Татуировка в виде попугая

Поимка Джона Листа принесла Фрэнку известность большую, чем он когда-либо имел, и новую работу в области судебной медицины.

В «Нью-Йорк-таймс» были помещены три фотографии Листа: одна, сделанная в 1971 году, другая с изображением бюста Фрэнка и третья, снятая в день ареста преступника. Две последние были практически идентичными, вплоть до похожих на совиные глаза очков. Журнал «Пипл» опубликовал статью об этом аресте, а «Филадельфия инкуайрер» в льстивой статье назвал Фрэнка учеником Мефистофеля. Бетти Пэт Гатлифф написала письмо, чтобы поздравить его с успехом. Один сотрудник журнала «Тайм» сказал ему, что в течение недели, когда был пойман Лист, он был популярнее президента Рейгана.

Лондонская газета «Мэйл он сандэй» высказывала мнение, что если Фрэнк смог поймать человека, который исчез на восемнадцать лет, то, вероятно, он сможет и им помочь найти того, кто скрывается уже пятнадцать лет, с того самого времени, когда он, предположительно, убил няньку своих детей, – лорда Лукана.

Но, пожалуй, самым неожиданным для Фрэнка стало внимание со стороны ФБР. Несмотря на все свои замечания по поводу его работы с бюстом Листа, они позвонили ему в январе 1990 года и попросили сделать изображение возрастных изменений Лео Джозефа Коури, одного из людей главаря ливанской преступной семьи, находившегося в бегах с 1979 года. Через два месяца у ФБР был выполненный Фрэнком бюст, он не очень понимал, как они собираются его использовать. За несколько дней до того как бюст должны были показать в передаче «СРА», фотография бюста появилась в «Ю-эс-эй-тудэй».

– Интересно, не вспугнуло ли это Коури, – высказал свои сомнения Фрэнк, когда друзья встретились пообедать в «Сифуд Анлимитед» и обсудить подготовку к первой встрече общества «Видок». – Возможно, увидев статью, он лег на дно.

Несколько месяцев спустя Фрэнк во второй раз выполнял работу для «СРА». Это была женщина по имени Флоренция (или Фло) Гудинг, которую разыскивали в Калифорнии и Коннектикуте за поджог и покушение на убийство. Лето принесло ему еще большую популярность в музее Мюттера: были идентифицированы девушка с надеждой и Розелла Аткинсон.

В сентябре Ричард Уолтер пригласил Фрэнка выступить на конференции юристов в Сиднее вместе с экспертом-криминалистом из ФБР, о котором Фрэнк знал, но так с ним и не познакомился, – Робертом Ресслером. Уолтер сказал, что на конференции будут выступать только они трое.

Это было первое путешествие, когда Фрэнк надолго уезжал от Джан. По пути он звонил ей с каждой остановки и говорил, как сильно ее любит. Его звонки не отражали того, что происходило дома – они оба знали, что их семья переживает трудный период.

Фрэнк больше уделял внимания карьере в судебной медицине и известности, которая пришла с ней, чем фотографии. Скульптурные заказы приносили совсем немного денег, и Джан приходилось работать больше, чтобы сводить концы с концами. Чем-то нужно было жертвовать.

Австралийская конференция длилась три дня, но Фрэнк выдержал только один. Он предупредил Уолтера, что идет готовить речь, а сам отправился на пляж.

– На конференции собрались консерваторы, – говорил он, ни на мгновение не подумав о себе как об одном из них. Ему приятнее были бодрые ядреные воспоминания о рейдах с оружием с федеральными маршалами.

Добравшись до пляжа Бонди-Бич, он нашел себе место, где можно присесть, снял рубашку, чтобы позагорать, и стал наблюдать за людьми. Он приветствовал всех, кто проходил мимо него, – серферов, девушек в бикини, детей, пожилых дам, прогуливающих собак. Они думали, что он рубаха-парень, а он таким и был. Лучшим качеством Фрэнка была способность запросто заговорить с кем угодно, потому-то он и нравился людям.

Но в то же время он изучал их лица, обращая внимание на то, как они скомпонованы. Он делал это всегда. Даже сидя на скамье перед мясным магазином и попивая кофе, он заговаривал с прохожими, изучая, например, широкий лоб при толстых губах, небольшие линии в углах губ и глаз, маленький нос, над которым явно поработали, мужчину с женским лицом. Это было развлечением, но одновременно и работой.

На третий день люди на Бонди уже приветствовали его по имени. Они знали, что он парень из Америки, который делает мертвым лица. Что он тот самый человек, который помог поймать Джона Листа. В тот день он вернулся в гостиничный номер, который делил с Уолтером, и там его ждала записка от администратора.

«Звонила ваша жена!!! В 4.07 дня. Конти из офиса маршалов позвонил ей, чтобы дать вам знать, что они поймали Наусса. Он действительно проживал в пригороде с женой и детьми, и они ничего о нем не знали».

Фрэнк нашел Уолтера на конференции, сообщил ему новость и сказал, что ему надо немедленно вернуться в Соединенные Штаты. Если кто-то и мог его понять, то это Уолтер.

– Сообщи подробности по телефону, – сказал он.

– Кстати, Рич, – отозвался Фрэнк. – Его схватили в Мичигане.

Именно это предсказывал Уолтер.

«СРА» показывала сюжеты о Науссе три раза, последняя из передач была запущена в эфир всего за несколько дней до того, как Фрэнк с остальными отправился в Австралию. Один из зрителей из пригорода Детройта позвонил в «СРА» и сообщил, что человек, похожий на демонстрировавшийся бюст и называющий себя Ричардом Феррером, проживает в Луна-Пир, небольшом городке на озере Эри, неподалеку от границы Мичигана с Огайо. Феррер, тихий семьянин с тремя мальчиками, обладал навыками плотницкого дела. Он носил бейсбольную кепку и рубашки с длинными рукавами, которые скрывали руки. Когда маршалы вышли на него, у него были (как и на бюсте, сделанном Фрэнком) короткие волосы и толстая шея и одет он был в рубашку лесоруба. Он отрицал, что является Науссом, но под длинным правым рукавом рубашки обнаружилась татуировка в виде попугая.

К тому времени как Наусса привезли в Филадельфию, Фрэнк вернулся из Австралии. Том Рапоне сказал, что если Фрэнк хочет, то может побывать в камере и сделать для себя снимки, как в случае с Форхауэром.

Фрэнк схватил фотоаппарат и быстро приехал. В отличие от Форхауэра, который избегал смотреть на него, Наусс был необычайно контактен.

– Эй, – сказал он Фрэнку, – ведь это вы сделали мой бюст, верно?

– Ага. – Фрэнк удивился, что Наусс заговорил с ним. Он почувствовал, что способен даже шутить с убийцей. – Каково ощущение от того, что тебя увековечили?

– Жаль, что это не сделано при других обстоятельствах. – Он улыбнулся и положил руку Фрэнку на плечо. – Не вы ли также изображали Форхауэра, моего партнера, в передаче «СРА»?

– Вы смотрели?

– Да. Но вы симпатичнее. Он уродлив, не правда ли?

Фрэнк не мог понять, почему Наусс так свободно держался, несмотря на то что его вот-вот должны были запереть в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Пол Шнайдер, который участвовал в аресте байкера, сказал, что в этом ничего странного нет. Наусс пока еще не хлебнул тюремной жизни.

В середине 1991 года общество «Видок» проводило свое пятое заседание. То, что начиналось с неофициального ленча с целью собраться и пообщаться, быстро превращалось в инструмент детективной работы. Почти с самого начала они стали брать в разработку не просто «висяки», но самые старые и сложные в стране.

На встрече, которая состоялась в таверне колонистов в историческом районе города Сосаети-Хилл, они обсуждали сорокалетнее дело «Кливлендских торсов», связанное с убийством и расчленением по меньшей мере дюжины бездомных.

С Фрэнком, Флейшером и Уолтером в обществе теперь состояли шестьдесят два человека.

Неверность

После поимки Наусса Фрэнк был на вершине славы. За год арестованы Лист и Наусс, а Розелла Аткинсон и Валери Джемисон идентифицированы. В апреле 1991 года двое осуждены за убийство Ивонн Дави, и поговаривали о телевизионном фильме о Принсес До.

В июле в морге Сан-Диего был опознан труп Лео Джозефа Коури. Хотя Фрэнк не имел отношения к этой идентификации, совпадение по времени обнаружения тела гангстера и показа незадолго до этого его бюста в программе «СРА» не повредило его репутации.

«СРА» подрядила Фрэнка на другое, на первый взгляд неразрешимое дело, в котором было много общего с делом Листа. В начале 1976 года Брэд Бишоп – высокий, симпатичный отставной офицер армейской разведки, который работал на Государственный департамент и направлялся в Италию, Эфиопию и Ботсвану, – насмерть забил дубинкой жену, мать и двух малолетних сыновей, затем отвез их тела из Бетесды, штат Мэриленд, в Северную Каролину, где в лесу сжег. Трупы были обнаружены на следующий день егерем, но Бишоп к тому времени исчез. Бесследно.

Бишоп свободно владел пятью языками, и предполагалось, что, возможно, он будет скрываться в Европе. Были две неподтвержденные информации о нем: одна – из Стокгольма в 1978 году, сообщенная одним из членов семьи, другая – из Сорренто спустя год, от бывшего коллеги.

Поскольку у Бишопа имелась приметная ямка на подбородке, которую он наверняка должен попытаться скрыть, Фрэнк вылепил бюст со съемной бородой. Оба варианта были показаны в передаче «СРА» в начале 1992 года.

В промежутках между восстановлением лиц беглецов и жертв убийств Фрэнк проводил время за обедами с друзьями, встречами с Флейшером, забегая к следователям из офиса судмедэксперта Филадельфии или навещая Филлинджера, которого избрали коронером округа Монтгомери. Чем он совершенно не занимался, так это фотографией.

Рекламные агентства, которым не нравилась известность, пришедшая к нему из области судебной медицины, больше не желали обращаться к нему. И еще они считали, что тот, кто пользуется таким вниманием СМИ, не нуждается в работе. Последний полученный Фрэнком солидный заказ для рекламы по иронии судьбы заключался в том, чтобы сделать серию скульптурных изображений для «Блю кросс» – хоть это были не черепа, а телефон, компьютер, логотип компании и рукопожатие. После этого фотобизнес Фрэнка иссяк.

Гонорар Фрэнка теперь составлял по тысяче долларов за голову, но за пятнадцать лет он сделал их всего тридцать пять. Судебная скульптура занимала большую часть его времени, но давала возможность оплачивать лишь небольшую часть расходов. Они с Джан оказались практически без гроша.

Джан старалась выкручиваться. Помимо работы в «Стробриджес» она устроилась в юридическую фирму. Финансовые проблемы рождали все большую напряженность в отношениях между ними, и они постоянно ссорились. Дошло до того, что пришлось продать фургон и мотоцикл Фрэнка.

Джан видела во Фрэнке перемены, которые ей не нравились. Наивного, добродушного художника-любителя судебной медицины, посвятившего себя раскрытию убийств, человека, готового за бесценок работать над идентификацией Анны Дюваль, за свои деньги покупавшего парики для девушки, найденной в канализации, или для Линды Кейс, больше не было. Он превратился в шоумена и хвастуна.

«Успех ударяет ему в голову, – написала она в дневнике после возвращения Фрэнка из двухдневной поездки в штаб-квартиру федеральных маршалов в Маклине, штат Виргиния. – Он постоянно говорит о себе».

Чего не знала Джан, так это того, что он завел роман на стороне.

Фрэнк и прежде бывал неверен. Женщины, которых он рисовал или фотографировал – обычно обнаженными, – часто становились подружками, с которыми он ходил на свидание и иногда спал.

Джан знала о подружках, и они ее не беспокоили. По крайней мере она говорила, что не беспокоят. В конце концов, именно так она сама познакомилась с ним, и заставлять его остановиться было бы сродни тому, чтобы заставлять его не быть Фрэнком. В любом случае его необузданной сексуальности для нее одной было чересчур много, и она была убеждена, что для всех будет благом, если он станет время от времени спать с кем-то еще.

Хоть он об этом так не думал, половой акт также стал неотъемлемой частью его жизни в судебной медицине. Помогало это или нет, занятие любовью, конечно же, доставляло ему плотское утешение, когда он уже не мог видеть окровавленные или раздутые трупы или работать с черепом забитого насмерть пятилетнего ребенка. Что лучше можно было противопоставить череде смертей, чем акт, переполненный жизнью? Потому он начал регулярно спать с несколькими женщинами.

Но с Лорой Шонесси все обстояло по-другому.

Фрэнк познакомился с ней через свою подружку Полу Лисак, которая в прежние годы снимала подвал в мясном магазине. Он и Шонесси сразу понравились друг другу и решили пойти в Институт Франклина на шоу спецэффектов. Бродя среди манекенов из фильма «Психо» и миниатюрных космических кораблей из «Звездных войн», Фрэнк рассказал ей о проблемах между ним и Джан.

Шонесси сказала, что неважно себя чувствует, и попросила вернуться в студию, чтобы ей прилечь. Тогда они и переспали.

Фрэнк стал проводить с Шонесси все больше времени, встречаясь с ее друзьями и катаясь в Лонгпорт, штат Нью-Джерси, чтобы навестить ее родителей, которые были богаты, имели хорошие связи и жили в шикарном особняке.

Отношения с Джан портились все больше.

– Ты впустую тратишь с ней время, – твердила Шонесси. – Ты же знаешь, что вы не ладите. Она все время задирает нос и не обращает внимания на тебя и Ванессу.

Джан и в самом деле казалась Фрэнку отдалившейся и замкнувшейся в себе. Она совершенно не уделяла внимания его работе. В ответ он проводил с ней еще меньше времени. В конце концов Джан не выдержала и однажды утром пришла в спальню к Фрэнку, когда тот еще лежал в кровати.

– Ты трахаешь Лору Шонесси? – крикнула она.

– Да, трахаю, – ответил он. Его не волновало, что происходит. – Теперь мне можно продолжать спать?

Джан обратилась на работе к юристу за советом по поводу развода. Но к тому времени дело стало приобретать новый оборот. Шонесси пыталась контролировать Фрэнка, а он этого не любил, к тому же она держалась настолько начальственно, что он начал называть ее «Сержант». Шонесси хотела, чтобы он поменял бухгалтера и больше не пользовался услугами Джоан, пыталась также отлучить его от друзей. Жизнь с ней, как ни странно, заставила его понять, почему он двадцать лет продержался с Джан. Она давала ему быть самим собой.

Недавно Фрэнк получил заказ от Интерпола – первый от этого международного полицейского агентства – сделать бюст Иры Айнхорна. Один из руководителей диссидентской культуры 1960-х годов, связавшийся с такими людьми, как Эбби Хоффман и Питер Габриель, Айнхорн в 1977 году убил свою подружку Холи Мэддакс и держал ее труп в сундуке в своей филадельфийской квартире целых восемнадцать месяцев. Он сбежал до начала процесса в 1980 году, но его видели несколько раз в Ирландии и в других странах Европы. После того как он неоднократно ускользал от правоохранительных органов, Интерпол связался с Фрэнком.

Фрэнк с Шонесси планировали навестить ее сестру во Франции, как только он закончит работу над бюстом. Шонесси сказала, что это, быть может, также хороший повод окончательно разорвать отношения с Джан. Вместо этого Фрэнк порвал с Шонесси и взял в Европу Джан.

Это был для обоих первый отпуск за долгое время. Они не могли себе его позволить, но им нужно было побыть вместе за пределами Филадельфии. Супруги провели неделю в Париже, затем отправились на поезде в Милан, куда Фрэнка пригласила городская полиция. По пути остановились в Лионе, чтобы побывать в Интерполе. Фрэнк провел презентацию слайдов о своей работе и передал два бюста: один – Айнхорна и другой – убившего свою семью Брэда Бишопа. В скором времени бюст Айнхорна был показан по британскому телевидению, но обнаружили преступника лишь несколько лет спустя.

Ныряние с пирса № 40

По возвращении из Европы Фрэнк узнал, что стал банкротом и безработным.

В Лионе и Милане он пытался получить новые заказы по судебной скульптуре, но ничего не получилось. Приехав домой, он звонил в офис судмедэксперта и полицейские управления в Пенсильвании, Нью-Джерси и Нью-Йорке, для которых прежде выполнял заказы. Ни у кого не было денег, чтобы нанимать со стороны скульпторов для реконструкции лиц, и у всех был приказ использовать собственных художников, хотя Фрэнк мог быть намного лучше их. Успех с Джоном Листом, Розеллой Аткинсон и Робертом Науссом перешел в разряд вчерашней новости. Несколько лет назад Фрэнк имел два дома, фургон, несколько мотоциклов. Теперь он был на грани того, чтобы продать мясной магазин, а его транспортным средством стал велосипед.

Однажды утром в середине лета, вскоре после того как Джан ушла на работу, Фрэнк взял свой тяжелый «швинн-крузер» и поехал по Вашингтон-авеню. Доехав до реки Дэлавер, он повернул налево и тут же сбавил ход, чтобы заглянуть за перила. Он постоянно высматривал ржавые болты и куски металла, которые вода выбрасывала на берег и которые можно было использовать в работе.

Возле пирса № 40 он увидел Джима О'Доннелла, который руководил полудюжиной пришвартованных там буксиров. Они познакомились, когда Фрэнк десять лет назад фотографировал для «Блю кросс» буксир «Макгроу», и долгое время после этого не виделись.

– Вы все делаете лица? – крикнул О'Доннелл.

– Ага, – ответил Фрэнк.

– Я читал о вас в газете. Вы – знаменитость.

Фрэнку не хотелось признаваться, как обстояли дела на самом деле. У него нет денег, брак под вопросом, и, возможно, им придется продавать свой дом.

– Работа немного забуксовала, – вздохнув, признался он.

– Давайте перекусим, – стал настаивать О'Доннелл.

Они пошли в «Айлас», бар у реки, популярный у речников и портовых рабочих. После пары кружек пива Фрэнк рассказал, как у него все плохо.

– Со времени работы по Листу, – вздохнул он, – моя фотокарьера погибла.

– Сколько всего голов вы сделали на сегодня? – спросил О'Доннелл.

– Штук сорок или около того. Но они не приносят денег.

Начальник пирса поднялся.

– Сегодня домой вы не поедете, – сказал он. – Будете работать на меня.

Поначалу идея показалась безумной – не в такой работе Фрэнк видел свое будущее. Но ничего другого у него не было, и за это платили. Он вернулся с О'Доннеллом на пирс № 40, и тот провел его по одному из буксиров. Фрэнк провел два года на флоте, работая в машинном отделении корабля «Калкатерра», у которого был оппозитный бескрейцкопфный двигатель. На буксире был такой же.

– О'кей, – сказал Фрэнк. – Пойдет. Берусь за работу.

– Хорошо. Можете начать прямо сегодня, – ответил О'Доннелл. – Мы будем вытаскивать септик-резервуар.

Хотя Фрэнк был одет в новые джинсы, он понимал, что не может отказаться. Он спустился в трюм, где сварщики разрезали раму, чтобы вытащить септик на берег. Когда они его двигали, на них выплескивались моча и фекалии.

К тому времени как Фрэнк ехал домой, вся его одежда была в дерьме. Когда он ранним вечером среди машин крутил педали, у него в ботинках хлюпала моча. Никогда в жизни он не чувствовал себя столь униженным. Ему пятьдесят лет, а он опустился ниже некуда. Его коллеги и друзья преподают искусство, работают директорами рекламных агентств, районными прокурорами и главными патологами, а он потерял работу фотографа, судебная скульптура не принесла достаточных средств, и он вынужден устроиться на буксир, где с ног до головы измарался в экскрементах.

– Боже, Фрэнк! – Джан всплеснула руками. – От тебя несет сортиром.

Он забросил одежду в стиральную машину, думая о том, насколько этот день оказался похож на первый день в офисе судмедэксперта пятнадцать лет назад. То был новый этап в его жизни, и он пришел домой в воняющей одежде. Если не считать, что тогда он был на подъеме, а теперь чувствовал себя опустошенным.

Но буксиры были именно тем, что нужно Фрэнку.

Он приходил на пирс № 40 раз или два в неделю, иногда каждый день. Он натягивал тросы, скреб трюмы и красил палубы. Когда другие буксиры возвращались к берегу, он сбрасывал кранцы и подключал паро- и водопроводы.

Поскольку он не был членом профсоюза, ему разрешили работать на буксирах, только когда они пришвартованы у пирса. Но иногда, по особым случаям, О'Доннелл тайком брал его в плавание, например когда они буксировали в порт «QE2».

Эта работа нравилась Фрэнку. Он снова был частью команды, несмотря на то что неотесанные матросы совсем не походили на федеральных маршалов или следователей в офисе судмедэксперта. Порой они приходили с моря без одного-двух зубов или с огромными синяками на лице. И они смеялись над ним за то, что он принес на камбуз свою кофеварку и не пил из их кофейника. И все же работа в команде была прекрасным антидотом одиночеству в студии.

Джоан принесла Фрэнку заказ на памятник ее зятю, который погиб во Вьетнаме и посмертно получил Почетную медаль конгресса. Но Фрэнк должен был сначала встретиться с офицером, которому было поручено руководить работой. Сбор средств на памятник было намечено провести в Нью-Джерси в субботу. Однако за несколько часов до того как Фрэнк планировал выехать из мясного магазина, с пирса № 40 в панике позвонил О'Доннелл.

– Фрэнк, – сказал он, – нам необходимо спустить под суда рекламного водолаза, и мне нужно, чтобы вы поработали с ним. У него стоит кардиостимулятор, и нет опыта подводных работ. От вас всего лишь потребуется подавать ему инструменты и вещи.

Фрэнк объяснил, что уже одет в костюм по особому поводу и не может опоздать, так как должен выступать с речью.

– Прекрасно, – сказал О'Доннелл. – Приезжайте сюда в своей одежде, а я дам вам что-нибудь накинуть поверх.

Фрэнк не мог сказать «нет». На пирсе № 40 он надел комбинезон, а водолаз нырнул в воду.

– Просто наблюдайте за его пузырями, – проинструктировал О'Доннелл. – Если их не будет несколько минут, скажите мне. Вот тогда я стану беспокоиться.

Фрэнк действовал по инструкции. Он вдруг заметил, что пузыри пропали, и позвал О'Доннелла.

– Вам придется спуститься вниз, Фрэнк, – сказал тот.

– Но на мне комбинезон, а под ним костюм, – ответил Фрэнк. – К тому же я боюсь холодной воды.

– Я заплачу вам недельную получку.

Фрэнк снял ботинки и прыгнул. Когда он вошел в воду, тело обожгло холодом. Он набрал воздуха и нырнул, но видимость была нулевой. Он на ощупь плыл под корпусом, пытаясь придерживаться нужного направления, его руки царапали по ракушкам. Вынырнув, чтобы набрать воздуха, он проплыл от середины борта до кормы. Наконец он нащупал веревку, которой был привязан водолаз, и стал тянуть, но судно качнулось, и веревка прихватила голову, ударив его о корпус. После минутного беспамятства ему удалось всплыть на поверхность. Добравшись наконец до руля, он увидел, что водолаз в норме.

Когда Фрэнк вылез на пирс, он уже опоздал на церемонию. О'Доннелл предложил отвезти его в Нью-Джерси. По пути Фрэнк пытался снять мокрый комбинезон, но тот облепил его, словно вторая кожа, а ботинки издавали хлюпающие звуки, как только он начинал двигать ногами. Одетый таким образом, он приехал на церемонию сбора средств и представился аудитории, среди которой был один полковник, одетый по всей форме.

– Почему вы опоздали? – обратился к нему полковник. – Вы весь мокрый и так одеты.

– Подождите-ка, – перебил его О'Доннелл. – Мы посылали его под буксир, чтобы спасти человека. Не кричите на него.

Фрэнк получил не только заказ, но и бонус за ныряние.

* * *

В конце 1992 года журнал «Пипл» попросил Фрэнка восстановить лицо человека, которому было 5300 лет – его замерзшее тело обнаружили туристы в Альпах годом раньше. Кроме того, к нему обратились родные Камиллы Лиман, наследницы и транссексуала из Бостона, которая пропала в 1987 году, с просьбой проверить, принадлежит ли их родственнице найденный череп. Спроецировав контур Камиллы на череп, Фрэнк пришел к заключению, что череп не ее. Он воспроизвел возрастные изменения Джорджа Стржельчика, насильника и педофила, который находился в бегах пять лет, которые были продемонстрированы в программе Си-би-эс «Как им это удается?».

Каждое дело приносило Фрэнку известность, но не деньги. Он уже стал к этому привыкать, и несмотря на то, что они с Джан продолжали ссориться из-за семейных доходов, ладили они лучше, чем когда-либо.

В начале 1993 года в галерее Соннабенд в Нью-Йорке открылась экспозиция «Монстр», где среди прочего были выставлены десять бронзовых скульптур, изображающих возрастные изменения, которые Фрэнк сделал, чтобы показать, как выглядели бы дети, погибшие в Холокост, в лагерях смерти «красных кхмеров» в Камбодже и во время поджогов в 1963 году в Бирмингеме, штат Алабама, если бы остались в живых. Во время работы экспозиции он побывал в студии Джорджа Фарагана на Арч-стрит, где начинал карьеру фотографа, – поинтересоваться, нет ли там работы. Для него ничего не было, но ему посоветовали зайти попозже.

Мальчик в мешке

В тот день, когда Билл Флейшер приехал на пирс № 40, чтобы забрать его на ежемесячный ленч, Фрэнк только что поднялся на поверхность. Ему пришлось спускаться под воду, чтобы найти повреждение руля буксира, по-прежнему используя привычный наряд для ныряния: джинсы и кроссовки «Найк» – и никакого акваланга.

Флейшер неодобрительно покачал головой. Когда он в первый раз услышал о нырянии Фрэнка, то испугался. Он даже пытался убедить О'Доннелла не позволять ему этого.

– Фрэнк один из лучших судебных художников в мире. Мы не хотим, чтобы он утонул в Делавэре.

Фрэнк не понял, насколько Флейшер серьезен, но попросил его впредь не поднимать эту тему в присутствии О'Доннелла.

– Вы лишите меня хорошей работы, – сказал он.

Флейшер собирался уйти в отставку с должности таможенного агента и стать частным детективом. Пока они ехали в «Сифуд Анлимитед», он сказал Фрэнку, что у него, возможно, в ближайшем будущем будет для него кое-какая интересная фоторабота. Фрэнк прежде никогда не занимался наблюдением, но был готов попробовать что угодно.

– Кстати, – поинтересовался Флейшер, когда они сели за столик в ресторане, – как идет то дело с мальчиком?

Пять месяцев назад на пустыре на Лоуренс-стрит в Филадельфии было найдено тело четырехлетнего мальчика в толстом мешке. Судмедэксперт пришел к выводу, что его забили насмерть. Труп настолько разложился, что остатки кожи напоминали расплавленный воск. В связи с тем, что тело бросили возле пересечения моста Бен-Франклин-бридж и шоссе I–95, все сочли, что его привезли из-за границы штата.

Это было первое задание, которое Фрэнк получил из офиса судмедэксперта после длительного перерыва, и ирония заключалась в том, что оно имело сходство с одним из первых дел, над которым Фрэнк работал по их поручению. Даже некоторые газеты заметили, что город не сталкивался с подобным убийством со времен девочки в большем чемодане.

Обычно он выбирал акварель, но на этот раз взял старые дедовские часы, которые заполнил фотографиями с места, где было найдено тело, потом добавил гипсовую версию деформированного глиняного бюста. К дверце часов он прикрепил бирку с ноги ребенка.

Несколько месяцев прошло с тех пор, как он передал бюст в офис судмедэксперта, но никакой информации о вознаграждении не получал. Всегда непросто просить оплату за то, что считается службой обществу, но еще труднее, когда приходится клянчить. Каждый раз, когда он связывался с офисом, их снабженец говорил, что у них нет денег.

– Ограблен собственным городом, – заключил Фрэнк.

Это напоминало конец очень важного этапа его жизни – тот самый офис коронера, который заставил его работать с головами, теперь делал невозможным любое сотрудничество с ним. В последний раз, когда он пришел в офис судмедэксперта, это место показалось незнакомым. Филлинджер теперь был в округе Монтгомери, а Герри Уайт перевелся в Канзас-Сити. Попросив в последний раз свои деньги, Фрэнк укатил от уродливого серого здания на Юниверсити-авеню в сторону реки Счуйлкилл, уверенный, что больше никогда не получит от них ни одного черепа.

МЕКСИКА

Интуиция

Ноябрь 2003 года

Все, что было связано с Мексикой, говорило за то, чтобы он все бросил – электронные сообщения с угрозами, «Маргариты», беспорядок в помещении для хранения вещественных доказательств в Хуаресе, тайна, которая окружала девушку из Чиуауа, неумелые местные следователи, непреодолимые препятствия на пути расследования, – но Фрэнк не мог этого сделать.

Кроме того, это был вызов. Начиная любое дело, он всегда ожидал препон и неудач. С того времени, когда он работал над мальчиком в мешке, прошло десять лет, и, несмотря на то что ему до сих пор не заплатили, по-прежнему не оставлял надежду на идентификацию, как это было с девушкой, найденной в канализации, Принсес До, сожженным мальчиком и многими другими жертвами, которые стояли у него на полках, напоминая, что у них все еще нет имен. Неисправимый оптимист – некоторые могут сказать, что он так и не утратил наивности, – Фрэнк не собирался позволить каким-то там угрозам встать у него на пути. Он чувствовал, что обязан каждой из жертв больше, чем просто скульптурное изображение.

Пробыв в Филадельфии неделю, он связался с Эспарсой, чтобы узнать, не идентифицирован ли кто-нибудь еще. Мексиканец был обходителен, но немногословен. Пока там состоялась одна идентификация, та, которой Фрэнк ожидал меньше всего, – девушка без нижней челюсти. Между тем родственники, которые приходили посмотреть на девушку с искривленным носом, по-прежнему отказываются признать ее.

– А что с девушкой из Чиуауа?

– Ничего.

Фрэнку не было нужды спрашивать о расследовании, он и так знал, что оно идет ко дну. Вскоре после того как он покинул Хуарес, Оскар Валадес, заместитель генпрокурора, публично признал, что полиция могла утратить образцы тканей всех женщин, убитых между 1993 и 1998 годами. И если так, то их тела придется эксгумировать, чтобы повторно взять образцы тканей на ДНК. Фрэнк понимал, что этого они не сделают.

Тысячи людей маршем прошли по Мехико, требуя, чтобы Висенте Фокс нашел и наказал убийц, кто бы они ни были. Президент во время встречи с матерями в Чиуауа заявил, что предпринимает дополнительные усилия. Он приказал генеральному прокурору создать банк образцов ДНК, чтобы помочь в идентификации убитых женщин. Кроме того, назначил специального федерального комиссара для выяснения, почему расследование осталось безрезультатным, и специального федерального прокурора, которому дали целую команду.

Как Фрэнк узнал от Боба Ресслера, последним штрихом стало отстранение от расследования американца Слэйтера.

Поскольку правительство и полиция Чиуауа оказались под невиданным до того прессингом, Фрэнка едва ли снова пригласили бы приехать. Именно поэтому он был крайне удивлен, когда позвонил Боб Ресслер и предложил вернуться в Мексику. Фрэнк, как всегда готовый на все, быстро согласился.

Они оба уже приготовились лететь, но за несколько дней до отъезда Ресслер позвонил и сказал, что не может ехать. Фрэнк расстроился: на билеты пришлось потратить с таким трудом добытые деньги.

Однако Ресслер настоял, чтобы он поехал один. Фрэнку это показалось не очень хорошей идеей – только Ресслер мог обеспечить ему головы, кроме того, без эксперта он чувствовал себя беспомощным, – но у него был куплен билет. Уже это было важным поводом, чтобы ехать в Мексику.

Он прилетел в Эль-Пасо вечером 28 ноября, и в аэропорту его встретил полицейский Гектор. Они поехали в бывшую полицейскую академию, где их ожидал Эспарса.

Поездка не финансировалась, поэтому о гостинице не было и речи. Фрэнка разместили в бывшей полицейской академии, убеждая, что вариант лучше, чем кажется на первый взгляд. Это был «люкс», которым иногда пользовался генеральный прокурор.

Пройдя по короткому коридору с заляпанными стенами и побитой плиткой на полу – зарешеченные окна выходили на тюремную башню, – Эспарса и Фрэнк вошли в плохо обставленную комнату. Несмотря на то что там имелись выгородка под кухню и телевизор, Фрэнк не мог себе представить могущественного чиновника штата проводящим здесь ночь. Но по крайней мере кровать не была бетонной плитой, вроде той, что ему предлагали в прошлый приезд.

Эспарса повел его перекусить в город. От напряженности не осталось и следа. Мексиканец казался спокойнее и тише. Помимо того, что расследование зашло в тупик, им еще здорово урезали финансирование. Бывшую полицейскую академию не отапливали; полицейским больше не разрешалось проводить следственные мероприятия за пределами Хуареса, кроме того, у них изъяли мобильные телефоны. Но самое плохое – на feminicidios стали выделять меньше денег.

Фрэнк покачал головой. Ничего не изменилось – на самом деле все, видимо, стало хуже. В отсутствие Слэйтера Эспарса стал де-факто руководителем рабочей группы.

– Если за три месяца я ничего не наскребу, то потеряю работу.

Несмотря на недоразумения между ними, Фрэнку Эспарса нравился. Из всех людей, с кем ему довелось работать в Мексике, Эспарса походил на человека, который действительно хочет положить конец feminicidios. Потому-то Фрэнк и решил начать игру, сообщив ему, кто, по его мнению, убивает женщин в Хуаресе.

Люди называют это интуицией, особым даром, шестым чувством, даже гениальностью. У Фрэнка же названия этому не было.

В октябре 1977 года он вошел в полную трупов комнату, попробовал представить, как выглядела одна из умерших женщин, и открыл в себе талант к тому, чего не мог предполагать даже в самых смелых мечтах. Действительно, более невероятную вещь трудно представить. До того момента он строил карьеру, основанную практически полностью на создании образов совершенства – обнаженные формы женщин и реклама для глянцевых журналов. А здесь оказался перед лицом насильственной смерти, разложившимися, гниющими трупами и грязными скелетами, и его попросили представить их живыми и здоровыми людьми.

Сопоставление красоты и жизни с гниением и смертью никогда не казалось ему чем-то необычным. То, что начиналось как вызов в связи с делом номер 5233, быстро стало чем-то, что он хотел делать и в чем нуждался. Только позднее он осознал, что судебная скульптура удовлетворяла его внутреннюю потребность: он ваял ради правосудия, помогал раскрыть преступление, но в первую очередь он творил искусство, у которого была цель.

Попутно он придумывал правила там, где их не было. Те же немногие из существовавших установок – касались ли они толщины тканей или расстояния, на которое выступают глазные яблоки, – Фрэнк использовал лишь частично. Остальное шло откуда-то изнутри – инстинкт, подсказки печени, некий первобытный нюх, – и оно столько раз оказывалось верным, что люди стали подыскивать ему название.

Вероятно, это было тогда неизбежным, что те же необъяснимые качества, которые он вызывал из глубины своего существа, чтобы представить лицо жертвы убийства, Фрэнк начал использовать, чтобы представить лицо самого убийцы. В какой-то степени это происходило автоматически. К тому времени как он заканчивал очередной бюст – проработав в одиночестве дни напролет в своей студии, сосредоточив внимание единственно на жертве, – он думал о том, каков этот человек был при жизни, и просчитывал бессчетное количество сценариев того, как он или она могли умереть.

Во время обедов с Флейшером и Уолтером он начал использовать возможность обсудить свои идеи и послушать о тех делах, над которыми работали они. Это был как раз тот вид обмена информацией, теоретизирования и бесед по криминалистике, который побудил их создать общество «Видок».

Четырнадцать лет прошло со дня основания общества, которое взялось за ряд крупных дел: отдел собственно Фрэнка – девушка из колодца и Йон-Бенет Рамсей – до Принсес До, даже мальчика в коробке и дела 1957 года, которым занимался Уилтон Крогмэн, привлекшего в свое время пристальное внимание всей страны. Из сотни с лишним нераскрытых убийств, которыми занималось общество, в каждом пятом случае убийцу находили.

Что касается Фрэнка, то выслушивание в течение многих лет свидетельств десятков полицейских и людей, представлявших «висяки», а также предположений, догадок, сценариев и гипотез, выдвигавшихся бесчисленными судебными экспертами, бы

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: