ПО ВЕРЕ ВАШЕЙ ДА БУДЕТ ВАМ

Одним словом у сомнамбул можно менять темпе­ратуру тела, состав крови и обмен веществ. Можно вызвать ожоговый волдырь на месте прикосновения холодного пятака, внушив, что этот пятак раскален добела. Я этого никогда не делал и не буду, но это считается гипнотической классикой наряду с каталеп­тическим «мостом», когда, внушив полную деревян-ность мышц, загипнотизированного кладут на спинки двух стульев затылком и пятками, да еще сверху са­жают на него двух человек.

Удивит ли нас после этого, что внушением и гип­нозом иногда (если бы всегда!) вылечиваются голов­ные боли, экзема, астма, гипертония, язва желудка, недержание мочи, заикание и десятки всяких прочих психонервных и спазматических расстройств? Что есть случаи — конечно, редчайшие, — когда под влиянием внушений и самовнушений рассасываются опухоли? Растут и выпадают волосы?

Я мог бы рассказать о волшебниках африканских племен, без малейших ожогов танцующих на раска­ленных камнях;

о молодых австралийцах, которые быстро чахнут и умирают, когда догадываются, что колдуны из со­седних племен навели на них кость. Навести кость — это то же, что сглазить;

о том молодом здоровом африканце, который умер в госпитале Швейцера от паралича дыхания, после то­го как случайно, садясь в пирогу, раздавил паука, свое «священное существо», — паук якобы был его дальним предком;

о бессодержимых монахинях Луденского монасты­ря, из которых страшными голосами орали демоны по имени Исаакарум и Бегемот, а у некоторых на ко­же выступали красные и белые кресты, имена святых, а также хульные слова;

о чудесах йогов, которые самовнушением вызыва­ют у себя все, что у сомнамбул можно вызвать вну­шением. Говорят, что йоги и умереть могут, внушив себе это. Сами йоги так уверяют. Дня за два, за три. Или побольше.

Я столь же уверен в том, что это возможно, сколь в том, что это трудно и редко.

Верю, что человек может жить одной верой в сча­стье и самим счастьем, когда его сердце уже не дол­жно, не может работать: нечем, расклепались клапаны.

У меня есть гипотеза, что все это делает один и тот же мозговой творец нашего будущего. Внутренне­го будущего. Но отчасти и внешнего.

Объяснение условными рефлексами удовлетворить не может. Почему одно и то же «спать», сказанное с одной и той же интонацией, у одних вызывает не­удержимый сон, у других — безразличие, у третьих — смех?

Здесь ничего нельзя понять, если не допустить, что в мозгу у нас есть особый физиологический механизм веры.

Аппарат подсознательного ожидания, непроиз­вольного прогнозирования. Некое устройство, придаю­щее внешним и внутренним событиям субъективную вероятность.

Как бы это понаучней сформулировать?..

Не будем делать хорошую мину при плохой игре. Мы почти совершенно не знаем, как работает этот механизм. Мы можем только догадываться, что он имеет косвенную связь с волей, прямую — с эмо­циями, глубокую — с памятью, и обладает огромной психофизиологической силой.

Мало что можно сказать пока, кроме этих общих слов.

Чудо — переход ожидания в событие, слова — в состояние организма.

Очевидно, есть какие-то пути повышения и пони­жения внутренней вероятности. Некоторые факты под­сказывают, как это может происходить. Путники, уми­рающие от жажды, видят галлюцинаторные миражи (не путать с оптическими) с озерами чистой, про­хладной воды. Страшно голодный человек галлюци­нирует яствами и пирами. Чем не сомнамбулизм? Но здесь потребовалось страшное напряжение ада, сдвиги в обмене веществ, тяжелейшая ситуация. Мозг рождает сам в себе то, чего он так отчаянно ждет, чему, казалось бы, уже нет никакой вероятности на­ступить.

Странно... А если, напротив, вероятность очень ве­лика? Если ожидаемое совсем близко?

Предвосхищение, упреждение... Мозг все время строит модели будущего — модели, которые в той или иной мере этим будущим и становятся. Да, будущее отбрасывает свои тени. И если хоть что-то подкрепля­ет ожидание, подсознание бросается навстречу и спе­шит творить будущее в самом себе. Мозг всегда стре­мится обогнать время, непрерывно дает будущему задатки вперед, он доверчив, быть может, чрезмерно.

«Когда же он пришел в дом, слепые приступили к нему... И говорит им Иисус: веруете ли, что Я могу это сделать? Они говорят Ему: ей, Господи!

Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере ва­шей да будет вам. И открылись глаза их».

Какая ловкая подстраховка! Прозрел — значит, чу­до совершил я. Не прозрел — виноват сам, не сумел поверить. Да, древние чудодеи знали, что такое нну-шение, знали и его могущество, и пределы.

Кто мог прозреть от прикосновения Христа (допу­стим, что он существовал и эпизод произошел в самом деле) ? Только человек, страдавший функциональной слепотой, при которой все. зрительные пути сохране­ны, но глубоко заторможены. Такие случаи встреча­ются, причем слепота может длиться много лет и ка­заться органической. Бехтереву тоже удавалось изле­чивать такие случаи внушением — эффект, конечно, потрясающий. Так иногда излечиваются и застарелые параличи, и немота, и глухота...

Во всех этих случаях патологическое состояние под­держивается длительным и мощным непроизвольным прогнозом: «так будет... так будет и дальше... так есть...» И вдруг — еще более могущественный конку­рирующий прогноз: будет чудо! — подкрепленный ре­альными признаками... Клин клином! Сила того же ме­ханизма, творца внутреннего будущего, вырывается у болезни и захватывается здоровьем.

Цепная реакция повышения внушаемости — вот основа чудес, доступных для нас.

Взять хотя бы такую гипнотическую малость, не­винную штучку, которой пользовался французский гипнолог, мой полуоднофамилец Леви-Зуль (вернее, это я его полуоднофамилец). Он приказывал своим испытуемым фиксировать взором красный крест на сером фоне. «Закройте глаза, и вы увидите зеленый крест», — говорил он многозначительно. Закрывали — и видели, ибо таков реальный цветовой эффект сет­чатки, остаточное возбуждение нервных клеток. Но поскольку природа эффекта испытуемому непонятна, он рассматривает это как первое гипнотическое чудо: один-ноль в пользу гипнолога. Внушаемость повы­шается, следующие внушения получают дополнитель­ные баллы внутренней вероятности — эмоциональные баллы веры. И так до максимума, до абсолюта, ко­торый и есть не что иное, как сомнамбулический транс.

Между прочим, самое коварное, макиавеллиевское средство обмана — полуправда. Высказывалось и дру­гое мнение, что ложь должна быть грандиозной. Сие однажды изрек не кто иной, как Адольф Гитлер. В одном случае элемент правды создает прогноз, что и все остальное правда. В другом — расчет на психологический шок, на полный паралич тонких, высших прогнозирований, на пробуждение самой при­митивной, детской внушаемости. Возможно и смеше­ние обоих методов.

Гипноз — обнаженно заостренная модель того, что происходит в каждодневном общении.

Это надо знать, потому что именно здесь — точка, в которой пересекаются демагогия и искусство, откро­венное шарлатанство и высочайшая психотерапия. «Сначала ты работаешь на авторитет, потом автори­тет работает на тебя» — все то же непроизвольное прогнозирование.

Авторитет — лицо, компетентное в непонятном. Это огромная внушающая сила. Для некоторых боль­ных обход профессора — сильнейшая психотерапевтивеская процедура, хотя профессор может лишь с ум­ным видом похлопать его по плечу, ничего не понимая. Авторитетный врач может лечить дистиллированной водой, а неосторожно брошенное слово может стоить больному жизни. Нет ни одного лекарственного сред­ства, которое вместе со своим специальным действием не оказывало бы еще и так называемого плацебо-эф­фекта — чисто внушающего. Этот эффект обнаружи­вается в эксперименте, когда пациенту под видом ле­карственного препарата дают какие-либо нейтральные таблетки: ему становится лучше! Ибо за желтенькими шариками и розовым драже скрывается и работает все тот же Авторитет; личный — предписывающего врача, безличный — науки.

Насколько силен эффект плацебо, зависит от вну­шаемости и от того, как обставлена процедура пред­писывания, насколько врач уверен, категоричен, прия­тен, спокоен... Но не только от этого. Новые средства часто хорошо помогают только потому, что они но­вые — и пока они новые. Есть мода на лекарства — и врачам остается только умело ею пользоваться. Да­же баснословные гонорары, которые берут некоторые частники, в определенных случаях оказывают благо­творное внушающее действие: если так здорово де­рет — значит, есть за что.

Здесь очень трудная этическая ситуация. Написав эти строчки, я испугался, что могу лишить кого-то, кто их прочитал, спасительной веры в лекарство, во врача или во что-то другое. Но, с другой стороны, молчать об этом — значит оставлять человека слепой игрушкой собственных бессознательных сил и влия­ний извне.

...Нет, каждый должен быть хозяином своей судь­бы. Человеческое достоинство не в том, чтобы прятать голову в песок, а в мужественном знании. Знание соб­ственных бессознательных механизмов не в силах уничтожить их действие, как не дает и гарантий на полное ими управление. Но это знание приближает че­ловека к тому, чтобы стать по крайней мере соправи­телем. Нельзя позволять силам внушения и самовну­шения орудовать вслепую и самовластно.

Для повышения внушаемости колдуны и знахари проделывают всевозможные непонятные манипуляции. Это чистой воды внушения: делается нечто, якобы мо­гущее иметь значение, вернее не могущее не иметь значения. Нагнетается ожидание. Главная же хитрость, конечно, в том, что подобные процедуры сочетаются с действительно лечебными: приемом лекарственных трав, примитивной хирургией.

Сотвори чудо! — требовали во все времена люди от Авторитета. Сотвори чудо — подтверди свою компе­тентность в непонятном! Как? Через вмешательство в понятное, значимое для нас.

Я не могу больше об этом говорить, мне хочется, чтобы читатель сделал хотя бы попытку критически взвесить роль внушений в жизни. Я сам еще не могу точно определить их удельный вес в своей — чувствую только, что он очень велик.

Это очень трудно. Дать определение внушению не­возможно — настолько оно всеобъемлюще, настолько размыты его границы. Его- можно было бы назвать, скажем, феноменом внедрения информации в лич­ность, но такое определение мало что проясняет.

Внушение и биологично и социально. Оно всегда — акт общения, прямого или косвенного. Практически именно внушения определяют и наше мировосприя­тие и наше поведение. Традиции, общественные сте­реотипы, социальные установки — все проходит через этот механизм. Логическое мышление — вот, каза­лось бы, антитеза внушения. Но ведь оно покоится на доказательствах. Доказательства же сводятся к ак­сиомам, принимаемым как нечто само собой разумею­щееся, то есть на веру. Вот и внушение...

Тысячи и миллионы разнообразных внушений про­никают в нашу психику, живут в ней, умирают и воз­рождаются.

Внушают не только люди. Общение происходит и через предметы и через природу. Огромно внушающее действие обстановки — статики нашего бытия. Куда бы мы ни пришли: в поле или на завод, в театр, до­мой, в больницу или на кладбище,—обстановка сразу же определяет самые общие рамки наших поступков и чувств. Она всегда содержит массу скрыто подра­зумеваемого. Покажи мне твой дом, и я тебе скажу, кто ты. Я видел в некоторых подъездах глубоко про­думанные надписи: «Дети! Соблюдайте чистоту. Пом­ните: лестничная клетка — это часть вашей кварти­ры. Администрация». Хоть бы кто-нибудь дога­дался написать, что лестничная клетка — это часть нашей души.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: