Морфология русской культуры

Неменьшее значение при изучении истории культуры имеет и содержание исторических представлений о национальной культуре, ее составе и морфологии. Дело в том, что содержание и состав того целого, которое на разных исторических этапах понималось как "культура" (даже если это понятие не употреблялось — как, например, в Древней Руси), были исторически изменчивыми и неоднозначными. Длительное господство в средневековой Руси представлений о единой и неразложимой на составные части "культуре-вере", как это убедительно показал акад. А.М.Панченко в книге "Русская культура в канун петровских реформ" (1984), сменилось в ХVII в. столкновением двух противоборствующих культур — "веры" (в значительной степени отмежевавшейся от светских знаний, образов и представлений) и светской культуры (по преимуществу секуляризованной, модернизованной, рассудочной и чувственной, вочеловеченной). В это же время возникло и иное противопоставление "двух культур": "мужичья" (но своя) культура "светлой Руси" и ученая (но чужая, т. е. западная, по происхождению) культура барокко, противопоставление, во многом предвосхищавшее оппозицию, утвердившуюся в русской культуре с началом петровских реформ: "исконно русское" — "западное, европейское", а затем и полемическое противостояние славянофильства и западничества, развившееся в XIX в.

Как бы исторически ни менялись представления о культуре и ее внутреннем членении, мы в дальнейшем будем исходить из того, что под культурой понимается вся ценностно-смысловая сфера общества, — независимо от того, каково происхождение, социальная ориентация и практическая направленность этих ценностей и смыслов. В этом отношении культуре условно противостоит социум, понимаемый как область социально-практических отношений и действий, направленных на достижение материально ощутимых результатов, общественных изменений, преобразований. Речь — в случае различения культуры и социума — идет о взаимодействии культуры, взятой как целое, и социума, также понимаемого как содержательное единство.

Однако границы между культурой и социумом (даже в таком их — достаточно широком — понимании) весьма условны, подвижны и преодолимы. Скорее следует говорить о культуре и социуме как о двух соотносимых между собой аспектах любых социокультурных явлений. В одном и том же явлении возможна перестановка "акцентов" с одного аспекта на другой и обратно. Здесь возможен процесс превращения (или преобразования) несоциального объекта в социальный предмет — социализация, — и аналогичный процесс в отношении культуры — аккультурация, — две формы обобществления объекта. Касается это не только внеобщественных объектов (например, природных, которые могут на разных этапах исторического развития общества социализироваться и аккультурироваться, т. е. выступать как компоненты социума и культуры), но и взаимоотношений между социальными предметами и культурными значениями, когда может подразумеваться их взаимовлияние, взаимоопосредование и взаимопревращение.

Политическая, экономическая и правовая культура общества в значительно большей степени социализирована, нежели научно-познавательная или художественно-эстетическая культуры (да и фактически три первые разновидности культуры ближе всего к социуму и находятся в постоянном взаимодействии и взаимоопосредовании с ним). Но степень как социализации тех или иных объектов, так и аккультурации тех или иных социальных предметов на разных этапах исторического развития общества весьма различна. Эти явления культуры не отделены друг от друга непреодолимыми барьерами, и, помимо определенной борьбы, своего рода "конкуренции" между этими подсистемами культуры (или их компонентами), в истории культуры то и дело складываются временные или относительно постоянные "альянсы" между ними. Так, религия часто связана с нравственностью и этическими учениями, взаимодействует с философией и искусством, проникает в политику и сама подвержена политическим влияниям (на разных этапах исторического процесса — различным). Эстетика как наука или разновидность философского знания, с одной стороны, неотделима от искусства, литературы, массового художественно-эстетического сознания; с другой — связана с художественной критикой и публицистикой, которые находятся под влиянием политической идеологии и прямого "социального заказа" тех или иных слоев, страт или классов общества. Число подобных примеров можно продолжать и далее.

Сказываются на соотношении процессов социализации и аккультурации в культуре той или иной исторической эпохи общий тип господствующего в ту или иную эпоху мировоззрения. Например, в Древней Руси не только бытовое, но и социально-историческое поведение человека было в значительной степени ритуализовано, этикетно, эмблематично, мифологизировано и эстетизировано, сближено с книжно-житийными и библейскими эталонами, — словом, насквозь аккультурировано. И князь, и смерд, и монах-книжник не различали социальную действительность и виртуальную реальность Священного Писания, летописание и житие, политику и религиозную этику своего времени, одновременно живя и действуя и в том, и в другом времени, в едином для них условном ценностно-смысловом пространстве.

Развитие в 40-60-е годы XIX в. демократической (прежде всего разночинской) культуры — "натуральной школы" в литературе, "реальной критики", реалистической живописи, естественнонаучных экспериментов, позитивистской материалистической и атеистической философии — привело к резкой и подчас вульгарной социализации культурных форм — литературы и искусства, философии и науки, ценность которых начала измеряться их практической полезностью, утилитарной значимостью для общества или непосредственно "народа" , социальных низов, а также самих "преобразователей" действительности, радикалов. Граница между культурой и социумом, в том числе между искусством и действительностью, демонстративно размывалась — в пользу социума, т. е. все явления культуры признавались, в первую очередь, явлениями социальными, а только в силу этого — и подлинно культурными.

В условиях же тоталитаризма научно-познавательная и художественно-эстетическая культура советского общества были до такой степени насильственно социализированы, политизированы, идеологизированы, что во многих случаях практически утрачивали свою ценностно-смысловую специфику, т.е. фактически "выпадали" из культуры, становясь атрибутом социума (одним из компонентов политической идеологии, атрибутов пропагандистской кампании, регулятивных механизмов организационно-массовой партийно-государственной работы). В то же время в тоталитарной культуре особенно заметен отрыв философии, литературы, искусства, а подчас и науки — от реальности: сущее подменяется желаемым или должным, социальная действительность вытесняется политическим и социальным мифом или ритуальным поведением (при том, что объективность отражения ставится во главу угла любого явления культуры), критика вытесняется апологетикой. В результате социум тоталитарного общества выступает во множестве случаев как аккультурированная реальность, доктринально превращенная и мифологизированная.

Во всех следующих главах настоящего пособия по истории русской культуры мы исходим из представления о культуре как триединстве взаимодействующих между собой трех подсистем: культуры мировоззренчески-познавательной (к ней в различные периоды истории культуры относятся, например, религия, философия, наука); культуры художественно-эстетической (к которой относятся всевозможные разновидности литературы и искусства, эстетические представления людей) и культуры соционормативной (в состав которой включаются такие непосредственно социализированные отрасли культуры, как культура политическая, правовая, хозяйственно-экономическая, культура повседневности, обыденная мораль, этические представления общества и т.п.).

Смысл исторически определенного представления о культуре, точнее — о ее социодинамической модели, как о диалектическом триединстве в каждом случае не исчерпывается констатацией взаимодействия или взаимопроникновения трех составляющих его подсистем. В свете такого представления каждое явление и каждый процесс культуры должен рассматриваться с точки зрения всех трех ее возможных и необходимых эквивалентов: понятийно-концептуального (как правило, вербализованного в явной форме); образно-ассоциативного (обычно невербального или вербализованного имплицитно, — в "снятом" виде, метафорически, иносказательно, с учетом многослойного подтекста и подразумеваемой многозначности слова) и практически-действенного, аддуктивного (т. е. побудительного), — когда в качестве специфической формы культуры выступает ценностно преломленное практическое действие, событие, поведение, ритуал, политическая или иная массовая акция, кампания, движение с присущими им знаково-символическими, регулятивными, интегративными, коммуникативными и иными функциями (обладающие культурным смыслом, обобщающим предшествующие фазы социокультурного развития, аккумулирующим в себе емкое культурно-исторически обоснованное и обусловленное содержание). Таким образом, микроэлементами любого культурно-исторического явления, рассматриваемого с точки зрения его социодинамики, выступают взаимосвязанные и взаимодействующие между собой три эквивалента названных культурных подсистем: понятие, образ и действие. На практике происходит постоянное перекодирование единого социокультурного содержания из одной подсистемы в другую при помощи названных эквивалентов.

Подобные метаморфозы социокультурной семантики, осуществляемые на различном материале, позволяют осуществлять "перевод" мифологических и религиозных представлений (во многом интуитивных) на язык образов; образного содержания на "язык" логики, научных или философских понятий, понятийного содержания (философских и научно-теоретических концепций) — обратно, на "язык" художественных или публицистических образов, а того и другого (т. е. и образного и лонятийного, культурного содержания) — на "язык социологии" (как говорил Плеханов), т. е. переводя ценностно-смысловое содержание в план действий, практических интересов и социальных целей людей, в сферу политики, повседневности, морали. Соответственно реализуется и "обратный" перевод исторических событий, политических решений, социальных действий, нравственных коллизий и т. п. в план культурного выражения — в мифологическую картину мира, в религиозно-мистические представления, в художественно-эстетические образы, в научные понятия и концепции, в философские категории и законы, в социально-политические доктрины, исторические сценарии и прогнозы и т. д.

В этом отношении оказывается возможным говорить о культурном смысле таких важных для истории России социально-политических явлений и событий, как удельная междоусобица, ордынское иго, русское самодержавие, петровские реформы, Отечественная война 1812 г., отмена крепостного права, русская революция, гражданская война, военный коммунизм, нэп, коллективизация, большой террор, первая и вторая мировые войны, холодная война, реванш неосталинистов, распад СССР и т.д. Соответственно, в определенном ракурсе явления отечественной культуры предстают в качестве социально-политических факторов исторического развития, обретая самоценный социальный смысл: таковы, например: Крещение Руси, развитие на Руси права как общинной саморегуляции, "самозванство" ХVII и ХVIII вв., русский религиозный Раскол, возникновение западничества и славянофильства как национальной реакции на экспансию западно-европейской культуры, роль литературы и литературной критики в отечественной культуре, формирование русской интеллигенции, рождение русского марксизма и его превращение из науки в утопию, а затем и в религию, послевоенная борьба с космополитизмом, послесталинская "оттепель", горбачевская "демократизация" и "гласность" и т. п.

Подобное понимание социодинамики русской культуры предполагает "выход" настоящего курса на достаточно масштабные выводы и обобщения, принципиально важные для понимания перспектив и путей развития русской культуры, России, а в какой-то мере и всего пространства бывшего Советского Союза. Речь идет, возможно, о становлении на развалинах недавней советской, а прежде и теперь российской цивилизации — новой "суперцивилизации", отличной от западной или восточной, а также от "русской" или "российской" цивилизаций, как они понимались до сих пор. Эту становящуюся "суперцивилизацию" называют иногда "евразийской", имея в виду не только ее географическое и геополитическое положение между Европой и Азией, ее культурно-цивилизационную "вненаходимость", но и ее национально-культурный масштаб, выходящий за пределы России, интересов русского и смежных с ним народов бывшего СССР и даже за границы самосохранения российской цивилизации. Если рождение новой "суперцивилизации" в конце концов состоится, то осмысление закономерностей и трудностей ее формирования на протяжении тысячелетия равнозначно прогнозированию собственной судьбы. Ведь изучение истории культуры ставит перед собой цель — понимание механизмов культуры в их приложении к национальному развитию на каждом этапе отечественной исгории. Если же происходящие на территории Евразии социокультурные процессы знаменуют собой крушение и распад российско-советской цивилизации, завершающие ее более чем 11-вековую историю, то изучение этих процессов на рубеже ХХ-XXI веков откроет нам механизмы конца цивилизации, до сих пор никогда не исследованные in statu nascendi.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: