Социальный ранг и социальное исключение

Обычно люди не хотят выделяться из общей среды, они хотят одеваться, как все, иметь то же, что имеют все, и делать то, что делают все. На этом основании для Германии неуместны стандарты одежды или стандарты жилья индийских трущоб. Концепция социокультурного прожиточного минимума, на которой основаны социальная помощь и обеспечение в Германии, принципиально принимает это в расчёт. После того как квартира на необходимом уровне освещена и натоплена, санитарное состояние и одежда в порядке и остаётся достаточно денег для сбалансированного питания — другими словами, как только удовлетворены основные физические потребности, так все вопросы материального потребления перемешиваются с вопросами социального взаимодействия и социального ранга и становятся неотделимы от них. Поэтому там, где говорят о бедности и неравенстве, всегда имеет место зависть.

Зависть возникает, когда не утолена наша потребность в социальном ранге, которую мы считаем адекватной. Позитивная зависть — «это могу и я!» — существенный стимул для активности и честолюбия. Негативная зависть — «почему он, а не я?» — в тенденции деструктивна. Она заводит человека в тупик и может нанести вред даже целому обществу, если возьмёт верх. Если мы постоянно сравниваем с тем, что не поддаётся сопоставлению, мы наносим урон стимулу, который мог бы возникнуть из позитивной зависти, и ведём бесплодные дебаты о том, заслуживают ли другие того, что они зарабатывают^{134}.

Каждый человек нуждается в оценке со стороны, она даёт ему смысл жизни и осознание своей идентичности. Чем меньше человек верит в то, что его личные качества, способности и достижения принесут ему достаточную меру оценки, тем важнее становятся материальное потребление и вся полнота материальных возможностей. Решающим для его материальных желаний является материальный уровень той социальной группы, на которую он ориентирован: получатель пособия по безработице II будет горевать, если у его соседа плазменный экран телевизора больше, а инвестиционный банкир будет расстроен, если его бонуса хватит только на «Ауди-ТТ», тогда как его коллега может купить на свой бонус «Порше - Каррера». В обоих автомобилях можно ездить вполне комфортабельно — разве что в одном из них чуть быстрее. На обоих телевизионных экранах можно прекрасно смотреть программу — разве что на одном из них чуть крупнее. Тем не менее банкир с «Порше»-бонусом может воображать себе, что его более высокий бонус как-то связан с его — лучшими — достижениями, и извлечь из этого удовлетворение. Это удовлетворение остаётся недоступным для получателя пособия с большим экраном — и это показывает границы всяких стараний решить вопрос социального ранга путём повышения социальных выплат.

В конечном счёте происходит даже обратное: вскрываются новые проблемы. Чем больше социальные выплаты приближаются к нижней границе трудовых доходов, тем более очевидно работающему, что его усилия обесцениваются и он теряет в своём социальном ранге. Требование дистанции между зарплатой и пособием имеет целью не только поддержание на достаточно высоком уровне стимула к труду у получателей пособия, оно ещё и является важным условием для гордости трудовыми достижениями.

В немецкой дискуссии о бедности предполагается, что материальный уровень обеспечения слишком мал и обусловливает явления социального исключения, поскольку взрослым не хватает денег на посещения ресторанов, детям не хватает денег на поездки всем классом и т. д. Проблема выездов всем классом между тем решена уже во всех школах Германии, а в случае какого-либо уличного праздника на покупку пива хватит пособия по безработице II. Интересным в этой связи представляется опыт с берлинским социальным паспортом, который даёт всем получателям социальной помощи, основного обеспечения и пособия по безработице II право на льготный месячный билет на проезд в общественном городском и пригородном транспорте по цене 33,50 евро. Кроме того, они могут бесплатно посещать все городские музеи и библиотеки и приобретать за 3 евро билеты в театр и на оперные спектакли. В то время как льготный билет берлинских транспортных предприятий пользуется большой популярностью, спрос на бесплатные или льготные предложения в области культуры остаётся минимальным. Связанное с этим «социальное исключение», таким образом, не столько обусловлено материально, сколько является делом выбора самих пользователей льгот.

Материальная и духовная бедность

Вот мы и подошли к центральному пункту немецкой, равно как и международной, дискуссии о бедности: зависимость от государственных выплат зачастую сопровождается низким уровнем общего и профессионального образования, иждивенческим поведением и разного рода личностными изъянами. Это статистическое наблюдение может указывать на причинные взаимосвязи, но не обязательно, а причинные взаимосвязи могут указывать в обе стороны: кто-то становится безработным на долгое время, потому что он малоквалифицированный и развил в себе иждивенчество, а кто-то надолго оказался безработным не по своей вине, из-за этого его квалификация обесценилась, и постепенно в нём развилось иждивенчество.

Если не разделять внутренние, внешние, обусловленные поведением, и объективные факторы бедности, то возникнет размытость, которая вовсе не способствует ясному пониманию и к тому же подкрепляет тенденцию к освобождению тех, о ком идёт речь, от их доли ответственности. Это в свою очередь усугубляет проблемы, вместо того чтобы способствовать их решению. Висбаденский социальный судья Петер Брендле говорит о своих клиентах: «Мне очень нравится идея обеспечения детей в большей степени неденежными формами социальной помощи, ибо я сомневаюсь, что большие денежные суммы действительно дойдут до детей. У меня с годами развилось чутьё на родительскую заботливость. Многие приводят своих детей на процесс, и я могу видеть, как они обращаются друг с другом, могу и побеседовать с детьми. По многим я вижу, что они страдают не только от материальной бедности, но и от недостатка поддержки»^{135}.

В ЕС действует определение бедности, которое звучит так: бедными считаются лица, домохозяйства и семьи, «которые располагают настолько малыми средствами (материальными, культурными и социальными), что они исключены из того образа жизни, который в том государстве ЕС, где они живут, приемлем в качестве минимального»^{136}. По этому определению состоятельный идиот, который не научился в школе как следует читать и не смог овладеть профессией, может подпадать под определение бедного человека. Конечно, это нелепость. Распоряжение «культурными и социальными средствами» — это вуалирующее выражение. На хорошем немецком это должно было звучать так: тот, кто располагает «лишь малыми культурными и социальными средствами» (политкорректный язык ЕС), недостаточно умён, недостаточно образован и недостаточно стабилен в поведении. Бедный, по определению ЕС, освобождён от ответственности за ситуацию, в которой оказался, и избавлен от морального принуждения хоть что-то изменить в этой ситуации. Описанная в определениях ЕС бедность ума и поведения в принципе не обусловлена слишком низкими социальными выплатами и потому не может быть исправлена более высоким социальным доходом. Во всяком случае это справедливо там, где государственные социальные выплаты гарантируют социоэкономический прожиточный минимум.

Питание

С тех пор как в 1993 г. был учреждён благотворительный фонд «Берлинский стол», собирающий в магазинах продукты с истекающим сроком реализации и распределяющий их среди тех, кто испытывает материальные трудности, принципы работы этого фонда распространились по всей Германии. Такие объединения есть уже более чем в 800 городах^{137}. Они распределяют продукты, которые ещё безупречны по качеству, но уже не могут предлагаться в торговле, бесплатно в благотворительных учреждениях, в том числе в бесплатных столовых, приютах для бездомных, в консультационных пунктах, приёмных для женщин и подростков.

Необходимость такого учреждения в Берлине обосновывали тем, что в этом городе «много людей, нуждающихся в помощи». К нуждающимся в помощи причислялись получатели пособия по безработице II, основного обеспечения и социальной помощи, другими словами, все, кто жил за счёт государственного обеспечения социоэкономического прожиточного минимума.

Активность «стола» широко освещается на телевидении и в прессе. Основатели и спонсоры фонда — желанные гости разных ток-шоу, знаменитости и политики всех видов охотно выступают в роли раздатчиков еды. Иные телевизионные передачи, такие как «Воскресное слово», и множество озабоченных комментариев в прессе отсылают нас к длинным очередям детей, которые выстраиваются за едой у бесплатных столовых.

Откуда берётся это ослепление СМИ? Мой ответ, признаться, полемический, таков: здесь бедность в библейском смысле предстаёт во всей своей наглядности. Тот факт, что это есть в Германии, заставляет нас с негодованием содрогнуться. Мы вспоминаем о пяти тысячах, накормленных пятью хлебами, и о словах Иисуса: «Сие есть Тело Моё». Все коннотации нашего забытого христианского воспитания снова оживают при этом, а кроме того, утоляется наша потребность в скандале: бедность в Германии так велика, что есть необходимость в бесплатных столовых — эта история просто слишком хороша, чтобы не стать правдой.

Хорошая история почти всегда побеждает неудобную правду. Неудобная же правда такова: норма социальной помощи, действительная и для пособия по безработице II, и для основного обеспечения, достаточна для того, чтобы питаться сбалансированно, разнообразно и правильно. Однако кто захочет в это поверить, глядя на очереди у раздачи еды фонда «Берлинский стол»? Притом что факты однозначны. Достаточно лишь сравнить фактические средние расходы немецких личных домохозяйств на продовольствие, напитки и табачные изделия со ставкой соответствующего раздела норм социальной помощи.

Немецкое личное домохозяйство имеет среднюю численность 2,08 человека, среди них детей моложе 15 лет — 0,29. Долевая норма в соответствии с предписаниями 2009 г. для расчётов выведена в табл. 4.3 из средней численности домохозяйства и средней доли детей. Из этого выходит, что домохозяйство, получающее основное обеспечение, социальную помощь или пособие по безработице II, может потратить в месяц 247 евро на продовольствие, напитки и табачные изделия, если оно ориентировано на нормальное потребление. Это 86 % фактических расходов среднего немецкого домохозяйства. В фактических расходах среднего домохозяйства 40 евро отводится на табачные изделия и сопоставимые суммы (в приблизительной оценке) на потребление алкогольных напитков и безалкогольных прохладительных напитков (минеральная вода и т. п.)^{138}. В одних только этих двух позициях содержится потенциал экономии, который каждому живущему в домохозяйстве, зависимом от социальных выплат, даёт возможность питаться в точности так же, как питаются люди со средним заработком, а то и лучше.

Эти расчёты я проделал в начале 2008 г., будучи сенатором Берлина по вопросам финансов. Берлин — столица социальных выплат Германии.

Таблица 4.3.

Расходы на продукты питания личных домохозяйств и социальная норма

Ср.: Verordnung zur Durchführung des § 28 des Zwölften Buches Sozialgesetzbuch vom 1. Janaur 2005, zuletzt geändert durch Art. 17 GG vom 2. März, 2009 (BGBL I S. 416, 432), ferner die Wirtschaftsrechnungen privater Haushalte 2006, Statistisches Jahrbuch 2008 für die Bundesrepublik Deutschland. Wiesbaden, 2008. S. 549.

Перед лицом этого прискорбного положения, которое накладывало и накладывает свой отпечаток на ситуацию домохозяйств и настроение в городе, я ни во что не ставил и не ставлю сочувственную дискуссию, которая загоняет в угол бедности 20 % населения и всех их разом оплакивает. Из этого не могло и не может получиться ничего продуктивного. Я не соглашался связывать неподобающее состояние части населения — неправильное питание, пренебрежение своими родительскими обязанностями и т. п. — с доходами или долей получателей социальной помощи и хотел публично оспаривать эту связь.

Публичная дискуссия должна начинаться на наглядном и конкретном, а заканчиваться она может на общем и абстрактном. Наоборот не бывает никогда. Так я начал с самого наглядного — с питания. Поскольку у меня привычка полагаться не только на статистику, мы с женой несколько дней питались в пределах нормы социальной помощи, что не потребовало от нас никаких особенных усилий. Затем я попросил одну сотрудницу своей администрации сообразно тестовым закупкам составить меню на три дня. Оно оказалось очень сбалансированным и разнообразным и включало четыре приёма пищи в день. Правда, один раз это была жареная колбаса, так позже эта жареная колбаса стала единственным пунктом из всего меню, который постоянно цитировался.

Меню домохозяйства из одного человека

Реакция на это меню была потрясающей. В одном выпуске передачи «Воскресное слово» речь шла обо мне как образце нехристианского поведения. Многочисленные социальные функционеры публично ругали меня и стыдили. Мне приходили по электронной почте сотни писем, исполненных ненависти, от получателей Hartz IV, но были и многочисленные, частью восторженные, письма от пожилых женщин и супружеских пар, которые хотели показать мне посредством педантичных расчётов, что я прав. Один консультант по питанию из газеты Berliner Zeitung установил, что меню, скорее, избыточно по калориям и слегка перегружено мясом. Хайнер Гайслер, напротив, уверял в газетном комментарии, что от такого питания можно умереть с голоду. Ульрих Шнайдер, руководитель правления «Паритетного союза благотворителей», был того же мнения в одном из ток-шоу радио «Берлин-Бранденбург». Моё замечание, что недостаточный вес как раз не входит в число проблем получателей социальных пособий, побудило ведущего задать мне вопрос: уж не хочу ли я сказать, что получатели социальных пособий чересчур толсты.

В собственной партии у меня начались большие трудности. Мой рейтинг в Берлине на некоторое время упал до предела. Однако устойчивый резонанс по стране в целом показывает, что я, очевидно, задел нерв. Впрочем, телеоператор после одного из многочисленных интервью на эту тему признался мне, что редакция велит ему и его коллегам так вести съёмку в квартирах получателей социального пособия, чтобы не показывать их богатое электронное оснащение. Ведь, судя по всем данным, получатель пособия по безработице, который принадлежит к нижнему слою, располагает электронной мультимедийной техникой в объёмах выше среднего уровня.

Но как же может быть, спрашиваю я себя, чтобы простое использование статистических фактов могло вызвать столько эмоций, причём не только у тех, кого эти факты касаются, но и у функционеров и поборников нашего социального государства в широком смысле. Я, конечно, подозревал, в чём причина, потому и затеял эксперимент, после которого уже знал ответ. Он состоит из трёх пунктов, причём третий — самый существенный.

1. Получатели социальных пособий имеют естественную и понятную заинтересованность в стабильности выплат и в их будущем повышении, поэтому нежелателен даже малейший намёк на то, что сумма достаточна.

2. Социальные политики, социальные объединения и вообще весь слой функционеров, учёных и публицистов, которые материально и морально кормятся с заботы о слабых, реагируют весьма чувствительно и в целом негативно на все указания и аргументы, которые так или иначе ставят под сомнение остроту этой проблемы, поскольку тем самым ставится под вопрос и их собственная роль и значение.

3. Если продуктовая норма сбалансирована, разнообразна и позволяет питаться хорошо, то получатели социальных пособий, которые кормят себя и своих детей неправильно и с любой точки зрения неадекватно, имеют проблему не с доходами и бедностью, а с собственным поведением. Тем самым требование к обществу оборачивается требованием к индивидууму, а критика общества становится критикой индивидуума.

Этот последний пункт и есть то, что вызывает агрессию и ярость, поскольку ты, таким образом, идёшь наперекор, указывая индивидууму на его обязанности, а не рассуждая о неравенстве шансов, как это вошло в обыкновение. Пример такого отклонения подаёт «Отчёт Федерального правительства о бедности и богатстве»:

«Концепция шансов на участие и осуществление, предложенная лауреатом Нобелевской премии Амартией Сеном… задаётся вопросом, насколько… различия объясняются неравными шансами на осуществление. Цель действий социального государства — в том, чтобы смягчить неравенство уже имеющихся шансов. Все должны иметь шанс реализовать свои индивидуальные возможности. Шансы участия становятся шансами осуществления, если к индивидуальным потенциалам добавятся соответственно стимулирующие общественные шансы реализации, которые действительно предоставят личности возможность пользоваться открытыми шансами участия. Решающим здесь является оформление системы социального обеспечения и системы образования, но также и положение на рынке труда и проницаемые структуры общества. По Амартии Сену, бедность при этом представляет собой недостаток шансов осуществления, а богатство, напротив, очень высокую меру шансов на осуществление»^{139}.

Тут всё верно, за исключением того, что вообще никоим образом не выявляется индивидуум, его поведение и его ответственность. Кажется, что вопрос заключается только во внешнем предоставлении шансов, а за них отвечают государство и общество. Если кто-то впадает в бедность или попадает под угрозу бедности, причина не в нём самом, а в недостатке шансов. Другая точка зрения считается в Германии неполиткорректной.

Однако в связи с меню Hartz IV можно наблюдать и некоторые индивидуальные упущения, например, если:

• дети приходят в школу натощак и питаются преимущественно фастфудом и сладостями, потому что родители не умеют готовить или ленятся встать утром, чтобы приготовить детям завтрак;

• родители покупают алкоголь и сигареты вместо овощей и фруктов и не следят за тем, чтобы дети достаточно двигались, что приводит к ожирению и косвенному ущербу здоровью, чаще всего диагностируемым в нижнем слое (который частично, но не целиком идентичен получателям социальных пособий).

Для всякого индивидуального поведения можно назвать и общественные причины, однако нельзя в принципе снимать с индивидуума ответственность за его поведение. Однако в дискуссиях о бедности мы склоняемся именно к этому, и в большой части исследований бедности это обстоит именно так, а не иначе.

Но почему тогда выстраиваются длинные очереди на раздаче еды «Берлинского стола», если нормы всё-таки хватает? Ответ совсем простой: там, где что-то дают бесплатно, общий бюджет разгружается. Если бы получателям пособий бесплатно раздавали DVD, аппаратуру и развлекательную электронику, они образовали бы ещё более длинную очередь. Но в такой раздаче благотворителям недоставало бы столь привлекательной библейско-эмоциональной апелляции, какой обладает публичное кормление.

Раздача еды и бесплатные столовые преследуют благую цель и являются выражением похвального личного служения. Это ни в коем случае не должно оспариваться. Но деньги лучше было бы инвестировать в поварские курсы, курсы домоводства и тренинги поведения для нижнего слоя. Зачем семье, живущей на пособие Hartz IV, брать на себя труд планировать закупку продуктов, самим готовить и сообща есть, если всё даром приготовлено в бесплатной столовой поблизости? Таким образом, неправильное поведение закрепляется и становится постоянным, а причины его не преодолеваются. Да, есть слабые люди, которые не умеют ни планировать, ни обращаться с деньгами, ни готовить, им не хватает силы воли, и они нуждаются в бесплатном супе, тогда как остальная часть получателей пособий в этом вовсе не нуждается. Но и нестойким людям тренинги поведения помогли бы больше, чем потакание их слабостям.

Здоровье

Неумная и спорная поговорка гласит: «Коли беден, умирай пораньше». В атласе социальной структуры Берлина эта поговорка, кажется, находит своё подтверждение. В атласе по 12 берлинским районам и меньшим территориальным единицам сгруппированы социоструктурные факторы, в том числе образование, рынок труда, получатели пособий, доля иностранцев.

Полученные отсюда данные обнаруживают тесную связь между социальным индексом и ожидаемой продолжительностью жизни^{140}: в среднем мужчины в районе Шарлоттенбург-Вильмерсдорф живут на 4,1 года дольше, чем в районе Фридрихсхайн-Кройцберг, у женщин разница между лучшим и худшим районами составляет 2,8 года. Берлинский случай потому так интересен, что условия окружающей среды и инфраструктура социального и медицинского обеспечения во всех районах во многом одинаковы. Все получатели социальных выплат являются членами законной больничной кассы и имеют ровно те же права, что и любой гражданин.

Разницу в ожидаемой продолжительности жизни по большей части создают сердечно-сосудистые заболевания и злокачественные новообразования. И те и другие в немалой степени зависят от образа жизни (питания, физической активности, употребления алкоголя и табака). В районе Фридрихсхайн-Кройцберг 40 % населения курит, в Шарлоттенбурге-Вильмерсдорфе курят только 29 %^{141}. За такими цифрами стоит индивидуальное поведение, а не бедность. Справедливо и обратное: бедность является также следствием индивидуального поведения и, в свою очередь, может наложить свой отпечаток на поведение.

Если есть взаимосвязь между бедностью и здоровьем, то она выражается через параметры поведения, а именно — через питание, зависимости и физическую активность. В «Отчёте федерального правительства о бедности» говорится:

«Бедность и социальное отчуждение как следствие нехватки ресурсов и возможностей преодоления представляют большую тяготу как для детей и подростков, так и для их социального круга. Риски бедности в семьях не ограничиваются при этом одним только недостатком финансовых средств. У детей и подростков наличествуют и дополнительные дефициты развития, недостаточное обеспечение предметами первой необходимости с такими следствиями, как проблемы со здоровьем и социальная дискриминация, например, из-за недостаточной интеграции в школе или среди ровесников. Существует также взаимосвязь между состоянием здоровья (телесного и душевного) и материальным обеспечением. Наносится урон разумному поведению в отношении питания и здоровья: чем скуднее социоэкономические ресурсы, тем хуже и питание»^{142}.

Этот абзац нужно прочитать дважды, чтобы понять его. Очевидно, что при формулировке политкорректность одержала верх над ясностью. На понятном немецком языке это звучало бы так:

«Семьям, зависимым от социальных выплат, приходится бороться не только с ограниченными материальными возможностями. Зачастую они не могут как следует распорядиться деньгами, и, как правило, у них нет энергии, способностей планирования и навыков, чтобы кормить семью здоровой и сбалансированной пищей. Это наносит ущерб успеваемости детей в школе. Поскольку родители в таких семьях вообще мало заботятся о детях — регулярно ли они выполняют домашнее задание, достаточно ли двигаются, не слишком ли много сидят перед телевизором или за компьютером, — у этих детей часто накапливаются дефициты развития, и, как следствие, они отстают в школе. Это наносит урон их уверенности в себе и возможностям устанавливать контакты и заводить дружбу с более устойчивыми детьми, которые в большинстве случаев и более успевающие ученики. Так домашние отношения вредят здоровью, способствуя избыточному весу и неправильному питанию, равно как и плохой успеваемости».

Короче говоря: проблемой является не материальная, а духовная и моральная бедность. Она оказывает влияние на поведение, а поведение, в свою очередь, на здоровье. Такие простые истины, однако, политически неудобны и потому, насколько возможно, вуалируются. Например, в Институте Роберта Коха был проведён в качестве подготовительной работы ко второму «Отчёту о бедности» очень красноречивый анализ «Бедность, социальное неравенство и здоровье», в котором со знанием дела сопоставляются доступные данные и факты.

Анализ доказывает, что значимые для здоровья факторы зависят исключительно от поведения, хотя авторы и говорят в отчёте, то и дело повторяясь, о «неравенстве шансов на здоровье»^{143}. Но в качестве эмпирического доказательства они приводят лишь факторы, которые зависят не от доходов, а исключительно от поведения:

• избыточный вес (питание, малоподвижный образ жизни);

• диабет (избыточный вес, питание);

• цирроз печени (алкоголь);

• рак лёгких (табак).

Недооценка или вытеснение причинных связей типичны для большей части исследователей бедности. Учёные Института Роберта Коха вначале подробно описывают, что обязательно застрахованные — по сравнению с не имеющими обязательного страхования, — обладатели низкого дохода — по сравнению с обладателями высокого дохода, — получатели социальной помощи — по сравнению с неполучателями — больше курят, пьют и меньше занимаются спортом, а затем делают загадочный вывод:

«Накопление проблем со здоровьем и отклонений в поведении людей, находящихся в группе риска бедности, говорит о значении материальных лишений»^{144}.

А ведь куда естественнее было бы догадаться, что те личные свойства, которые предрасполагают человека к тому, чтобы больше курить, пить и меньше двигаться, ровно в той же степени увеличивают статистически его шанс впасть в бедность по доходам. Но такой анализ был бы, увы, неполиткорректным.

Счастье

Выборка опросов, проводимых в государствах с различным стандартом жизни, равно как и долгосрочные оценки по Германии, показывают, что субъективный уровень счастья по ту сторону от настоящей материальной нужды поистине независим от объективно достигнутого стандарта жизни. Зато большое влияние на хорошее самочувствие оказывает относительная позиция в пирамиде доходов, причём не абстрактная, а в сравнении с собственной социальной группой. Вот два примера: тот, кто в 1950-е гг. мог позволить себе автомобиль «жук» в 30 лошадиных сил, в то время как его коллеги, друзья и родные ездили на велосипедах, — получал от своей машины дополнительный выигрыш радости, более высокий, чем получает сегодня владелец «гольфа» со 120 лошадиными силами, знакомые которого ездят на большом «Sport Utility Vehicle», то есть на лимузине повышенной проходимости, на «мерседесе» S-класса или на «порше». Владелец «гольфа» чувствует себя обделённым, клянёт своего работодателя и министерство финансов. У инвестиционных банкиров стимул от бонуса бесспорно зависит не от абсолютной его величины, а от сравнения с бонусами коллег. Возможно, 10 млн евро вызовут у Йозефа Аккермана примерно то же чувство, что и 2500 евро компенсации за сданный в утилизацию старый автомобиль у социального пенсионера.

Итак, материальное потребление есть знак социального ранга. Потому и продаются костюмы, сшитые по мерке, дорогие часы, неэкономично моторизованные автомобили, благородные вина и большие плазменные экраны. Но это значит, что социальные выплаты, которые превышают основные потребности в пище, одежде и жилье, не могут оцениваться чисто материально. Получатель пособия Hartz IV, который имеет более высокий реальный доход, чем квалифицированный рабочий в возрасте до 40 лет, всё же более недоволен в материальном смысле, потому что масштаб для сравнения у него другой. Тем самым дискуссия о границах бедности — в таком богатом обществе, как наше, — превращается в бесплодные дебаты представителей, поскольку, собственно, речь идёт вовсе не о материальных ценностях, а о социальном ранге и связанном с этим социальном уважении.

Уже одно то обстоятельство, что человек падает ниже границы бедности и становится получателем социальных пособий, оказывает на его душевное состояние противоречивое действие: с одной стороны, он испытывает унижение от принадлежности к «бедным» и соответственно от своего низкого места в социальном расслоении, с другой стороны, он может извлечь чувство удовлетворения из того, что государство гарантирует ему социоэкономический прожиточный минимум.

В дебатах о бедности и во всякой дискуссии о перераспределении так и громоздятся стремления устранить неравенство людей путём перераспределения материальных благ или как минимум замаскировать его. Но это упирается в свои границы: с одной стороны, честолюбивые, стремящиеся работать люди расценивают заработанное ими положение как часть вознаграждения и заслуженный выигрыш в престиже, а чрезмерное бремя налогов на имеющих работу людей — по их ощущению, заслуженно имеющих — как несправедливое государственное вмешательство. С другой стороны, менее везучие и менее честолюбивые чувствуют, что им грозит слишком значительное материальное неравенство. Хотя они и приветствуют государственное перераспределение, но чувствуют себя, тем не менее, униженными, поскольку им приходится принимать государственную помощь. То, что на социальной шкале они стоят так низко и зависят от государственных выплат, омрачает их настрой. Более высокие выплаты ничего не могут изменить в этом, напротив: если границу бедности отдалить более высокими выплатами, то увеличится численность людей, оказавшихся ниже этой границы, и тем самым общее недовольство возрастёт. Итак, если рассматривать проблему только в аспекте человеческого счастья, то выгоды дальнейшего роста экономики сомнительны для его достижения, если рост нейтрален по отношению к распределению и никто не может улучшить свою относительную позицию^{145}.

Наша Конституция гарантирует свободное развитие личности. Каждый может преумножить свой доход и имущество работой, сноровкой, везением, и общество не вправе чинить ему в этом препятствия, а должно всемерно поддерживать. Если как можно больше членов нашего общества делают это, соотношения в распределении неизбежно изменятся, что может оказать влияние на рост экономики. В любом случае успех целеустремлённых и везучих приведёт к ухудшению относительных (а может, и абсолютных) позиций остальных, участвующих в распределении. Тот, кто стремится к равенству на максимально высоком материальном уровне и видит в этом свою цель, для него индивидуальное стремление найти работу является постоянной угрозой стремлению к большей справедливости через большее равенство. Сделать отрыв от других путём личного и материального успеха и продемонстрировать это — вот что будет весьма способствовать ощущению человеком счастья. На этом зиждется статусное потребление, которое налагает отпечаток на мир потребителя тем больше, чем выше его реальные потребительские возможности. Хотя разумнее было бы довольствоваться машиной «Dacia Logan», текстилем из торговой сети CA и съёмной квартирой площадью 60 кв. м. Но какой материально успешный человек согласится на это добровольно? Итак, на верхнем конце вертикальной шкалы должен быть BMW-SUV, личный портной и вилла в Груневальде (соответственно для продвинутых — пентхаус в 200 кв. м в Пренцлауэр Берг)^{146}.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: