ЛЕЙБНИЦ (Leibniz) Готфрид Вильгельм (1646— 1716) — немецкий философ, математик, физик, юрист, историк, языковед

ЛЕЙБНИЦ(Leibniz) Готфрид Вильгельм (1646— 1716) — немецкий философ, математик, физик, юрист, историк, языковед. Основные философские сочинения: "Рассуждения о метафизике" (1685), "Новая система природы" (1695), "Новые опыты о человеческом разу­мении" (1704), "Теодицея" (1710), "Монадология" (1714). Л. завершает развитие рационалистически ори­ентированной философии 17 в. Отстаивая собствен­ную позицию в споре об источниках познания (поле­мика рационалистов и эмпиристов), о категории суб­станции (монизм Спинозы или дуализм Декарта), Л. предлагает оригинальную, синтетическую философ­скую систему. Утверждая суверенитет метафизики по отношению к теологии и математике (их различают ме­тод и предмет), Л., тем не менее, требует от суждений философов строгости и обоснованности научных вы­водов естествознания. Принято выделять две составля­ющие программы Л.: рационалистический метод и учение о Боге и субстанции. Если Декарт формулирует основное положение рационалистического метода — возможность установить ясные, несомненные, интуи­тивные утверждения, то Л. исследует их логическую природу. Первичные истины выражают аналитические суждения, в которых предикат раскрывает признаки, уже заключенные в понятии субъекта. Иначе, они отве­чают требованиям законов логики: закон тождества, за­кон противоречия, закон исключенного третьего. В ка­честве априорных принципов метода Л. выдвигает по­ложения о непротиворечивости всякого возможного бытия и о возможности бесчисленного множества не­противоречивых миров. Возможное — это то, что ло­гически непротиворечиво, тождественно-истинные ут­верждения; это область вечных истин или истин разу­ма, логических сущностей; возможное противополага­ется действительному, случайному в сфере индивиду­ального чувственного опыта. Л., однако, критикует ок­казионализм Мальбранша. По Л., закон достаточного основания (согласно которому существование и изме­нение всякой вещи, истинность или ложность утверж­дения могут иметь место только на определенном ос­новании), а также принцип каузальности в естество­знании и принцип предустановленной гармонии в он­тологии позволяют сделать опыт источником необхо­димых положений — законов (так как случайное, фак­тическое с точки зрения относительной истины, логи­чески необходимо с точки зрения абсолютной — "бес­конечного интеллекта", гносеологического и онтологи-

ческого основания). Два других методологических по­стулата утверждают, что существование данного мира имеет достаточное основание и таковым выступает оп­тимальность, полнота, совершенство его устройства. Сущность мира исчерпывается принципом предуста­новленной гармонии — в нем нет случайных элемен­тов и присутствует всеобщая их взаимосвязь и согласо­ванность. Иначе, предустановленная гармония обозна­чает соответствие истин разума истинам факта. Совер­шенство, разумность выражаются в ряде законов, кото­рым подчиняется мир и познание. Л. утверждает все­общий характер различения и принцип тождественно­сти неразличимых, принцип дискретности и непрерыв­ности, принцип минимума и максимума. Субстанци­альное единство мира на уровне истин разума, т.е. по­рядок и полнота иерархии идеального мира, обознача­ется категорией Бога. В понимании Л., Бог — актуаль­ная бесконечность человеческого духа, полная реали­зация чистого познания, которое не осуществимо для индивида. Учением, дополняющим положения мета­физики божественного, выступает монадология — плюралистическая онтологическая концепция, описы­вающая разнообразие действительного мира. Мона­ды — простые, неделимые, непространственные суб­станции. Они выступают в качестве исходного начала всего сущего; обладают способностью беспрерывного действия. Они не могут изменяться, вступая во взаимо­действие, но имеют внутренний импульс к действию, подобно живым организмам. Единство и согласован­ность монад обеспечены предустановленной гармони­ей. Монады проявляют себя в перцепции — смене вос­приятий — и аппетиции — стремлении монады к но­вым восприятиям. Л. различает три вида монад: про­стые, отличающиеся смутными представлениями; ду­ши, обладающие ощущением и сложными представле­ниями; духи, или разумные существа. Бог — творчес­кая монада, обладающая свойством актуального абсо­лютного мышления. Материя — сложная субстанция, в основе которой лежит простая — монада, поэтому Л. относит материю к миру явлений. Мыслитель различа­ет первую и вторую материи. Одна характеризуется простыми качествами — протяженность, непроницае­мость, масса, другая — обладает силой, производной от первичной силы простой субстанции. Л. отрицает абсолютный характер пространства и времени, а, сле­довательно, и пустое пространство. Они являются ат­рибутами мира явлений. Л. настаивает на различении монадологии и атомизма. Прототипом монады высту­пает биологическая клетка, а не точка геометрического пространства. В контексте принципиального для 17 в. противостояния эмпиризма и рационализма Л. полага­ет, что врожденные идеи и принципы могут существо-

вать и существуют в потенциальном, неосознанном ви­де (врождены привычки, "природная логика", способ­ности и склонности, "преформация"). Внешнее воздей­ствие на душу-монаду инспирирует выявление изна­чальных потенций разума. Далее, к аргументам против концепции "пустого" сознания — tabula rasa, Л. добав­ляет факты рефлексии (некоторые продукты деятель­ности разума могут существовать независимо от чувст­венности), подвижности внимания и существования психически бессознательного в виде бесконечно ма­лых перцепций. Излагая свой взгляд на проблему пер­вичных качеств (простых идей), Л. утверждает, что идеи первичных качеств формируются в нашем созна­нии при непрерывном участии деятельности разума, тогда как в рефлексии, наоборот, процесс образования простых идей не обходится без соучастия чувственно­сти. Л. затрагивает роль языка в познании. Толкуя его как один из главных инструментов мышления, он пола­гает, что развитие языка не происходило исключитель­но дедуктивно — сначала возникли слова — универса­лии, а затем — слова, имеющие частные значения, — но и индуктивно, т.е. в обратном направлении. В тео­рии науки Л: указывает на ошибочность отрицания ро­ли аксиоматик в ней. Он отстаивает значимость соблю­дения законов формальной логики в естественнонауч­ном исследовании. Истину Л. понимал как соответст­вие между идеями и как соответствие простых идей адекватно воспринимаемым фактам. Он ввел различе­ние истин на истины разума и истины факта: первые отличает необходимость, вторые — случайность. Как следствие, Л. первым обратил внимание на необходи­мость разработки теории вероятностей и теории игр, комбинаторику. Значительны достижения Л. и в логи­ке. Он стремился синтезировать логику и математику в единую дисциплину, реализуя две идеи. Во-первых, идею истолкования мышления как оперирования зна­ками, которое должно приобрести вид исчисления — точного описания элементов мышления, позволяющее сконструировать упорядоченную его аксиоматику. Во-вторых, идею всестороннего применения логических исчислений. Л. является автором современной форму­лировки закона тождества, закона достаточного осно­вания, оригинальной логической символики. Введен­ные Л. философские постулаты: а) непрерывность раз­нообразных форм и состояний мира ввиду его завер­шенности и его завершенности ввиду его непрерывно­сти; б) существование универсума в виде неразрывной лестницы, благодаря чему все живые существа призва­ны постоянно трансформироваться из одной формы в другую; в) существование предустановленной гармо­нии, позволяющей всем фрагментам сущего вступать между собой в телесные и внетелесные гармонии, ре-

зонансы, лады, а также обретать единые тональности, сыграли значимую роль в эволюции западноевропей­ского интеллектуализма. Распространению идей Л. в Германии способствовал его ученик Вольф. Многие идеи были восприняты немецкой трансцендентально-критической философией и персонализмом, а также оказали существенное содержательное влияние на формирование философской парадигмы современного постмодернизма. [См. также Монада, Складка, "Мо­надология" (Лейбниц), "Новые опыты о человечес­ком разумении" (Лейбниц).]

М.В. Подручный

"ЛЕКЦИИ ПО ВВЕДЕНИЮ В ПСИХОАНА­ЛИЗ" ("Vorlesungen zur Einfuehrung in die Psycho­analyse". Wien, 1916—1917

"ЛЕКЦИИ ПО ВВЕДЕНИЮ В ПСИХОАНА­ЛИЗ"("Vorlesungen zur Einfuehrung in die Psycho­analyse". Wien, 1916—1917; "Neue Folge der Vorlesun­gen zur Einfuehrung in die Psychoanalyse". Wien, 1933) — одна из фундаментальных работ Фрейда, в ко­торой изложены основы его учения о психоанализе. Книга состоит из двух частей: "Лекции по введению в психоанализ" (подготовленные в 1916—1917) и "Про­должение лекций по введению в психоанализ" (оформ­ленные к 1933). Первая часть включает в себя разделы, посвященные ошибочным действиям, сновидениям и общей теории неврозов и содержит описание теорети­ческих принципов, методов психоанализа, способов ис­толкования данных, получаемых в результате психоана­литического исследования, и ряда общих положений психоаналитической теории. Описывая различные ошибочные действия, Фрейд делает основной вывод о том, что каждое из таких действий имеет свой скрытый смысл, свое определенное симптоматическое значение и выдает существование неосознаваемой, но вполне ре­ально имеющейся у субъекта тенденции, намерения или желания. Анализируя сновидения, Фрейд описыва­ет их структуру и скрытые закономерности динамики. Он подчеркивает определенное сходство между оши­бочными действиями и сновидениями, указывая на то, что подобно тому, как в ошибочном действии сущест­вует какая-либо форма ее выражения в поведении, так и в сновидении существует явная форма и скрытое со­держание, которые определяются бессознательным. Общая функция сновидений — это устранение раздра­жений, мешающих сну, через галлюцинаторное удовле­творение потребностей и желаний спящего. В общей теории неврозов главное внимание обращается на субъ­ективное содержание симптомов: каждое слово, фанта­зия и сновидение больного подвергаются анализу с це­лью раскрытия их подлинного смысла. Излечение же наступает тогда, когда вытесненные импульсы, влече­ния и переживания доводятся до сознания. Во второй части Фрейд излагает основные идеи психоаналитиче-

ских моделей психики (Бессознательное, Предсознательное и Сознательное) и личности [Ид ("Оно"), Эго ("Я") и Суперэго ("Сверх-Я")] и подчеркивает неиден­тичность сознания и Эго ("Я"). Невроз рассматривает­ся им как результат ослабления силы Эго ("Я") из-за интенсивного давления на него со стороны Ид ("Оно"), в силу которого происходит расходование энергии на противодействие этому давлению (антикатексис). Дру­гой источник невроза, он считает, — это конфликт меж­ду Эго ("Я") и Суперэго ("Сверх-Я") в ситуации, когда Эго ("Я") противостоит моральным и социальным за­претам и требованиям. Вторая часть книги являет собой один из заключительных вариантов психоаналитическо­го учения и содержит ряд существенно важных психо­аналитических идей, обладающих значительным фило­софским, психологическим, социологическим, антропо­логическим и культурологическим содержанием.

Д.П. Брылев

"ЛЕКЦИИ ПО ФЕНОМЕНОЛОГИИ ВНУТ­РЕННЕГО СОЗНАНИЯ ВРЕМЕНИ" ("Vorlesungen zur Phänomenologie des innern Zeitbewubtseins", 1905) — работа Гуссерля.

"ЛЕКЦИИ ПО ФЕНОМЕНОЛОГИИ ВНУТ­РЕННЕГО СОЗНАНИЯ ВРЕМЕНИ"("Vorlesungen zur Phänomenologie des innern Zeitbewubtseins", 1905) — работа Гуссерля. Опубликована благодаря протекции Хайдеггера в 1928. В 1905—1907 Гуссерль, ставя про­блему об отношениях между феноменологией и психо­логией, ведет уроки по теме "время и пространство". Приемом исключения из цепи любой сверхчувственно­сти (трансцендентности) Гуссерль предложил опреде­лять то значение, которое надо вкладывать в "феноме­ны" —см. Феноменологическая редукция, Гус­серль.По его мысли, и формальные, и материальные объекты должны описываться в том виде, в каком пред­стают. Гуссерль пытается предпринять феноменологи­ческий анализ времени, присваивая ему понятия интенциональности (см. Интенциональность)и сокра­щения. Он идентифицирует генеалогическое развитие интенциональной жизни по способу вписываться во время. Как строится смысл? Как разумные существа появляются из временности, темпорализации? Хайдеггер писал во вступлении к этому изданию: "Решающим в этой работе является выделение интенционального характера сознания и, говоря в общем, растущая яс­ность, которую приобретает Интенциональность в своем принципе... Еще сегодня это выражение являет­ся не паролем, а заголовком центральной проблемы". Во введении Гуссерль объявляет о своем замысле проанализировать сознание времени, этот хрупкий предмет исследования одновременно и для описа­тельной психологии, и для теории познания. Согласно Гуссерлю, мы все знаем, что такое время. В то же вре­мя, как только мы пытаемся понять отношение между объективным временем и субъективным сознанием

времени или понять то, как объективное время может складываться в субъективном сознании, или же когда мы пытаемся проанализировать субъективное созна­ние времени, феноменологическое содержание прожи­того времени, мы сталкиваемся с настоящими трудно­стями, с истинными противоречиями. Гуссерль поясня­ет, что начнет с критики анализа времени, сделанного Брентано в курсе о восприятии и воображении. В рам­ках феноменологического анализа сознания времени, по мысли Гуссерля, необходимо вывести из обращения объективное время. В попытке изолировать феномено­логическое время Гуссерль исключает всякого рода предположения, утверждения и убеждения в отноше­нии объективного времени. Можно изучать объектив­ное время, но это не предмет феноменологии: "Реаль­ная вещь и реальный мир являются не более чем фено­менологическим числом, точно так же таким числом является мировое время, овеществленное время, при­родное время в понятии естественных наук и как след­ствие — психологическое время с точки зрения естест­венной науки, объектом которой является психика". Гуссерль показывает, что пространство и время, в кото­рых мы непосредственно живем, не являются эмпири­ческими. Когда мы воспринимаем дом или прожитый момент, то получаем о них довольно специфическое экзистенциалистское представление: "Восприятия вре­мени, прожитых мгновений являются феноменологи­ческими числами, в которых проявляется временное в объективном смысле. Так же феноменологически да­ются моменты прожитого, которые специфическим об­разом создают восприятия времени как таковые, то есть случайные специфические временные сущности". Но все это, согласно Гуссерлю, не является объектив­ным временем: "прожитый настоящий момент, взятый в себе самом, — это не точка объективного времени". Объективное время не может быть прожитым. Феноме­нология же интересуется прожитым. Прожитое мгно­вение места, качества (например, "красный цвет") нельзя путать с объективностью места или цвета. Ино­гда может иметь место перекрытие воспринимаемого и объективного "красного цвета", но феноменологу ин­тересен лишь пережитый "красный цвет", его воспри­ятие. По мысли Гуссерля, надо отличать феноменоло­гическое "почувствовать" от "воспринять", которое препровождает к объективности вещи. Суметь разли­чить эти два понятия — значит отстраивать феномено­логию познания. Эта концепция сущности времени позволяет понять, по Гуссерлю, разницу между фено­менологией и психологией в вопросе происхождения времени. Для феноменолога "этот вопрос происхожде­ния направлен к примитивным формам сознания вре­мени, в которых примитивные различия временного в

интуитивном и собственном модусе строятся как пер­вичные источники всех очевидных вещей, относящих­ся ко времени". По мнению Гуссерля, прожитые мгно­вения не должны вкрапляться ни в одну реальность: "...мы имеем дело с реальностью только в той мере, в какой она выделена, представлена, интуитивно воспри­нята, концептуально осмыслена. По отношению к про­блеме времени это означает: нас интересуют только прожитые отрезки времени". В вопросе происхожде­ния надо, следовательно, изучить то, как "рождается сознание времени", учитывая, что "каждому времени принадлежит предыдущее и последующее время". Анализируя теорию Брентано о происхождении време­ни, Гуссерль размышляет: представим, что мы слуша­ем какую-нибудь мелодию. Когда раздается новый звук, предыдущий еще бесследно не исчез. В против­ном случае мы были бы неспособны различать отно­шения между звуками, которые следуют один за дру­гим. Каждое мгновение давало бы нам только один звук, даже пустой отрезок между извлечением нот. Та­ким образом, мы воспринимаем мелодию. В то же вре­мя звуковые представления в сознании не остаются в том же виде. Если бы они оставались без изменения, то у нас не было бы восприятия мелодии: это была бы ка­кофония. Следовательно, происходит специфическое изменение вслед за исчезновением нервного возбужде­ния, вызванного ощущением. Это ощущение преобра­зуется в представление, снабженное временным опре­делением. Временное преобразование, постоянно раз­виваясь, позволяет нам получить представление мело­дии: "К каждому данному представлению природой прикрепляется бесконечный поток новых представле­ний, каждое из которых воспроизводит содержание предыдущего, причем последующее постоянно при­крепляет к предыдущему момент прошлого". Таким образом, по убеждению Гуссерля, воображение являет­ся производительным, оно создает "момент" в форме новой правды, представлений, а именно "временный момент". Следовательно, именно в воображении нахо­дится начало представлений времени. До Брентано психологи безуспешно разрабатывали эту проблему. Многие считали, что сознание времени исходит от им­манентности, присущности ощущения. Восприятие субъективно прочувствованной продолжительности происходит от стойкости, настойчивости, длительнос­ти внешнего раздражения. Но именно здесь, по мысли Гуссерля, кроется ошибка. "Продолжительность ощу­щения и ощущение продолжительности — две разные вещи... Последовательность ощущений и ощущение последовательности не одно и то же". Действительно, ощущение, поступая в воображение, получает "вре­менный характер, который постоянно преобразуется.

Таким образом, с каждым мгновением содержание от­талкивается все дальше и дальше". Это преобразова­ние не имеет ничего общего с возбуждением. Это про­дукт воображения. Ощущение творит: оно производит воображаемое представление, обогащенное времен­ным свойством. Брентано называет это действие "ис­ходной ассоциацией". Отсюда он выводит положение о том, что восприятия последовательности и изменения не существует. По его мнению, когда мы считаем, что слышим мелодию, то это оказывается не более чем ви­димостью, которая исходит из свежести, живости ис­ходной ассоциации. То же самое относится к усвоению бесконечного времени и будущего: опираясь на про­шлое, воображение формирует представление будуще­го. Брентано также показал, что временные единицы прошлого или будущего не определяют, а изменяют элементы чувственного представления, с которыми они связываются. Лишь настоящее не изменяет вос­приятие. Но в то же время настоящее и не определяет. Очевидно только то, что любой факт воспринимается как имеющий будущее прошлое, прошлое, которое на­ступит. Гуссерль критикует данную теорию как психо­логию: прожитые моменты, о которых говорит Брента­но, являются психическими. Они объективированы. У них у самих есть свое время, свое становление, свой способ воспроизведения. С этой точки зрения феноме­нология здесь ни при чем. Но в то же время в этой те­ории есть феноменологическое звено, которое сейчас надо элиминировать. Когда Брентано утверждает, что в последовательности появляется "сейчас" и соединяю­щееся с ним "прошлое", можно сказать, что "единица сознания, которая охватывает настоящее и прошлое, является феноменологическим данным". Гуссерль ос­паривает только то, что прошлое появляется в этом со­знании в режиме воображения. Он оспаривает и то, что временная форма является временным содержанием или же комплексом новых содержаний, ассоциирую­щихся с временным содержанием; даже если Брентано не совершает ошибку в том, что все сокращает на ма­нер сенсуализма до простых первичных содержаний, даже если он был первым, кому интуиция подсказала целиком разделить первичные содержания и признаки действия, Гуссерль считает, что его теория не дает то­го решающего статуса, которого он заслуживает, при­знаку действия, которое является сознанием времени. Переходя к анализу сознания времени, Гуссерль пока­зывает, что восприятие временных объектов может толковаться как мгновенное восприятие и как дейст­вие, которое длится. Возьмем все тот же пример с ме­лодией, когда мы ее слышим. С точки зрения Гуссерля, "каждый раз я слышу только настоящую фазу звука и объективность совокупности звука, который длится,

создается в континууме действия, которое одной час­тью является воспоминанием, другой частью, очень маленькой, точной, — восприятием, и последней час­тью, более широкой, — ожиданием". Далее Гуссерль вводит мысль о том, что мы ошибаемся, желая изоли­ровать мгновения восприятия. Бесспорно, они сущест­вуют. И можно сконцентрировать свое внимание имен­но на них или даже воспринять, разложив их на еще более мелкие фрагменты (начало звука, его продолжи­тельность, окончание). В чем мы уверены, так это в первоначальном восприятии. Мелодия начинается. За­тем она льется. В любой момент, в любое мгновение любой звук мелодии вписывается в континуум; и вос­приятие звука можно обозначить, по Гуссерлю, как "непрерывность". Таким образом, мы всегда восприни­маем способы протекания различных мгновений про­должительности объекта: "Настоящее звука превраща­ется в прошлое звука, сознание впечатления, текущее беспрерывно, переходит в постоянно новое сознание удержания". Каждая задержка сознанием нового звука является бесконечным преобразованием одной и той же исходной точки. Сознание временности не реализу­ется только восприятием, ибо: "Когда временный объ­ект течет, когда нынешняя продолжительность прошла, завершилась, сознание сейчас прошедшего объекта от­нюдь не затухает с этой продолжительностью, хотя она уже не функционирует в настоящем как воспринимаю­щее сознание или, чтобы сказать понятнее, как созна­ние впечатления". Какова природа задерживающего преобразования? Суть интуиции времени в каждой точке ее длительности, по мысли Гуссерля, — это "со­знание только что прошедшего, а не просто сознание настоящего момента того, что предстает в виде объек­тивности, которая длится". В случае с мелодией созна­ние задержания содержит в действительности созна­ние прошлого звука. Гуссерль объясняет, что "задержа­ние не может иметь места, если ему не предшествова­ло впечатление". Без впечатления нет процесса задерж­ки. Вспомнить же мелодию, уже услышанную на кон­церте, — это деятельность, целиком отличная от перво­го прослушивания, так как во время первого прослу­шивания я не знаю, когда все это закончится. Оттолк­нувшись от исходной точки, я выполняю работу по за­держке "только что прошедшего", не зная его конца. Во вторичном воспоминании, напротив, я восстанавливаю объективность длительности. Вторичное воспомина­ние, согласно Гуссерлю, осуществляется в различных формах. Оно появляется само по себе или вызывается намеренно: "Простое намерение увидеть, схватить мы обнаруживаем также на основе удержания — так, ког­да мелодия, находящаяся внутри единицы удержания, закончилась, мы вновь начинаем думать о пассаже, не

воспроизводя его вновь". Восприятие может относить­ся к настоящему и к продолжительности. Так, удержи­вающее сознание "поддерживает" прозвучавшие звуки в сознании, чтобы затем воспроизвести "единицу со­знания, которая относится к временному объекту в его целостности, к мелодии... Строящееся, создающееся действие на основе настоящего и удерживающее созна­ние являются адекватным восприятием временного объекта". Временные объекты составляются на каком-то промежутке времени. Создающие временные дейст­вия интегрируют настоящее и прошедшее. Восприятие и невосприятие постоянно переходят одно в другое. Что касается временных объектов, то мы имеем дело с единым континуумом, который непрерывно изменяет­ся, переходя от восприятия настоящего к сознанию континуума. Восприятие у Гуссерля — это действие, которое дает вещь ("воспринятую вещь") как таковую, тогда как воспроизводство дает "повторное представ­ление". Сознание последовательности является исход­ным дарующим сознанием. В воспоминании же, на­против, я "повторяю" сознание этой последовательно­сти. Я ее себе повторно представляю, вспоминая. Ка­кое различие существует между удержанием и воспро­изводством? Первичное воспоминание является исход­но дарующим действием. Во вторичном воспоминании же, наоборот, воспроизводство является плодом рабо­ты воображения: "повторное представление". То, что мы называем исходным сознанием, впечатлением или же восприятием, является, согласно Гуссерлю, посто­янно затухающим действием. Каждое восприятие со­держит в себе постоянный поток таких затуханий. От восприятия к воображению, от воображения к воспро­изводству — нельзя говорить о длительном переходе, уместно думать о прерывистости, о разрыве. Как пи­шет Гуссерль, я не могу контролировать первичное по­явление, течение времени. Я могу лишь посмотреть на них. Повторное же представление, наоборот, я свобо­ден включить быстро, медленно, интенсивно, в рассе­янном виде и т.д. С другой стороны, повторное пред­ставление может быть более или менее расплывчатым. Это зависит от моего способа представления, а не от временного объекта в себе самом. Представление мо­жет содержать ошибки. Представление последователь­ности может отклоняться от пройденного объективно­го процесса. Сохраняются лишь его составляющее со­держание и связь с другими объектами. Воспоминание устанавливает "то, что воспроизводится и дает ему, ус­танавливая, ситуацию по отношению к настоящему сейчас и границам исходного временного поля, которо­му само воспоминание принадлежит". Гуссерль затем изучает соотношение между воспроизведенным сейчас и прошедшим сейчас. Он выделяет воображение по-

вторного воспоминания. В воспоминании мы теряем фазу ожидания, потому что она уже закончилась. Гори­зонт воспоминания ориентирован на будущее, на буду­щее, воспроизведенное памятью. Как фиксирует Гус­серль: "Это установленный горизонт". Ожидание нахо­дит свою реализацию в восприятии. Это связано с су­тью того, что мы ожидаем нечто, что вот-вот будет вос­принято. Когда появляется то, что мы ожидаем, насто­ящее становится прошедшим, которое ему относитель­но. Как полагал Гуссерль, воспоминание можно уви­деть как сознание существа, которое было воспринято. Воспроизведения не являются картинками, у них свой­ства самого "повторного представления". Только в вос­поминании появление имеет измененный характер, благодаря которому объект остается здесь не как при­сутствующий, а как побывавший здесь. В других слу­чаях, отмечал Гуссерль, я могу представить себе отсут­ствующее сейчас. Тогда я использую изображение-вос­поминание, которое я строю как существующее где-то. Впечатление отличается от образа своим свойством своеобразности. В своем погружении в прошлое мы сохраняем индивидуальность мгновений. Воспроиз­водство участвует в построении объективного време­ни: "каждое мгновение, которое мы оттолкнули, вос­производящее воспоминание может сделать нулевой точкой ощущения времени, причем, повторяющимся образом". Так — от отталкивания к отталкиванию — рождается, по схеме рассуждений Гуссерля, сознание объективного времени. Третий раздел посвящен степе­ням организации времени и временных объектов. Гус­серль рассматривает вопросы, расширяющие предыду­щий анализ. Он хочет изучить вещи опыта в объектив­ном времени (вещь опыта изолированного субъекта, интерсубъективно идентичная вещь); многочислен­ность появлений, составляющих на иной степени им­манентные единства в доэмпирическом времени; абсо­лютный приток сознания, составляющий время. По мысли Гуссерля, так как все, что нас окружает, опреде­ляется как существующее мгновенно, то длительность отдельного существа можно осмыслить лишь как фазу процесса, в котором оно также имеет свою точку. Дли­тельность характеризуется тем, что приводит к измене­нию вещи: "Совершенно лишено смысла желание най­ти здесь что-то, что оставалось бы неизменным одно мгновение в течение длительности". Поток, составля­ющий время, является абсолютной субъективностью. Действительно, объективно лишь понятие "один за другим". Объекты времени, которые записываются в поток, субъективно составляют его. Гуссерль рассмат­ривает несколько особых случаев, которые развивает: единица потока сознания и структура одновременнос­ти и последовательности; двойная преднамеренность

удержания и структуры потока сознания; созданные имманентные содержания, их очевидность, изменение и неизменность; впечатление и воспроизведение; ор­ганизация вещей и явлений вещей; созданные воспри­ятия и исходные восприятия; внутреннее восприятие и внешнее восприятие; наконец, структура вневремен­ных трансцендентностей как сверхчувственностей. В самом общем плане у Гуссерля, как неоднократно от­мечалось, интерсубъективность, теория праксиса (со­знание времени является действием) и жизнь духа об­разовывали своеобразный круг проблем трансценден­тальной структуры, разработка которой осуществля­лась на протяжении всего текста "Л.поФ.В.С.В.". Фик­сируясь на проблеме статуса "чистого Я", Гуссерль вплотную подошел к вопросу о взаимосвязи между Я и Другим (см. Другой).

A.A. Грицанов

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: