|
Партнеры, или вспомогательные «Я»
Партнеры, которых называют также вспомогательными «Я» (auxiliary egos), имеют троякого рода задачу: во-первых, они изображают отсутствующих реальных или воображаемых лиц, имеющих отношение к протагонисту, и становятся носителями его переносов и проекций в психодраме. Иногда они играют даже самого протагониста и в таком случае являются вспомогательными «Я», или представителями «Я» протагониста. Во-вторых, они являются посредниками между ведущим психодрамы и протагонистом и как таковые должны концентрироваться как на протагонисте и его игре, так и на ведущем психодрамы и его указаниях. Получаемые с обеих сторон замечания определяют их спонтанную в остальном игру. При психодрамотерапии с тяжело больными пациентами рекомендуется задействовать обученных вспомогательных «Я» или ассистентов. В-третьих, партнеры выполняют социотерапевтическую функцию. Они помогают протагонисту изображать и исследовать собственные межчеловеческие отношения, а также проводить психодраматический диалог со своими жизненными партнерами. Благодаря интенсивному сопереживанию в разыгрываемой ситуации даваемая ими по завершении игры «ролевая обратная связь» предоставляет возможность протагонисту еще больше прояснить себе и понять изображенные в драме межчеловеческие констелляции.
Здесь нас интересует, что позволяет посторонним партнерам быть столь полезными протагонисту для осознания его собственных чувств и чувств людей, связанных с ним самим, но незнакомых партнерам по драме. Такую возможность предоставляют техники обмена ролями и дублирования. Обмен ролями, называемый также сменой ролей, или инверсией ролей, позволяет партнерам по драме, основываясь на импровизации, изображать реальных партнеров по взаимоотношениям протагониста. Сначала партнеры придерживаются своего представления, например, о супруге или матери, в роли которых они вступают в игру протагониста. Как только их образ роли перестает соответствовать представлению или воспоминанию протагониста, играющие меняются своими ролями: протагонист играет теперь роль своей супруги или своей матери, тогда как его партнеры продолжают вести себя в роли протагониста так, как он вел себя до этого.
При использовании техники дублирования член группы или ведущий психодрамы, выступающий в роли дубля, становится позади протагониста и от первого лица выражает его невербализованные мысли и чувства.
Пример: На психодраматическом занятии разбирается отношение протагониста к своему шефу. Вначале протагонист лишь обозначил проблему, но еще не выбрал участника группы, который должен сыграть в психодраме шефа. Пока он в полной тишине окидывает взглядом группу, каждый ее участник представляет себе руководителя отдела среднего возраста. Наконец протагонист отводит одному из участников группы роль начальника и описывает на сцене его кабинет. Партнер по указанию протагониста усаживается в кресло шефа за письменный стол (практически без подготовки он попытается сыграть роль незнакомого ему человека), тогда как протагонист в собственной своей роли стучится в дверь, входит и не без робости представляется своему начальнику. Завязавшаяся беседа некоторое время протекает спокойно, по всей видимости, как и было в действительности. По-деловому обсуждается какой-то проект. Вдруг протагонист признается, что не выполнил важную часть возложенной на него работы. Партнер в роли шефа набрасывается на протагониста: «Я считаю вашу халатность непозволительной! От вас такого я, право, не ожидал!» В тот же момент протагонист, выходя из своей роли, начинает возражать. Обращаясь к ведущему психодрамы, он говорит: «Мой шеф никогда бы так себя не повел. Он в принципе не способен повысить голос!» Стало быть, созданный партнером образ руководителя отдела, где работает протагонист, в. этом пункте уже не согласуется с его поведением в представлении протагониста. Теперь партнер играет протагониста, чье поведение в реальной ситуации он хорошо может себе представить на основании предыдущей игры. Как правило, при обмене ролями, принимая роль протагониста, партнер повторяет его последнюю реплику, сделанную им в собственной роли. Протагонист, теперь уже в роли шефа, подражает учтивым, но слегка саркастичным интонациям руководителя отдела, свысока обращаясь к служащему (то есть к своей роли, к себе самому): «Ну, если вам это непосильно, разумеется, я охотно передам работу вашему коллеге. Не сомневаюсь, что он прекрасно с нею справится!» Чтобы посмотреть, как протагонист реагирует на только что изображенный им высокомерный тон шефа, ведущий психодрамы делает знак к очередному обмену ролями. Протагонист, оставляя роль шефа, возвращается в свою собственную, партнер же от роли служащего переходит к роли руководителя отдела и так же высокомерно повторяет: «...Не сомневаюсь, что он прекрасно с нею справится!» Протагонист в замешательстве смотрит на шефа. Он бледнеет, большой палец его правой руки, слегка опирающейся о бедро, нервно теребит ремень, глаза бесцельно бегают, он как вкопанный стоит на том же самом месте. Наконец упавшим голосом протагонист говорит: «Ну, если вы считаете...» — и, не прощаясь с шефом, покидает кабинет.
Воспроизведение разговора с шефом завершено. В раскрывающей психотерапии было бы некстати заканчивать психодраматическую сцену на этом. Именно сейчас протагонист испытывает самые сильные эмоции. Он «разогрет» для дальнейших действий. По всей видимости, фактически он чувствует себя так, как после реального разговора. Ведущий психодрамы просит партнера покинуть сцену и спрашивает протагониста: «Где вы сейчас?» В ответ он слышит: «В приемной». Из этой реплики становится очевидным, что протагонист все еще не отошел от первой психодраматической сцены. Теперь соответственно можно ожидать важнейших свободных ассоциаций и свободных действий. Поэтому ведущий психодрамы выясняет, куда протагонист держит свой путь. «Обратно в контору»,"— отвечает тот, по-прежнему переживая изображенную сцену. Ведущий психодрамы слегка подталкивает его: «Что ж, идите!» — и протагонист замедленным шагом и с поникшей головой расхаживает по сцене. В том же ритме ведущий психодрамы в качестве дубля следует за ним по пятам и вдруг говорит: «Я чувствую себя...» «...совершенно ужасно», — подхватывает протагонист. Ведущий психодрамы продолжает дублировать: «Шеф действительно выводит меня из себя!..» Однако протагонист это заме-
чание дубля не принимает. Оно не соответствует его чувствам. Поскольку неудачное дублирование не нарушает сцену, а просто отвергается, протагонист продолжает: «Не шеф, а коллега. Этот проныра наверняка втерся в доверие шефа, чтобы оставить меня в дураках!» Это высказывание протагониста направляет течение мыслей дубля по другому руслу. Дубль тут же реагирует словами: «Так же как раньше...» — и протагонист заканчивает предложение: «Мой брат втерся в доверие матери». Внезапно в памяти протагониста всплывает воспоминание об одной сцене из его детства, разыгравшейся между ним, его матерью и братом, который был ненамного младше его самого.
Проассоциированная сцена тут же подхватывается. Протагонист просит двух членов группы выступить в следующем эпизоде в качестве партнеров и взять на себя роли его матери и брата. Благодаря постоянному обмену ролями между протагонистом и партнерами забытая сцена из детства протагониста развертывается столь же наглядно, как и сцена с начальником. Ее содержание соответствует содержанию сцены с шефом. Однако детское переживание было в прошлом для протагониста настоящей болезненной травмой. Теперь же он повзрослел и может отнестись к ней подобающим образом.
Комментарий: Сценическое действие между протагонистом и партнерами при обмене ролями позволяет воспроизвести реальные переживания из совсем недавнего и далекого прошлого. Основываясь на несоразмерно бурной реакции протагониста, спровоцированной язвительным замечанием шефа в первой сцене, можно предположить наличие связи с вытесненной травмой. Поэтому по инициативе ведущего психодрамы после первой сцены протагонистом произносится монолог, к которому побуждает (но не влияет на него) дубль.
Дублирование способствует тому, что вызванная в первой сцене эмоция переносится на проассоциированную травматическую ситуацию в детстве. Эта возникшая от избытка эмоций ассоциация едва ли бы проявилась в фазе обсуждения, если бы игра была прервана после первой сцены, и лишь в редких случаях она обсуждалась бы без сопротивления и без защиты.
Помимо протагониста также и партнеры зачастую испытывают в процессе психодрамы интенсивный акциональный катарсис, особенно тогда, когда отведенная им протагонистом роль соответствует их собственной роли. Если структура личности партнеров и структура их жизни не дает возможности идентифицироваться с отведенной ролью, то некоторые из них играют такую роль, испытывая внутреннее сопротивление. Как раз для таких партнеров изображение чуждого до сих пор переживания означает неожиданное расширение сознания. В результате могут быть выявлены, осознаны и переработаны в последующих играх некоторые их желания и страхи. Благодаря интеграции чуждых ранее эмоций и поступков в собственный опыт постоянно повышается способность участников психодраматической группы к изображению чужих ролей и к вчувствованию при дублировании.
Проиллюстрированная вышеприведенным примером форма дублирования обеспечивает гладкий переход от актуальной ситуации к патогенной, корни которой находятся иногда в далеком прошлом. Способ этого перехода должен определяться ведущим психодрамы, который в таких особых ситуациях чаще всего становится — в качестве дубля — партнером протагониста. Указанную форму дублирования я охотно использую для скорейшего раскрытия этиологии актуальной, но не объясняющейся этой актуальностью конфликтной ситуации. Актуальная конфликтная эмоция, в полном объеме проявившаяся во время игры в первой психодраматической сцене, не искажается вмешательством дубля в монолог протагониста, следующего за первой сценой, а позволяет перескочить огромные зачастую промежутки времени. Данную форму дублирования я называю поэтому переходящим, или синаптическим, дублированием.
Как при обмене ролями, так и при дублировании партнеры репрезентируют протагониста. Они говорят и действуют от его лица. Поэтому буквальный перевод английского термина «auxiliary ego» как вспомогательное «Я» является не совсем точным. В качестве вспомогательных «Я» протагониста партнеры создают для него
призрачный вспомогательный мир (auxiliary world) психодрамы. Их содействию в игре обязана соответствующая психоаналитическим представлениям, но осуществляемая более четко и быстро раскрывающая психодраматическая терапия. В отличие от психоанализа, где, по словам Фрейда, реальные действия позволены пациенту только в рамках переноса, в психодрамотерапии в описанной структурной форме действия желательны.
В психодраме переживания не «конструируются», а реконстеллируются в совместной игре с партнерами. Пациент подвергается каузальной терапии во взаимодействии со своей изображенной в психодраме первичной группой. В остальном психотерапевтические представления Фрейда очень близки терапевтическим возможностям, которыми располагает психодрама благодаря интеракции партнеров с протагонистом(Фрейд: «Больной не может вспомнить всего вытесненного, быть может, как раз самого существенного и поэтому не убеждается в правильности сообщенной ему конструкции. Скорее он вынужден повторять вытесненное как переживание, относящееся к настоящему, вместо того чтобы — как бы того хотелось врачу — вспоминать о нем, как о части своего прошлого. В каждом отдельном случае соотношение, устанавливающееся между воспоминанием и воспроизведением, иное. Как правило, врач не может избавить больного от этой фазы лечения; он должен заставить его заново пережить известную часть своей забытой жизни и обязан заботиться о том, чтобы оставалась какая-то мера убежденности, благодаря которой кажущаяся реальность все-таки всегда признается отражением своего забытого прошлого. Удастся это, значит, будет достигнута убежденность больного и зависящий от нее терапевтический успех» (36). — Прим. авт.).
Группа
Морено осуществляет впсиходраме идею «терапии в группе, посредством группы, для группы и самой группы» (92). Описанная форма психодраматической игры, центрированная на протагонисте, дает нам пример терапии индивида в группе.
Оптимальные размеры терапевтической психодраматической группы составляют от шести до девяти членов. Если группа будет меньше, то может получиться так, что три или четыре члена группы играют и только один член группы смотрит. Игра совершается в вакууме, что протагонистом и партнерами — зачастую бессознательно — ощущается как неприятное и означает нежелательное уменьшение резонанса в фазе обсуждения. Если группа слишком велика, то даже опытному психодрамотерапевту нелегко справляться с запросами протагониста, одновременно улавливать интенсивные порой реакции отдельных членов группы и следить за динамикой всей группы. Учебные группы, а также группы познания себя и другого могут быть несколько большими по размерам, поскольку большее число участников обеспечивает более содержательную идентификационную обратную связь и способствует в фазе обсуждения обогащению учебного процесса в целом.
Для целенаправленной психодрамотерапии немаловажное значение имеет состав группы. Терапии в группе благоприятствует гетерогенный состав группы. Участники группы, различные по своему полу, структуре личности, способностям, опыту и недугам (а среди них для лечения тяжелых пациентов должны находиться обученные психодраме ассистенты), способны изобразить неожиданные ситуации более полно, чем гомогенные группы. Кроме того, гетерогенная группа представляет собой, так сказать, общество в миниатюре. Терапия для группы чаще всего осуществляется в гомогенных по составу группах, например в группах супружеских пар, группах родителей, группах подростков, группах алкоголиков. Изображение какой-либо проблемы протагониста и терапевтическая работа с ней в гомогенной группе является не только терапией протагониста, но и для всех участников группы примером изображения их собственных проблем и терапевтической работы с ними. Психодраматическая группа может быть либо закрытой, либо открытой, В закрытой группе быстрее возникает сильная групповая сплоченность. Открытую группу следует рассматривать как естественное следствие психодрамотерапии, целью которой является как можно более быстрое обретение самостоятельности каждым участником группы в реальной жизни. В отличие от индивидуальной психотерапии, в которой пациент монологичен, а также в отличие от непсиходра-матической групповой психотерапии, в которой члены группы реагируют друг на друга вербально, участники психодраматической группы конфронтируют на сцене со своими реальными социальными связями и жизненными обстоятельствами. Полемика с жизнью не откладывается на потом. Если благодаря этому старые члены группы обрели мужество, позволяющее им самостоятельно справляться со своими жизненными неурядицами вне группы, и покидают группу, то новые участники благодаря собственной психодраматической игре и своему присутствию при других психодраматических действиях относительно быстро интегрируются в группу.
Прием нового члена группы является поводом к обсуждению групповой клятвы (91), придуманной Морено по аналогии с клятвой Гиппократа. Это нельзя назвать торжественной клятвой, но группа еще раз усваивает правило хранить молчание вне группы о том, что говорилось в группе отдельным ее членом. Это является особенно важным тогда, когда член группы, доверяя партнеру, терапевту и зрителю, то есть всей группе, приобщает их к обычно скрываемому событию из своей жизни или к своей фантазии. Выказываемое группе доверие постоянно возрастает благодаря соответствующим проявлениям доверия со стороны членов группы. Таким образом групповой терапевтический процесс заметно ускоряется. Скованные и малоактивные участники группы, которые, как правило, в прочих группах подолгу никак себя не проявляют, в психодраматической группе раскрываются достаточно быстро. Участие в качестве зрителей в психодрамах других членов группы побуждает их к тому, чтобы высказать во время группового обсуждения свои идентификации с протагонистом или с лицами, имеющими к нему отношение, и поделиться в (следующей) драме собственными постепенно осознаваемыми проблемами.
Причину этого необычайного, охватывающего всех участников группы доверия, скорее всего, можно объяснить их участием в спонтанной игре, «в превращении в образ» (или, как мы видели, в истинное). «Можно вспомнить о понятии сакральной сопричастности, изначально лежащем в основе греческого понятия «теорийа», которое предстает «как чистое «присутствие при бытии» подлинно сущего» (37). Самозабвенное присутствие играющих участников и зрителей при психодраматическом действии во всей его истинности в качестве субъективного осуществления человеческого поведения имеет характер «бытия-вне-себя». Морено постоянно подчеркивал значение «бытия-вне-себя» для наблюдаемых в психодраматической группе феноменов (96). Подобно Платону, он не подразумевает под «бытием-вне-себя» простое отрицание «бытия-при-себе» (37). Психодраматическое «бытие-вне-себя» играющих участников и зрителей, то есть всех членов группы, является результатом их увлеченности игрой, их обращенности к проблемам, судьбе другого. В психодраматической группе эта судьба не просто излагается, она одновременно сопереживается всеми участниками. Суть феномена «одновременность» нельзя охарактеризовать лучше, чем словами Гадамера: «...с помощью понятия «одновременность» мы хотим здесь сказать, что то единственное, что нам представлено, как бы ни были далеки его истоки, в процессе своего представления полностью обретает современность. Следовательно, одновременность — это не способ заданности в сознании, но задание для сознания и результат, от него требуемый. Эта задача состоит в том, чтобы поставить себя в отношении дела таким образом, чтобы оно стало «одновременным», а это означает, что всякое опосредование снимается в тотальной современности» (37). Такой результат достигается благодаря группе. Тот факт, что психодрама обладает «одновременностью», объединяет ее с подлинным произведением искусства (37). Это дает нам право называть психодраматическую групповую терапию врачебным искусством в собственном смысле слова.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:
©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|