|
Глава LXXVIII. ЦИСТЕРНЫ И ВЕДРА
Проворный, как кошка, Тэштиго взбегает по вантам; как был, во весьрост, идет по нависшему грота-рею и останавливается как раз над вздернутойза бортом "бочкой". В руках у него легкая снасть, называемая горденем,которая состоит из веревки, пропущенной через одношкивный блок. Подвесивблок под грота-реем и надежно закрепив его, он вытравливает вниз один конец,который матросы на палубе ловят и натягивают изо всех сил. Тогда по другомуконцу индеец, словно с неба, спускается на руках прямо на висящую за бортомголову. Оттуда, все еще значительно возвышаясь над остальной командой ипосылая товарищам бодрые возгласы, он кажется турецким муэдзином, с минаретапризывающим правоверных к молитве. Получив снизу на веревке оструюфленшерную лопату на короткой рукоятке, он принимается старательнонащупывать подходящее место для раскупорки "бочки". Делает он это свеличайшей тщательностью, точно ищет клад в старинном доме, выстукиваястены, чтобы обнаружить золото в кирпичной кладке. К тому времени, когда онзавершил свои поиски, к свободному концу горденя привязывают схваченноежелезным обручем деревянное ведро, совершенно такое же, как и обычное,которым достают воду из колодца; другой конец в это время крепко держат упротивоположного борта несколько бывалых матросов. Они теперь поднимаютведро так, что индеец может его достать. И тот, налегая на дно ведра длиннымшестом, который ему успели передать снизу, осторожно погружает его в"бочку", ведро исчезает, тогда он подает матросам у горденя знак, и ведропоявляется снова, все вспенившееся, будто с парным молоком. Индеец осторожноспускает с высоты наполненный до краев сосуд, здесь его перехватываетстоящий наготове матрос и быстро опрокидывает в большой чан. Затем ведровновь улетает вверх, и все повторяется сначала, и так до тех пор, покаглубокая цистерна не оказывается вычерпанной до дна. Под конец Тэштигоприходится налегать на длинный шест все сильнее и сильнее, все глубже иглубже загоняя его вместе с ведром, покуда все двадцать футов шеста нескроются в китовой голове. Команда "Пекода" уже несколько часов занималась этой работой, чан зачаном наполнялся пахучим спермацетом, как вдруг случилось чудовищноенесчастье. То ли непутевый индеец Тэштиго оказался настолько опрометчивым инеосторожным, чтобы разжать на мгновение левую руку, которой он все времякрепко держался за проволочную снасть, подтягивающую к борту кашалотовуголову; то ли место, на котором он стоял, было таким предательски скользким;то ли это сам дьявол пожелал, чтобы все произошло именно так, непозаботившись представить свои соображения, - как там все в действительностибыло, неизвестно; но только вдруг, когда из отверстия поднялосьвосемнадцатое или девятнадцатое ведро - господи, помилуй! - бедный Тэштиго,словно еще одно ведро, полетевшее в настоящий колодец, упал головой вниз вэту огромную Гейдельбергскую бочку и с жутким маслянистым клокотанием исчезиз виду! - Человек за бортом! - закричал Дэггу, первый среди всеобщегооцепенения пришедший в себя. - Сюда ведро! Он ступил одной ногой в ведро, чтобы не сорваться, если промасленныйгордень выскользнет из пальцев, и матросы подняли его на голову кашалота, неуспел еще Тэштиго достичь ее внутреннего дна. А между тем все кругом пришлов страшное смятение. Глядя за борт, люди увидели, что безжизненная преждеголова вдруг заходила, зашевелилась в воде, словно осененная внезапнойважной идеей; в действительности же это бился несчастный индеец, неведомодля себя обнаруживая, в каких глубинах он очутился. В это мгновение, когда Дэггу, стоя на кашалотовой голове, распутывалгордень, который зацепился за главные, поддерживающие груз снасти, раздалсягромкий треск; и, к несказанному ужасу матросов, один из двух больших гаков,на которых была подвешена голова, вырвался, огромная колеблющаяся массазакачалась, косо повиснув за бортом, так что и весь корабль затрясся,заходил пьяно из стороны в сторону, будто только что наткнулся на айсберг.Единственный оставшийся гак, на который пришлась теперь вся эта страшнаятяжесть, казалось, вот-вот оторвется; и угроза эта только возрастала оттого,что груз на нем раскачивался с такой силой. - Слезай! Слезай! - кричали матросы Дэггу, но негр, одной рукойуцепившись за толстый трос, на котором он мог повиснуть, если бы головаоторвалась, освободил запутавшийся гордень и загнал ведро в перекосившийсяколодец, чтобы исчезнувший там гарпунер схватился за него и был поднят насвет божий. - Уходи ты оттуда, бога ради! - кричал Стабб. - Что это тебе, патронзагонять, что ли? Разве ты так ему поможешь? Только пристукнешь железнымобручем по голове. Уходи, говорят тебе! - Эй, сторонись! - раздался вопль, подобный взрыву ракеты. И в тот же самый миг огромная голова со страшным грохотом сорвалась вморе, точно Столовая скала в Ниагарский водоворот; освобожденное судноотпрянуло в противоположную сторону, открыв свою сверкающую медную обшивку;и все замерли, увидев сквозь густой туман брызг Дэггу, который раскачивалсяна талях то над палубой, то над волнами, уцепившись за толстый трос; в товремя как несчастный, заживо похороненный Тэштиго уходил безвозвратно на дноморское! Но не успел еще рассеяться слепящий пар, как над поручнямимелькнула нагая фигура с абордажным тесаком в руке. В следующее мгновениегромкий всплеск провозгласил, что мой храбрый Квикег бросился на помощь. Всеринулись к борту, сгрудились у поручней, и каждый с замиранием сердца считалпузырьки на воде, а секунды уходили, и ни тонущий, ни спаситель непоказывались. Тем временем несколько матросов спустили шлюпку и отвалили отборта. - Вон! вон! - закричал Дэггу, висевший теперь на неподвижных таляхвысоко над палубой, и мы все увидели, как в отдалении над голубыми волнамиподнялась человеческая рука; странное это было зрелище, будто рукачеловеческая поднялась из травы над могилой. - Оба! Оба! Я вижу обоих! - снова закричал Дэггу, испустивторжествующий вопль; немного погодя мы уже могли видеть, как Квикег храброзагребает одной рукой, крепко вцепившись другой в длинные волосы индейца. Ихвтащили в поджидавшую шлюпку и быстро подняли на палубу, но Тэштиго ещедолго не приходил в себя, да и у Квикега вид был не слишком бодрый. Но как же был совершен этот благородный подвиг? Да очень просто. Квикегнырнул вслед за медленно погружавшейся головой, сделал в ней снизу своимтесаком несколько надрезов, так что образовалась большая пробоина, потомвыбросил тесак, запустил туда свою длинную руку, поглубже и повыше, ивытащил за голову беднягу Тэша. Он утверждал, что сначала ему под рукуподвернулась нога, но отлично зная, что это не по правилам и может вызватьразличные осложнения, он запихнул ногу обратно и ловким и сильным толчком споворотом заставил индейца сделать кульбит, так что при второй попытке тотуже шел старинным испытанным способом - головой вперед. Что же до огромнойкашалотовой головы, то она вела себя при том самым наилучшим образом. Вот таким-то образом благодаря храбрости Квикега и его незауряднымповивальным талантам и совершилось благополучное спасение, или, правильнеебудет сказать, рождение Тэштиго, протекавшее, кстати говоря, в условияхкрайне неблагоприятных и при, казалось бы, неодолимых препятствиях; и этотурок ни в коем случае нельзя забывать: акушерству следует учить наравне сфехтованием, боксом, верховой ездой и греблей. Я прекрасно знаю, что это необычайное приключение с индейцем покажетсяиному сухопутному человеку совершенно невероятным; хотя всем, наверное,случалось видеть или слышать, как люди падали в колодцы и бочки; подобныепроисшествия случаются сплошь и рядом, и при этом причины их бывают гораздоменее веские, чем в случае с Тэштиго, который угодил в кашалотовый колодец стакими исключительно скользкими краями. Однако кто знает? быть может, проницательный читатель призовет меня кответу и скажет: Как так? Я думал, что ячеистая, пропитанная спермацетомголова кашалота - самая легкая и плавучая часть его тела; а ты теперьзаставляешь ее тонуть в жидкости, удельный вес которой гораздо больше, чем унее. Что, попался? Ничуть, это вы попались; все дело в том, что, когдаТэштиго упал туда, спермацет был почти весь вычерпан, легкое содержимоеушло, остались только хрящевые стенки колодца, состоящие, как я ужеупоминал, из каленого, кованого вещества, куда более тяжелого, чем морскаявода, в которой оно тонет, точно свинец. Но в данном случае немедленномупогружению этого вещества препятствовали остальные части головы, от которыхоно не было отделено, и поэтому вся голова тонула очень плавно инеторопливо, что и позволило Квикегу совершить свой молниеносныйродовспомогательный подвиг прямо на бегу, если можно так сказать (что верно,то верно, роды получились довольно беглые). Ну, а если бы Тэштиго нашел свою погибель в этой голове, то была бычудесная погибель; он задохнулся бы в белейшем и нежнейшем ароматномспермацете; и гробом его, погребальными дрогами и могилой были бы святаясвятых кашалота, таинственные внутренние китовые покои. Можно припомнитьодин только конец еще слаще этого - восхитительную смерть некоего бортникаиз Огайо, который искал мед в дупле и нашел там его такое море разливанное,что, перегнувшись, сам туда свалился и умер, затянутый медвяной трясиной имедом же набальзамированный. А сколько народу завязло вот таким же образом вмедовых сотах Платона и обрело в них свою сладкую смерть?
Глава LXXIX. ПРЕРИИ
Ни один физиономист, ни один френолог не пытался еще изучить черты лицалевиафана и прощупать шишки на его черепе. Подобное предприятие оказалось быне более успешным, чем для Лафатера попытка рассмотреть морщины наГибралтарской скале или для Галля подняться по приставной лестнице и ощупатькупол Пантеона. Однако Лафатер в своей знаменитой книге рассуждает не толькоо различных человеческих лицах, но уделяет также внимание лицам лошадей,птиц, змей и рыб и подробно останавливается на всевозможных оттенках ихвыражений. Точно так же и Галль, а вслед за ним и его ученик Шпурцгейм непреминули высказать кое-какие соображения по поводу френологическойхарактеристики прочих живых существ. И потому я, как ни скудно я оснащен длятого, чтобы стать пионером в деле приложения этих двух полунаучных дисциплинк левиафану, все же предпринимаю такую попытку. Я берусь за все и достигаючего могу. С точки зрения физиономической, кашалот - существо аномальное. У негонет носа. А поскольку нос - это центральная и наиболее заметная черта лица ипоскольку именно он придает лицу окончательное выражение, полное отсутствиеэтого наружного органа, естественно, накладывает на лицо кита свой заметныйотпечаток. Как при разбивке живописных парков и садов никакой законченностине удается достичь, не утвердив на видном месте чего-нибудь вроде обелиска,или купола, или статуи, или башни, так и лицо окажется лишеннымфизиономической гармонии, если на нем не будет возвышаться ажурнаяколокольня носа. Попробуйте отбить нос у мраморного Фидиева Зевса, самиувидите, какое жалкое получится зрелище! Однако кит отличается стольколоссальными размерами, все его пропорции настолько величавы, что тот самыйнедостаток, какой для изваянного Зевса нетерпим, в нем совершенно неощущается. Больше того, он только придает ему величия. Нос на китовом лицебыл бы просто неуместен. Когда, пускаясь в физиономическое плавание, вы всвоей шлюпке-четверке огибаете его огромную голову, ваше почтительноевосхищение ни на минуту не омрачает мысль о носе, за который его можно былобы водить. А ведь как навязчиво преследует вас порой эта назойливая мысль,когда вы созерцаете на троне могущественного коронованного педеля. Самый внушительный, с точки зрения физиономической, вид у кашалотаанфас. Так он кажется просто божественным. Высокий лоб человека, который мыслит, подобен Востоку, растревоженномуутренней зарей. Курчавый лоб быка на сонном пастбище осенен знаком величия.Лоб слона, толкающего тяжелое орудие вверх по горным ущельям, зрелищевоистину царственное. У человека и у животных лоб одинаково подобен большойзолотой печати, какой скрепляли германские императоры свои указы. На нейзначится: "Ныне сотворено моею рукою. Бог". Но у многих животных, да порой иу человека тоже, лоб - это всего лишь полоса альпийского луга под снеговойкромкой. Нечасто встречаются лбы, которые, подобно лбу Шекспира илиМеланхтона, так высоко уходили бы ввысь и спускались так низко, чтобы глазаиз-под них светились прозрачными, недвижными горными озерами вечности; асверху в бороздах лба чудился бы вам след ветвистых дум, спускавшихся кводопою, точно след ветвисторогого оленя, отпечатавшийся на снегу. Нобожественное высокомерие чела, присущее всем тварям земным, у великогоКашалота усиливается настолько, что, глядя на него прямо в лоб, вы снебывалой остротой ощущаете присутствие Божества и силу Зла. Ведь высмотрите не на какую-то определенную точку; вы не видите ни одной черты: ниноса, ни глаз, ни ушей, ни рта, ни даже лица вообще; у него, собственно, инет лица, а только одна необъятная твердь лба, покрытого бороздами загадок инесущего немую погибель шлюпкам, судам и людям. И в профиль грандиозное эточело не умаляется, хотя, конечно, сбоку его величие уже не так подавляетвас. Зато в профиль отчетливо заметно то поперечное, полукруглое углублениев средней части лба, которое у человека является, по Лафатеру, признакомГения. Но как же так? Кашалот и Гений? Разве кашалот писал книги илипроизносил речи? О нет, его гений проявляется в том, что он никогда и ничегоне сделал, чтобы доказать свою гениальность. Он проявляется также впирамидном безмолвии кашалота. А кстати сказать, будь великий Кашалотизвестен в древности юному Востоку, он был бы обожествлен тогдашней детскимагической мыслью. Ведь вот обожествили же в те времена люди нильскогокрокодила за то, что он безъязыкий; а у кашалота тоже нет языка, вернееесть, но такой маленький, что подразнить вас им он не может. Если в будущемкакая-либо высокоцивилизованная поэтическая нация сумеет заманить назад, котчему престолу, майских богов древности и снова возведет их, живых ивеселых, на трон в наших эгоцентричных небесах и на наших опустевших холмах,где давно уже не кружат в хороводах эльфы и феи, тогда, поверьте мне,великий Кашалот будет Зевсом на этом Олимпе. Гранитные морщинки иероглифов были расшифрованы Шампольоном. Но нет насвете Шампольона, который мог бы расшифровать египетские тайны человеческоголица и лица любой божьей твари. Физиогномика, как и всякая наука, - лишьпреходящее измышление. И если сэр Уильям Джонс, читавший на тридцати языках,не мог прочесть того, что написано на лице простого крестьянина, не могразгадать там глубокого и тонкого смысла, то может ли малограмотный Измаилпрочесть инфернальные халдейские письмена на челе кашалота? Вот перед вамиэто чело. Прочтите сами, если сумеете.
Глава LXXX. ОРЕХ
Если для физиономиста кашалот оказался Сфинксом, то для френолога егочереп будет, вероятно, геометрическим кругом, квадратуру которого напраснобы стал он искать. Череп взрослого животного имеет в длину по меньшей мере двадцать футов.Если отделить нижнюю челюсть, то сбоку череп примет вид слегка наклоннойплоскости, покоящейся на совершенно ровном основании. Но у живого кита - какмы с вами уже знаем - эта наклонность почти выровнена и дополнена тойогромной массой "колоды" и спермацетового резервуара, которая на нейпокоится. Сверху в черепе находится продолговатое углубление, служащеевместилищем всей этой массы, а под ним - другое углубление (оно редкопревосходит десять дюймов в длину и ширину), в котором лежит жалкая горсткакитовых мозгов. Мозг отделен от лба стеною в двадцать футов, он прячется замогучими бастионами, словно внутренняя цитадель Квебека за широким кольцомукреплений. Он, точно шкатулка с драгоценностями, так хитро замурован вчерепе, что многие китоловы упорно утверждают, будто никакого другого мозга,кроме многих кубических ярдов студенистой массы спермацета, у кашалотавообще нет. Весь в складках, полосах и извилинах, этот загадочный органпредставляется им куда более подобающим вместилищем для китовой премудрости. Ясно поэтому, что, с френологической точки зрения, голова живого иневредимого левиафана - это сплошной обман. В ней не сказался, ни на глаз,ни на ощупь, подлинный мозг кашалота. Кит, подобно всему, что ни естьвеликого на свете, не показывает миру своего истинного лица. Если вы разгрузите череп от спермацетового балласта и поглядите на негосзади, с широкого конца, вас поразит сходство с человеческим черепом, взятымв таком же положении. Право же, попробуйте поместить этот череп(уменьшенный, понятно, до размеров человеческого) среди изображенийчеловеческих черепов, и вы не сумеете отличить его от них; а заметив у негона макушке углубления, вы как френолог скажете: "Этот человек был лишенчувства собственного достоинства, а также почтительности". И эти двеотрицательные характеристики наряду с утвердительным фактом его чудовищныхразмеров и огромной силы дадут вам полную возможность составить наиболееправдивое, хотя отнюдь не такое уж приятное, представление о неограниченноммогуществе вообще. Но если вы думаете, что раз у кита такой маленький мозг, то у негоизвилин тоже мало, я должен уверить вас в противном. Рассмотритеповнимательнее позвоночник любого четвероногого, и вас поразит его сходствос вытянутым ожерельем из нанизанных крохотных черепов, каждый из которыхимеет какое-то рудиментарное сходство с настоящим черепом. Немцы утверждают,что позвонки и есть абсолютно не развившиеся черепа. Однако не они первыезаметили это странное сходство. Мне как-то указал на него один мой приятельиностранец, воспользовавшийся для доказательства скелетом убитого им врага,чьими позвонками он выкладывал особого рода барельеф на заостренном носусвоей пироги. Мне представляется серьезным упущением френологов их отказрасширить область своих исследований и спуститься из мозжечка поспинномозговому каналу. Я убежден, что характер человека отражается на егопозвоночнике. И кто бы вы ни были, я предпочел бы при знакомстве ощупыватьвашу спину, а не череп. Никогда еще хлипкое стропило позвоночника неподдерживало большой и благородной души. Я горжусь своим позвоночнымстолбом, словно крепким, бесстрашным древком знамени, которое я подъемлюнавстречу миру. Попробуем применить эту спинную ветвь френологии к великому Кашалоту.Его черепная полость переходит в первый шейный позвонок, а в этом позвонкезаканчивается восьмидюймовым конусом спинномозговой канал, имеющий здесь впоперечнике десять дюймов. Проходя из позвонка в позвонок, этот каналсужается, но очень постепенно, еще долго сохраняя свою необычайную толщину. Канал, разумеется, заполнен спинным мозгом - тем же самым загадочнымволокнистым веществом, каким является и головной мозг, и непосредственносоединен с черепной коробкой. Мало того, выходя из черепа, мозг напротяжении многих футов сохраняет почти те же размеры в обхвате, что и егоголовной участок. Так разве же не разумно будет подвергнуть позвоночниккашалота френологическому исследованию? Ведь в свете всего вышесказанногоясно, что необычайно малые - сравнительно - размеры его головного мозга слихвой возмещаются необычайно большими размерами спинного мозга. Но предоставив окончательные выводы на усмотрение френологов, я хотелбы только, приняв на минуту спинномозговую теорию, применить ее к горбукашалота. Величественный этот горб возвышается, если я не ошибаюсь, надодним из самых крупных позвонков, воспроизводя на поверхности его выпуклыеочертания. По местоположению я назвал бы этот высокий горб шишкой упорства ибеспощадности у кашалота. А что великое морское чудовище беспощадно, в этомвы еще будете иметь возможность убедиться. Глава LXXXI. "ПЕКОД" ВСТРЕЧАЕТСЯ С "ДЕВОЙ"
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:
©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|
