К теории богатства народа

Целитель

Русское пространство ныне наполнено людьми-призраками. Вроде бы по своему рождению мы имеем связь с нашими предками, когда-то это пространство заполнившими собой, обжившими, в конце концов — связавшими его с небом, прорвавшимися из него в космос. Но — только по рождению, а по своей жизни мы напоминаем пустые оболочки, из которых какая-то злая сила выпила кровь, унаследованную нами от предков. Мы — люди-призраки, которых уже именуют не народом, а - «населением». То есть не хозяевами пространства, а биомассой, складом пустых оболочек, доживающих свой век на землях, которые некогда принадлежали великому народу.

Нам не хватает сил. Ни на что. На уровне всего народа сил нет ни на удержание пространства в своих руках, ни, тем более, на его обживание. А отдельным людям жизненных сил недостает ни для великих ни даже для малых свершений. Если отдельные личности, обладающие чуть большей жизненной силой, чем остальные, достигают какого-либо главенствующего положения, то используют они его лишь для своего личного обогащения. Почему-то в этом обычно любят винить «естественную человеческую натуру» и предлагать «единственно возможный способ борьбы» - контроль, включая и контроль над самими контролерами. Я же на это скажу, что личное обогащение управленца за счет деградации объекта управления — очевидная аномалия, ибо развивая, а не разрушая объект своего управления он смог бы много больше улучшить свою жизнь. И при этом способствовал бы улучшению жизни подчиненных ему людей. Но на совершение полезной работы личность, достигшая возможности управления другими людьми, просто-напросто не имеет внутренних сил. Их у нее хватает лишь для действий, связанных с наименьшими затратами энергии. А так как разрушение требует много меньше сил, чем созидание, их работа и идет по этому пути. Тут есть сходство с тяжело больным человеком, чей мозг почти умер, но какая-то деятельность организма сохраняется. Способность переваривать пищу (то есть — разрушать ее) сохраняется намного дольше, чем способность к мыслительной деятельности и даже — к движению.

Если бороться с управленцами-разрушителями при помощи контроля, то кто в таком случае будет контролером? Такой же лишенный душевных сил человек, заинтересованный в бездействии. Желательно, конечно, выгодном для себя. Потому такая борьба бесполезна по самому своему определению. Тем более, что никакой контролер не в силах заставить контролируемого продуцировать полезные для общества созидательные идеи и обеспечивать его душевными силами для этого.

Расхожая мудрость: «Каждый народ достоин своих правителей». Увы, управляемые в России оказываются ничуть не лучше, чем управляющие. Ибо представляют собой людей, имеющих в себе еще меньше душевной силы, чем вторые. У тех ее, по крайней мере, хватило на то, чтоб подмять под себя остальных. Люди не способны оказать даже слабого сопротивления заведомо гибельным для себя решениям управленцев. Тем более не в состоянии выдвигать какие-либо альтернативы. Сил не достает даже для трезвой оценки ситуации в стране, в народе, в своей жизни. Люди с удовольствием принимают заведомо ложные картины мира, представляемые средствами массовой информации. По принципу «обмануть меня легко — я сам обманываться рад». Ибо распознавание обмана требует действий для восстановления правды, а силы для этих действий, разумеется — отсутствуют.

Большой популярностью ныне пользуется никем не доказанная теория «социальной эволюции», утверждающая, что развитие общества всегда идет в направлении его «развития и улучшения». Прелесть этой теории в том, что следование ей вовсе не требует никаких усилий. Вроде бы пора заметить, что учение о «социальной эволюции» по сути является самоопровергаемым. То есть следование ему приводит к его же опровержению. И убедительному доказательству того, что никакой автоматики, заставляющей общество идти по пути развития — нет, что всякая эволюция, лишенная цели, означает лишь деградацию. Этот очевидный факт люди обходят своим вниманием, ведь в ином случае пришлось бы прилагать усилия для изменения ситуации, а на это, конечно, нет душевной силы.

Выражения «плевать на политику» и «все равно ничего не изменить» сделались весьма ходовыми. Люди берегут силы. Для чего? Для того, чтоб расходовать их в своем микроокружении? Но сейчас, в 21 веке, мы замечаем, как русские люди, прежде известные своей общинностью, неожиданно превратились в индивидуалистов. Душевных сил для поддержания социальных связей — не хватает, живое общение все больше и больше заменяется общением виртуальным. Такие качества, как взаимопомощь и взаимоподдержка остались уделом немногих.

Следующий уровень — семья. Может, сбереженные силы расходуются на нее? Но мы видим сокращение числа браков, которые вытесняются непродолжительными связями, лишенными взаимных обязательств. Как следствие — сокращение деторождения и сокращение самого народа.

Значит, люди полюбили самих себя, и на самих себя тратят все свои силы? Индивидуум сделался подлинным «центром Вселенной», о чем много лет мечтали отечественные либералы?! В конце концов, так ли уж плохо любить самого себя? Ведь слова «Возлюби ближнего, как самого себя» означают в качестве отправной точки — любовь к себе. Без нее дальнейшие шаги — возлюбить ближних, дальних, самого Бога просто невозможны!

Русский человек современности — сгусток комплексов и проросших из них, как из семян — неврозов. Он наполнен несбывшимися мечтами, которые в психиатрической науке именуются фрустрациями. Отсюда — его нелюбовь к самому себе, как к неудачнику. Слова о спасении народа через совершения малых дел, как показал опыт прошедших двух десятилетий — бесполезны. Ибо когда исчезли силы для свершения дел великих, на малые дела их тоже не остается. Просто потому, что душевная сила народа и человека — не бензин, ее не бывает «на пять литров больше» или «на литр меньше», она либо есть, либо ее нет. И когда ее нет, когда все мечты уходят в недоступный зазеркальный мир, выходов у человека остается немного. Вернее, выход один — самому шагнуть в «зазеркалье», где, как знать, может, и встретишь то, чего не дано здесь. Но шаг этот может быть только лишь соразмерен оставшимся силам, и потому чаще всего делается он с помощью алкоголя, наркотиков, посвящения своей жизни половым извращениям... «Ушедший» попадает в то «зазеркалье», где никогда не отыщет своей мечты. Но сам шаг, отнимая уже самые остатки душевных сил, не оставляет их даже для переживаний на этот счет. «Алкоголик», «наркоман», «транссексуал» - явления законченные и беспросветные. Впрочем, ныне существует и другой вариант «зазеркалья», работающий по тому же принципу — исчезновение в бескрайнем виртуальном пространстве, где «есть все». С желанием полностью стереть себя из пространства реального, где ничего, что человек жаждет — нет. Нет ни любви, ни веры, ни надежды...

Можно пытаться возвращать людей к реальности. Которая никого не может разочаровать, ибо никого и не очаровывала. Потому в нее едва ли кто вернется по своей воле, а возвращенный подневольно приложит все силы, чтоб как можно скорее ее покинуть.

От индивидуума поднимем свой взгляд к народу в целом. Очевидно, что народ — болен. Но чтобы разобраться, чем его лечить, надо понять саму его болезнь. Узнать, куда ушли его душевные силы, которых прежде было так много, а ныне они — вовсе исчезли.

Самым простым ответом на вопрос о таинственном исчезновении силы русского духа, который вполне может подсказать житейская логика, будут размышление об «усталости» народа от всего прежде пережитого. Сил было много, но произошло много войн и революций, и они израсходовались, как горючее в двигателе. В таком случае логично «прописать» народу «отдых» с целью восстановления затраченной энергии, накапливания силы.

Но мы уже видим, что длительный «отдых», очевидно, не идет нам на пользу. За два десятка лет наши силы не только не окрепли, но куда-то исчез и их остаток. В прошлом, когда история не давала нам подобного «отдыха», силы почему-то наоборот — имелись. Вспомним космический прорыв 60-х годов, произошедший сразу после тяжелейшей в нашей истории войны. Воистину, кто жаждет сохранить душу — тот ее потеряет!

Можно, конечно, признать свою историческую дряхлость, которая наступила из-за безвозвратной потери сил, которые более никогда уже не восстановятся. Такой концепции соответствуют рассуждения о «лимите на революцию». Разумеется, этот самый «лимит» по определению не может иметь ни автора, ни документального выражения, а, значит — и реального существования. Но если его идея поселилась в национальном сознании, значит, он все-таки существует!

Эти мысли не ведут к самоубийству, они, по своей сути — уже совершенное самоубийство. Следование им, разумеется, бессмысленно. И безнадежно.

Я долго размышлял о том, какое положение русский национализм должен занимать по отношению к русскому народу. В.И. Ленин, как известно, утверждал свой коммунизм (то есть — идею коммунизма в своем толковании) в качестве знамени борьбы рабочего класса. А свою партию представлял в качестве передового отряда рабочего класса. Хотелось бы, подражая ему, объявить национализм — знаменем борьбы народа, а носителей этой идеи - «передовым отрядом». Но...

Как мы уже выяснили — наш народ тяжело болен. Его болезнь сопровождается потерей памяти (мы забыли о смысле жизни наших предков), спутанностью сознания (неспособность осознать свои жизненные цели), потерей способности к движению и даже — к размножению. Какой флаг может быть у больных? С костистой старухой?! Какой авангард положен больным?! Из тех, кто первым отправится в мертвецкую?!

Потому единственное место, которое русский национализм сейчас может и должен занять по отношению к русскому народу — это место доктора. Из этого мы должны исходить в своих действиях, к этому должна подходить наша идеология. Последняя и должна сделаться лекарством, которое должно вернуть русскому народу жизнь. Но, как доктора, мы обязаны помнить, что неправильно назначенное лекарство в лучшем случае окажется бесполезном, а в худшем — губительным. Разумеется, подтверждения эффективности нашего «лекарства» мы иметь не можем, ибо в истории не было примеров, когда русский народ оказывался бы в том же положении, что и сейчас. Каждый случай в истории — уникален. Но, как минимум, целебное средство, прописанное русским, не может и не должно быть заимствовано у других народов. Подтверждений ядовитости заморских снадобий за свою историю мы имели целых два, это последствия внедрения коммунизма и либерализма.

Теперь определим место, к которому мы собираемся приложить наше средство в организме больного народа. Мы уже увидели, что болезнь развилась на уровне самосознания народа, определения им своей цели и смысла жизни. Где возможно необдуманное, а, скорее — злонамеренное употребление заморских «эликсиров» либерализма и коммунизма породило множество несбывшихся мечтаний, говоря по-научному — фрустраций. Именно эти несбывшиеся желания всеобщей справедливости и процветания, достижимых через отрицание собственного прошлого, ныне и отнимают нашу жизненную силу. Как раз им мы обязаны созданием современного российского общества, состоящего из нелепого нагромождения либеральных и коммунистических фрагментов. Этот не имеющий научного названия общественный строй не имеет и целостности, он вообще не предназначен для жизни народа. Его смысл — быть пространством вечных слез, вечного оплакивания. Кто-то будет лить слезы о «недостатке свободы», кто-то «о недостатке справедливости», одновременно они же будут в нем находить нескончаемые попытки установить недостающие «свободу и справедливость». И... Мечтать, мечтать... Об эволюции в сторону их обретения, которая, конечно, происходит сама собой...

Главная же современная мечта-призрак — это патриотизм. Мы хотим любить Родину, ибо родная земля — необходимое условие для жизни народа. Но тяжелая болезнь народа-хозяина, его растворение в несбыточных мечтах 20 века, превращает идею любви к родной земле — в абстракцию. Идея патриотизма, лишившись внутреннего содержания, оборачивается бестолковой игрой символами государства, история которых фактически забыта, а потому — забыто и содержание. Другие его проявления — съемки фильмов о былых победах с участием артистов, не способных вжиться образ своих предков, и потому изображающих лица былых героев так, будто они были восковыми куклами. Исполнение героических песен былых лет певцами, лишенными половой принадлежности (ведь даже поддержание своей принадлежности к одному из двух человеческих полов, увы, тоже требует определенной затраты душевных сил). Все это показывает, что понятие патриотизма в ныне существующем обществе - симулякр, пустая изнутри картонная кукла. Такое перерождение патриотизма лишь доказывает, что все, что теряет смысл — теряет и саму жизнь. Люди-призраки порождают лишь призрачные идеи, а призраки-идеи отправляют в белый свет людей-призраков...

Разумеется, общество-фрустрация не может быть жизнеспособным. Ибо неподвижно застывший, погруженный во внутренние переживания и мечты, человек обречен на смерть. Конечно, при отсутствии посторонней помощи. Но едва ли кто из народов-соседей поспешит нам на помощь. Ступор может смениться возбуждением, реализованным, к примеру, через бессмысленную войну. Которая несет в себе призрак цели в виде победы. Но истинная победа, увы, невозможна, так как никто из участников войны не в состоянии себе представить жизнь после победы. Потому самый вероятный ее итог — угасание с сохранением статус-кво, какой имели почти все постсоветские войны эпохи девяностых годов.

Увы, болезненное сознание не способно отыскать в самом себе выход из болезни. Его может найти только тот, кто сумел оказаться вне болезненной картины мира. Кто способен по отношению к больному народу занять место доктора. И применить лекарство, то есть ту идею, которая окажется спасительной для народного организма. Которая сожжет в прошлом бесплодные и бессмысленные фантазии, навсегда прервав их воспроизводство.

Многие мыслители сосредотачивают свои усилия на вопросах власти и ее воспроизводства, на вопросах экономики и т. д. На мой взгляд, применение идей этих уровней ныне подобно симптоматическому лечению. К тому же, скорее всего, в настоящее время эти светлые мысли окажутся бесполезными — у народа не найдется жизненной силы для их осуществления. И не найдется ее потому, что она утекает в пространство нереализованных мечтаний, в мир фрустрации, путь в который перекрыть они не в силах.

Из всех идей спасительной будет лишь та, которая свяжет наше настоящее с нашим прошлым и будущим. Которая вернет нашей истории ее смысл, определив ей дальнейший путь. Развитием которой станет создание наиболее подходящего для нее общественного строя, системы власти и отношений между людьми. В этом направлении я трудился над разработкой идеологии Национал - Космизма, другое название которой — Космическое Богоискательство. Разумеется, это учение нуждается в дальнейшем развитии, во вложении в него еще многих и многих душевных сил. Но очевидно, что оно расположено вне болезненных переживаний о несбывшихся либеральных и коммунистических мечтаниях, а, значит, может быть — лекарством.

Разумеется, изобретения лечебного средства далеко не достаточно для исцеления больного народа. Необходимо его введение в страдающий организм. По своей сути прием хворым народом этого лекарства можно назвать революцией. А можно избежать этого слова. Какая разница в словах, если, переместившись в мир болезненных фантазий, многие из них навсегда переменили свой смысл?! В любом случае, исцеление народа стало важнейшей задачей, без которой никакая иная задача решена быть не может. Потому не столь важно, кто будет целителем. Если за эту работу возьмется существующая власть (будем надеяться, что поддерживаемое ею нынешнее состояние общества — результат болезни, которой она болеет заодно с народом) — я буду в числе ее сторонников. Если она будет употреблять свои силы для препятствия исцелению народа — я встану в ряды ее непримиримых противников.

Исцеление русского народа, восстановление силы его некогда великой души — вот та единственная цель, которая по-настоящему оправдывает любые средства.

Человековедение

Запомни, друг, не только для свинины,

И для расстрела создан человек.

Вольф Эрлих

Опухоль мозга... От этой болезни, как и от опухоли сердца, «средние индивидуумы» не умирают. Для ликвидации их жизней существуют болезни проще — инфаркты и инсульты, рак желудка и легких. Опухоли мозга и сердца — болезни избранных. Потому они редки. Наука, несмотря на долгие поиски, так и не смогла установить их причин. Она лишь сказала, что никакие внешние причины, вроде курения или неправильного питания, равно как и внутренние, гормональные или иммунные расстройства, ни причинами, ни даже предрасполагающими факторами этих опухолей не являются. Как будто гениальность, особость человека, ставит на него посмертную печать. Конечно, медицина пытается эти опухоли лечить, но успех ее стараний — ничтожен. Несмотря на самые сложные из всех известных хирургии операций, несмотря на новейшие препараты и радиоактивные изотопы. Вероятно, это доказывает бессилие человека перед сверхчеловеческим...

Гением не становятся добровольно. И «посмертную печать» тоже принимают отнюдь не по своей воле. Иначе многие бы и отказались принять на себя гениальность (которая к тому же вовсе не означает ее признания) вместе с последней ее печатью. Опухоли мозга — болезнь тяжелая, очень мучительная. Когда сознание обращается в мешок с жестокой болью, когда мир шатается и переворачивается перед глазами, когда организм не принимает ни пищу ни воду. Когда у других людей, включая и профессоров медицины, нет средств для облегчения страданий, и выход остается лишь в ожидании смерти.

Опухоли мозга встречаются у детей. Вероятно, эти дети гениальны, но об их уникальных способностях никто и никогда не узнает. Бывают они и у молодых, рвут подъемы в самом их начале и заставляют угаснуть яркие рассветы. От возраста эти опухоли, в отличии от всех других болезней, тоже почти не зависят. Но бывает все-таки, что они уносят жизнь того, кто уже сказал свои слова, и они остались в жизни людей. Кто сделал свои дела, и как-то повлиял на судьбу мира. О ком больше или меньше людей все-таки говорит, как о гении. И кто равнодушен к этим словам, ибо гордыня и «звездная болезнь» - удел молодых, слава к которым пришла очень рано и слишком нечаянно.

Так в 2000 году умирал в Москве мыслитель Александр Зиновьев. Пораженный опухолью мозг впервые за долгую жизнь отказался строить логические схемы, которыми он жил всю жизнь. Ибо опухоль съела левое полушарие мозга, где они рождались. Зато ожило правое полушарие, сильное у художников и поэтов, но немощное у математиков и логиков. Освободившись от давления своего могучего «близнеца» оно принялось рождать картины из всего, что его хозяин видел за жизнь.

Костромской край. Сложная азбука резных узоров, хранящих в себе тайны Вселенной. Резными кружевами избушек и росписями по белым стенам глинобитных хат Русь богата. Но нигде больше нет таких сложных, таких таинственных орнаментов, как в Костромском краю.

Кострома — имя одной из русских богинь. Огненная женская сущность. Русь внешне два тысячелетия была патриархальной, но в таинственной своей глубине всегда хранила матриархат. Город Кострома — его средоточие, и потому, быть может, этот город и есть истинный Центр Руси? О чем никто не знает, и, может быть — к счастью. Ни Наполеон, ни Гитлер не рисовали на своих картах в сторону Костромы стрел ударов. Что там в Костроме брать, если народу живет мало, промышленность восновном — текстильная, для войны не интересная! В 3 Рейхе, конечно, был Институт Аненербе, где ведали о многих тайнах мира, но этой тайны, похоже, не знали даже там.

За всю историю лишь полякам в Смутные времена удалось подобраться к Костроме. И с ними случилась вещь удивительная — их заводил, закружил по костромским дебрям дед по имени Сусанин. Наверное, такое могло случиться только в самой потаенной глубине Руси-матушки, которая к врагам милостива, она их не лишает жизни, но и в себя не допускает. Земля та пропитана смыслами и тайными знаниями куда больше, чем водой, потому и рождает она мыслителей. Зиновьев был костромским. Теперь он понимал, что Родина всегда жила в нем, даже когда он был в заокеанской дали от нее.

Теперь та земля — близко. И — бесконечно далеко. Ибо если он и окажется на ней, то уже не увидит того, что было там в детстве. Искусство резных кружев хоть и не сошло на нет, но сильно увяло. Ведь старые мастера умерли, а те, из кого могли бы вырасти новые — потонули в людском море больших городов, исчезли, так и не проявив свой талант. Мало кто помнит старые сказки, никто вручную не ткет из льняных нитей узорчатых бело-красных тканей для рубах и платьев. Эх, объять бы собой всю родную землю, и во все ее времена! Хоть и говорят, что судьба тела и судьба души — разная, но откуда тут кто чего знает?! Может, судьба души как раз связана с судьбой тела?! И если прах коснется сразу всей родной землицы...

Неожиданно возникла идея. Странная. Вроде бы не наша, а какая-то индуистская. Но...

- Оля! - еле слышным голосом сказал Мыслитель жене, - Пиши завещание. «Прошу мое тело кремировать, а прах развеять над родным краем!»

Ольга удивленно взглянула на умирающего супруга. Но удивление быстро прошло. К его экстравагантным выходкам она давным-давно привыкла, их было бесчисленное множество. Кто бы сомневался, что в самом конце будет последняя, посмертная выходка! Ладно, будь все по его воле, а на кладбище для венков и поминаний можно просто муляж могилы с памятником поставить...

А внутри Александра уже жила следующая картина. Москва с только-только рождающимся ампиром, еще низенькая, в сравнении с Москвой нынешней. Будущие гиганты-высотки представляли собой котлованы и кирпичные груды, затерянные среди змеящихся старомосковских улочек и переулков. Только гении архитектуры того времени, вроде Щусева, видели, как эти здания вырастут и подомнут под себя весь городской ландшафт, растворят старую Москву где-то у своих подножий. А пока что можно было наслаждаться видами старой Москвы, в чем-то родной для Костромы, как и для других русских городов. Москвы, которую можно было любить, а не покоряться ей, как нынешней...

Историко-философско-литературный Институт. Уникальное учебное заведение былых времен, созданное специально для подготовки из рабочих и крестьянских детей нового дворянства. Впрочем, «новых дворян» тогда видели и в простых инженеров, которых готовили многочисленные технические ВУЗы. Тем более — в военных, горделиво прохаживавшихся по московским улочкам. Но МИФЛИ готовил не просто «новое дворянство», а кое-что выше — новую аристократию, которой в будущем предстоит указывать путь для всего народа. И брали в него таких же рабоче-крестьянских детей! Им бы обратиться в живую благодарность новой власти!..

- Почему бы нам не воспользоваться опытом народовольцев? Я имею ввиду покушение на Александра Второго. Выследить маршруты передвижения Объекта и подготовить засаду. Вооружиться ручными гранатами и забросать ими его, - пылко вещал студент Тимофеев, крестьянский сын с Рязанщины.

- Полагаешь, что опыт народовольцев дозволено изучать только нам. А охрана Объекта его по-твоему вовсе не знает и мер соответственно ему не предпринимает? Уж не сомневайся, все маршруты передвижений Объекта в Москве и за ее пределами под таким контролем, что там не то что мышь, блоха не проскочит, - парировал Зиновьев.

Собравшиеся пожали плечами. «У тебя-то есть какие предложения?»

- Воздух. Воздушное пространство недавно освоено человеком, и потому его едва ли охрана Объекта может надежно контролировать. Зенитных пушек у нее во всяком случае — нет. Потому атаковать Объект можно лишь с воздуха. Для этого нам, конечно, потребуется найти единомышленников среди военлетов. Я уверен, что они — есть. Надо осторожно войти в их среду и искать в ней своих людей, помня, конечно, о конспирации, - спокойно изложил свое видение решения проблемы Александр.

Его мысль встретили аплодисментами. Присутствовавшие на собрании подпольного кружка девчонки с обожанием смотрели на Сашку. Может, его мысль перевернет историю?

Аристократы должны быть готовы пожертвовать собой ради народа. Эту мысль студентам то и дело повторяли преподаватели на лекциях и семинарах, иллюстрируя ее разнообразными примерами прошлого. Декабристы, народовольцы, большевики, среди которых тоже было немало дворян. В 18 лет так хочется подражать кому-то из прошлого, так верится в свои способности переделать мир. Студенты готовили ни много ни мало — покушение на товарища Сталина.

Крестьянские дети... На родине каждый из них повидал проявление вроде бы не страшного, родного даже для русского уха слова «коллективизация». Ведь русские по своей природе — коллективисты... Но предстала им эта «коллективизация» яростным грабежом селян. Полупьяными злыми активистами, без всякого стеснения отбирающими у несчастных соплеменников последние картузы и рубахи. Колхозными конюшнями и коровниками, где недавние кормильцы крестьянских семей протягивали ноги от истинно скотского ухода и обращения. Так было и в костромских краях, и в Ярославии, и на Рязанщине, и на Тамбовщине. Вообще везде. И центром этой крестьянской беды был, несомненно, московский Кремль с его усатым Хозяином. «Новые аристократы» жаждали доказать свою аристократичность делом, положив конец народному бедствию.

Конечно, не ведали они о хитроумных планах кремлевского Хозяина, который ограблением крестьян решил создавать промышленность (где еще взять на это средства в крестьянской стране?). Чтоб после облагодетельствовать тех крестьян, которые уцелеют, механизацией их тяжкого труда. Чтоб на фундаменте тяжелой промышленности возвести башню науки и искусства, космических технологий, в которой разместятся и ученые гуманитарии. «Новые аристократы».

Но и сам кремлевский Хозяин не мог знать будущего. И ведать, что сооружение, возведенное на крови и слезах будет проклято и разрушено потомками. Которые, в свою очередь, тоже не будут толком знать, что творят, и потому окажутся погребенными под руинами...

Проект покушения закончился решетками и железными дверями Лубянской тюрьмы, пронзающим светом следовательской лампы. Поток вопросов, на каждый из которых у смолящего «Беломор» следователя имелся готовый ответ. Подследственный с ужасом осознавал, что его будущее более не зависит от него самого, оно уже вертится где-то в шестеренках исполинской казенной машины, про которую прежде он имел лишь смутные представления.

Служители Лубянки представляли себе мысли и чувства подследсвенных. Страх вжимал их внутрь самих себя, забивал в углы тюремных камер и «воронков». Потому в вопросах конвойной службы на несчастных студентиков смотрели, что называется, сквозь пальцы. И когда Зиновьева в очередной раз усадили в «воронок», чтоб вести по каким-то следственным делам, кто-то из караульных позабыл запереть его решетчатую дверь. А Сашка нечаянно ее коснулся, и суровая, как все советское государство, задвижка вдруг поддалась. Свершилась Воля Божья!

Ноги уносили Александра в паутину московских переулков. А «воронок» газовал дальше, уже лишенный своей начинки. Конвоир, сидевший рядом с шофером, курил папироску и рассказывал какой-то новый анекдотец. Не подозревал он, что уже завтра ему самому ехать в чреве своего «воронка» - «пассажиром».

Саша тем временем раздумывал о своей судьбе. О возвращении в институт, конечно, не могло быть и речи. Податься в родные края? Так найдут и там, а скорее — повяжут еще раньше, где-нибудь на вокзале. «С Дона выдачи нет», пронеслась в голове фраза, услышанная когда-то на лекции. Где же теперь такое место, откуда нет выдачи? Ну, конечно — Красная Армия. По крайней мере едва ли кто-то догадается искать среди ее солдат вчерашнего бунтаря-студента.

Кавалерийский полк. Теплое дыхание коней, запах лошадиного пота и навоза. Все здесь как-то по-домашнему. Уход за лошадкой — дело даже приятное. Правда, пехотное дело тоже осваивать приходится — и по-пластунски ползать, и окопы саперной лопаткой копать. Ведь кавалерист того времени — уже не рубака с саблей, а, скорее, пехотинец, умеющий вдобавок править конем. Конь — чтоб домчаться до места боя, а в бой идти уже на своих двоих.

Мобильность пехоты предвоенных лет отставала от подвижности танковых частей. На своих двоих за танком не поспеешь, ехать на броне — опасно и неудобно, бронетранспортеры были еще лишь в проектах, грузовики не везде пройдут. Потому в состав мехкорпусов и вводились кавалерийские части.

Дальнейшая жизнь Саши Зиновьева не отличалась от жизни других солдат Красной Армии. Он уже и сам забыл, что когда-то был студентом, причем — бунтарем. Началась война, и ее каток утрамбовал, вогнал в небытие все прошлое, довоенное. Правда, нехилые умственные способности кавалериста не остались незамеченными. И Александра направили в летную школу для обучения на пилота-штурмовика.

И вот он за штурвалом одного из самых знаменитых самолетов мира — Ил-2. Из человека земного он стал человеком небесным, одно движение руки, положенной на штурвал — и синева распахивает для него свои объятия. А земля под звездными крыльями его боевой машины обращается в огненное море. Ангел апокалипсиса...

Вопреки распространенному мнению, вовсе не пехотинец на войне — самая опасная специальность. Больше всего погибших было среди воздушных стрелков штурмовой авиации. А на втором месте по опасности для жизни стояла профессия пилота-штурмовика. За принятие образа карающего ангела приходилось расплачиваться недолгим земным веком. Кто оставался живым после десятка штурмовок, тот по праву звался летчиком-асом. Или баловнем судьбы, что, в конечном счете, на войне означало одно и то же. Таким был и Александр Зиновьев, вернувшийся с войны целым и невредимым, в гимнастерке, звенящей орденами. Очень опытный боевой пилот, золотой самородок авиации... Профессия уже есть, да такая, какой позавидует немало сухопутных людей, мечтавших когда-то о небесах, но не достигших их! Делать небесную карьеру дальше, дослуживаться хоть до генерала, благо, что способности — есть!

Но нет. Александр захлопнул книгу своей военной жизни. И вновь прикоснулся к «чистому листу», опять сделавшись студентом. Уже — МГУ. И уже не бунтарем. Вернее, бунтарство Зиновьева перешло в иное пространство, пространство идей. Он решил пробовать зубом логики то, что в Советском Союзе никакими зубами проверять не полагалось. Идею коммунизма.

Хранилище Идеи — бумажный кирпич по названием «Капитал» Карла Маркса. Его полагалось иметь в каждой библиотеке, до избы-читальни самой глухой из деревень включительно. Эта книга обязательно обитала на столе любого партийного и хозяйственного деятеля, начиная от заводского парторга и комсорга. Но ничтожно малое число людей ее открывало, еще меньшее — читало. Александр Зиновьев прочел «советскую Библию» от корки до корки.

В книге говорилось о работе политико-экономических механизмов. Которые орудуют, вроде как — сами по себе, перерабатывая различные «измы» один в другой. Феодализм — в капитализм, капитализм — в социализм, и, наконец, последний — в коммунизм. Пилот 2 Мировой Войны в свое время дивился, сколько человеческого можно найти в характере машины. Теперь он, студент МГУ, снова дивился. Тому, как можно исключить человеческое из человеческого же общества! Очевидно, что жизнь Советского Союза все годы его существования не соответствует ни одной букве этой книги. Не открытые Марксом законы сделали Россию такой, какая она стала к середине 20 века, но сложные взаимодействия двух сотен миллионов людей. Хороших и плохих, добрых и злых, упрямых и компромиссных, вменяемых и невменяемых. Какие-то действия этих людей были рациональны, какие-то — полностью иррациональны. Причем люди часто как будто старались запутать самих себя, совершали действия из одних мотивов, а объясняли их совсем другими побуждениями, и при этом даже не всегда кого-то обманывали, ибо сами верили своим объяснениям. В «Капитале» о будущем коммунизме говорилось вскользь и туманно, а в народе это понятие часто связывалось с такими желаниями, говорить о которых бывало стыдно. Потому о них никто не говорил, изобретались иные словесные формулы.

Для понимания капитализма немецкий ученый Макс Вебер создал в свое время так называемую «Понимающую социологию». Учение стало прорывом в мировом обществоведении, ибо впервые связало действия людей с их убеждениями. Правда, оно не учитывало еще одну составляющую людского общества — саму природу человека. Которая тоже имеет свои законы, проявляющиеся в жизни всего общества. Так как эти законы более всего касаются отношения людей друг с другом, то ученый не мудрствуя назвал их «законами коммунальности».

Александр Зиновьев задумался об этой составляющей, увидеть проявление которой можно в каждой коммунальной квартире, в каждом общежитии. И поразился — ее законы не требуют научного открытия, ибо они известны каждому человеку от самого рождения! Они — вроде нижней части туловища. Все о них знают, все в большей или меньшей степени им подчиняются, но никто не говорит о них во всеуслышание. Наоборот, очень многие стремятся доказать, что этих законов не существует. Ибо, если их сформулировать, то звучат они примерно так: «Бери больше, отдавай меньше. Ищи место, где больше почета и меньше ответственности. Старайся, чтоб как можно больше людей зависело от тебя, и при этом чтоб ты сам как можно меньше зависел от других!» Скотство, а не законы... Что же, ведь все религии мира тоже признают присутствие в человеке низшего, «свинячьего», начала. Которое призывают в себе подавлять. Каждая вера дает разные советы на этот счет, но в ненависти к законам коммунальности все они едины. Равно как и все идеологии всех народов мира — что германский национал-социализм, что советский коммунизм!

Но стоп. Советская культура много сделала для создания образа человека, преодолевшего в себе законы коммунальности. От Павки Корчагина до героев последней войны. Однако при этом цель, которая предполагается для советского общества, по большому счету ни что иное, как торжество тех же законов коммунальности! Обещание мира, где брать от общества можно бесконечно много, а отдавать ему — бесконечно мало. Конечно, эта правда жизни затушевывается рассуждениями про «сознательное самоограничение» которое, якобы, должно появиться со временем у людей. Но с чего ему появляться, а, главное — во имя чего?! Сейчас все призывы к самоограничению связаны с обещанием грядущего коммунизма, а когда он наступит, тогда откуда они будут исходить?!

Печальная картина. Убивая себя смертельной работой, принимая в свое тело куски свинца и железа на фронтах, первые советские поколения просто готовили почву для свинства своих потомков. Самого большого из возможных! Или, может, благодарность к предкам должна будет удерживать их? Но где в законах коммунальности присутствует понятие «благодарность»?! Согласно им, благодарность — это просто один из тактических приемов, позволяющих брать больше, а отдавать — меньше. От предков же все одно не получишь больше, чем они уже дали...

Сделать такое открытие в Советском Союзе конца 50-х... Обречь себя на роль вопиющего в пустыне гласа. Ибо уже принята на самом высшем уровне программа построения коммунизма к 1980 году. А в народе хоть и шепотом, но уже поговаривают о том, что благ могло бы стать больше уже сейчас, причем — при той же отдаче сил обществу. Если не меньшей. Просто «коммунисты» (то есть — верхи партии и правительства) жадничают. Для себя их приберегают.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: