Менталитет — глубинная структура культуры

Описывая и осмысляя историю той или иной национальной культуры как закономерный, обусловленный разнообразными факторами процесс, обладающий в то же время и собственными, имманентными особенностями, необходимо представить то общее основание, на котором развиваются социокультурные процессы и явления на всем протяжении развития данной нации, ее цивилизации и культуры, делая в каждый исторический момент узнаваемыми черты их общности и вневременного единства. Таким общим основанием в каждой национальной культуре является совокупность наиболее значимых условий внеисторического (или надысторического) характера, к которым относятся такие факторы, как геополитическое положение, ландшафт, биосфера (и иные показатели среды обитания), фундаментальные свойства данного этноса и его ближайшего этнического окружения, образующие — в сочетании с многочисленными историческими факторами, постепенно вступающими в действие и "наслаивающимися" друг на друга, представление о духовном и поведенческом своеобразии народа и его культуры, о национальном характере его представителей и национальной исторической судьбе, о национальном "образе мира", т. е. формах мироощущения, миросозерцания, практического самоосуществления нации или народности, проявляющихся в языке, типовых формулах поведения, в мифологии, фольклоре, обычаях и обрядах, формах религиозного культа, а позднее — в философии, литературе и искусстве, в принципах общественно-политического, государственно-правового, морально-этического и хозяйственно-экономического самоопределения народа и т. д., наконец, в самом типе той или иной цивилизации.

Для описания и осмысления всех этих разнообразных, но тесно взаимосвязанных, даже слитных (в одно трудно структурируемое целое) явлений в последнее время принято понятие — менталитет (от фр. mentalité — мыслительное содержание), понятие, призванное объединить в себе многообразие смыслов и значений, так или иначе ассоциирующихся с проблемой национального (или иного обобщенного) своеобразия культуры. Правда, понятие "менталитет" шире, объемнее, нежели национальное своеобразие: возможно выявление и изучение ментальностей, охватывающих и другие общности, помимо наций (этнические, эпохальные, религиозные, классовые, государственно-политические, сциентистские и т.п.). В этом смысле принято говорить, например, о менталитете кочевников, примитивных народов (Севера, Тропической Африки); этнических (например, арабов) или субэтнических образований (например, казачества); менталитете эпохи Средневековья или Возрождения (общем для многих национальных культур); о менталитете, например, христианства как мировой религии (при всех различиях христианских конфессий и национальной специфики христианства в рамках одной и той же конфессии) и о менталитете, например, православия, в отличие от католицизма и протестантизма; о различном классовом менталитете дворянства, крестьянства, буржуазии, разночинцев или пролетариата (принадлежащих одной и той же нации в разное время или сосуществующих в ней параллельно); о политизированном менталитете, свойственном тоталитарному или демократическому обществу; о технократическом или гуманитарном менталитете в современном постиндустриальном обществе и т.п.

Во всех перечисленных выше вариантах этого понятия менталитет понимается как совокупность глубинных, в принципе не рефлексируемых индивидуальным и коллективным сознанием, но всегда подразумеваемых смысловых и поведенческих структур, довольно аморфных, размытых, составляющих малоизменяемый в течение длительного времени (в случае эпохального, национального, религиозно-конфессионального и подобных им менталитетов — на протяжении нередко нескольких столетий), а значит, метаисторический фундамент социокультурной истории, способствующий самоидентификации данной формы или разновидности культуры, вообще какой-либо духовной общности на всем протяжении ее становления и развития как ценностно-смыслового единства. Это — совокупность констант, включающих жизненные установки, принципы, модели поведения, эмоции и настроения, опирающихся на глубинные (во многом дорефлексивные) зоны смысла (которые присущи данному обществу, его социальному наследию и культурной традиции), а потому имеющих системообразующий характер для национальной культуры и ее истории, для становления и развития данной цивилизации. По-видимому, резкая ломка и распад существовавшего веками менталитета, несшего в себе энергию и жизненную силу (витальность) той или иной культуры, целой цивилизации приводит культуру и цивилизацию к серьезному и глубокому кризису, а в конечном счете и к краху, к национальной катастрофе, к гибели цивилизации. Во всяком случае, ни один конец великой цивилизации (шумерской, египетской, античной, мезоамериканских, монгольской, византийской и др.) не наступал лишь в результате внешних факторов — войн, нашествий, истощения природных ресурсов и т. п., — но всегда дополнялся, усугублялся, а нередко начинался или завершался разрушением ее менталитета — духовного основания.

А.Я. Гуревич справедливо полагает, что понятие ментальность до известной степени заменимо понятием "картины мира" — с той лишь разницей, что картина мира — это в значительной мере осознанное представление, зафиксированное в конкретных произведениях культуры, в тех или иных разновидностях идеологии (сравните такие распространенные понятия, как "научная картина мира", "религиозная картина мира", "художественная картина мира" и т.д.), в то время как ментальность не фиксируется и не определяется сознанием, не формулируется дискурсивно, но в большей степени переживается (эмоциально, чувственно) и реализуется (поведенчески, спонтанно). Как правило, тот или иной человек не способен ответить на вопрос, какова его картина мира или объяснитьсвое поведение, мироощущение Между тем именно ментальная картина мира включает в себя наиболее общие и мало изменяемые от поколения к поколению представления: о пространстве и времени в их соотнесенности между собой, о добре и зле, о свободе и равенстве, о праве и норме, о труде и досуге, о семье и сексуальных отношениях, о ходе истории и национальном своеобразии, о соотношении нового и старого, о жизни и смерти, о бессмертии и Боге, о личности и ее отношении к социуму, в том числе государству, обществу, власти, коллективу, нации.

Менталитет воплощает в себе то общее, что лежит в основе сознательного и бессознательного, логического, рационального и эмоционального, интуитивного, мышления и поведения, веры и образа жизни, общественного и индивидуального, теоретического и практического, рутинного существования и неповторимого творчества, истории и современности, изменчивого и неизменного — в эпохе, этносе, нации, церкви, гражданском обществе, типе деятельности, культуре, цивилизации. Именно предельная обобщенность конституирующего национальную культуру содержания делает его неуловимым и не формулируемым для его носителей, не отливающимся ни в понятийные, ни в конкретно-образные формы; его абстрактность выразима лишь в условных метафорических, ассоциативных формах или воспринимается интуитивно и провиденциально (как ниспосланность свыше, как судьба, историческая миссия, богоданность или в случае кризиса — как историческая заброшенность, рок, нравственно-духовная исчерпанность, богооставленность).

Национальным менталитетом мы называем глубинные структуры культуры, складывающиеся на протяжении длительного времени и определяющие типологическое — как национально-этническое, так и эпохально-историческое своеобразие цивилизации. При этом эпохально-исторические компоненты менталитета вторичны: они подчинены национально-этническим составляющим менталитета и определяются ими. Этим объясняется ценностно-смысловое различие сходных стадиальных эпох в истории разных национальных культур, подчас весьма значительное. Достаточно сравнить, например, в истории русской и западноевропейской культуры эпохи Средневековья, Просвещения, романтизма, модерна и т. п. Еще меньше общего мы обнаружим при сравнении стадиальных эпох, если вовлечем в исторический кругозор восточные культуры, обладающие совершенно особым историзмом. Напротив, ментальное сходство между стадиально различными эпохами в рамках одной национально-культурной истории разительно и может быть объяснено лишь тем, что исторически различные этапы культурного развития опираются на общее (глубинное) семантическое основание, т. е. связаны с ним напрямую, вне опосредований через предшествующие культурные эпохи.

Черты, определяющие в целом ментальность той или иной культуры, в отличие от идеологических, социально-политических, коммерческих и иных культуротворческих факторов, характеризующихся значительным динамизмом, спонтанной "текучестью", а значит поверхностностью, отличаются большой стабильностью и не изменяются столетиями. Более того, менталитет национальной культуры, даже претерпевая некоторые изменения в ходе истории, все же остается в своей основе постоянным, что позволяет идентифицировать культуру на всем ее историческом пути — от зарождения до расцвета и, может быть, гибели. Так, национальное своеобразие русской культуры узнаваемо и на стадии Крещения Руси, и в период монголо-татарского ига, и в царствование Ивана Грозного, и во время петровских реформ, и при жизни Пушкина, и в "серебряный век", и при советской власти, и в эмиграции, и на современном, смутном этапе посттоталитарного развития России. Речь здесь идет, таким образом, не столько о самоидентичности культуры на протяжении тысячелетия, сколько о цивилизационном единстве России, и следует говорить о чем-то большем, нежели национально-культурный менталитет, — а именно о ментальных предпосылках, или основаниях, сложившейся в России цивилизации, т. е. о факторах цивилизациогенеза в России.

Российская история, равно как и история русской культуры, отличается особой прерывистостью, дискретностью, о чем писал Н.А. Бердяев в своей книге "Истоки и смысл русского коммунизма" (1937). Однако и русская культура, и российская государственность, и существование русской нации (в ее эволюции от древнерусской народности к великорусской, а затем и к так называемой "новой исторической общности" — советскому народу) прошли более чем тысячелетнюю историю, и на всех этапах культурно-исторических метаморфоз (насчитываем ли мы, вслед за Бердяевым "пять разных Россий" или, с учетом прошедшего со времени первой публикации этого труда полувека, — даже более, — 9 или 10 исторических подтипов русской культуры и российской цивилизации), эта тысячелетняя история российской цивилизации сохраняла вполне определенное семантическое единство.

Для понимания природы этого единства, "собиравшего" русскую культуру, нацию и государственность в течение столь длительного, наполненного драматическими событиями и коллизиями времени, делавшего, условно говоря, "разные" в культурном и стилевом отношении России — историческими фазами одной, интенсивно и скачкообразно развивающейся российской цивилизации с ее неповторимым своеобразием (социально-политическим, культурным, духовным), и необходимо более пристальное изучение менталитета русской культуры, составляющего основу этого цивилизационного единства, объединявшего в себе несколько разноязычных, разноконфессиональных и этнически различных культур, а также несколько сменивших друг друга культурно-исторических парадигм, не столько сменяющих друг друга, сколько "надстраивающихся" одна над другой — семантическими "слоями".

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: