|
Глава LXII. МЕТАНИЕ ГАРПУНА
Одно слово по поводу эпизода, описанного в предыдущей главе. По непреложному обычаю промысла, когда вельбот отваливает от судна,командир вельбота, то есть тот, кто убивает кита, сидит в качествевременного рулевого на корме, а гарпунер, чья задача взять кита на линь,работает передним, так называемым гарпунерским, веслом. Чтобы метнуть первыйгарпун в китовый бок, нужна рука сильная и твердая; иной раз бывает, чтотяжелое это орудие приходится кидать на расстояние в двадцать-тридцатьфутов. Но какой бы изматывающе долгой ни была погоня, все это времягарпунеру полагается работать веслом и не просто грести, а подаватьостальным пример сверхчеловеческой неутомимости, надрываясь на весле и в тоже время издавая громкие, отчаянные возгласы; а что значит без передышкиорать во всю глотку, когда все твои мускулы напряжены до предела, - можетпонять только тот, кто испытал это сам. Я лично не умею одновременногорланить и работать с толком. Но вот, крича и надрываясь, замученныйгарпунщик, сидящий спиной к рыбе, слышит команду: "Вставай и влепи ему!".Теперь он должен положить и закрепить свое весло, сидя повернуться, снять срогатки гарпун и из последних своих сил метать его в кита. Неудивительно,что в целом на всех китобойцах не более пяти гарпунов из пятидесятидостигают цели; неудивительно, что так часто неудачливых гарпунщиков клянути гонят; неудивительно, что у некоторых из них, случается, прямо в лодкелопаются жилы, неудивительно, что китоловы проводят в плавании иной разчетыре года, не добыв и четырех бочек; неудивительно, что многиесудовладельцы считают китобойный промысел убыточным делом: ведь успехплавания зависит от гарпунщика, а как можно, вымотав из него всю душу,рассчитывать в минуту необходимости на его тело? Мало того, если метание гарпуна оказывается удачным, наступает еще одинкритический момент, когда кит пускается в бегство, а командир вельбота игарпунщик, к вящей опасности для них самих и для всех прочих, такжепускаются бегом: один с носа на корму, другой ему навстречу. Они меняютсяместами, и командир маленького суденышка занимает теперь свое законное место- на носу вельбота. Ну так вот, что бы там ни говорили, а я утверждаю, что все это глупо иникому не нужно. Командир должен находиться на носу с самого начала и доконца: он должен метать и гарпун, и острогу и ни под каким видом не работатьвеслом, разве только при самых крайних и очевидных обстоятельствах. Правда,я знаю, это будет приводить иногда к некоторой потере скорости во времяпогони, но длительный опыт многочисленных китобойцев разных наций убедилменя, что в огромном большинстве случаев неудачи на промысле вызывалисьотнюдь не проворством кита, а вышеописанным состоянием гарпунщика. Дабы быть уверенным в попадании, надо, чтобы гарпунщики этого мира,меча свой гарпун, вскакивали на ноги, не от тяжких трудов отрываясь, но отполного безделья.
Глава LXIII. РОГАТКА
От ствола отходят толстые ветви, от толстых ветвей - маленькие веточки.Так при плодотворной теме разрастаются главы. Рогатка, о которой упоминается на предыдущей странице, заслуживаетотдельного описания. Она представляет собой стержень с насечками, весьмасвоеобразного вида, имеющий фута два в длину и вставленный под прямым угломв планшир правого борта у самого носа; в него вкладывается древко гарпуна, вто время как железный конец, оголенный и зазубренный, наискось торчитнаружу. Таким образом, орудие всегда у гарпунера под рукой, и он можетвыхватить его с такой же быстротой, с какой пионер в западных лесахсдергивает со стены ружье. Обычно в рогатку бывают вставлены два гарпуна,соответственно именуемые первый и второй. Но оба эти гарпуна связаны при помощи двух штертиков с линем, для тогочтобы по возможности метать в кита оба, один за другим, так что если потомот рывков животного один выскочит, другой все равно останется в его боку.Тем самым шансы удваиваются. Однако очень часто бывает, что, почуяв в телепервый гарпун, кит в ту же секунду с такой лихорадочной быстротой пускаетсяв бегство, что гарпунщик, как бы молниеносны ни были его движения, не всостоянии запустить в него второй гарпун. Тем не менее, поскольку второйгарпун все равно прикреплен к линю, а линь уже травится, его во что бы то нистало надо вовремя отшвырнуть куда-нибудь подальше от вельбота, иначе всейкоманде грозит самая ужасная опасность. Его забрасывают прямо в воду, чтообычно можно проделать без особого риска благодаря лишним бухтам передовоголиня (о которых говорилось в одной из предыдущих глав). И все-таки подчасэто бывает связано с самыми трагическими несчастными случаями. К тому же выброшенный за борт второй гарпун с этой минуты становитсягрозой для всего дела; его острые лезвия, болтаясь на тросе, выделываютвокруг шлюпки и кита самые замысловатые курбеты; он может запутать линь,может перерубить его, неся с собой гибель и сумятицу. И вытащить его обычноудается только тогда, когда кит уже мертв и ошвартован. Теперь представьте себе, каково это, когда все четыре вельбота бьются содним китом, отличающимся особенной силой, изобретательностью и коварством;когда благодаря всем этим его качествам, а также в силу тысячи гибельныхсовпадений, обычных в нашем опасном деле, вокруг него одновременно болтаютсяна лине штук восемь-десять вторых гарпунов. Ведь в каждом вельботе есть понескольку гарпунов, которые можно привязать к линю, если первый гарпунзаброшен неудачно и потерян. Все эти детали излагаются здесь с величайшейточностью, для того чтобы они могли пролить свет на некоторые весьма важныеи крайне запутанные описания, которые последуют в дальнейшем.
Глава LXIV. УЖИН СТАББА
Стабб убил своего кита довольно далеко от судна. Стоял штиль, и мы,запрягши цугом три вельбота, стали медленно буксировать наш трофей к"Пекоду". Теперь, когда мы, восемнадцать человек, своими тридцатью шестьюруками и ста восьмьюдесятью пальцами, час за часом, надрываясь, волочили поморю эту грузную безжизненную тушу, а она еле-еле сдвигалась с места, мыполучили наглядное доказательство тому, насколько огромна она была. Ведь вКитае на великом канале Хань-Хэ, или как бишь он называется, пять или шестькули тянут вдоль берега тяжело нагруженную джонку со скоростью мили в час, аэто грандиозное судно, которое мы буксировали, подавалось вперед такмедленно, будто везло полные трюмы свинцовых чушек. Стемнело, но три тусклых фонаря на снастях грот-мачты освещали нам с"Пекода" путь; и вот, подойдя ближе, мы уже видим, как Ахав свешивает заборт еще один фонарь. Равнодушно окинув взглядом вздымающуюся китовую тушу,он отдал обычные приказания о швартовке ее на ночь и, передав фонарь одномуиз матросов, ушел к себе в каюту и не выходил оттуда до утра. Хотя, отправляя вельботы в погоню за этим китом, капитан Ахав ипроявил, можно сказать, обычную свою энергию, теперь, когда животное былоубито, какая-то смутная неудовлетворенность, нетерпение, разочарованиезакрались к нему в душу; словно вид этого мертвого тела напоминал ему, чтоМоби Дик еще жив и что пусть даже тысячу убитых китов подтянут к борту"Пекода", они ни на миг не приблизят его к его великой, бредовой цели.Вскоре по звукам, раздававшимся на корабле, можно было подумать, что экипажготовится прямо посреди моря бросить якорь. Тяжелые цепи волокут по палубе ипропускают со скрежетом в клюзы. Но этими лязгающими узами будет закован некорабль, а громадный левиафанов труп. Пришвартованная головой к корме, ахвостом к носу черная китовая туша лежит теперь, прижатая вплотную к корпусусудна, и в темноте ночи, скрадывающей очертания мачт и снастей, оба они - икит, и корабль - кажутся двумя гигантскими быками под общим ярмом, один изкоторых лег, а другой еще стоит(1). --------------------------------- (1) Здесь можно было бы привести одну подробность. Надежнее и прочнеевсего ошвартованный кит прикрепляется к судну за хвост, а так как из-занаибольшей плотности эта часть туши является самой тяжелой (не считаябоковых плавников) и гибкой, даже после смерти, она погружается глубоко вводу, так что из вельбота ее невозможно достать рукой, чтобы подвести поднее цепь. Однако это затруднение преодолевается весьма хитроумным способом:с корабля, закрепив один конец, спускают прочный линь с деревянным поплавкомна противоположном конце и грузилом посредине. Поплавок ловким маневромзаводят по ту сторону туши и, опоясав кита таким образом, вытягивают вследза линем и цепь, которая надежно закрепляется вокруг самого тонкого места,там, где стебель хвоста начинает переходить в широкие лопасти плавников. -Примеч. автора. Если угрюмый Ахав был сейчас само спокойствие - так по крайней мере ондержался на палубе, - его второй помощник Стабб, разгоряченный победой,выказывал признаки чрезвычайного, но вполне добродушного возбуждения.Вопреки своему обычаю он так суетился, что уравновешенный Старбек, егоофициальное начальство, молча устранился, позволив ему в одиночку заправлятьвсеми делами. Вскоре обнаружилось одно весьма странное дополнительноеобстоятельство, служившее причиной его оживления. Стабб был большойгастроном, он страстно любил китовое мясо и неумеренно высоко ценил еговкус. - Бифштекс, бифштекс, прежде чем я лягу спать! Эй, Дэггу! лезь за борти вырежь мне филейный кусок. Да будет всем известно, что хотя грубые китобои все же обычно незаставляют, как и полагается по великой военной доктрине, своих враговвозмещать им текущие военные расходы (по крайней мере до реализации добычиот плавания), тем не менее можно встретить иной раз жителей Нантакета,которые высоко ценят вкусовые качества упомянутой Стаббом части кашалотовойтуши, а именно, сужающейся оконечности его тела. К полуночи бифштекс был вырезан и приготовлен, и Стабб, при свете двухспермацетовых фонарей, торжественно приступил к своему спермацетовому ужину,стоя у шпиля, точно у буфетной стойки. Но не он один в ту ночь угощалсякитовым мясом. Присоединив свое чавканье к скрипу его жующих челюстей, сотнии тысячи акул, роившихся вокруг мертвого левиафана, пировали, со смакомвгрызаясь в его жирное тело. Тех, немногих, кто спал в кубрике, часто будилиоглушительные удары их хвостов по обшивке судна, приходившиеся всего внескольких дюймах от сердца спящего. А перегнувшись за борт, вы могли дажеувидеть их (как до этого слышали их) они барахтались в черной, угрюмой воде,переворачиваясь на спину всякий раз, как вырывали из китовой туши большущиекруглые куски сала величиной с человеческую голову. Такое акулье пиршествоможет показаться просто неправдоподобным. Как ухитряются они выгрызать изэтой гладкой скользкой поверхности куски столь правильной формы - остаетсячастью всеобъемлющей загадки вселенной. След, оставляемый ими при этом втуше, больше всего напоминает углубление, которое высверливает столяр, длятого чтобы загнать болт. Несмотря на то что среди дымного, адского ужаса морских сражений акулы,точно голодные псы у стола, где идет разделка сырого мяса, всегда сжадностью поглядывают на палубы, готовые тут же пожрать каждого убитого,которого им бросят; и пока отважные мясники за палубными столамипо-каннибальски режут живое мясо друг друга своими позолоченными иразукрашенными ножами, драчливые акулы своими алмазно-эфесными пастями тожережут под столом мясо, только мертвое; так что даже если поменять ихместами, все равно получится, в общем-то, одно и то же - куда какое зверскоедело, - и у тех, и у других; и несмотря на то, что акулы неизменнооказываются в свите всякого невольничьего корабля, пересекающего Атлантику,услужливо плывя поблизости, на случай если понадобится срочно доставитькуда-нибудь пакет или добропорядочно похоронить умершего раба; и несмотря нато, что можно привести еще несколько подобных же примеров, когда всоответствующей обстановке и в соответствующем месте акулы собираютсябольшими обществами на шумные пиршества, - все-таки никогда, ни в какойобстановке и ни в каком месте не увидите вы их в столь огромных количествахи в столь веселом и радостном расположении духа, как у тела убитогокашалота, пришвартованного в море на ночь к борту корабля. Если вам еще неслучалось видеть это зрелище, тогда повремените высказываться по поводууместности поклонения дьяволу и необходимости умиротворения его. Но Стабб еще покуда не более прислушивался к чавканью, доносившемуся сбанкета, который шел так близко он него, чем акулы прислушивались кпричмокиванию его эпикурейских губ. - Кок, эй, кок! где этот старик Овчина? - крикнул он вдруг, еще ширерасставляя ноги, словно хотел придать своему ужину еще более надежноеоснование, и одновременно, словно острогу, вонзив в мясо вилку. - Эй, ты,кок! плыви-ка, сюда, кок! Старый негр, в не слишком-то радостном настроении, потому что егонедавно подняли из теплой койки в такой неподобающий час, вышел из камбуза,тяжело передвигая ноги, ибо у него, как и у многих старых негров, былочто-то неладно с коленными чашечками, которые он содержал не в такомблестящем виде, как всю другую посуду, - старик Овчина, как назвали его насудне, шел, прихрамывая и волоча ноги и опираясь на печные щипцы, грубосделанные из двух выпрямленных бочарных ободьев; он притащился и по командестал по другую сторону шпиля, служившего столом Стаббу; при этом он сложилперед собой руки и, опершись на свою раздвоенную трость, еще ниже изогнулсутулую спину, одновременно склонив голову чуть набок, чтобы выставитьвперед ухо, которым он слышал лучше. - Кок, - заговорил Стабб, быстро отправляя себе в рот чуть красноватыйкусок мяса, - тебе не кажется, что этот бифштекс пережарен? Ты зря такразбил его, кок; он слишком мягкий. Разве я не говорю тебе всегда, чтовкусный китовый бифштекс должен быть жестким? Вон погляди на акул, видишь,им больше нравится, когда он жесткий и сырой. Ну и свалку же они тамустроили! Иди, кок, поговори с ними; скажи, что им никто не мешает угощатьсяприлично и в меру, но только пусть не шумят. Я, черт возьми, собственногоголоса не слышу. Отправляйся, кок, и передай им это от меня. Вот тебефонарь, держи, - и он схватил один из фонарей со своего стола, - а теперьиди и прочти им проповедь. С мрачным видом подхватив протянутый фонарь, старик Овчина, хромая,подошел к борту; здесь, опустив в одной руке фонарь как можно ниже к воде,так, чтобы лучше видеть свою паству, он другой рукой торжественно взмахнулщипцами и, перегнувшись далеко за борт, шамкая, обратился к акулам спроповедью, которую Стабб, неслышно подкравшись сзади, преспокойноподслушивал. - Шлушайте, братья, мне тут прикажано передать вам, чтоб вы кончалиэтот чертов шум. Шлышите? Кончайте, к черту, чмокать губами! Машша Штаббшкажал, можете к чертям набивать себе брюхо хоть до шамых иллюминаторов, датолько, ей-богу, нельжя же уштраивать такую чертову швалку - Кок, - смешался Стабб, сопровождая свои слова внезапным толчкомстарику в плечо. - Кок! послушай, черт подери, разве можно столькочертыхаться, когда проповедуешь? Так не обращают грешников, кок! - Кого, кого! Этим, как его, грешникам проповедуйте лучше шами, - и онс мрачным видом отвернулся от борта. - Да нет, кок, давай, давай дальше. - Ну, вот. Вожлюбленные братья... - Здорово! - похвалил его Стабб. - Лаской надо, уговором. Может, тогдаподействует. Овчина продолжал: - Хотя вы вше акулы и по натуре очень прожорливы, я вам вше-таки,братья, шкажу так, обжорство - это... а ну, перештаньте, черт подери, битьхвоштами! Ражве вы тут шможете ушлышать хоть шлово, ей-богу, ешли будете такбить хвоштами и подымать грыжню? - Кок, - крикнул Стабб, хватая его за шиворот, - не смей божиться!Разговаривай с ними по-благородному. Проповедь продолжалась: - Жа обжорство, братья, я ваш шлишком не виню: это у ваш от природы, итут уже ничего не шделаешь; но вы должны подчинять шебе швою природу, вот вчем шоль. Яшное дело, вы - акулы, но победите акул в шебе, да вы тогда шражуштанете ангелами, ибо вшякий ангел - это вшего лишь побежденная как шледуетакула. Вы только попробуйте, шобратья один раж вешти шебя прилично жа едой.Не рвите шало ижо рта у ближнего, шлышите? Ражве одна акула имеет меньшеправ на этого кита, чем другая? Никто иж ваш, черт подери, не имеет прав наэтого кита; этот кит принадлежит еще кое-кому. Я жнаю, у иных иж ваш оченьбольшой рот, не в пример побольше, чем у оштальных; но ведь иной ражбольшому рту да малое брюхо; так что большой паштью нужно не жаглатыватьшало, а только отгрыжать кушки для акульих мальков, которым ни жа что шамимне протолкатьшя к угощению - Браво, Овчина, молодец, старик! - воскликнул Стабб. - Это, я понимаю,по-христиански; давай говори дальше. - Нет шмышла говорить дальше, машша Штабб, проклятые жлодеи вше равнобудут барахтаться в этой швалке и колошматить хвоштами; они ни шлова нешлышат; нет шмышла проповедовать таким чревоугодникам, покуда они не набьютшебе брюхо, а брюхо у них беждонное; а когда они вше-таки набьют брюхо, ониничего шлушать не штанут, они тогда шражу уйдут под воду и жашнут как убитыегде-нибудь на кораллах и уж больше ничего не будут шлышать на веки вечные. - Ей-богу, я разделяю твое мнение. Овчина, благослови их скорей, и явернусь к своему ужину. Тогда Овчина простер обе руки над толпой рыб и громким, пронзительнымголосом вскричал: - Проклятые братья! Можете поднимать, к чертям, какой угодно шум;можете набивать шебе брюхо, покуда не лопнете, - а тогда чтоб вам шдохнуть! - А теперь, кок, - проговорил Стабб, вновь принимаясь за свой ужин нашпиле, - стань там, где стоял раньше, напротив меня, и слушай менявнимательно. - Шлушаюшь, - сказал Овчина, снова в той же излюбленной позе,ссутулившись над своими щипцами. - Вот что, - Стабб опять набил себе рот. - Вернемся к вопросу обифштексе. Прежде всего, сколько тебе лет, кок? - А какое кашательштво это имеет к бифштекшу? - недовольно осведомилсястарый негр. - Молчать! Сколько тебе лет, кок? - Говорят, под девяношто, - мрачно ответил кок. - Что? Ты прожил не этом свете без малого сто лет и не научилсястряпать китовый бифштекс? - с этими словами Стабб проглотил еще одинбольшой кусок, послуживший словно продолжением его вопроса. - Где тыродился? - На пароме, во время переправы через Роанок. - Вот тебе и на! На пароме! Странно. Но я спрашивал тебя, в какой землеты родился, кок? - Я ведь шкажал, в жемле Роанок, - раздраженно ответил тот. - Нет, ты этого не говорил, кок; но я сейчас объясню тебе, к чему я обэтом спрашивал. Тебе нужно вернуться на родину и родиться заново, раз ты неумеешь приготовить китовый бифштекс. - Ражражи меня гром, ешли я еще когда-нибудь буду вам штряпать, -сердито буркнул старый негр, поворачиваясь прочь от шпиля. - Эй, вернись, кок; ну-ка давай сюда свои щипцы, а теперь попробуй этоткусок бифштекса и скажи сам, правильно ли он приготовлен? Бери, говорю, - ион протянул негру щипцы. - Бери и попробуй сам. Едва слышно причмокнув морщинистыми губами, старый кок прошамкал: - Шамый вкушный бифштекш, какой мне шлучалошь ешть, шочный, ах, какойшочный. - Кок, - сказал Стабб, снова расставив ноги, - ты в церковь ходишь? - Проходил один раж мимо, в Кейптауне, - последовал мрачный ответ. - Что? Только один раз в жизни прошел поблизости от святой церкви вКейптауне и подслушал там, как святой отец называет прихожан возлюбленнымибратьями, так, что ли, кок? И после этого ты приходишь сюда и говоришь мнетакую страшную ложь, а? Ты куда думаешь попасть, кок? - В кубрик, к шебе на койку, - буркнул тот, снова поворачиваясь прочь. - Стой! Остановись! После смерти, я спрашиваю. Это ужасный вопрос, кок.Ну, как же ты на него ответишь? - Когда этот штарый негр умрет, - медленно проговорил старик, и весьего облик и самый голос вдруг изменились, - он шам никуда идти не будет; кнему шпуштится швятой ангел и вожьмет его. - Возьмет его? Как же это? В карете четверкой, как был взятИлья-пророк? И куда же это он тебя возьмет? - Туда, - ответил Овчина, торжественно подняв щипцы прямо у себя надголовой. - Ах вот как. Ты, значит, рассчитываешь попасть после смерти на топнашей грот-мачты, так, что ли, кок? А ты разве не знаешь, что чем вышелезешь, тем холоднее становится? Ишь ты, на топ грот-мачты захотел. - Я этого не говорил, - снова насупившись, возразил Овчина. - Говорил. Ты сказал "туда" и показал щипцами наверх. Сам погляди, кудатвои щипцы показывают. Но ты, может быть, думаешь попасть на небо,протиснувшись через собачью дыру? Не тут-то было, кок, придется тебе лезтьпо вантам, как всем, другого пути нет. Дело щекотливое, но придется, иначеничего не выйдет. Однако мы с тобой еще не на небесах. Положи щипцы и слушаймою команду. Кто так слушает? Когда я отдаю приказание, ты должен взятьшапку в одну руку, а другую приложить к сердцу. Что? Это здесь-то у тебясердце? Это печенка, кок? Выше, выше, вот так, теперь правильно. Так и держии слушай меня внимательно. - Шлушаюсь, - произнес старый негр, держа обе руки так, как ему былоприказано, и беспомощно поводя седой головой, будто стараясь выставитьвперед сразу оба уха. - Так вот, кок, твой бифштекс был так плох, что я постарался уничтожитьего по возможности скорее, понятно тебе? А на будущее, когда ты станешьготовить китовый бифштекс для моего личного стола, вот здесь, на шпиле, ясейчас научу тебя, что нужно делать, чтобы не пережарить его. Ты долженвзять бифштекс в одну руку, а другой показать ему издалека раскаленныйуголек и, проделав это, подавать к столу; ты слышишь меня? А завтра кок,когда мы будем разделывать кита, не премини очутиться поблизости и отхватитьконцы грудных плавников; засолишь их. Что же до хвостовых плавников, то ихконцы ты замаринуешь. Ну вот, а теперь можешь идти, кок. Но Овчина и трех шагов не успел сделать, как Стабб уже снова окликнулего. - Эй, кок, приготовишь мне завтра котлеты на ужин, на собачью вахту.Слышал? Тогда греби прочь. Э-гей, стоп! Поклониться нужно, когда уходишь.Стой, постой еще! На завтрак - китовые битки. Не забудь. - Вот, ей-богу, лучше бы уж кит его шожрал, чем он кита. Ражражи менягром, он еще почище вшякой акулы будет, машша Штабб, - прошамкал старик,ковыляя прочь; и с этим премудрым восклицанием повалился к себе на койку.
Глава LXV. КИТ КАК БЛЮДО
То странное обстоятельство, что смертный человек может употреблять впищу мясо того существа, которое дает также питание его лампе, и поедатьего, подобно Стаббу, так сказать, при его же собственном освещении;обстоятельство это представляется настолько диким, что здесь совершеннонеобходимо небольшое отступление в область истории и философии. Документами засвидетельствовано, что три столетия тому назад языкнастоящего кита считался во Франции большим деликатесом и продавался повесьма высоким ценам. Известно тоже, что во времена Генриха VII одинпридворный повар заслужил немало наград за то, что изобрел восхитительныйсоус к дельфину, который, как вы помните, относится к отряду китов.Дельфинье мясо, кстати сказать, и в наши дни считается очень вкусным. Егоприготовляют в виде битков размерами с бильярдный шар, как следуетприправляют и тушат, и в готовом виде оно напоминает телятину или черепаху.В старину особыми любителями этих битков были монахи Данфермлайна. Ониполучали от короны большую дельфиновую дотацию. По правде говоря, среди китобоев китовое мясо всегда считалось быпревосходным блюдом, не будь его так много; но когда ты сидишь перед мяснымпаштетом футов в сто длиной, у тебя как-то сам по себе пропадает аппетит. Внаши дни лишь заведомо непредубежденные мореплаватели, вроде Стабба, готовыотведать китятины; а вот эскимосы, те не так привередливы. Все мы знаем, чтоони питаются китовым мясом, да еще собирают и хранят богатые урожаивысококачественной ворвани. Один из величайших эскимосских врачей по имениЗогранда рекомендует китовое сало в качестве самого полезного и сочногопитания для младенцев. А это напоминает мне о тех англичанах, которые понесчастной случайности оказались когда-то брошенными китобойцем в Гренландиии несколько месяцев жили там, питаясь полусгнившими полосами китятины,оставшимися на берегу после вытапливания ворвани. Голландские китоловы называют эти полосы "оладьями", каковые онидействительно сильно напоминают, - они такие же коричневые и хрустящие ипахнут, как свежие пончики у амстердамских хозяек, и вообще имеют такойаппетитный вид, что по неведению даже самые воздержанные едоки не могутудержаться и не попробовать их. Еще больше понижает вкусовые качества китятины как цивилизованногоблюда ее жирность. Кит - это огромный призовой бык морей, слишком жирный,чтобы быть вкусным. Взгляните хотя бы на его горб, который мог бы оказатьсятаким же деликатесом, как и бизоний (являющийся на редкость вкусным блюдом),когда бы он не был просто огромной пирамидой чистого сала. Или спермацет,какой он нежный и тягучий, словно прозрачно-белое полузастывшее нутрококосового ореха на третий месяц созревания; а все-таки он слишком жирен,чтобы служить заменой коровьему маслу. Правда, многие китоловы приучаютсяесть его, размочив в нем, скажем, кусок сухаря. Когда идет вытапливание,матросы в ночную вахту нередко опускают сухари в бочки со спермацетом ипропитывают их душистым жиром. Я и сам не раз устраивал себе таким образомотличный ужин. Превосходным блюдом считаются мозги молодого кашалота. Черепную коробкуосторожно разбивают топором и извлекают из нее два беловатых полушария (ну вточности два больших пудинга); затем их перемешивают с мукой и стряпают изних восхитительное кушанье, немного напоминающее по вкусу телячьи мозги,которые пользуются такой славой среди эпикурейцев; а ведь всем известно, чтоиной бычок из эпикурейцев, регулярно питаясь телячьими мозгами, мало-помалуи сам разживается толикой мозгов, так что может даже отличить собственнуюголову от телячьей, для чего, право же, потребна необыкновенная точностьнаблюдения. Вот почему такое грустное зрелище являет собой молодой жуир,сидящий за столом перед умной телячьей головой. Она глядит на него с укором,словно хочет вымолвить: "И ты, Брут!" И все-таки, по-моему, сухопутный человек с таким ужасом отвергает мысльоб употреблении в пищу китового мяса не только из-за того, что оноотличается столь чрезмерной маслянистостью; это связано каким-то образом суже приводившимся мною выше соображением; как можно, чтобы человек ел имсамим только что убитую морскую тварь, да еще освещаясь ее же собственнымжиром? Однако первый человек, убивший быка, несомненно, был провозглашенубийцей; быть может, он даже был повешен; во всяком случае, если бы егосудили быки, они бы, безусловно, приговорили его к повешенью, которого он,безусловно, и заслуживает, как и всякий убийца. Сходите субботним вечером вмясные ряды и полюбуйтесь толпами живых двуногих, которые глазеют на целыешеренги мертвых четвероногих. Вам не кажется, что такое зрелище можетутереть нос каннибалам? Каннибалы? А кто из нас не каннибал? Право же,людоеду с островов Фиджи, который про черный день засолил у себя в погребетощего миссионера, этому запасливому дикарю, говорю я, в судный деньпридется легче, чем тебе, цивилизованный и просвещенный гурман, распинающийна полу гусей, чтобы потом пировать, угощаясь их распухшей печенкой визысканном блюде pate-de-foie-gras(1). Но вот Стабб, тот ест кита, освещаясь его же собственным жиром, не такли? и тем только усугубляет жестокость своего поведения, так, что ли?Взгляни в таком случае на ручку своего ножа, мой цивилизованный ипросвещенный гурман, уплетающий ростбиф: из чего она сделана? - разве не изкости быка, приходившегося родным братом тому, которого ты сейчас ешь? А чемковыряешь ты в зубах, умяв этого жирного гуся? Пером, принадлежавшим той жесамой птице. А каким пером выписывал официальные циркуляры секретарьОбщества Борцов с Жестокостью в Обращении с Гусаками? Ведь резолюцию опользовании исключительно стальными перьями это Общество приняло всеготолько месяц или два тому назад. ------------------------------ (1) Паштет из гусиной печенки (фр.).
Глава LXVI. АКУЛЬЯ БОЙНЯ
Когда убитого кашалота после долгих и тяжелых трудов пришвартовывают ксудну, в Южных морях обыкновенно не сразу приступают к разделке туши. Делоэто чрезвычайно трудное; оно отнимает довольно много времени и требуетучастия всей команды. Вот почему существует широко распространенный обычайубирать в таких случаях все паруса, закреплять с наветренной стороны штурвали отсылать всех вниз по койкам до рассвета, с тем условием только, чтобы всюночь вахта стояла "по-якорному", то есть чтобы вся команда, сменяясь попарнокаждый час, по очереди следила на палубе за порядком. Но иногда, в особенности в экваториальных областях Тихого океана, отэтого обычая приходится отказаться, потому что у привязанного китового трупасобираются такие неисчислимые полчища акул, что, если его оставить так,скажем, часов на шесть, к утру у борта будет болтаться один только голыйскелет. Правда, в других областях океана, где эти рыбы водятся не в такомизобилии, их чудовищную прожорливость можно значительно поунять, с силойпомешивая в воде острыми фленшерными лопатами(1), хотя в отдельных случаяхэтот прием только прибавляет им прыти. Но на сей раз дело обстояло не так;человеку, непривычному к подобным зрелищам, показалось бы, решись он ночьюзаглянуть за борт "Пекода", что море - это одна гигантская сырная голова, вкоторой так и кишат акулы-черви. ------------------------- (1) Фленшерная лопата, употребляемая при разделке, изготовляется излучших сортов стали, имеет размер человеческой ладони с растопыреннымипальцами, а по форме напоминает садовый инструмент с тем же названием,только у нее совершенно плоские края и верхний конец значительно уженижнего. Орудие это всегда бывает остро наточено, и во время работы его понескольку раз правят, как бритву. Рукояткой ему служит прочный шест футов вдвадцать-тридцать длиной. - Примеч. автора. И потому, когда Стабб, поужинав, назначил якорную вахту и когда по егоприказанию на палубу поднялся Квикег с одним матросом, среди акул началасьпаника, ибо моряки тут же свесили за борт люльки для разделки туш и трифонаря, бросавших длинные полосы света на бурлящую воду, и стали орудоватьдлинными фленшерными лопатами, убивая акул направо и налево сокрушительнымиударами по черепу - единственное уязвимое у акулы место. Но в пенном хаосепереплетенных, извивающихся рыб охотникам не всегда удавалось попасть вцель, и тут еще яснее обнаруживалась вся кровожадность этих тварей. Они нетолько терзали с жадностью вывалившиеся внутренности пораженного остриемсоседа, но, раненые, сворачивались, подобно гибкому луку, и пожирали своисобственные внутренности, так что одна акула могла много раз подрядзаглатывать свои кишки, которые тут же снова вываливались из зияющей раны.Но мало того. Даже с трупами и призраками этих тварей опасно иметь дело. Вотрубленных членах и костях таится у них, видно, некая общая,пантеистическая жизненная сила, не покидающая их и после того, как жизньотдельной акулы, казалось бы, угасла. Одна из акул, которую убили и поднялина палубу, чтобы содрать с нее кожу, едва не оставила без руки беднягуКвикега, когда он попытался захлопнуть мертвую крышку ее убийственнойчелюсти. - Квикег не надо знай, какой бог сотворил акулу, - морщась от боли итряся рукой, проговорил дикарь. - Может, Фиджи бог, может, Нантакет бог;только тот бог сам индеец проклятый.
Глава LXVII. РАЗДЕЛКА
Все это происходило в субботнюю ночь, но какое же воскресеньепоследовало за ней! Все китоловы - по долгу службы - нарушители святыхпраздников господних. Желтовато-белый "Пекод" был превращен в бойню, икаждый моряк стал мясником. Со стороны бы показалось, что мы приносим десятьтысяч откормленных быков в жертву морским богам. Прежде всего были подняты огромные разделочные тали, состоящие, кромепрочих громоздких предметов, из целой связки блоков, выкрашенных в зеленыйцвет и настолько тяжелых, что одному человеку их не поднять; эта винограднаягроздь была подтянута под топ грот-мачты и прочно закреплена у грот-марса -самого надежного места над палубой. Конец стального троса, пропущенногочерез все эти хитросплетения, был подведен затем к лебедке, а громадныйнижний блок талей повис прямо над китом; к этому блоку был прикреплентолстенный гак - крюк весом фунтов на сто. И вот, повиснув за бортом влюльках, помощники Старбек и Стабб, вооруженные длинными лопатами, началивырезать в туше над боковым плавником углубление для того, чтобы зацепитьгак. После этого возле углубления вырубается широкий полукруг, гаквставляют, и вся команда, тесно столпившаяся у лебедки, грянув какой-нибудьдикий припев, принимается тянуть. В тот же миг судно начинает крениться;каждый болтик в его корпусе оживает, точно готовый вывалиться морозной ночьюиз стены старого дома гвоздь; судно вздрагивает, трепещет и кивает небусвоими испуганными мачтами. Все сильнее и сильнее кренится оно, между темкак каждому рывку задыхающейся лебедки посылают на помощь свой вздымающийтолчок волны, пока наконец не раздастся громкий и быстрый треск; судно сплеском выпрямляется, и тали, торжествуя, показываются из-за борта, волочана гаке вырванный полукруглый конец первой полосы сала. И поскольку слойсала окутывает кита совершенно так же, как апельсин кожура, его и очищаютсовершенно так же, как апельсин, сдирая кожуру спиралью. Лебедка непрерывнотянет, и эта сила заставляет кита кружиться в воде вокруг своей оси; саловсе время сматывается с него ровной полосой по надрезу, который делаютлопатами Старбек и Стабб; и одновременно, разматываясь, туша с такой жескоростью равномерно поднимается все выше и выше, покуда не касается наконецверхушки грот-мачты; матросы перестают крутить лебедку, потому что теперьогромная кровоточащая масса начинает раскачиваться, точно спускаясь с небес,и все внимание присутствующих должно быть устремлено на то, чтобы вовремя отнее увернуться, не то она, пожалуй, даст тебе как следует по уху и отправитза борт, оглянуться не успеешь. Но вот вперед выступает один из гарпунеров, держа в руке длинное иострое оружие, называемое фленшерным мечом, и, улучив удобный миг, ловковыкраивает большое углубление в нижней части раскачивающейся туши. В этоуглубление вставляют гак второго огромного блока и подцепляют им слой сала.После этого фехтовальщик-гарпунер дает знак всем отойти в сторону, делаетеще один мастерский выпад и несколькими сильными косыми ударами разрубаетжировой слой на две части; так что теперь короткая нижняя часть еще неотделена, но длинный верхний кусок, так называемая "попона", уже свободноболтается на гаке, готовый к спуску. Матросы у носовой лебедки сноваподхватывают свою песню, и пока один блок тянет и сдирает с кита вторуюполосу жира, другой блок медленно травят, и первая полоса уходит прямо внизчерез главный люк, под которым находится пустая каюта, называемая "ворваннойкамерой". Несколько проворных рук пропускают в это полутемное помещениедлинную полосу "попоны", которая сворачивается там кольцами, точно живойклубок извивающихся змей. Так и идет работа: один блок тянет кверху, другойопускается вниз; кит и лебедка крутятся, матросы у лебедки поют; попона,извиваясь, уходит в "ворванную камеру"; помощники капитана отрезают салолопатами; судно трещит по всем швам, и каждый на борту нет-нет да и отпуститсловечко покрепче - вместо смазки, чтобы глаже дело шло.
Глава LXVIII. ПОПОНА
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:
©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|
