нет, – сказал Пух. – Это ты плоховато придумала. Давай я лучше его сперва помою, а потом ты на нём всё напишешь.

И вот он вымыл горшок и вытер его досуха, а Сова тем временем мусолила кончик своего карандаша и думала, как же пишется слово «Поздравляю».

– Пух, а ты умеешь читать? – спросила она не без тревоги в голосе. – Вот, например, у меня на двери висит объявление, как звонить, – это мне Кристофер Робин написал. Ты можешь его прочесть?

– Кристофер Робин сказал мне, что там написано, и тогда я уж смог, – ответил Пух.

– Очень хорошо! Вот и я тоже скажу тебе, что тут на горшке будет написано, и тогда ты сможешь прочитать!

И Сова начала писать… Вот что она написала:

«Про зря вля вля сдине мраш деня про зря вля вля вля!»

Пух с восхищением посмотрел на эту надпись.

– Я тут написала: «Поздравляю с днём рождения», – небрежно заметила Сова.

– Вот это надпись так надпись! – с уважением сказал Винни‑Пух.

– Ну, если уж всё тебе сказать, тут написано полностью так: «Поздравляю с днём рождения, желаю всего‑всего хорошего. Твой Пух». Я не посчиталась с расходом графита.

– Чего? – спросил Пух.

– Тут одного карандаша сколько пошло! – пояснила Сова.

– Ещё бы! – сказал Пух.

Тем временем Пятачок успел сбегать к себе домой и, захватив воздушный шарик для Иа‑Иа, понёсся во весь дух, крепко прижимая воздушный шар к груди, чтобы его не унесло ветром. Пятачок ужасно спешил, чтобы поспеть к Иа‑Иа раньше Пуха; ему хотелось первым преподнести Ослику подарок, как будто он, Пятачок, сам вспомнил про его день рождения, без всякой подсказки. Он так спешил и так задумался о том, как Иа‑Иа обрадуется подарку, что совсем не глядел себе под ноги… И вдруг его нога попала в мышиную норку, и бедный Пятачок полетел носом вниз:

БУМ!!!

Пятачок лежал на земле, не понимая, что же произошло. Сперва он подумал, что весь мир взлетел на воздух, потом он подумал, что, может быть, только их любимый Лес; ещё потом – что, может быть, только он, Пятачок, взлетел и сейчас он один‑одинёшенек лежит где‑нибудь на Луне и никогда‑никогда не увидит больше ни Пуха, ни Кристофера Робина, ни Иа… И тут ему пришло в голову, что даже и на Луне не обязательно всё время лежать носом вниз. Он осторожно встал, осмотрелся кругом.

Он всё ещё был в Лесу!

«Очень интересно! – подумал он. – Интересно, что же это был за Бум? Не мог же я сам наделать столько шуму, когда упал! И где, интересно, мой шар? И откуда, интересно, взялась тут эта тряпочка?»

О ужас! Эта тряпочка – это и был, именно был! – его воздушный шар!!

– Ой, мама! – сказал Пятачок. – Ой, мама, ой, мамочка, ой, мама, мама, мама! Ну что ж… Теперь делать нечего. Возвращаться назад нельзя. Другого шара у меня нет… Может быть, Иа‑Иа не так уж любит воздушные шары?…

И он побежал дальше. По правде сказать, бежал он уже не очень весело, но всё же скоро он добежал до того самого места, где стоял Иа‑Иа и по‑прежнему смотрел на своё отражение в воде.

– Доброе утро, Иа! – крикнул Пятачок ещё издали.

– Доброе утро, маленький Пятачок, – сказал Иа‑Иа. – Если это утро – доброе, – добавил он, – в чём я лично сомневаюсь. Но это неважно.

– Поздравляю тебя с днём рождения, – сказал Пятачок, подойдя тем временем поближе.

Иа оторвался от своего занятия и уставился на Пятачка.

– Повтори‑ка, повтори, – сказал он.

– Поздрав…

– Минуточку…

С трудом держась на трёх ногах, Иа стал осторожно поднимать четвёртую ногу к уху.

– Я вчера этому научился, – пояснил он, упав в третий раз. – Это очень просто, а главное, я так лучше слышу. Ну вот, всё в порядке. Так как ты сказал, повтори, – произнёс он, с помощью копыта наставив ухо вперёд.

– Поздравляю с днём рождения, – повторил Пятачок.

– Это ты меня?

– Конечно, Иа‑Иа.

– С моим днём рождения?

– Да.

– Значит, у меня настоящий день рождения?

– Конечно, Иа, и я принёс тебе подарок.

Иа‑Иа медленно опустил правую ногу и с немалым трудом поднял левую.

– Я хочу послушать ещё другим ухом, – пояснил он. – Теперь говори.

– По‑да‑рок! – повторил Пятачок очень громко.

– Мне?

– Да.

– К дню рождения?

– Конечно!

– Значит, у меня получается настоящий день рождения?

– Конечно! И я принёс тебе воздушный шар.

– Воздушный шар? – сказал Иа‑Иа. – Ты сказал – воздушный шар? Это такие большие, красивые, яркие, их ещё надувают? Песни‑пляски, гоп‑гоп‑гоп и тру‑ля‑ля?

– Ну да, но только… понимаешь… я очень огорчён… понимаешь… когда я бежал, чтобы поскорее принести тебе его, я упал.

– Ай‑ай, как жаль! Ты, наверно, слишком быстро бежал. Я надеюсь, ты не ушибся, маленький Пятачок?

– Нет, спасибо, но он… он… Ох, Иа, он лопнул.

Наступило очень долгое молчание.

– Мой шарик? – наконец спросил Иа‑Иа.

Пятачок кивнул.

– Мой деньрожденный подарок?

– Да, Иа, – сказал Пятачок, слегка хлюпая носом. – Вот он. Поздравляю тебя с днём рождения.

И он подал Иа‑Иа резиновую тряпочку.

– Это он? – спросил Иа, очень удивлённый.

Пятачок кивнул.

– Мой подарок?

Пятачок снова кивнул.

– Шарик?

– Да.

– Спасибо, Пятачок, – сказал Иа – Извини, пожалуйста, – продолжал он, – но я хотел бы спросить, какого цвета он был, когда… когда он был шариком?

– Красного.

«Подумать только! Красного… Мой любимый цвет», – пробормотал Иа‑Иа про себя.

– А какого размера?

– Почти с меня.

– Да? Подумать только, почти с тебя!… Мой любимый размер! – грустно сказал Иа‑Иа себе под нос. – Так, так.

Пятачок чувствовал себя очень неважно и прямо не знал, что говорить. Он то и дело открывал рот, собираясь что‑нибудь сказать, но тут же решал, что именно этого говорить‑то и не стоит. И вдруг, на его счастье, с того берега ручья их кто‑то окликнул. То был Пух.

– Желаю много‑много счастья! – кричал Пух, очевидно забыв, что он уже это говорил.

– Спасибо, Пух, мне уже посчастливилось, – уныло ответил Иа‑Иа.

– Я принёс тебе подарочек, – продолжал Пух радостно.

– Есть у меня подарочек, – отвечал Иа‑Иа.

Тем временем Пух перебрался через ручей и подошёл к Иа‑Иа. Пятачок сидел немного поодаль, хлюпая носом.

– Вот он, – объявил Пух. – Это – Очень Полезный Горшок. А на нём знаешь чего написано? «Поздравляю с днём рождения, желаю всего‑всего хорошего. Твой Пух». Вот сколько всего написано! И в него можно класть что хочешь. Держи.

Иа‑Иа, увидев горшок, очень оживился.

– Вот это да! – закричал он. – Знаете что? Мой шарик как раз войдёт в этот горшок!

– Что ты, что ты, Иа, – сказал Пух. – Воздушные шары не входят в горшки. Они слишком большие. Ты с ними не умеешь обращаться. Нужно вот как: возьми шарик за вере…

– Это другие шары не входят, а мой входит, – с гордостью сказал Иа‑Иа. – Гляди, Пятачок!

Пятачок грустно оглянулся, а Иа‑Иа схватил свой бывший шарик зубами и осторожно положил его в горшок, потом он достал его и положил на землю, а потом снова поднял и осторожно положил обратно.

– Выходит! – закричал Пух. – Я хочу сказать, он входит!

– Входит! – закричал Пятачок. – И выходит!

– Здорово выходит! – закричал Иа‑Иа. – Входит и выходит – прямо замечательно!

– Мне очень приятно, – радостно сказал Пух, – что я догадался подарить тебе Полезный Горшок, куда можно класть какие хочешь вещи!

– А мне очень приятно, – радостно сказал Пятачок, – что я догадался подарить тебе такую Вещь, которую можно класть в этот Полезный Горшок!

Но Иа‑Иа ничего не слышал. Ему было не до того: он то клал свой шар в горшок, то вынимал его обратно, и видно было, что он совершенно счастлив!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: