ЛАКАТОС (Лакатош) (настоящая фамилия — Липшиц) (Lakatos) Имре (1922—1974) — венгерско-британский философ и методолог науки, ученик Поппера.

ЛАКАТОС(Лакатош) (настоящая фамилия — Липшиц) (Lakatos) Имре (1922—1974) — венгерско-британский философ и методолог науки, ученик Поппера. Родом из Венгрии, участник антифашисткого со­противления, после установления в Венгрии коммуни­стического режима некоторое время работал в Минис­терстве образования, был обвинен в "ревизионизме",

арестован и более трех лет провел в лагере. В 1956 под угрозой очередного ареста эмигрировал в Австрию, за­тем переехал в Англию, где и прошла вся его философско-методологическая деятельность. Преподавал в Кембридже, с 1960 — в Лондонской Школе экономики. Основные работы: "Доказательства и опровержения" (1964), "Фальсификация и методология научно-иссле­довательских программ" (1970), "История науки и ее рациональные реконструкции" (1972), "Изменяющаяся логика научного открытия" (1973) и др. Деятельность и взгляды Л. необходимо понимать в контексте интел­лектуальной ситуации, сложившейся в методологии на­уки, после того как программа Венского кружка, не вы­держав натиска критики, зашла в тупик. Обычно эту си­туацию обозначают термином "постпозитивизм". Но­вая ситуация характеризовалась сменой основных про­блемных узлов, подходов и концепций. Проблема логи­ческого обоснования научного знания радикально трансформируется и в конечном счете "снимается" бла­годаря выдвижению на передний план фальсификационистской точки зрения, проблематики исторической ди­намики и механизмов развития науки. Л. включается в эту ситуацию на этапе, когда "критический рациона­лизм" Поппера уже вытеснил неопозитивистов с веду­щих позиций и в свою очередь сам выступил объектом проблематизации и критики. Критика, обозначившая слабые и уязвимые места в позиции попперианцев, по­требовала не только пересмотра ряда исходных поло­жений, но и выдвижения качественно новых идей в раз­витие подхода. Именно Л. принадлежит здесь наиболее значительная роль. Дискуссии между сторонниками Поппера, наиболее ярким представителем которых и был Л., и их оппонентами (Кун, Фейерабенд) стали центральным моментом в методологии науки на рубеже 1960—1970-х. Свою научную деятельность Л. начал как методолог математики. Широкую известность по­лучила его книга "Доказательства и опровержения", в которой Лакатос предложил собственную модель фор­мирования и развития понятий в "содержательной" ма­тематике XVII—XVIII вв. Как показал Л., в рассматри­ваемый период развитие математического знания опре­делялось не столько формализованными процедурами дедуктивного построения теорий, сколько содержатель­ным процессом "догадок и опровержений", в котором новые понятия оттачивались и уточнялись в столкнове­нии с контрпримерами. Интересно, что сама книга на­писана не в форме исторического исследования, а в форме школьного диалога. Используя диалогический метод, Л. искусственно конструирует проблемную си­туацию, в которой происходит вычленение нового иде­ального содержания, фиксируемого впоследствии в по­нятии "эйлерового многогранника". Такой подход ока-

зался вполне оправдан, поскольку сами факты логики науки, на основе которых могут формулироваться об­щие методологические положения, не являются чем-то непосредственно данным в историческом материале, а требуют специального конструирования или, в терми­нах самого Л., "рациональной реконструкции". Рацио­нальная реконструкция у Л. изначально отлична от ре­альной истории и создается специально в целях рацио­нального объяснения развития научного знания. "Дока­зательства и опровержения" остаются одним из наибо­лее ярких образцов подобной работы. Роль рациональ­ных реконструкций в логике науки определяется преж­де всего критическими процедурами: сами реконструк­ции конечно же могут быть подвергнуты критике за не­достаток историзма и несоответствие реальной исто­рии, но зато они дают возможность занять критическую точку зрения по отношению к самой истории — теперь и сама наука может критиковаться за недостаток раци­ональности и несоответствие собственным методоло­гическим стандартам. Хотя "Доказательства и опровер­жения" были написаны целиком в русле попперовской концепции, сама идея рациональных реконструкций получила свое дальнейшее развитие именно в подходе Л. Эта идея призвана была примирить методологичес­кий фальсификационизм Поппера с требованиями ис­торического объяснения и соответствия реальной исто­рии. Выход "Структур научных революций" Куна и вы­званные этой работой дискуссии заставили Л. пересмо­треть и уточнить ряд положений фальсификационизма. Новая позиция была обозначена Л. как "утонченный фальсификационизм". Новым здесь было то, что необ­ходимость опровержения и отбрасывания теории на ос­новании одних лишь отрицательных результатов эмпи­рических проверок отрицалась. Простое соотнесение теории и опыта признавалось недостаточным. Доста­точным основанием становится наличие лучшей тео­рии, способной не только объяснить полученные контр­примеры, но и предсказать новые факты. В отсутствие лучшей перспективы теория не должна отбрасываться, тем более что в соответствии с тезисом Дюгема-Куайна всегда возможна такая коррекция контекстуального "фонового" знания, которая выводит из-под удара базо­вые положения теории. Таким образом для принятия обоснованного методологического решения необходи­мо сопоставление различных конкурирующих теорий, оценка их эвристического потенциала и перспектив развития. Ведущей становится идея, согласно которой движущим механизмом развития научного знания вы­ступает конкуренция различных концептуальных точек зрения и их постоянный сдвиг под влиянием аномаль­ных опытных фактов. Понятие "прогрессивного сдви­га" фиксирует такую трансформацию теории — путем

ее переинтерпретации или добавления вспомогатель­ных гипотез — которая не только устраняет "анома­лии", но и увеличивает эмпирическое содержание, часть которого находит опытное подкрепление. Если Поппер делал основной акцент на негативных процеду­рах опровержения и выбраковки ложных теорий, то Л. смещает акцент скорее на позитивные процедуры асси­миляции новых идей в рамках исходных гипотез, поз­воляющие наращивать объяснительный и прогностиче­ский потенциал теорий. Однако одного лишь уточнения позиций и смещения акцентов было недостаточно. Не­обходимо было выдвинуть концепцию соизмеримую с куновской концепцией "парадигм", но, в отличие от по­следней, позволяющую сохранить рациональную точку зрения на процесс развития науки. И Л. делает следую­щий шаг, вводя понятие "научно-исследовательской программы" и формулируя подход, названный им "ме­тодологией научно-исследовательских программ". По существу он отказывается от "научной теории" как ба­зовой эпистемологической конструкции, констатируя ее дефициентность как относительно критериев "науч­ности" (проблема "демаркации"), так и относительно проблемы развития знания. Основной единицей анали­за становятся не отдельные теории, а ряды генетически связанных теорий, рациональное единство которых оп­ределено онтологическими и методологическими прин­ципами, управляющими их развертыванием. Исследо­вательские программы складываются из таких принци­пов и правил. "Отрицательную эвристику" программы образуют, по Л., правила-запреты, указывающие на то, каких путей исследования следует избегать. "Положи­тельную эвристику" — правила, определяющие выбор проблем, последовательность и пути их разрешения. Структурно-морфологически в "программе" выделяет­ся "твердое ядро", содержащее основные метафизиче­ские постулаты (онтологический каркас программы), и динамичный "защитный пояс" теорий и вспомогатель­ных конструкций. Отрицательная эвристика запрещает направлять правило "modus tollens" на утверждения, входящие в "ядро" программы. Этим обеспечивается устойчивость программы относительно множествен­ных аномалий и контрпримеров. Подобная стратегия — действовать вопреки фактам и не обращать внимания на критику, оказывается особенно продуктивной на на­чальных этапах формирования программы, когда "за­щитный пояс" еще не выстроен. Защитный пояс развер­тывается в ходе реализации имманентных целей про­граммы, диктуемых положительной эвристикой и в дальнейшем компенсирует аномалии и критику, на­правленную против "ядра". Прогресс программы опре­деляется прежде всего ее способностью предвосхищать новые факты. Рост "защитного пояса" в этом случае об-

разует "прогрессивный сдвиг". Если рост "защитного пояса" не приносит добавочного эмпирического содер­жания, а происходит только за счет компенсации анома­лий, то можно говорить о регрессе программы. Если различные программы могут быть сопоставлены по своим объяснительным возможностям и прогностичес­кому потенциалу, то можно говорить о конкуренции программ. Исследовательская программа объясняющая большее число аномалий, чем ее соперница, имеющая большее добавочное эмпирическое содержание, полу­чившее к тому же хотя бы частичное подкрепление, вы­тесняет свою конкурентку. Последняя в этом случае элиминируется вместе со своим "ядром". В отличие от куновских "парадигм", концепция "научно-исследова­тельских программ" Л. объясняет процесс развития на­учного знания исключительно с точки зрения внутрен­них интеллектуальных критериев, не прибегая к внеш­ним социальным или психологическим аргументам. Это придает ей выраженный нормативный характер, но конечно делает дефициентной в отношении многих ис­торических фактов. Тем не менее Л. привел целый ряд удачных примеров из истории науки, допускающих ра­циональную реконструкцию в терминах "программ". Полная картина исторического развития науки естест­венно далека от рациональности, она складывается под воздействием как "внутренних", так и "внешних" фак­торов. Однако рациональная реконструкция оказывает обратное влияние на нас самих, она дает возможность занять нормативную и критическую позицию по отно­шению к истории науки, влияя тем самым на ее насто­ящее и будущее. По всей видимости, многие продукты научной деятельности, которые принято идентифици­ровать как "теории" или "концепции", могут быть адекватно поняты и оценены только как элементы бо­лее широких исследовательских программ. Наука в це­лом может быть рассмотрена как одна большая про­грамма. Наиболее спорным моментом концепции Л. ос­тался вопрос о принципиальной воможности рацио­нального сопоставления конкурирующих программ на основе предложенных нормативных критериев и оправ­данности самих этих критериев.

А.Ю. Бабайцев

ЛАМАРК (Lamark), шевалье де (Жан Батист Пьер Антуан Моне) (1744—1829) — французский мысли­тель и натуралист, профессор зоологии в Ботаническом саду в Париже (с 1793).

ЛАМАРК(Lamark), шевалье де (Жан Батист Пьер Антуан Моне) (1744—1829) — французский мысли­тель и натуралист, профессор зоологии в Ботаническом саду в Париже (с 1793). Создатель первого целостного учения об эволюции органического мира, работал так­же в области геологии, метеорологии, физики, химии, автор термина "биология". Л. — один из главных пред­шественников Дарвина. Основные сочинения: "Фило­софия зоологии" (1809), "Естественная история беспо-

звоночных. Тт. 1—7" (1815—1822), "Аналитическая система положительных знаний человека" (1820) и др. Адъюнкт ботаники Парижской академии наук (с 1779), член академии (с 1783), хранитель гербария Королев­ского ботанического сада (с 1784), в течение 25 лет чи­тал курс зоологии беспозвоночных в Музее естествен­ной истории. Умер в бедности, место захоронения неиз­вестно. Л. на большом эмпирическом материале обос­новал невозможность жестокого разграничения видов (друг от друга и разновидностей), что явилось впослед­ствии важнейшим аргументом, использованным Дарвином для обоснования теории эволюции; осуществил пер­вое систематическое изложение трансформизма, выявил наличие в природе градаций, т.е. серии постепенно ус­ложняющихся групп организмов, выдвинул положение о всеобщей распространенности явлений приспособлен­ности организма к среде. Л. разработал новую картину биологической реальности путем "прививки", апплицирования на материал, ранее накопленный в биологии, принципов и образцов научного объяснения, транслиру­емых из механики. Природа, по Л., является ареной по­стоянного движения флюидов, среди которых электриче­ский флюид и теплород являются главными "возбудите­лями жизни". Развитие жизни, по Л., выступает как нара­стающее влияние движения флюидов, в результате чего происходит усложнение организмов. Постоянный обмен флюидами со средой вызывает мелкие изменения в каж­дом органе. В свою очередь такие изменения наследуют­ся, что, согласно Л., может привести при длительном на­коплении изменений к довольно сильной перестройке органов и появлению новых видов. Факторами эволю­ции Л. считал также внутреннее "стремление организ­мов к совершенствованию" и развитие психики живот­ных и человека. Л. подчеркивал, что приток флюидов из внешней среды составляет лишь начальное звено эволю­ции. Последующие звенья причинной цепи модифици­руют действие начального звена и сами становятся фак­торами трансформаций. Картина биологической реаль­ности Л. раскрывала единство всего живого, наличие об­щих механизмов взаимодействия в неорганической и живой природе (обмен флюидами) и делала излишней теологическую гипотезу о творении мира. Концепция Л. ориентировала на поликаузальное объяснение эволюци­онного процесса и одновременно сохраняла традицион­но-механистические представления об исходных формах взаимодействия организмов с окружающей средой, бла­годаря чему она согласовывалась с механической карти­ной мира и соответствовала эталонам научного объясне­ния начала 19 в. Представления, развитые Л., оказали большое влияние не только на последующую историю биологии, но и на др. естественные науки.

Е.В. Петушкова

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: