Сделай Сам Свою Работу на 5

ГЛАВА 15 Прошлое и настоящее 6 глава





Но если и раньше были свидетельства ее сексуального поведения, почему никто не сделал закономерный вывод о том, что Джоди уже имела определенный сексуальный опыт? И как они могли ничего не сказать мне о ее прежних выходках? Я подавила приступ злости. Это не вина Николы, и не стоит выплескивать на нее свой гнев.

Пятнадцать минут спустя мы позвали Джоди в дом. Я помогла ей разуться и раздеться, потом вернулась к себе и продолжила набирать текст своих заметок, а Джоди и Никола возобновили занятия.

 

Когда я закончила, я отправила документ Джилл. Как вовремя! Только я выключила компьютер, как Джоди прибежала в комнату:

— Мы все! Пойди посмотри мою работу!

Я пришла в кабинет и похвалила ее прописи букв и цифр, назначила следующее занятие на четверг, и вместе с Джоди мы проводили Николу. Как только она ушла, зазвонил телефон, и до самого вечера звонки не прекращались. Джилл сказала, что старший группы созвал экстренное совещание, время и место будут объявлены дополнительно. Как только появится новая информация, Джилл обещала сообщить. Потом позвонила Эйлин. Я была рада этому, но услышала совсем не то, что ожидала. Почему-то она не казалась шокированной или особенно удивленной полученным известием.



— Я слышала, что случилось, — сказала она равнодушно. — Джоди не рассказывала больше ничего нового?

— Ничего нового, но отпустила замечание на уроке… — Я передала ей слова Николы. Я напомнила себе, что соцработники стараются соблюдать дистанцию с подопечными и возводят стену между собой и своими делами, чтобы не увязнуть в проблемах слишком глубоко. Но я не могла избавиться от чувства, что Эйлин либо крайне утомлена, либо Джоди попросту ей безразлична.

— Ясно, — вздохнула она, записывая мои слова. Так, будто для Эйлин самым печальным во всем этом была та дополнительная работа, которой ее сейчас нагружают.

Я глубоко вдохнула и спросила об отношениях Джоди с ее прежним попечителем, Дэйвом.

— Если что-то есть, то все в ее личном деле. — Она использовала абсолютно ту же отговорку, что и в прошлый раз.

«Ну так прочитайте уже наконец это несчастное личное дело!» — хотелось вспылить мне, но я сдержалась:



— Буду вам очень благодарна, если вы сообщите мне любую относящуюся к делу информацию. Сейчас это особенно важно.

Я повесила трубку в отчаянии. Да, не это следовало сейчас ей ответить. Как мог социальный работник до сих пор не ознакомиться с делом Джоди? Она явно его еще даже не читала, точно так же, как ни разу не навещала Джоди — они едва знали друг друга. Хороший соцработник знает, что с ребенком, за которого он несет юридическую ответственность, нужно устанавливать контакт. А она даже не пожелала приехать и поддержать Джоди, просто выразить участие.

Спасибо Джилл. Она понимала серьезность положения и перезвонила мне, чтобы сообщить: совещание назначено на первую половину текущего дня. Поскольку Джоди в школу не ходила, а искать сиделку было уже поздно, Джилл согласилась пойти вместо меня и потом обо всем мне рассказать.

Затем позвонила судебный представитель, Салли, назначенная судом для защиты интересов девочки. С самого начала она мне нравилась: в ней идеально сочетались профессионализм и доброта, которые убедили меня в том, что судьба Джоди в хороших руках. Она позвонила, чтобы лично от меня узнать подробности произошедшего с Джоди, добавив, как ей жаль, что такое ужасное насилие обнаружилось только сейчас. Конечно, она могла бы быть более объективной, но было очевидно, что дело Джоди тронуло ее, и мне было важно, что она не скрывает этого. Я вновь в деталях изложила признание Джоди. Салли поблагодарила меня за все, что я делала, и дала мне свой домашний номер на случай, если возникнет что-то срочное.

Наконец звонки прекратились. Я поставила чайник и попробовала усадить Джоди за лепку, но у нее не оказалось пластилина. Активность ее била через край — девочка справедливо полагала, что вся эта суматоха имеет отношение к ней. К счастью, из школы вернулись Пола и Люси, им удалось достаточно долго отвлекать Джоди, чтобы я тем временем могла собраться с мыслями.



Вскоре раздался новый звонок. Это была Джилл.

— Кэти, привет. Звоню, чтобы просто пересказать результат совещания. Контакт с обоими родителями будет прерван немедленно, до дальнейшего распоряжения. Ты могла бы сообщить об этом Джоди?

— Так она и с матерью не будет видеться? — удивленно уточнила я.

— На всякий случай — нет, пока не будет известно всех деталей дела.

— Понятно. Я все ей объясню. Только как она это воспримет?

— Как мы говорили раньше, было бы хорошо, если бы ты попыталась узнать, где во время акта насилия находилась мать.

— Постараюсь.

— Все это кажется адски закрученным клубком ошибок социальных служб. И ад разверзся — они пытаются выяснить, как это могло произойти.

Я отключилась и проверила время: почти половина шестого, а я совсем забыла про ужин. Я поспешно прошла через кабинет, где мои хорошие Пола и Люси помогали Джоди лепить фигурки из пластилина. Я хотела сразу решить вопрос со свиданиями. Это нужно было сделать так, чтобы девочка не почувствована себя виноватой за разлуку с родителями.

— Нам нужно поговорить, — сказала я дочерям; — Потом все объясню. — Они поняли, о чем я, и вышли. — Спасибо за помощь! — крикнула я им вдогонку.

— Потом все объясню, — повторила Джоди. Девочки в коридоре прыснули со смеху.

Я присела около нее и начала говорить с ней о безопасности, о том, как необходимо человеку быть защищенным и насколько безопасно она может чувствовать себя со мной.

— С папой я не была в безопасности, да, Кэти? — спокойно спросила она.

— Нет, не была, милая. И поэтому Эйлин решила, что будет лучше, если какое-то время ты не будешь встречаться со своими родителями, пока все это не решится.

— Ладно, — сказала она, ничуть не изменившись в лице. — Я передам ей… — После этого она встала и заговорила сама с собой, повторяя Джоди, что она не может видеться с мамой и папой, потому что это опасно.

Это было слишком просто, ненормально просто. Все-таки она прожила с ними восемь лет. Я общалась со многими детьми, чьи родители пренебрегали ими или были жестоки, но, через что бы они ни проходили, эмоциональная связь с родителями всегда сохранялась. А такую реакцию я видела впервые. Я перешла ко второму вопросу — о том, где была мама во время всего этого. Джоди села на место и отщепила кусочек цветного пластилина.

— Джоди, помнишь, что ты говорила мне раньше? Можешь вспомнить, где была твоя мама, когда папа был в твоей спальне?

— Это кошка! — объявила она, прилепив пластилин на продолговатую грушевидную форму.

— Кошка? Замечательно! — Я придвинулась ближе. — Джоди, когда твой папа был в твоей комнате и делал плохие вещи, где была твоя мама?

Она пожала плечами и высунула от усердия кончик языка.

— Джоди, она была дома или нет? Ты рассказывала ей про то, что происходило?

— Я говорила ей, — сказала она, раздавливая пластилин ладонью. — Я говорила. Сказала, что хочу кошку. Дай мне кошку. — И Джоди отправилась на поиски Тоши. Я не последовала за ней. Нужно подождать, когда она будет готова.

 

ГЛАВА 11

Готовить и убирать

 

Ночью меня разбудили совершенно непереносимые вопли. Одеваться и искать тапочки времени не было. Я выбежала в коридор, немного дезориентированная внезапным пробуждением. Я распахнула дверь в комнату Джоди. Она сидела на полу, ее трясло и качало из стороны в сторону, она кричала во весь голос, охваченная приступом паники.

— Джоди! — Я тоже закричала, пытаясь достучаться до ее сознания сквозь какой-то кошмарный сон. — Джоди, это Кэти! — Но ее крики заглушили мои.

Я бросилась на колени и схватила ее за руки. Ее лицо перекосилось, она вцепилась в свои глаза, пытаясь выцарапать их. Одну ее руку я подсунула себе под ногу, а другую закинула за голову. Она боролась изо всех сил, боролась с недюжинной силой, как будто над ее телом возымели власть нечистые силы, чтобы сразиться с ней.

— Джоди, открой глаза! Это Кэти. Ты со мной, ничего не бойся.

Зубы ее стучали, ноги молотили по полу, но я держалась и продолжала повторять:

— Джоди! Не бойся, ты в своей комнате. Это просто страшный сои. Тебе здесь ничего не грозит.

Крики усилились, а потом вдруг прекратились, и тело ее обмякло. Я услышала струящийся звук, потом увидела, что ее пижама мокрая. Она приоткрыла глаза и медленно повернула голову. Она посмотрела на меня, сосредотачивая взгляд, потом отвернулась, и ее вырвало. Приступ закончился.

— Все хорошо, Джоди. Все в порядке. Все будет хорошо.

Она что-то забормотала, и ее взгляд немного прояснился. Я ослабила хватку и прижала ее к себе. От запаха рвоты и мочи меня затошнило.

— Не бойся, Джоди. Здесь тебе ничего не угрожает. Я за тобой присмотрю. Не переживай, милая. — Я легонько качала ее.

Она захныкала, потом обвила руки вокруг моей шеи:

— Я не хочу, чтобы в рот. Скажи ему. Скажи ему, что меня тошнит, Кэти.

— Этого больше не повторится, милая. Обещаю. Ты в безопасности.

— Я говорила ей, чтобы она заставила его перестать. Говорила. А она не слушала.

— Кто, Джоди? Кто не слушала? — Но она снова заплакала. — Все хорошо. Не переживай. Скажешь, когда захочешь. Только когда сама захочешь, милая.

Я обнимала ее, пока она окончательно не успокоилась, затем подняла ее на ноги и отвела в ванную. Я умыла ее и умылась сама, потом переодела в чистую пижаму. Она молчала от усталости. Я отвела ее к кровати, уложила и села рядом на пол, поглаживая ее волосы.

Наконец она заснула. Я оставила свет гореть и выскользнула из комнаты, тихо прикрыв дверь. Вернулась в спальню, там переоделась в чистую ночную рубашку, накинула халат и тапочки и спустилась вниз. Было три часа утра. Крики Джоди не могли не разбудить домашних, но они, похоже, снова заснули.

На кухне я наполнила ковш горячей водой, добавила дезинфектор и замочила наши пижамы. Сейчас было еще рано возвращаться в постель. Заснуть я не смогу — меня переполняла боль за Джоди, и я была наготове, как будто она вот-вот проснется снова. Никогда не видела такой паники ни у одного ребенка, которого опекала. Ошеломленная, полностью опустошенная, я тяжело облокотилась на стол и стала смотреть, как часы, тикая, отмеряют минуту за минутой. Тоша терлась около моих ног, думая, очевидно, что настало время завтракать. Я налила ей молока, а себе приготовила чай.

Я подумала о пачке сигарет, лежавшей наверху в кладовке. Полгода назад я бросала курить и убрала туда сигареты. У меня получилось бросить, и я выкуривала только в случае необходимости по одной сигарете, пряча пачку в труднодоступные места. Я притащила в кладовку табуретку и влезла на нее. Почувствовала укол совести, открыв пачку и вытянув одну сигарету. Спички были в шкафу под раковиной. Все зажигалки я выбросила. Я открыла заднюю дверь и вышла на улицу. В доме я никогда не курила.

Ночь, морозная и ясная. Луны не видно, но иссиня-черное небо похоже на усыпанную мерцающими звездами скатерть. Холодный воздух как отдушина после тяжелой атмосферы, которая воцарилась в доме. Спичка сверкнула в темноте, отмечая мой проступок. Я поднесла ее к сигарете и затянулась. Почувствовала то старое знакомое тепло, одновременно ядовитое и бодрящее, потом очередной всплеск вины, но я затянулась еще раз, сосредотачиваясь на ритуале и не позволяя себе думать ни о чем другом. Когда я докурила сигарету, то уже не знала, стало мне лучше или только хуже.

Вернувшись в дом, я положила спички на место, а сигареты перепрятала в более доступный ящик. Наверху все еще было тихо, и я пошла в гостиную и включила телевизор. Хоккей на Пятом канале. Я приглушила звук и стала наблюдать, ни во что не вникая, а тем временем мои мысли носились быстрее шайбы. Через что прошла эта девочка? Я могла только предположить. И кто же была та «она», кому она рассказала? Мама? Тетя? Учительница? Странно, что никаких данных не было собрано, ведь с самого рождения она находилась в группе риска и каждые два месяца ее должны были навещать работники социальной службы. Неужели никто не замечал ничего подозрительного в ее отношениях с отцом? Ведь насилие, судя по всему, продолжалось не один год. Конечно, ее мать не могла не знать, но эго другая тема, которую мне пока не осмыслить. В какой-то момент я все же отключилась, потому что ледовое поле сменилось прогнозом погоды: темные дождевые тучи покрывали большую часть Южной Англии. Часы в углу экрана показывали почти половину седьмого, и дом все еще спал. Может, признание Джоди станет для нее катарсисом? Может, она сможет хоть отчасти заживить свои травмы? Я пробралась наверх и воспользовалась возможностью подольше постоять под душем и успокоиться. Струи горячей воды падали на мою шею И плечи, и я чувствовала, как напряжение уходит. Я готовилась к новому дню.

Я оделась и почувствовала себя помолодевшей и снова готовой к борьбе. Я развесила полотенце и услышала шевеление в комнате Джоди. Через несколько минут она встала, выкрикивая ругательства и громя все в комнате. Я вошла и попыталась снова привести ее в норму. Ничего не вышло, и я отругала ее. Когда и это не помогло, мне пришлось в качестве наказания забрать у нее телевизор.

Опасаясь того, что она может натворить, оставшись без присмотра, я разрешила ей спуститься вниз и позавтракать вместе с Люси и Полой, но это оказалось катастрофической ошибкой. Не успела Джоди сесть за стол, как уже измучила девочек: лягаясь и пинаясь, она совала свою ложку в их тарелки и вела себя совершенно несносно. Пола, поспешив удалиться, оставила полтарелки хлопьев, а Люси наконец хлопнула ее по руке и, прихватив тост, исчезла в комнате. К моменту, когда спустился Эдриан, мои нервы были уже на пределе, а утреннее ощущение умиротворения испарилось бесследно.

— На что уставился? — начала она, когда он сел. У Джоди был патологический страх — она не могла оставаться спокойной, если за ней наблюдали, и злилась на всех, кто бы ни смотрел в ее сторону. Когда она приехала, я сразу заметила, что она избегает смотреть в глаза и, когда с ней говорят, предпочитает уставиться куда-то в область груди. Она была неспособна расслабляться и всегда подскакивала, если в комнату кто-то входил, как будто постоянно была на страже, готовая взлететь, если понадобится. Раньше я об этом особо не задумывалась, но сейчас, в свете рассказа девочки, это стало казаться тревожным знаком.

Эдриан неуверенно опустил голову и приступил к завтраку. Я увидела ее кривую усмешку исподлобья, и потом, быстрее молнии, она загребла горсть овсянки и запустила в него.

— Джоди! Прекрати! — крикнула я и забрала у нее тарелку. — Это так некрасиво! Теперь мне придется чистить его пиджак. Посмотри, что ты натворила!

Она усмехнулась:

— Для этого ты и нужна: убирать и готовить. Смирись, сука.

Мы с Эдрианом не могли поверить своим ушам.

— Что?! — воскликнула я. И она собралась повторить, но я опередила: — Даже не смей произносить это. Если ты считаешь, что у меня нет других дел, кроме как убирать за тобой, ты сильно ошибаешься. Сегодня ты уже лишилась телевизора, и если ты выкинешь что-нибудь еще, я не отдам тебе его до конца недели.

Я вымыла ей руки, почистила пиджак Эдриана, потом убрала со стола. Я не смотрела на Джоди и не говорила с ней. Пусть почувствует мое неодобрение. Да, понимаю, ей пришлось многое пережить, но ее единственный шанс на будущее — научиться существовать в нормальной семье и в обществе, а для этого нужно отличать, какое поведение и отношение к окружающим приемлемо, а какое нет.

Только когда я поставила тарелки в мойку и проводила детей в школу, я решила восстановить мир.

— Чтобы больше не устраивала никакой ругани, не кидала в людей ничем. Понятно? Эго плохо, а ведь ты неплохая девочка.

— Нет. Прости, Кэти, — извинилась она, успокоившись на время.

— Хорошо. Почитать тебе?

— Да, пожалуйста.

Я обняла ее, и мы прошли в гостиную, где она схватила несколько книг и бросила мне на колени. Мы сели рядышком на диване, и Джоди попросила, чтобы я еще раз обняла ее. Я обняла и решила, что сейчас можно попытаться спросить ее о маме, раз уж она утихла и пока еще шла на контакт.

— Но сначала, Джоди, хочу тебя спросить о вчерашнем. Помнишь, ты была расстроенна и я пришла в твою комнату… — Она бросила на меня безразличный взгляд, что не было необычным само по себе, так что я продолжала: — Джоди, о ком ты говорила? Помнишь? Это какая-то женщина, ты говорила про «нее».

Она отстранилась и взяла верхнюю книжку:

— Три свинки. Я сказала, три свинки, они сдули мой домик.

— Нет, — про себя я улыбнулась такой неглупой диверсии, — теперь давай серьезно. Это важно.

— Не помню. Нет. Правда, не помню, Кэти.

— Ладно, милая, давай читать.

 

Днем я позвонила Джилл и сообщила, что мне ничего не удалось узнать.

— Она действительно не помнит. Придется подождать, пока она не соберется с силами.

— Хорошо. Ты постарайся, Кэти. Это естественно. В некоторых случаях, когда у ребенка сильная психологическая травма, его мозг образует защиту от дурных воспоминаний. Когда Джоди снова почувствует себя в безопасности, она сможет вспомнить все более осознанно, но, конечно, настолько, насколько позволит ее сознание.

С этим механизмом я могу справиться. Я попрощалась с Джилл и почувствовала себя спокойнее, все еще надеясь, что сейчас наступил поворотный момент для Джоди. Может быть, теперь, когда открылась тайна ее прошлого, она пойдет на поправку. Как же я ошибалась!

 

ГЛАВА 12

Чудовища

 

Несколько недель назад ее состояние было лучше — крайне далекое от нормы, оно было лучше настолько, что Джоди смогла поделиться чем-то важным. А теперь все стало ухудшаться. Джоди становилась более жестокой, не только по отношению ко мне и моим детям, но и по отношению к самой себе. По какой-то причине особенно нервной она становилась за улейном. Джоди могла неожиданно вцепиться себе в лицо или в волосы, в другой раз начинала расцарапывать себе руки, щипать их, оставляя синяки и царапины. Я, конечно, немедленно бросалась к ней и приводила в чувство, пока она не затихала.

И снова она начала ходить под себя. После первых двух случаев она вроде как успокоилась и перестала это делать, но сейчас все возобновилось, и пуще прежнего. Теперь Джоди размазывала свои фекалии по себе, а потом, если я не успевала сразу заметить, еще и по дому. У нее не было мотивации, как не было и подходящего описания такому типу поведения. Причем Джоди точно понимала, что пачканье ткани ведет к более серьезному наказанию, чем пачканье гладких поверхностей (например, стен или перил), и старалась не размазывать нечистоты по дивану и шторам. Как обычно, я не понимала причин, как и того, осознает ли она сама, что делает.

В результате ее поступков в доме постоянно стоял запах дезинфектора. Как-то вечером, готовясь ко сну, я заметила, что кожа на моих руках покраснела и стала шелушиться, а подушечки пальцев сморщились от постоянного использования химикатов. Эта новая привычка Джоди раздражала всех домашних, если не сказать больше, хотя после того, как мы приняли в своем доме стольких детей с проблемами, отношение к гигиене у нас было в высшей степени терпимым. Я никогда не забуду, как я стояла в комнате одной из дочерей, пытаясь учуять источник настойчивого едкого запаха. Заглянув за шкаф, я нашла там кучу использованных гигиенических прокладок, скопившихся с тех пор, как она пришла сюда (полгода назад).

Несмотря на жестокость, оскорбления, испражнения, недосып и множество других бед, дети были необыкновенно терпимы к Джоди, тем более что теперь знали причину ее поведения. Однажды вечером мы сели вместе за стол, и я рассказала им о насилии и предупредила о некоторых дополнительных трудностях, которые могли вскоре возникнуть. Сказать им про это было необходимо, их нужно было подготовить, ведь Джоди могла произнести в их присутствии то, что когда-то открыла мне. Кроме того, они уже слышали кое-какие из ее обмолвок. Так же как и с Николой, в наших будничных разговорах она начала запросто упоминать о том, что с ней произошло. Мне нужно было объяснить им, о чем шла речь.

Поле было всего тринадцать, и некоторые физиологические аспекты мне пришлось разъяснять ей дополнительно: например, когда Джоди сказала, что отец писал ей в рот, она не поняла, что на самом деле речь шла об оральном сексе. Это было очень неловко для всех нас, и я снова подумала о том, как негативно может сказаться на детях моя работа попечителя. Насколько безопасно для Полы было узнавать о сексе в таком безобразном контексте? Может, она рисковала сейчас испортить свои интимные отношения в будущем?

Неудивительно, что дети были потрясены. Мне бы хотелось никогда не рассказывать им о таком, было тяжело наблюдать ужас на их лицах, когда они усваивали значение моих слов. Конечно, сам факт того, что отец Джоди совершил с ней такое, был непростым — и даже почти невозможным — для осознания. Сколько раз им уже приходилось слышать о сложных семьях тех детей, которых я воспитывала (для их же безопасности было необходимо знать и понимать такие вещи), но история Джоди не шла ни в какое сравнение ни с чем.

— Вы понимаете, что это строго между нами, — напомнила я, и они закивали, выражая согласие. Все, что происходило в нашем доме, не должно было покидать этих стен и кому-либо передаваться — в этом я им всецело доверяла.

После этого разговора дети стали еще терпимее относиться к Джоди. Они старались больше играть с ней и не теряли самообладания даже тогда, когда она кричала им «Убирайтесь к черту из моего дома!» или награждала пинками. Но и их терпению наступил предел, и когда Джоди прервала наш ужин, образно описывая, как кровь стекала из ее пальца, когда ее мать специально порезала его, Люси не выдержала.

— Какая гадость! — воскликнула она, забрала тарелку и ушла ужинать в гостиную.

 

Одним летним днем (Джоди жила с нами уже четыре месяца) Джилл приехала на одну из наших обычных встреч. Хотя посреднику не обязательно было навещать нас (в отличие от социального работника), опыт подсказывал ей, что не помешает раз в месяц или в два заглянуть и проверить, как идут дела, предложить помощь, да и просмотреть мои записи.

Денек выдался солнечный, так что мы решили сводить Джоди в парк. Несмотря на то что полночи она не спала из-за мучивших ее кошмаров и общего расстройства, как это часто случалось, Джоди кипела энергией и активно стремилась на солнышко. Я же была совсем измотана.

— И как у нее дела? — спросила Джилл, когда мы шагали по безупречно убранному цветочному садику в парке. Джоди шла на несколько метров впереди, желая побыстрее добраться до детской площадки и, по-видимому, не обращая внимания на красочное многообразие цветов и ароматов вокруг.

— Хуже, — ответила я. — Истерические припадки с криками стали случаться все чаще и чаще, совершенно беспричинно, и как только она приходит в себя, у нее словно стирается из памяти все, что произошло. Поэтому Никола не пришла сегодня утром на занятия. Где-то раз в неделю с Джоди совершенно невозможно справиться, так что мы решили сдаться и отменили урок.

— Как она спит?

— Не как младенец. Просыпается в пять, иногда раньше. Одно время вроде уже привыкла оставаться в своей комнате и тихонько играть гам, но последние несколько недель ей снятся жуткие кошмары, больше похожие на галлюцинации. Они ей кажутся абсолютно реальными, а иногда продолжаются уже после того, как она просыпается. Эго чудовищно: ты вскакиваешь от ее крика, прибегаешь, а она там корчится на полу, и так по нескольку раз за ночь. Дошло до того, что снаружи ее комнаты у двери я поставила стул, чтобы после того, как я ее успокою и уложу спать, не уходить сразу к себе, а посидеть и подождать. Если повезет, то мне удается вздремнуть несколько минут, а потом все начинается снова!

— Ты, должно быть, совершенно измотана.

Мы добрались до детской площадки, где Джоди забралась на качели и стала подниматься все выше и выше.

— Осторожнее, Джоди, — предостерегла я, после чего мы с Джилл встали рядом на травке, чтобы Джоди могла видеть, что я за ней наблюдаю. У нее напрочь отсутствовали чувство опасности и инстинкт самосохранения; если дать ей волю, она непременно раскачается так, чтобы свалиться и разбиться.

— Как сходили к лору? — спросила Джилл. На прошлой неделе я водила Джоди на прием к врачу: бывали случаи, когда она вела себя так, словно ничего не слышит.

— Кажется, все в порядке. Мы ждем ответа от доктора, но сестра полагает, что никаких осложнений нет.

— Значит, она просто отключается? — спросила Джилл, имея в виду, что сильно травмированные дети имеют склонность к потере восприятия как средству самозащиты. Таким образом, когда они отключаются, они меньше сознают, что вокруг них происходит, и слабо реагируют на обычные для нас факторы, например не замечают вкуса пищи или не понимают, горячая ли вода в ванне.

— Да, похоже, на это многое указывает. Она почти ни от чего не получает удовольствия и совсем нечувствительна к температуре: даже когда совсем холодно, мне приходится с ней бороться, уговаривая надеть что-то теплее майки и шорт. Иногда она поддается относительно легко, если можно так сказать, хотя далее такие дни я бы не назвала простыми. Когда нам удается прожить день без нервного срыва, мы счастливы, потому что это бывает очень редко.

Джилл сочувственно смотрела на меня:

— Я понимаю, ты работаешь из последних сил. Ты проделала колоссальную работу… действительно.

Я слабо улыбнулась. Комплименты — это приятно, но я бы предпочла выспаться, потом) что была выжата как лимон и, хотя терпению моему будто не было предела, держалась из последних сил.

Мы пошли назад, довольные, что вылазка проходит без инцидентов. Солнце светило ярко, а я думала о том, что благожелательное расположение Джоди необходимо обратить себе во благо. Если мы доберемся домой без происшествий, я ее похвалю и вознагражу, и у нас будет положительный пример того, как должен проходить день. Мы с Джилл держали Джоди за руки, легко шагая через парк.

— Нужно признать, меня беспокоит отсутствие улучшений. — Я выбирала наиболее расплывчатые слова, чтобы Джоди не догадалась, что мы говорим о ней. — Беспокойство становится все сильнее, особенно по ночам.

— Были ли обнаружены новые сведения по поводу присутствия третьих лиц, которых мы обсуждали?

— Нет. Говорит об этом снова и снова, но никакой новой информации не сообщает. Я на самом деле очень волнуюсь. Кажется, все становится только хуже, ну уж точно не лучше. Не можешь подсказать мне что-нибудь практическое? — Я не хотела, чтобы в моем голосе звучало отчаяние.

— Ничего сверх того, что ты и так знаешь, — покачала головой Джилл. — А если честно, то должны быть пределы и тому, чего мы можем ожидать от тебя. Вполне возможно, что эмоциональный урон настолько велик, что справиться с ним смогут только психиатры. Знаешь что, я посмотрю и скажу, что можно сделать. Ничего не стану предпринимать, просто посмотрю.

Мы дошли до угла улицы, и я разрешила Джоди бежать впереди, а мы с Джилл пошли молча. Я надеялась на практический совет, но степень расстройства Джоди, похоже, выходила за рамки опыта Джилл, так же, как и за рамки моего. Я была расстроенна, но решила продолжать во что бы то ни стало. Я увидела, как Джоди остановилась впереди и попятилась спиной ко мне, внезапно обратив внимание на что-то в канаве.

— Джоди, — позвала я. — Ты что делаешь? Иди сюда.

Она с улыбкой повернулась, потом подобрала мертвого голубя и гордо продемонстрировала мне свой трофей. Голова птицы была свернута набок, а грудка распорота, и кровавые внутренности были выставлены на обозрение. Джоди завороженно разглядывала их.

— Джоди! Брось сейчас же! — строго сказала я.

Она посмотрела на меня, потом медленно отвернулась, ткнула тельце мертвого голубя, а затем бросила его в канаву.

— Фу, — сказала Джилл.

Я взяла Джоди за локоть сзади и потащила от канавы по направлению к дому. Джилл не стала заходить, а сразу села в машину, поскольку ей пора было на следующую встречу. Я провела Джоди через входную дверь прямо к раковине в кухне. Пока я набирала в тазик горячую воду и мыла ее с мылом, она смотрела на меня.

— Хорошо мы погуляли, правда, Кэти?

Ее лицо раскраснелось, она казалась счастливее, чем когда-либо за все эти месяцы. Я улыбнулась в ответ. Как я могла злиться? В конце концов, она не сделала ничего плохого. Но меня беспокоило, с каким восторгом она рассматривала мертвую птицу.

 

На следующее утро я ясно ощутила, что что-то не так. Ни в пять часов утра, ни в шесть, ни в семь Джоди не кричала. У меня хватило времени принять душ, одеться и высушить волосы. Я собрала детям школьный завтрак и даже спокойно выпила чашку кофе, а потом появилось беспокойство. Я поднялась наверх, на цыпочках подобралась к комнате Джоди и прислушалась. Тишина. Она даже не разговаривала с собой, как обычно. Я постучала и вошла. Она лежала поверх одеяла, распластавшись на спине, широко распахнув глаза и уставившись в потолок. Она была так неподвижна, что на мгновение мне показалось, что она умерла.

— Джоди? — Я потрясла ее за плечо. — Джоди? — Она слегка повела глазами. — Джоди? Что с тобой? Ты заболела?

Она не пошевелилась. Ее ноги и руки лежали прямо, причем так напряженно, словно были закованы в гипс. Это не был припадок. По крайней мере, я такого никогда не видела. Я потрогала ей лоб. Он был теплым, жара не было.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.