Десять 30-галлонных бочонков

Октябрь 2003 года

Наступил третий день пребывания Фрэнка в Мексике. Он сидел у себя в номере в гостинице «Люцерна» в Хуаресе, испытывая смутное недовольство. С его балкона на шестом этаже открывался вид на небольшой, обсаженный пальмами бассейн в форме «восьмерки», барный пятачок рядом с ним и маленький фонтан. Правее, за стеной, открывалась более строгая картина: парковочная площадка гостиницы – всегда наполовину пустая, – а за ней грунтовая дорога, по которой приезжали из-за границы грузовики.

Он попросил мексиканцев поселить его в «Люцерне». Вернее, потребовал. Это было условие, которое Фрэнк выдвинул во время первого приезда, когда Эспарса показал ему маленькую темную комнату в бывшей полицейской академии за городом, где его постелью должен был стать матрас, брошенный на бетонные плиты.

– Не хочу торчать у черта на куличках, – сказал Фрэнк. – Когда я леплю, вокруг должна быть нужная атмосфера. Если во время работы я среди ночи захочу сандвич, то должен иметь возможность его получить.

Организовать для него комнату в четырехзвездной «Люцерне» проблем не составило, если учесть, что она частично принадлежала губернатору Мартинесу. Тем не менее Фрэнку было приказано планировать расходы по минимуму. Ему не разрешили звонить в Америку – можно было только по очень важным делам, – а поскольку он обычно звонил Джан каждый день, это было сущим наказанием.

Комната была уютной, хотя сейчас казалась немного чересчур комфортабельной. Он находился в городе уже семьдесят два часа, а голов для него все еще не было. Каждый раз, когда заходил Эспарса, Фрэнк жаловался на задержку.

– Мануэль, – вздыхал он, – вы говорили, что головы будут готовы, когда я приеду.

– Доктор Санчес еще работает над ними.

– Не могли бы вы привезти мне для начала хотя бы одну?

– Я посмотрю, что можно сделать.

Фрэнк, пытаясь себя занять, каждое утро ходил плавать, а затем долго завтракал. Ему посоветовали не покидать гостиницу одному, кроме как ходить в местный магазин через дорогу, где работал еще и ресторан. Каждый раз, отправляясь в «Санборнс», он старался тратить как можно больше времени. В магазине не было музыки, которую Фрэнк обычно слушал, – ни Тома Петти, ни «Роллинг Стоунз», поэтому он купил джаз, мелодии из сериалов, Томми Дорси, Мориса Шевалье.

Он несколько раз делал перестановку у себя в комнате. Заселившись, выставил на стол похожую на шляпу вьетнамскую кофеварку, свой талисман и смесь кофе с цикорием, которую приобрел в Новом Орлеане в «Кафе-дю-Монд».

Из Филадельфии Фрэнк выслал десять 30-галлонных бочонков с оборудованием. В них он упаковал одежду, таблицы, материал и очки для чтения, туалетные принадлежности, кисти, штангенциркуль, палочки-стерки, карандаши, бумагу для набросков, верньерную шкалу, каттеры и лезвия, глазные яблоки, прикрепленные к подставкам для гольфовых мячей, материю для обертывания, разделочную доску, дюжину черных мусорных пакетов, сантиметры и линейки в сантиметрах и дюймах, зубочистки, палочки от леденцов «Крэзи Глю» и «Зип Кикер», несколько хирургических зажимов, палитру для смешивания клея и краски, булавки для крепления вещей, щеточку для ногтей для полировки головы после того, как снята глина, цифровой фотоаппарат «Пентакс», диски с классической рок-музыкой и «уокмэн» с маленькими динамиками. В двух отдельных бочонках помещались тренога освещения и видеокамера от продюсера компании «Брэйнбокс», который хотел, чтобы Фрэнк снимал себя в процессе работы с головами.

Каучук, который Фрэнк заказал в Филадельфии, прибыл, а три сотни фунтов гипсоцемента для производства формы – нет. На второй день Эспарса свозил Фрэнка в Эль-Пасо, чтобы тот купил немного у дистрибьютора.

Планируя, Фрэнк хотел, чтобы все было запаковано в том порядке, в каком ему нужно. То, что потребуется в последнюю очередь – пластырь, каучук и краска, – было бы на дне бочонков. Все остальное – наверху, где вещи легко доставать.

Слушая музыку Томми Дорси, Фрэнк еще раз проверил стоящие в углу бочонки на предмет того, все ли готово. Потом проделал это еще раз. Затем стал ждать.

Эспарса ездил на «жуке» цвета «синий металлик». Он провез Фрэнка по Барранка-Асуль, мимо тюрьмы к штаб-квартире следственной бригады Хуареса.

На этот раз было больше времени на то, чтобы осмотреть офис. Он располагался в одноэтажном крыле бывшей полицейской академии и был тусклым и плохо меблированным. Стены в одних местах были выкрашены в красно-коричневый цвет, в других – в больнично-зеленый. На них висели несколько фотографий туристических достопримечательностей Мексики и президента Висенте Фокса. В здании, почти у входа, за компьютерами сидели несколько женщин. Казалось, никого не заботили бродячие собаки, снующие туда-сюда. Позади офиса находился унылый дворик с неухоженным садом, разбитой дорожкой и трехэтажным строением, которое, как сказали Фрэнку, иногда использовали для содержания заключенных. Кабинет Эспарсы соседствовал с кабинетом американца Слэйтера, а через коридор от него размещался заместитель прокурора Энджи.

Зазвонил мобильный телефон Эспарсы – генеральный прокурор Солис сообщил Эспарсе, что того немедленно ждут в Чиуауа, а потому Гас отвез Фрэнка назад в гостиницу. Когда они поворачивали на дорогу, Гас сказал, что недалеко от бывшей полицейской академии нашли тела по меньшей мере одиннадцати убитых женщин.

Оказавшись снова у себя в комнате, Фрэнк поставил музыку Томми Дорси и стал ждать. На закате он вышел на балкон и сделал серию снимков горы Серро-Бола.

Один из первых трупов был найден именно там, и хотя прошло десять лет, убитая женщина по-прежнему остается неизвестной. Затем еще несколько тел было найдено на этой горе.

Через фотообъектив Фрэнк разглядел на склоне какие-то слова. Когда он спустился в бар, чтобы выпить немного вина, барменша Джеки пояснила ему их значение.

«БИБЛИЯ – ЭТО ПРАВДА. ПРОЧТИ ЭТУ КНИГУ».

День четвертый

Приехал Эспарса с хорошими новостями. Ему удалось заполучить для Фрэнка голову.

– Это особенная голова, – добавил он. – Голова девушки из Чиуауа.

Фрэнк точно не знал, та ли это девушка, о которой Эспарса так яростно названивал ему в Филадельфию.

– Эту голову придется держать в тайне, – продолжал Эспарса. – О ней никто не должен узнать. Даже доктор Санчес.

– Почему? – удивился Фрэнк. – Это какая-то известная личность? Или дочь какого-то шишки?

Учитывая, что многие жертвы были из бедных слоев, человек с деньгами сразу выделялся из общей массы. Что, убийца меняет почерк? Один из периодов, когда пресса уделила больше, чем обычно, внимания убийствам, пришелся на то время, когда была похищена и убита Вивиана Райас, шестнадцатилетняя дочь лидера одного из профсоюзов. Позже полиция пыталась пришить убийство мексиканскому художнику Улисесу де Персабалю и его американской жене Синтии Кикер, которые продавали майки на дороге между Хуаресом и Эль-Пасо. Не могла ли девушка из Чиуауа быть кем-то вроде Райас?

– Мне не говорили, – пожал плечами Эспарса. – Но об этом никто не должен знать. Если посторонний войдет к вам в комнату, спрячьте голову.

Фрэнк подумал, что секретность может быть связана и с местом, где обнаружили тело. До сих пор жертвы находили в Хуаресе, хотя в недавнем сообщении в американской газете «Аризона репаблик» было отмечено, что тринадцать убийств в Чиуауа-Сити, кажется, имеют сходные черты. Что, если убийства, как заразное заболевание, расползаются в другие части штата?

Хрупкое. Не прикасаться

День пятый

Фрэнк стал готовить комнату. Он придвинул обеденный стол к балкону, чтобы во время работы перед ним открывался хороший вид, а затем покрыл его и пол вокруг черными пакетами для мусора.

Он непрерывно думал о предстоящей работе. У него осталось двадцать пять дней на пять голов. Он еще никогда так быстро не работал, и только однажды до сегодняшнего дня приходилось делать несколько голов одновременно.

Десять лет назад, находясь на волне известности после Джона Листа, он был нанят нью-йоркской галереей, чтобы выполнить бюсты десяти детей, погибших во время Холокоста, в лагерях «красных кхмеров» в Камбодже и во время поджогов в Алабаме в 1963 году. Бюсты должны были показать, как бы дети могли выглядеть, став взрослыми. Фрэнк, который лепил их по фотографиям, имел значительно больше времени – фактически несколько месяцев, и потом, они предназначались для экспозиции, а не для того, чтобы поймать возможного серийного убийцу.

Он планировал делать все пять голов одновременно – собирался выставить их в ряд на столе, установить маркеры толщины тканей, сделать им всем лица из глины, создать пять отливок, а потом раскрасить. Все сразу. Но все пошло не по плану. Время уходило, а он еще не получил ни одного черепа, и имелась возможность сделать лишь одну голову. И вообще, сможет ли он делать несколько бюстов одновременно?

В тот же день Эспарса привез пластиковый ящик с крышкой. На этикетке на боку ящика было написано: «Хрупкое – не прикасаться».

– Вот, – сказал он. – Девушка из Чиуауа. И помните, никто о ней не должен знать.

– Какой информацией вы располагаете? – спросил Фрэнк.

Эспарса пожал плечами:

– Ей было восемнадцать лет. – Он указал на ящик: – Мне все передали в таком виде.

– Вы не могли бы спросить, нет ли еще каких-либо сведений?

– Попытаюсь, – уходя, пообещал Эспарса.

Сфотографировав ящик и этикетку, Фрэнк поднял крышку. Внутри находился только вычищенный череп, завернутый в слой мягкого картона. Он взял череп в руки и обратил внимание на отсутствие коренных зубов – значит, это не подросток. При помощи клея Элмера он скрепил челюсти.

Поставив череп на стол, сфотографировал его со всех сторон. Поскольку дело хранилось в тайне, Фрэнк на всякий случай сделал больше снимков, чем обычно. Отсняв четыре кассеты пленки, он отправился через дорогу в «Санборнс», чтобы их проявить. Ему сказали, что забрать снимки можно на следующий день.

Вернувшись к себе, Фрэнк поставил «Императорский марш» Бетховена, а потом, когда музыка наполнила комнату и перелилась в открытую дверь балкона, поместил череп между двумя большими кусками глины. Он принялся отрезать от палочки-стерки кусочки и приклеивать в нужные места.

Пока клей сох, Фрэнк решил проверить глину в бочонках. Он ткнул в нее пальцем; глина была достаточно пластичной на ощупь. По крайней мере не придется просить микроволновку.

Враг

День шестой

Шестеро представителей ООН, которые находились в Хуаресе, чтобы расследовать убийства, тоже жили в «Люцерне». Правительство организовывало им поездки на места обнаружения тел. Эспарса сказал, что Фрэнк может к ним присоединиться.

Он проработал всю ночь над девушкой из Чиуауа и уже покрыл череп слоем глины. Нуждаясь в перерыве, решил, что «тур» по местам преступлений сможет каким-то образом добавить ему понимания дела. Фрэнк не имел представления о том, чтоименно ему уже известно, но считал: если информации мало, будут полезны любые сведения.

В фойе гостиницы Эспарса представил его членам ооновской бригады, куда входили пять европейцев и один американец, отставной агент ФБР из Виргинии.

Представители ООН держались в сторонке, явно желая, чтобы их не беспокоили. Всем было сказано, что никакой информации вовне выпускаться не будет, но как только они вышли из гостиницы, где их ожидали четыре машины, на них набросилась группа журналистов.

– Мы этого не хотели, – сказал Эспарсе один из ооновцев. – Кто оповестил их, что мы здесь?

Фрэнк, который шел вместе с группой, в открытости не видел вреда. По его опыту, чем больше информации о преступлении даешь, тем больше у тебя шансов его раскрыть. Его бюсты в прошлом при недостаточном информировании общественности по большей части были малоэффективны. Газетные статьи, телепередачи вроде «Самые разыскиваемые в Америке», полицейские листовки – все это часть процесса опознания. Если в Хуаресе действительно стараются раскрыть убийства, то о них должен знать каждый.

Рядом с Фрэнком стоял аккуратно одетый мужчина с коротко подстриженной эспаньолкой. Когда он протянул руку, чтобы поприветствовать Фрэнка, кто-то их сфотографировал.

– Что вы думаете о том, что здесь происходит? – спросила Фрэнка одна журналистка.

– Без комментариев, – ответил он.

Кортеж отъехал, окруженный не сотрудниками полиции штата и коллегами Эспарсы, а федеральными полицейскими, призванными защищать сотрудников ООН. Федералы на мотоциклах, вооруженные автоматами и АР-15, перекрывали движение, постоянно включая сирены.

Через центр города, где многих из пропавших женщин видели в последний раз, кортеж выехал на Ривереньо, хуаресский эквивалент шоссе I–10, проложенного по другую сторону Рио-Гранде, которое исчезало в рытвинах дороги, входившей в Анапру с ее лабиринтом хижин и магазинчиков, и двинулся к хлопковому полю, где двумя годами раньше были найдены восемь трупов.

На этот раз у Фрэнка появилась возможность выйти из машины и походить. Он отметил, как близко место преступлений находится от автомобилей, проезжающих по Эхерсито-Насьональ-Будевар и по Пасео-де-ла-Викториа. Трудно представить, что тела пролежали здесь незамеченными или ненайденными столько времени, что успели превратиться в скелеты. Когда Фрэнк высказался по этому поводу, Эспарса заявил, что допрошенные ими люди признавали, что был какой-то запах, но на эту часть хлопкового поля они не ходили, так как туда порой свозили мертвых собак и других животных.

Фрэнк подошел к розовым крестам – один из которых был свален. Они были футов шести высотой, и на них были написаны имена: Лаура, Беренис, Вероника, Эсмеральда, Люсита и Desconocida – или Неизвестная. Он хотел сделать несколько снимков, но Эспарса велел не отставать от группы.

– Это «Амнистия». – Он указал на кресты.

Поразмышляв, Фрэнк понял, что он, видимо, имел в виду «Международную амнистию».

– Они враги.

Эти слова засели в голове Фрэнка. Кортеж в течение часа углублялся в пустыню, пока не съехал с дороги и остановился в месте, где были найдены другие тела. Один из полицейских заметил, что странно думать о том, что здесь были найдены трупы: «Будучи подростками, мы привозили сюда своих подружек потрахаться».

Фрэнк отправился в гостиничный бар «Эль Акуэдукто» выпить стаканчик вина и поболтать с барменшей Джеки.

– «Калафию», por favor, – сказал он. Ему нравилось местное вино, которое она ему посоветовала.

– Вы стали знамениты. – Она поставила перед ним выпивку.

– Что вы имеете в виду?

Джеки вытащила дневной выпуск местной ежедневной газеты «Эль Диарио». В нем была фотография ооновской бригады у входа в гостиницу. Фрэнк стоял рядом с хорошо одетым мужчиной с эспаньолкой.

– О чем пишут? – спросил он.

– Здесь говорится, что вы – Фрэнк Бендер и что вы сделали бюсты многих… – она сделала паузу, пытаясь вспомнить английское слово, – fugitivos.

– Беглых преступников, – подсказал Фрэнк.

– Si, беглых преступников. Мужчины по имени Джон Лист и еще одного из Пуэрто-Рико.

Фрэнк попросил у нее газету. Он не мог понять, что там написано, но за имена взгляд зацепился – Джон Лист, Ганс Форхауэр и Роберт Наусс. В статье упоминался даже некий пуэрториканец, о котором он давным-давно забыл, убийца, бежавший из США и отрубивший себе фаланги пальцев, чтобы не быть опознанным, но Фрэнк выудил его в переполненном зале суда.

Но в статье не упоминались ни Анна Дюваль, ни Линда Кейс, ни Розелла Аткинсон – дела гораздо более близкие к работе, на которую его наняли в Мексике.

Фрэнк рассеянно смотрел на газету, раздумывая, почему они написали про беглых, которых он помог выследить, а не о жертвах убийств, которых он помог опознать.

– Кто этот человек? – Он показал на мужчину с эспаньолкой.

– Он тоже очень знаменитый, – сказала Джеки. – У него много врагов. Этот человек занимается наркокартелем.

Пятьдесят на пятьдесят

День седьмой

С дюжиной фотографий пять на семь девушки из Чиуауа, разложенных вокруг бюста, Фрэнк продолжал работать с глиной. За последние два дня он зашел так далеко, что вылепил триаду важнейших составляющих – уши, нос и губы.

В дверь его комнаты резко постучали, и он поспешно накрыл бюст материей. Но это был всего лишь Эспарса. Увидев, что Фрэнк одет в джинсы и майку, заляпанные глиной, предложил ему умыться.

– Нам нужно ехать на пресс-конференцию, – сказал Эспарса.

Фрэнк удивленно уставился на него:

– Я думал, вы избегаете публичности.

– Головы готовы. Мы хотим сделать объявление и представить вас.

– Прекрасно, – кивнул Фрэнк, откладывая палочку для лепки.

После того как он переоделся, они поехали в главный полицейский участок в центре города. В комнате для заседаний был установлен стол, и стоящие на нем четыре черепа были повернуты к присутствовавшим. Фрэнк и Эспарса присоединились к сидящим за столом высокой даме Энджи и заместителю генерального прокурора Оскару Валадесу Рейесу.

Валадес и Эспарса сделали короткие выступления на испанском, из которых Фрэнк мало что понял, хотя видел, что они постоянно указывали на черепа и на него. Когда настал черед выступать Фрэнку, он выразил надежду, что, когда работа над бюстами будет завершена, фотографии разошлют повсюду и, если повезет, кто-нибудь опознает ту или иную из женщин.

В то же самое время, в пятницу 26 сентября, с целью обнародования данных о feminicidios проходило мероприятие совсем другого рода. Группа мексиканских и американских активистов возложила цветы у моста Пасо-дель-Норте, переброшенного через реку к Эль-Пасо.

Среди них была Эстер Чавес Кано, руководитель кризисного центра по реабилитации жертв насилия «Каса-Амига», который вел список убийств с 1993 года.

Чавес заявила журналистам:

– Мы не верим людям, руководящим расследованием.

* * *

Через несколько часов четверо из полиции штата приехали к «Люцерне» и сгрузили четыре картонных коробки. Прежде чем позволить им войти, Фрэнк спрятал девушку из Чиуауа.

Когда полицейские ушли и Фрэнк снова остался один, он вскрыл коробки. В двух, кроме черепов, были пакеты на молнии с небольшим количеством волос. У последнего черепа отсутствовала нижняя челюсть, что он заметил еще во время пресс-конференции в полицейском участке.

Он снял крышки с четырех стоящих в углу бочонков и разложил их, как тарелки, одну возле другой на столе. На каждой крышке написал всю информацию, которая прибыла вместе с черепом, какой бы короткой она ни была: «Смешанный, 16–17, ровные верхние (о зубах). Нормальные верхние два золотых зуба. 22–23. Торчащие вперед верхние 13/2/2002. 23902. Верхние нормальные, кавказский тип? Смешанный, ровные верхние».

После этого он вытащил из бочонков четыре миниатюрные шины – его последнее открытие для установки черепов вместо пробки – и накачал их маленьким насосом. Затем установил каждый череп на крышки с информацией. На конце стола одиноко стояла девушка из Чиуауа, она временно была отделена от других.

Он сфотографировал черепа со всех сторон, сбоку, сверху, снизу, каждый раз следя за тем, чтобы в объектив попадала информация на крышке. Выбросив пока из головы таблицы толщины тканей (это техническая часть), он хотел найти особенности, что-нибудь, бросающееся в глаза: ширину носовых отверстий, скулы, подбородки. Как он много раз видел в музее Мюттера, каждый череп отличался от другого. Просто нужно внимательно смотреть, смотреть и снова смотреть. Что отличает каждую из этих девушек друг от друга?

Он склеил челюсти у первых трех. Последний череп, кроме того, что у него отсутствовала нижняя челюсть, был очень белым, словно его слишком долго отбеливали или держали под солнцем. Он выложил волосы от второй и третьей девушки рядом с черепами.

Взяв оставшийся череп, тот, что вытащил первым, Фрэнк поднес его к свету. Только сейчас он обратил внимание на асимметрию. Носовое отверстие в форме перевернутого сердца имело немного неправильную форму. Правая часть лица была почти неразличимо сдавлена.

Фрэнк поставил череп на место. Сейчас его задача казалась архисложной. У него двадцать четыре дня на четыре… нет, пять… разных бюстов, которые надо сделать на основе крайне скудной информации. Тот факт, что у одного из черепов отсутствовала нижняя челюсть, не особенно беспокоил, так как у него уже было подобное дело.

Два года назад он получил череп мужчины, голова которого была спрятана в блоке бетона; у него тоже отсутствовала нижняя челюсть. Девушка из Мэнлиуса, штат Нью-Йорк, была лишена еще большей части лица. Фрэнк сделал реконструкции обоих и получил одну идентификацию, которая к тому же помогла выйти на след убийцы.

Если отталкиваться от тех результатов, его шансы на успех в Хуаресе были пятьдесят на пятьдесят.

Молитва

Когда Морис Шевалье закончил петь «Шапочку Зозо», альбом начал проигрываться заново. За «Луизой» следовала «Мими», и Фрэнк рассеянно мычал в такт.

Иногда он думал, что его работа с черепами сродни написанию музыки. Он не был музыкантом, но представлял, как чьи-то пальцы скользят по клавишам, так же как его – по скулам или надбровьям, подравнивая их, высматривая ошибки и места, которые не подходят к остальным деталям, исправляя их, снова подравнивая, пока композиция не примет законченный вид.

Мой левый ботинок на правой ноге,

А правый же – на левой,

О, выслушай меня, Мими.

* * *

Теперь, когда маркеры толщины тканей были укреплены на всех четырех черепах, Фрэнк начал накладывать между ними глину. Сначала он сосредоточил внимание на четвертом черепе – на девушке без нижней челюсти, вылепив примерную форму нижней челюсти, прежде чем взяться за остальное. Затем стал переходить от черепа к черепу, начиная работать над каждым с разных мест и отмечая во время работы отличия.

У второй девушки одно глазное отверстие было меньше другого. Носовая кость третьей предполагала нос более плоский, чем у других. Это не те черты, которые сразу замечаются на вылепленном лице, но подруга или родственник увидит их и подсознательно обратит внимание. Именно так получилось с мальчиком в мешке.

Череп, который он вынул первым, был тем, чье лицо он уже начал себе представлять еще до того, как углубился в работу с глиной. Асимметрия вдоль рта, в районе скул, носа делала его таким, словно правая сторона черепа девушки немного утоплена, из-за чего лицо не могло выглядеть ненормальным или уродливым. Для него это было лицо со своим характером.

Он отошел на шаг от стола, оценил то, что сделал, и вернулся к девушке из Чиуауа, чтобы немного пригладить ее лицо. Когда работа над ней застопоривалась, он возвращался к четырем остальным.

Фрэнк ходил вокруг стола, колдуя над одним бюстом, пока достигал с ним большего, чем с другими, прогресса, и переходил к другому, который по какой-то причине привлекал его внимание (слишком длинное ухо, плоская скула, узкие губы), а затем – от челюсти одного к носу другого. Когда он уставал или не знал, что делать дальше, то растягивался на кровати и несколько минут спал. Или, быть может, час.

Но потом он замечал что-то такое, что заставляло его вскакивать – веко, кончик носа, который нужно переделать, – и это был тот самый момент, с которого он опять начинал работать.

* * *

Фрэнк редко покидал комнату и не отзывался, когда в дверь стучали, если только не знал, что это Эспарса. Уборщицам было приказано оставить его комнату в покое, а свои майки и нижнее белье он стирал сам в ванной комнате.

В Филадельфии, когда Фрэнк заходил в тупик, он брал за правило покидать студию, идти в кафе или навещать приятелей. Но единственным местом, куда он мог сбежать из гостиницы, был «Санборнс», куда он ходил за кофе и сандвичем. Эспарса навещал его один или два раза в день, всегда накоротке. Из предосторожности Фрэнк закрывал девушку из Чиуауа или относил в ванную комнату на случай, если с Эспарсой будет кто-то посторонний. Это стало привычкой.

В двух случаях мексиканец специально приводил людей посмотреть на бюсты. В первый раз это были заместитель генерального прокурора Валадес и Энджи. Во второй раз Эспарса пришел с двумя членами ооновской бригады, после чего они вчетвером отправились есть тако на Эрманос-Эскобар.

Когда они выходили из ресторана, маленькая, простенько одетая женщина средних лет подошла к Фрэнку и обняла его. Она что-то сказала по-испански, но он не понял. Выйдя на улицу, Фрэнк спросил Эспарсу, что она сказала.

– Она молится за вас. Они молятся за вас и надеются, что вы поможете им.

Предостережение

День десятый

Когда в тот день позвонила Джан, Фрэнк понял: что-то не так. Обычно жена звонила вечером из дома, но сейчас она была на работе.

– У тебя расстроенный голос, – сказал он.

– Я просматривала твои электронные письма, и там было одно, о котором, мне кажется, тебе следует знать.

Джан вела всю переписку Фрэнка, потому что он не пользовался компьютером. Любые адресованные ему е-мэйлы должны были быть четко обозначены. Так как его корреспонденция приходила с адресов, которые она не всегда знала – ФБР, Интерпол, полицейские управления, почитатели, музеи, пластические хирурги, люди со всего мира, которые хотели начать работать над головами, спам, – то она открывала только те, что выглядели безопасными и имели в заголовках что-то, позволяющее их идентифицировать.

– Я тебе прочту, – сказала она. – В нем говорится: «Смотри в окно». И оно пришло из Мексики.

– Это все? – спросил Фрэнк. – Больше ничего?

– Нет. Это все.

Фрэнк инстинктивно посмотрел на большие двери, ведущие на балкон. Он был там бессчетное количество раз – в промежутках между лепкой женщин, чтобы посмотреть на город, поснимать уличную жизнь внизу – и работал перед открытыми дверями каждый день и каждую ночь. За ним кто-то следит?

– Думаешь, это угроза? – Джан словно прочла мысли Фрэнка.

– Нет, уверен, что ничего особенного.

Он не хотел без необходимости беспокоить ее, но тут же вспомнил о статье в «Эль Диарио». Ведь там о нем и его работе было много написано, да еще снимок прилагался, где он изображен рядом со специалистом по наркокартелю. Вероятно, угроза, если она реальная, каким-то образом связана с наркотиками, а не с убитыми женщинами. Мог ведь кто-нибудь решить, что Фрэнк находится в Мексике, чтобы делать бюсты людей, занятых в торговле наркотиками?

– Фрэнк… – Джан вздохнула. – Я за тебя боюсь.

Он заверил, что у него все в порядке, что переговорит с Эспарсой и послушает, что тот думает.

– Я тебе позвоню, как только узнаю, что происходит, – заверил Фрэнк и повесил трубку.

В фойе гостиницы Фрэнк встретил двух представителей ООН и рассказал про электронное послание. Они встревожились и посоветовали обратиться за защитой. Фрэнк подумал, что это слишком, но они уже прошли к телефону и сделали звонок федералам. Несколько полицейских и Эспарса приехали в гостиницу. Они попросили копию е-мэйла, которую Джан прислала по факсу. Взглянув на текст, полицейские сочли, что повод для беспокойства есть. Спросили, не связывался ли с ним кто-нибудь подозрительный за последние сутки. Единственным незнакомцем, с которым Фрэнк разговаривал, был мужчина в «Эль Акуэдукто», которого они исключили сразу после того, как Фрэнк кратко его описал.

– Мы дадим вам постоянного телохранителя и сменим комнату, – сказал Эспарса. – А федералы поставят двух агентов перед вашей комнатой и двух у гостиницы.

– Это действительно необходимо? – попробовал возразить Фрэнк.

– Да.

Был уже поздний вечер, но они решили не тянуть с переселением Фрэнка. Подобрали номер на четвертом этаже со стороны, выходящей на «Санборнс». Фрэнк упаковал свои материалы в десять бочонков и аккуратно завернул в материю пять голов. Он перетащил их вниз с Эспарсой и полицейским Гасом.

Фрэнку больше не разрешили раздвигать шторы, а Эспарса предупредил, что Гасу придется находиться в его комнате постоянно. Наличие постороннего в комнате будет мешать работе, но Фрэнк не сказал этого Эспарсе.

Когда двое полицейских пошли вниз, Фрэнк принялся расстилать мешки для мусора на полу своей новой комнаты и на мебели, разворачивать головы и устанавливать их на маленькие шины на столе.

Через час Гас вернулся. Фрэнку показалось тесно с полицейским, поэтому он отправился в «Эль Акуэдукто». Гас последовал за ним, но устроился через несколько столов от него. Когда Фрэнк расправлялся со своим стаканом вина, к нему подсел бывший агент ФБР из ооновской бригады.

– Я слышал об электронном письме, – сказал он. – И на вашем месте я вышел бы из игры. Прямо сейчас.

УБИЙСТВА

«Кусочки Риз»

1982 год

В то время, когда Фрэнк работал над реконструкцией лица Линды Кейс, однажды, гуляя по городу, он наткнулся на ветхое здание на Саут-стрит – старый мясной магазин. Оно продавалось, а дела с фотобизнесом шли хорошо, и Фрэнк решил, что может себе позволить собственное помещение.

В начале 1982 года, едва он успел перевезти оборудование с Арч-стрит на новое место, позвонил детектив Эллис Верб. Сообщил дополнительную информацию о девочке в большом чемодане, которую нашли под мостом Плат-Мемориал. Тело обследовал коллега Филлинджера, Роберт Катермэн, который объявил, что, по всей видимости, ее регулярно избивали.

Это был первый ребенок, которого лепил Фрэнк, таблиц толщины тканей для детей не существовало, и он хотел собрать о ней как можно больше информации. Но информации было мало. Судебный дантист Хаскелл Аскин, который осмотрел ее зубы, сообщил то немногое, что имел. По предложению Крогмэна, Фрэнк свозил череп к Лоуренсу Энджелу, физическому антропологу Смитсоновского университета, в Вашингтон, округ Колумбия.

Вернувшись в свою промерзшую студию, он решил лепить девочку в помещении старого морозильника для мяса в глубине здания. Во-первых, оно маленькое и его легко отапливать, а во-вторых, он хотел держать череп подальше от клиентов. Немногие из них знали о его второй профессии, и Фрэнк не горел желанием откровенничать. Не очень ему хотелось и показывать клиентам все помещение на Саут-стрит, по крайней мере неотремонтированное – хотя понимал, что кто-нибудь придет без предупреждения. Ему повезло, что этим кем-нибудь оказался добряк и весельчак Джордж Бичем.

Бичем только что нанял Фрэнка снимать рекламу на «Кусочки Риз» – печенье, которое будет показано в новом фильме «Инопланетянин». Чтобы сэкономить, Фрэнк организовал в мясном магазине бутафорский театр, взяв в аренду тридцать кресел из кинотеатра и пригласив натурщиков в качестве зрителей. Все получилось прекрасно, хотя натурщикам пришлось закрывать рты, когда он их фотографировал, чтобы в холодном воздухе не было видно пара от дыхания.

Когда Бичем попросил показать ему студию, Фрэнк постарался отделаться от него, но тот настоял. Увидев импровизированный театр с дырами в полу и на потолке, он разразился хохотом. Бичем был одним из немногих рекламщиков, которые знали о занятиях Фрэнка судебной медициной, поэтому Фрэнк отвел его в заднюю часть помещения, чтобы показать девочку в большом чемодане.

Во время съемок к мясному магазину доставили огромное количество «Кусочков Риз», и Фрэнк оставил все это возле входной двери. Каждый раз, когда Эллис Верб приходил посмотреть, как идут дела с девочкой в большом чемодане, он захватывал несколько пакетиков с собой.

Прежде чем забрать у Фрэнка готовый бюст, Верб пошел проконсультироваться к медиуму. Он так и не сказал Фрэнку, о чем ему поведал медиум, но смысла в этом было немного. Ничто из того, что она ему сообщила, не помогло вернуть девочке имя.

* * *

Два художника, которые тоже обитали на Арч-стрит, поинтересовались возможностью подснять площадь в мясном магазине. Их не испугало неприглядное состояние помещения. Боб Барфилд поселился в подполе, а Пола Лизак заняла подвал. Ее не беспокоили ни низкие потолки, ни грибок на балках, ни то, что там пахло, как в свежевырытой могиле.

Письма в ФБР

Джан поступила на работу распространителем пробников духов в универмаге «Стробриджес». До этого она побывала официанткой в «Миллис Лув инн Диннер» на Райзинг-Сан-авеню, уборщицей, натурщицей в Пенсильванской академии изящных искусств, несмотря на то что Фрэнку не очень нравилось, что она раздевается перед другими студентами.

– Я делала это ради тебя, – напоминала Джан, – и бесплатно. Так почему же я не могу получать за это немного денег?

Фрэнк понимал, что она права.

Во время обеда в «Стробриджес» Джан иногда ходила в основное здание Бесплатной библиотеки, что возле Логан-сквер, и выискивала все, что было связано с реконструкцией внешности.

Со стороны такое поведение могло показаться странным, ведь Джан мало интересовали достижения Фрэнка в области судебной скульптуры. Ей нравился сам факт, что он этим занимается, помогая идентифицировать людей и раскрывать убийства, но детали ей были скучны. Отчасти в этом был виноват сам Фрэнк. Он редко говорил про черепа (относился к каждому делу, словно оно сверхсекретное), поэтому Джан и девочки видели, как черепа привозятся в их дом, а затем увозятся готовые бюсты, и мало знали об их истории. Если Фрэнк и говорил о деле, то лишь постфактум. Одно из немногих исключений – мужчина с кукурузного поля. Расследование его гибели стало одним из любимых дел Джан. Но чаще она едва замечала работу Фрэнка.

Джан искренне восхищалась работой Фрэнка. Она считала, что у него редкий талант, и изо всех сил продвигала его. После того как была опознана Линда Кейс, Джан села на кухне со своей подругой, Сэлли Бишофф, и принялась сочинять резюме по работе Фрэнка. Разослала его по полицейским управлениям всей страны, в ФБР, Интерпол, ЦРУ и во все правоохранительные органы, которые они с Сэлли смогли вспомнить.

Между тем в библиотеке она выискивала статьи о людях, которые делали скульптуры с мертвых или выполняли художественную работу для судебных нужд – не только для того, чтобы собрать побольше информации для Фрэнка, который по-прежнему вырабатывал в процессе работы свои правила, но еще и чтобы доказать себе, что его занятие не безумие.

В один прекрасный день она наткнулась на статью из британской «Дэйли экспресс» о реконструкции лица известного нациста, который, как считали, после войны бежал в Южную Америку. Когда берлинская полиция заподозрила, что череп, выкопанный рабочими неподалеку от станции «Лертер», мог принадлежать Мартину Борману, полицейский инспектор Моритц Фюртмайер провел его реконструкцию. В 1977 году Фюртмайер использовал систему раскладки черепа, чтобы установить, принадлежит ли он Анне Андерсон, женщине, которая объявляла себя последней из оставшихся в живых дочерей царя Николая и великой княгиней Анастасией. Он пришел к заключению, что она не лгала.

В статье «Дэйли экспресс» сообщалось, что проведенная в Берлине реконструкция подтвердила: Борман не бежал в Южную Америку, как считали многие, а погиб в 1945 году. Для Джан же это стало подтверждением кое-чего другого: в Европе есть люди, выполняющие такую же работу, как и Фрэнк.

В номере «Сайенс дайджест» она обнаружила небольшую заметку Скипа Розена о реконструкции лиц в Соединенных Штатах. Он упоминал Бетти Пэт Гэтлифф, приятельницу Уилтона Крогмэна, которая создала бюсты девяти неопознанных трупов, найденных в погребе под домом серийного убийцы Джона Уэйна Гэси. Написав Розену письмо, Джан заполучила адрес Гэтлифф в Нормане, штат Оклахома, затем связалась с ней от имени Фрэнка. В статье Розена также имелась ссылка на книгу о русском ученом Михаиле Герасимове «Искатель лиц». Библиотеке пришлось заказывать эту книгу, и когда ее наконец доставили, Джан немедленно начала просматривать черно-белые фотографии сделанных им бюстов. Она была этим так поглощена, что опоздала на работу.

В «Стробриджес» она пойм

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: