НАУКА В СЕРЕДИНЕ XIX ВЕКА (1830–1870).

Если в XVIII веке любознательные и дальновидные люди стали осознавать приближение машинной промышленности, то в середине XIX века последствия ее введения не могли пройти незамеченными для большинства даже ненаблюдательных людей во всех уголках земного шара. Посредством простого увеличения размаха и расширения сферы применения более ранних изобретений было осуществлено полное преобразование жизни десятков миллионов людей, живших в новых промышленных странах. Быстро вырастали новые крупные города, заселенные столь же быстро растущим населением. Наряду с ростом промышленности развивались и совершенно новые средства транспорта: железные дороги, связавшие между собой промышленные центры, и пароходы, собиравшие и доставлявшие им сырье и развозившие во все концы земли их продукцию. Поистине, там, где XVIII век нашел ключ к производству, XIX веку суждено было дать ключ к средствам связи. Никогда еще ни одно подобное изменение в жизни людей не происходило с такой основательностью и быстротой. Повсюду, куда распространился индустриализм, уничтожались старые феодальные общественные отношения. Основная масса населения превратилась в наемных рабочих. Вся экономическая и политическая инициатива принадлежала новому классу капиталистических предпринимателей. Даже в области государственного устройства остатки феодальной реакции были легко сметены успехом революции 1830 года во Франции и реформой избирательной системы 1832 года в Англии, и государство, по выражению Маркса, стало представлять собой «... только комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии». Не было больше такой необходимости в охране привилегии с помощью законодательства; с того момента, как собственность была ограждена, сама экономическая система должна была позаботиться о том, чтобы каждый получил ровно столько, сколько он стоил.

<…> Тот факт, что к 30–м годам XIX века завершился переход власти от знати к денежному мешку, и даже то, что это было, быть может, необходимостью, стал уже общепризнанным. Правда, в ходе французской революции были перейдены надлежащие границы, и когда в XIX веке было достигнуто идеальное состояние конституционной демократии, имелись все основания противиться дальнейшим радикальным изменениям или даже всякой радикальной критике пороков общества. В прошлом наука представляла собой важный стимул для такой критики. Сейчас как ученые, так и люди, к ученому миру не принадлежащие, в равной степени чувствовали, что, поскольку она прочно заняла свое место, ей не следовало бы играть роль критика и атеиста.

Утилитаристы

<…> Период середины XIX века не был периодом радикального технического преобразования, которое могло бы сравниться с преобразованиями ХVIII века. Это был скорее период непрерывного совершенствования мануфактурных методов, применявшихся во все более широких масштабах. Хотя на сцене начали появляться соперники Англии, ей удалось удержать за собой и даже умножить те выгоды, которые она получила в результате промышленной революции. В течение известного времени она являлась буквально промышленной мастерской мира. Дешевизна товаров, по преимуществу текстильных, выработанных новыми машинами, настолько расширила ее рынки сбыта, что в течение нескольких десятилетий возможности их казались неограниченными. Спрос этих рынков мог быть удовлетворен путем простого увеличения количества и непрерывного усовершенствования существовавших типов машин. Поэтому производство не испытывало какой-либо особо острой необходимости в изобретении новых механизмов.

С другой стороны, все увеличивалась потребность в ускорении связи и перевозок. Телеграф явился первым массовым применением на практике новой науки об электричестве. Более важным в материальном отношении явилось применение силовой энергии в области транспорта – на железных дорогах и пароходах; здесь наука играла только вспомогательную роль.

Появление инженеров

И железные дороги, и пароходы явились непосредственным продуктом деятельности новой профессии – инженеров–механиков и оказались возможными благодаря наличию дешевого железа, которое выплавлялось теперь с помощью каменного угля в масштабах, во много раз превышавших прежние. Возникновение нового типа инженера представляло собой новое социальное явление.

Инженер этот был не прямым потомком старого военного инженера, а скорее шел от рабочих–машиностроителей и металлургов эпохи искусных мастеров–ремесленников. <…>

Телеграф

Усовершенствования в области транспорта, как результат изобретения железных дорог и парохода, явились стимулом для поисков возможностей быстрой связи. Потребность в быстрой передаче известий, как об этом свидетельствует множество сигнальных вышек, была стара как мир; однако, если не считать магии или телепатии, было очень мало средств для ее осуществления, и исключение представляли лишь сигналы тревоги. Даже потребности войны не породили чего–нибудь более искусного, чем релейный семафорный телеграф. И тем не менее такие средства имелись под рукой уже в течение некоторого времени. Уже в 1737 году электричество применялось для передачи сообщений на расстояние в несколько миль, однако использование статического электричества было и затруднительным и ненадежным. Именно совпадение появления железных дорог с открытием Эрстедом влияния электрических токов на компас дало искомый дешевый и верный метод как раз тогда, когда потребность в нем достигла максимума, и обеспечило успешное изобретение электромагнитного телеграфа. <…> Своевременно полученные известия означали деньги, и электрический телеграф обеспечил способ быстрой их передачи.

<…> К 50–м годам XIX века наука уже приносила дивиденды. Развивалась новая химическая промышленность, основанная главным образом на потребности растущей текстильной промышленности в соде и серной кислоте, а открытие анилиновых красок обеспечило будущее органической химии. Были сделаны первые шаги в направлении использования науки, в частности химии, для усовершенствования сельского хозяйства путем применения искусственных удобрений...

Биология также начинала находить себе новое применение за пределами традиционной области сельского хозяйства. Химик Пастер (1822—1895) изыскивал способы усовершенствования производства пива и вина и пред–принял свое первое успешное наступление на болезни не человека, а, что было весьма характерным, на заболевание ценного в экономическом отношении шелковичного червя...

Здесь впервые появилась возможность осуществления научного, в отличие от традиционного, контроля над жизненными процессами. Даже медицина начинала идти в ногу со временем и вынуждена была, довольно неохотно, принять от новой химической промышленности такие ее дары, как анестезирующие средства. Фактически из–за экономики нищеты, перенаселенности и политики Iaisser–faire вообще здоровье населения промышленных стран было сейчас, по–видимому, хуже, чем в любой другой период их истории. Катастрофические эпидемии восточной холеры, занесенной сюда в связи с новыми возможностями транспорта, не прекращались до тех пор, пока сама интенсивность этих эпидемий и та угроза, которую они несли с собой средней буржуазии, не привели к осознанию необходимости оздоровительных мер и не ограничили до известной степени произвола хозяев трущоб….

Организация науки

Возможности как для практики, так и для преподавания науки ни в коей степени не соответствовали той функции, которую она уже выполняла в экономической жизни. Это было особенно справедливо в отношении Англии, где наука находила себе наиболее широкое поле применения. К 1830 году группа молодых английских ученых под руководством Чарлза Бэббеджа (1792–— 1871) подняла голос протеста прежде всего против неспособности как правительства, так и его представителя в науке – Королевского общества откликаться на новые запросы.

В своей книге (Размышления об упадке науки в Англии) Бэббедж указывал, что Общество на деле превратилось в замкнутую корпорацию чиновников, контролирующую рядовых его членов, большинство которых лишь поверхностно было знакомо с наукой и не являлось хотя бы щедрым ее покровителем. Назревали реформы, однако Королевское общество не спешило и с помощью нехитрого приема ограничения доступа новых членов сумело достичь только через несколько лет после смерти Бэббеджа того состояния, которого он добивался.

<…> Обычные общества, удовлетворявшие потребностям науки в XVII и XVIII веках, теперь уже не могли справиться с потоком специальных знаний, порождавших новые области науки. Во Франции, Англии, Шотландии, Германии? и других странах были основаны химические, геологические, астрономические и другие общества, каждое из которых имело свой собственный журнал; одновременно с этим инженеры начали объединяться и создавать свои институты.

Наука в университетах

Именно в этот период середины XIX века была сломлена оппозиция науке со стороны английских и французских университетов, существовавшая на протяжении свыше 200 лет. В Англии это произошло частично путем создания новых колледжей, позднее превратившихся – в Лондоне и в промышленных городах – в университеты, частично же путем создания новых факультетов в уже существовавших университетах. Если в начале XIX века многие, если не большинство, крупные ученые в Англии вырастали из среды любителей науки или же начинали свою деятельность в качестве учеников или подмастерьев, как это было с Дэви и Фарадеем, к середине этого века тип университетского профессора, уже хорошо известный на континенте, становится характерным типом ученого и в Англии. <…>

Руководящую роль во внедрении науки в повседневную жизнь университетов взяла на себя в первую очередь Германия. <…> Германия начала готовить опытных ученых, а также учебники и аппаратуру для удовлетворения потребностей, далеко выходивших за пределы ее границ.

Результатом всех этих изменений явился огромный рост масштабов и престижа научной работы. Работа эта постепенно приобретала все более официальную организацию, и занятие ею превратилось в профессию, подобную более старым профессиям юриста и медика. В ходе такого процесса, однако, эта профессия в значительной степени потеряла свою прежнюю независимость, свой статус любительства. Не столько наука преобразовывала университеты, сколько университеты преобразовывали науку. Ученый все меньше представлял собой борца против традиционного авторитета и мечтателя и все больше превращался в «мужа науки», передававшего великую традицию.

<…> Мечта о том, что новые силы науки дадут рабочему классу возможность избавиться от угнетавшей его системы капитализма, наметившаяся в самых первых экспериментах в этой области, проведенных Робертом Оуэном, была впервые отчетливо сформулирована Марксом в «Манифесте Коммунистической, партии», а позднее разработана им в «Капитале». Однако все значение этого–учения должно было проявиться только в следующем столетии.

УСПЕХИ НАУКИ В XIX ВЕКЕ

Прогресс науки в середине XIX столетия охватил столь широкий фронт, что на протяжении нескольких страниц можно осветить лишь главные ее достижения. Физика, химия и биология – все эти науки развивались и разветвлялись на отдельные отрасли. Проводилась огромная исследовательская работа во всех областях естествознания и техники … Работа эта осуществлялась людьми, уже овладевшими искусством наблюдения, эксперимента и вычисления, завещанным человечеству XVII и XVIII столетиями. Все ранее развившиеся отрасли знания продолжали углублять свои исследования и находить новое применение в практике.

Триумф химии

Химию справедливо можно назвать наукой XIX столетия. Это положение объясняется в основном тем, что именно она была той наукой, которая сыграла столь важную вспомогательную роль в текстильной промышленности – промышленности, которой принадлежало ведущее место на протяжении всего столетия. … химия выросла на прочной основе революционного утверждения атомистической теории и быстро оказалась способной заниматься всеми видами веществ. Здесь важно отметить, что с течением времени химия стала окрашивать, как в буквальном, так и в переносном смысле, всю продукцию промышленности. Новые дешевые синтетические материалы – примеси, духи, краски, получаемые в большей своей части из каменноугольной смолы, – заменяли соответствующие естественные продукты, которые были слишком дорогими и редкими, чтобы удовлетворить спрос новых рынков. Именно в этот переходный период центр исследовательской работы в области химии переместился из места ее зарождения в XVIII веке – Англии через Францию, где она была кодифицирована и расширена, в Германию, явившуюся первой страной, осуществившей на практике все многообразие возможности применения химии. Роковые последствия этого перехода должны были проявиться в следующем столетии.

Сохранение энергии

На фоне этого действенного прогресса науки, старой и новой, два крупных теоретических обобщения выступают как главный вклад XIX века в науку. Одним из них, в области физики, была теория сохранения энергии; другим, в области биологии, – теория эволюции. Первая … является плодом осознания целой плеядой ученых, от Карно до Гельмгольца, всей важности взаимопревращаемости различных форм энергии как космического закона. В действительности идея эта возникла как результат изучения превращения энергии угля в силу, что нашло свое практическое воплощение в паровой машине еще на заре промышленной революции. Постепенно эта мысль принимала все более отчетливо выраженную математическую форму и выросла в науку – термодинамику, первый закон которой – закон сохранения энергии – связан со вторым ее законом, определяющим ограниченность запасов энергии в природе. Характерно для того времени, что второй закон был открыт Сади Карно еще в 1824 году, ибо именно этот, а не первый закон определяет количество работы, которая может быть получена машиной данного типа из каждой тонны угля. Этот коэффициент полезного действия машин редко превышал в то время пять процентов. <…>

Эволюция

Такая концепция плохо согласовалась с прогрессивной и оптимистической позицией буржуазии XIX века, которая нашла близкое себе по духу научное обоснование в теории эволюции. Мысль о том, что земля имела долгую историю, была не новой. … эта мысль качала оформляться еще в XVIII веке, и официальное признание ее задерживалось только клерикальными предрассудками реакционеров XIX века. Вместе с этой идеей пришло как осознание того факта, что животные и растения некогда значительно отличались от своих современных форм, так и естественное предположение, что они могли произойти от каких–то более ранних своих форм. <…>

С самого момента выдвижения теории эволюции она стала центром науч–ной, идеологической и политической борьбы. Дарвин, почти невольно, пробил столь же обширную брешь в учении Платона об идеальных формах в одушевленном мире, какую пробил Галилей в мире неодушевленных тел. При этом Дарвин сделал больше, чем простое утверждение факта эволюции: он дал также оружие – естественный отбор, которое уничтожило последнее обоснование для аристотелевской категории конечных причин. Неудивительно, что теологи, придерживавшиеся идеи конечности мира, отвергли эту теорию. Еще более поразительной была идея, что сам человек—эта единственная в своем роде цель творения – был не больше, чем замечательно удачной обезьяной. Это выглядело как ниспровержение не только религиозной доктрины, но и всех вечных ценностей рациональной философии. <…> По мере того как взгляды Дарвина продолжали завоевывать себе почву и находить поддержку нового поколения ученых, сама наука снова начала принимать радикальный тон, хотя пока она и была еще далека от того, чтобы стать социалистической.

Господствующая школа мышления, следуя за Джоном Стюартом Миллем, Огюстом Контом (1798–1857) и Гербертом Спенсером (1860–1903), стремилась с помощью логики и науки оправдать свободу частного предпринимательства и прославить XIX век как эру, когда человек нашел наконец правильный путь… Эра эта еще не была совершенной: все еще существовали некоторые пороки прошлого, которые следовало смести; и прогресс должен был продолжаться; однако этот прогресс рассматривался как прямое расширение настоящего – больше машин, больше изобретений, больше накопленных богатств, даже больше удобств, честно заработанных смиренными бедняками, следующими евангелию «самопомощи» <…>

КОНЕЦ XIX ВЕКА (1870–1895)

Уже к концу 60–х годов первая, простая и оптимистическая фаза развития раннего капитализма начинала приходить к концу. Глубокий кризис, начавшийся в 70–х годах XIX века, ознаменовал переход от эпохи фритредерского капитализма, с Англией в качестве промышленной мастерской мира, к новому, имевшему более широкий базис финансовому капиталу, когда Франция, Германия и Соединенные Штаты выдвинулись на передний план благодаря проектированным рынкам. Мощные производительные силы, высвобожденные промышленной революцией, начали к этому времени ставить перед владельцами предприятий проблему неизменно возраставших излишков продукции. В условиях капитализма излишки эти не могли быть возвращены тому, кто их произвел, то есть рабочим. Когда такие излишки накапливались внутри страны, это вело к еще большему перепроизводству и к лихорадочным поискам во всем мире новых рынков сбыта, которые скоро оказывались заполненными. Результатом такого положения явились колониальная экспансия, мелкие войны и подготовка к войнам больших масштабов, которые должны были произойти в следующем веке.

Ввиду переходного характера этого периода трудно определить его границы, особенно в области науки. Несомненно, это легче сделать сейчас, ретроспективно, чем в то время, ибо изменения происходили постепенно, без какого-либо заметного нарушения преемственности. Тем, кто жил в этот период, казалось, что развитие науки происходит все нарастающими темпами. И все же в умах людей начало возникать сомнение в том, действительно ли практическое использование науки ведет в царство безграничного и благодетельного процесса. Оглядываясь назад, мы видим последние годы XIX века как период, представляющий собой одновременно и конец и начало, спокойное развертывание великого научного движения ньютоновского периода и подготовку к более бурным научным и политическим революциям XX века.

В промышленности этот период также являлся переходным. В то время как старые ее отрасли продолжали развиваться – медленнее в Англии, быстрее в Германии и Соединенных Штатах, – характер промышленности начал уже изменяться. Соперничество между небольшими акционерными предприятиями вело к созданию крупных акционерных компаний, которые вскоре должны были, превратиться в гигантские монополии XX века. Этот переход особенно отчетливо проявился в металлургической и машиностроительной промышленности, где в результате деятельности целого ряда практически настроенных людей наука снова начинала занимать прочное место, а еще более отчетливо это проявилось в новой химической и электрической промышленности, которые были целиком обязаны своим происхождением науке. <…>

Мы также впервые видим массовое применение науки в целях войны: появляются подводные лодки, торпеды, бризантные взрывчатые вещества и крупнокалиберные орудия, знаменующие начало механизации военного дела. Важнейшими характерными событиями XIX века в промышленности явились создание дешевой стали и начало использования электрической энергии. Этот период ознаменовался также применением двигателя внутреннего сгорания, который должен был революционизировать транспорт следующего столетия. Не менее важными по своему конечному значению были первые успехи научной медицины в снижении нормы заболеваний инфекционными болезнями и в создании средств, позволяющих человеку осваивать тропические районы.

Век стали

Первый шаг в использовании науки с целью преобразования традиционной железоделательной промышленности был сделан Бессемером (1813–1898); сам он был промышленником, обладавшим большой склонностью к науке и стоявшим совершенно в стороне от металлургии. Его конвертер, введенный еще в 1854 году, показал возможность массового производства дешевой стали; однако применение бессемеровского способа все еще ограничивалось тем обстоятельством, что этот способ требовал руды с высоким содержанием металла. Только в 1879 году, когда Гильхрист Томас ввел конвертер с основной футеровкой, стало возможным применять для производства стали также и бедные металлом руды, после чего производство сразу резко возросло <…>

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: