Система изложения психических явлений 19 глава

______________________

* Raue. Benecke's Seelenlehre. S. 182.

** Beneke's Erziehungslehre. B. I. S. 78.

*** Впрочем, надобно заметить, что бенековская теория в приложении к его педагогике делает сильные уступки и признает уже не одну, как в теории, а несколько причин внимания; только о других, противоречащих его теории, Бенеке упоминает вскользь (Erz.-und Unterr. L. S. 86). Ничто так не обнаруживает односторонности теории, как приложение ее к практическим целям.

______________________

16. Количество притекающих следов того ж рода (но не совершенно подобных) есть одна из главнейших причин, обусловливающих степень внимания. Каждый на себе испытывает, что душа наша особенно чутка к тому, что ее интересует; а интересует ее всегда то, что может возбудить в ней большее число следов и тем дать ей обширнейшее поприще деятельности *. "Не один какой-нибудь след, - говорит Бенеке, - но вся связь следов (целое души - "das Ganze der Seele"), стремящихся к сознанию, условливает силу внимания" **. "Внимание, - говорит он далее, - не находится изолированным в душе: склонности всякого рода (а склонность, по Бенеке, также образуется из следов) могут ослаблять или напрягать его, и в этом отношении внимание находится в тесной связи с моральной стороной человека". Вот почему Бенеке называет хорошее внимание, т. е. направленное в хорошую сторону, первою добродетелью детства. Направление внимания зависит от общей суммы душевных следов или залогов, а потому оно может служить нам "некоторого рода барометром, по которому, пока еще дитя не действует и мало говорит, мы можем вообще судить о его душевном образовании. Наблюдая, к чему особенно внимательно дитя, вы можете вывести довольно верное заключение об истории его души". Эта заметка Бенеке совершенно верна и применима не к одним детям. Если вы хотите узнать направление и взрослого человека, то присмотритесь и прислушайтесь со стороны, к чему он особенно внимателен. Рассказывая что-нибудь в обществе и присматриваясь, к какой стороне рассказа оказался внимателен тот или другой из слушателей, можно вывести более верное заключение о степени развития и направления каждого, чем наблюдая, что они говорят сами. По той же самой причине "музыкант, - как замечает Эйлер, - схватывает разом все ноты музыкальной пьесы и приобретает о ней ясную идею; но если дадут ему китайскую рукопись, то он получит очень темное понятие о буквах; тогда как китаец разом схватит истинный смысл каждой. Ботаник заметит в растении тысячи вещей, которых не заметит неботаник" ***.

______________________

* Ibid. S. 87. Просим припомнить читателя, что по бенековской теории след (Spur) есть в то же время и залог (Anlage), т. е. душевная сила, стремящаяся сама к сознанию и к образованию новых сочетаний с другими следами.

** Ibid. S. 88.

*** Lettres d'Euler. L. XXXI. P. 334. Только Эйлер приписывает это прямому упражнению внимания, тогда как это зависит от количества тех или других следов, уже приобретенных человеком.

______________________

17. Но если наблюдение над вниманием важно как средство познакомится с содержанием души питомца, то еще важнее прямое влияние воспитателя на образование внимания в воспитаннике. Понятно, что там, где уже положено прочное основание хорошему вниманию, остается только продолжать расширять сеть душевных ассоциаций в том же направлении; но что делать там, где приходится полагать первые следы или, что еще труднее, бороться с дурными задатками, положенными прежде? В ответе на этот вопрос очерчиваются дурные и хорошие стороны бенековской теории души как ассоциации следов. "В этих случаях, - говорит Бенеке, - обыкновенно прибегают или к усилению внешних впечатлений, или к возбуждению мотивов, посторонних предмету внимания: ребенку обещают то или другое, если он действительно займется духовно тем, чем его хотят занять, или угрожают ему наказанием и пр. Конечно, если уже каким-нибудь образом образовалось во внимании направление, противное тому, которое хотят дать, то остается только вышевысказанный способ. Но сильное внешнее впечатление есть по большей части (?) посторонняя вещь; а если дитя обращает внимание на предмет только затем, чтобы избежать наказания или получить обещанные лакомства, то восприятие, требуемое от дитяти, совершится только бегло и слабо: от него не останется никакого следа или разве (?) очень слабый, и таким образом, ко внутренней силе внимания ничего не прибавится; но по большей части (?) еще нанесен ей будет ущерб, так как через употребление этих посторонних мотивов усиливаются еще более противоположные следы (и вредные, каковы следы страха или следы лакомства) и образуется склонность, если опять представится предмет (на который хотели обратить внимание), обращать внимание не на предмет, а на мотивы" *. Просим читателя обратить внимание, как в этом месте нерешителен язык Бенеке, обыкновенно столь догматический: эти беспрестанные почти, по большей части, разве показывают, что здесь психологическая его теория сильно столкнулась с неумолимою действительностью. Что-нибудь одно из двух: или такое возбуждение внимания посторонними предмету мотивами достигает своей цели, или нет; а в последнем случае, так как эти средства по теории души как ассоциации следов положительно должны быть признаны вредными, то почему Бенеке несколько ниже допускает их употребление?

______________________

* Erzieh. und Unterr. P. I. S. 88.

______________________

18. Делая прямой вывод из теории Бенеке, следовало прямо сказать, что если внимание дитяти раз приняло дурное направление, то тут ничего уже нельзя сделать: накопившиеся следы дурного свойства будут неизбежно привлекать следы того же рода и уничтожать влияние добрых впечатлений; мотивы же страха или поощрений не исправят дела, а еще более повредят ему. Но что же сталось бы с педагогикой Бенеке, если бы он пришел к такому безотрадному заключению? Приходилось пожертвовать теорией, признав ее односторонность и противоречие действительности, которая показывает нам беспрестанно, что детское внимание, почти всегда направленное на чувственные восприятия, шалости и лакомства, мало-помалу исправляется и привязывается к предметам самого серьезного свойства. Сознаться в односторонности своей теории Бенеке не захотел, не захотел также расстаться и с ролью педагога, а потому и прибегнул к самому жалкому средству - к темноте и неопределенности языка.

"В противоположность этому (возбуждению внимания посторонними для предмета мотивами), во всяком случае, произошло ли уже ложное образование внимания или нет, давай дитяти решительно направление на предмет (gebe dem Kinde entschieden die Richtung an die Sache). Только следы, остающиеся от сильного восприятия предмета, могут увеличить внутреннюю силу внимания. До тех же пор, пока еще не достигли того, чтобы эти посторонние мотивы могли быть, мы не хотим сказать, совершенно выброшены, но отодвинуты на задний план, - до тех пор употребляют еще паллиативное лечение" *.

______________________

* Ibid.

______________________

Однако что же значит дать дитяти решительно направление на предмет? Как же дать его, если ни усиление впечатления, ни посторонние мотивы не достигают этой цели, как говорит сам Бенеке выше? И зачем же Бенеке допускает посторонние мотивы, если эти мотивы, что тоже он сказал выше, вредно действуют на образование внимания? Зачем он не показал той малой части, когда они действуют полезно? И зачем ему эти посторонние мотивы, когда у него есть прямое средство действовать на установление хорошего внимания в детях? Зачем он не уяснил нам этого прямого и единственно полезного средства? Затем, что, вникнув в этот педагогический вопрос, Бенеке был бы должен подкопать самое основание своей психологической теории и теории своего учителя Гербарта; затем, что, не признавая души, независимой от следов впечатлений и обладающей способностью сознания и произвола, мы не можем объяснить себе произвол в направлении нашего внимания; а не признав этого произвола и признав всю душу за ассоциацию следов, которые тянут за собою другие следы того же рода и т. д., мы уничтожаем всякую возможность произвольного воспитания души. Вот какое последствие заставило Бенеке свернуть в своей педагогике с той дороги, по которой он так прямо шел в своей психологии!

19. Но если Бенеке не может объяснить нам, как может завязаться в душе нового рода ассоциация следов, то это не мешает ему очень хорошо раскрыть, как ассоциации, уже раз завязавшиеся, могут развиваться и усиливаться, и в этом отношении бенековские анализы имеют большую цену для психолога и педагога.

"Наклонность к невнимательности, - говорит он, - может иметь свою причину во всем, что мешает правильному основанию внимания: в недостаточности однородных следов и в недостаточной связи их, в их неправильных, рассеянных соединениях с чуждыми следами (что происходит оттого, если мы собираем в память дитяти слишком много разнородных вещей, причем по закону ассоциации соединяются самые разнородные следы, положенные одновременно); в недостаточной силе стремления следов вообще (или, иначе, в прирожденной слабости душевных стремлений); в многочисленности следов другого рода; в извращении образования склонностей. Чтобы не блуждать впотьмах, должно прежде всего убедиться, в котором из этих моментов (а может быть, и во всех вместе) скрыта причина рассеянности. О склонностях мы будем говорить ниже; но если причина рассеянности складывается только в беспорядочности и разбросанности ассоциаций (самая обыкновенная причина рассеянности в детстве) и если одичание пустило уже глубокие корни, то основательное уничтожение их вообще чрезвычайно трудно (а мы думаем, что по теории, не признающей воли в человеке, и совершенно невозможно). Только если долгое время продолжать целесообразно усложняющиеся упражнения в указанном направлении(?), то можно вытеснить прежние рассеянные ассоциации новыми, концентрированными. При этом в особенности должно избегать нетерпения, которое портит даже уже положенные правильно задатки, так как при этом внимание дитяти обращается на душевное движение воспитателя и на то, чего дитя должно от них страшиться, - и таким образом сам воспитатель мешает себе достичь предположенной цели" *.

_____________________

* Ibid. S. 89. То же самое в отношении терпения говорит и Бэн (The Senses and the Intellect. P. 212).

_____________________

Но несколько выше Бенеке, уступая своей теории, говорит: "Сомнителен успех, если требуют от дитяти внимания к предмету, тогда как душа его (его сознание) уже занята другим предметом" *. Но в таком случае не было бы никакой возможности обратить внимание мальчика, поступившего в школу, на учебные предметы, так как внимание его уже занято непременно предметами неучебными. Ошибка бенековской (и гербартовской) психической теории, отвергающей произвол души, высказывается здесь во всей силе: здесь действительность и практика прямо указывают на ошибку теории.

_____________________

* Ibid. S. 90.

_____________________

Но тем не менее заметка Бенеке о необходимости большой дозы терпения со стороны воспитателя, когда требуется исправить испорченное внимание дитяти, имеет полную свою силу. Ничто так не испытывает терпения наставника, как испорченное внимание ученика, и ничто так часто не вызывает упреков, брани и взысканий, которые только еще более отвлекают внимание дитяти от предмета. Много надобно природного хладнокровия и привычки, чтобы не сердиться на упорную невнимательность иного дитяти; но не надобно забывать, что хладнокровие здесь - неизбежное условие, без которого невозможно развитие детского внимания.

Совершенно справедлива также и та заметка Бенеке, что воспитание внимания не оканчивается детским возрастом и что впоследствии все наше образование, по какому бы то ни было специальному предмету, выражается в накоплении следов и их организации, следовательно, в развитии внимания в избранном направлении *.

______________________

* Ibid. S. 91.

______________________

20. Так неполно разрешается у Бенеке важный для педагога вопрос о внимании; но напрасно искали бы мы полнейшего разрешения этого вопроса у Гербарта и его последователей. Кто смотрит на сознание как на слово, "придуманное для обозначения собрания всех одновременно действующих представлений" *, для того внимание будет всегда явлением необъяснимым.

______________________

* Herbart's Lehrbuch zur Psyholog. S. 18. Замечательно, что в психологии Гербарта и Бенеке мало говорится о таком важном факте, каково внимание; только в своей педагогике Бенеке был вынужден заняться этим вопросом, столь опасным для теории души, как ассоциация следов.

______________________

"Наше внимание, - говорит, например, последователь Гербарта Дробиш, - покоится всегда на тех предметах чувственного восприятия, которые в это время достигают высшей степени ясности" *, а почему достигают - неизвестно. Не наоборот ли: не достигают ли в нашем сознании особенной ясности именно те предметы, на которые мы обращаем преимущественное внимание? Разве мы не можем каждую минуту проверить справедливость этого опытом?

______________________

* Drobisch. Empirische Psycholog. S. 81.

______________________

В противоположность Бенеке ученики Гербарта говорят, что "внимание наше привлекается только новизною" * представлений. Впрочем, это кажущееся противоречие примиряется довольно легко. Если новизна предмета возбуждает мое внимание, то именно в той степени, в какой этот новый след противоречит прежним следам того же рода. Всем знаком факт, что повторение одного и того же впечатления ослабляет силу внимания, и ничего нет труднее, как быть внимательным к длинному ряду совершенно сходных впечатлений (вот почему мы засыпаем под однообразные звуки падающих капель); но точно так же нет ничего труднее, как заметить ряд слов на чуждом нам языке. Незначительное видоизменение (нечто новое) в цветке обратит сильное внимание ботаника и не обратит внимания человека, не занимающегося ботаникой, т. е. имеющего мало однородных следов с той новизною, которая теперь ему представляется. Следовательно, противоположные замечания Гербарта и Бенеке только дополняют друг друга. Дело в том, что нашему сознанию для того, чтобы оно могло усваивать, непременно надобно различать и сравнивать и, чем сильнее возбуждается в сознании каким-нибудь предметом эта сравнивающая и различающая деятельность, тем сильнее будет степень нашего внимания.

______________________

* Ibid. S. 80.

______________________

"Чувства наши, - говорит Бэн, - могут быть одинаково открыты для каждого впечатления; но только некоторые из этих впечатлений имеют силу удержать монополию в душе, давая ей большое потрясение удивления (Surprising)" *. Но удивление может возникнуть только при двух условиях: при новости впечатления и при существующих уже следах однородных впечатлений. Мы не удивляемся самым удивительным вещам в мире только потому, что привыкли их видеть все в том же виде; так, мы вовсе не удивляемся непостижимейшему из явлений - явлению тяготения. Наоборот, столы и стулья, сами собой летающие по воздуху, не возбудив удивления в младенце, в душе которого набралось еще очень мало следов от спокойного положения этих предметов, без сомнения, возбудили бы во взрослом напряженнейшее внимание.

______________________

* The Emotion and Will. P. 637.

______________________

21. Бэн, по своей британской натуре, вслед за Локком, Ридом, Гамильтоном, Чальмерсом, разрабатывает наиболее те явления внимания, в которых выражается воля человека.

"Это факт, - говорит Бэн, - что мы можем свободным усилием изменить или отклонить поток образов или воспоминаний в нашей душе... Но власть моя в этом отношении не неограничена: у одних эта власть более, чем у меня, у другим - менее" *. "Точно так же, - говорит он далее, - как мы можем сосредоточить свое внимание на одном пункте в предстоящей нам разнообразной сцене, следить за одними звуками, оставаясь глухими к другим, или наблюдать давление на одну часть нашего тела, не замечая давления на другие; точно так же мы можем в нашем умственном внимании сильно фиксировать одну идею" **. "Способность управлять нашими мыслями (в сущности то же, что способность управлять вниманием) есть вовсе не какая-нибудь ранняя или легко приобретаемая способность... Уже в школе дитя может быть приучаемо фиксировать беглый взгляд на находящуюся перед ним азбуку; несколько позднее учитель может уже остановить внимание учеников на многих цифрах "умственной арифметической задачи. Молодая душа, всегда отвращающаяся от сосредоточения, может сначала потребовать или возбуждения страха, или приманки наград (словом, мотивов, посторонних для предмета, по выражению Бенеке, как мы видели выше), но напоследок все же наставник торжествует. Власть эта (над вниманием) быстро укрепляется хорошо направленными упражнениями и так созревает в разных областях умственной деятельности, что может обойтись без всяких искусственных возбуждений. Конечно, разве только идиоты (да и те не всегда) могут оказаться совершенно неспособными к умственному вниманию, по крайней мере, в той степени, которая требуется, чтобы выслушать самый простой вопрос и ответить на него. Но есть высшая степень усилий в этом роде, которая принадлежит ученому, изобретателю или человеку, стоящему во главе какого-нибудь сложного дела. Для этих людей подобная способность есть соединение произвольного элемента с интеллектуальным в тесном смысле этого слова. Большое изобилие образов, идей и знаний, сохраняемых памятью, приносит мало пользы для практических целей без этой власти останавливать и выбирать (между предметами сознания как внешними, так и внутренними, т. е. идеями), которая в своем начале принадлежит чисто к области воли" ***.

______________________

* Ibid. Р. 409.

** Ibid. P. 410. Бэн хочет при этом доказать, что и на умственный образ, занимающий место в мозгу, мы действуем не иначе, как через систему мускулов. Это необходимо ему потому, что он назначил для воли одну область - мускулы (в противоположность с германским физиологом Людвигом, допускающим непосредственное воздействие воли на нервы чувства); но это утверждение Бэна не основывается на фактах. Какие факты, например, покажут нам, что при восстановлении тех или других красок в нашем воображении у нас работают глазные мускулы? Для этого мы должны были бы сфантазировать бесчисленное число мускулов, сопровождающих все бесчисленные элементы ретины. Вот почему мы оставили это предположение Бэна как бездоказательное.

*** Ibid. P. 411.

_____________________

"Слова - прилежание, постоянство, искусство и т. п. - прямо указывают на энергию воли в распоряжении интеллектуальными способностями" *.

_____________________

* Ibid. Примечание.

_____________________

Если мы сопоставим эти слова Бэна с приведенными выше словами Бенеке, исключающими всякий произвол во внимании, то для нас ярко выскажутся особенности английского и германского характера, отразившиеся и в психологических системах обоих народов. Даже впадая в противоречие со своим материалистическим миросозерцанием, Бэн не может отказаться от принципа власти над собой, от которой германец отказывается весьма хладнокровно.

Однако же оба этих противоположных взгляда на внимание имеют свою справедливую сторону и дают нам возможность стать на прямую дорогу.

22. Бенеке, видя в нашей воле не что иное, как произведение следов ощущений, потерял возможность объяснить явление произвольного внимания, а когда столкнулся с необходимостью признать его в педагогической практике, то спутался и скорее замял возникающие вопросы, чем разрешил их. Бэн же, напротив, придает слишком мало значения следам ощущений и приписывает все деятельности воле, признавая какое-то бессодержательное созревание ее от упражнений. И то и другое в крайности своей неверно. Воля, как мы это увидим ниже, не возникает из следов ощущений, но принадлежит душе как ее самостоятельная способность; однако же степень нашего внимания в какой-нибудь области интеллектуальной деятельности возрастает не прямо от упражнения воли в этой области, а от постепенного накопления в ней следов и их все более и более усложняющихся ассоциаций - и это уже не сила воли, а сила интереса, т. е. сила самих следов и их ассоциаций. Конечно, упражняя нашу волю или волю других в произвольном направлении внимания как на внешние предметы, так и на наши идеи, мы замечаем, что эта операция, вначале трудная, делается все легче, хотя степень достигаемой легкости различается не только по степени упражнений, но и по врожденному характеру человека. Однако же и это общее укрепление воли в отношении всякого рода внешних предметов и внутренних идей объясняется опять же следами упражнений воли: чем более накопляется в душе следов побед воли над упорством непроизвольного внимания, тем власть наша над вниманием делается сильнее, новые победы для нее становятся легче *. Итак, не увлекаясь крайностями, руководясь фактом, мы признаем, что начало нашей власти над вниманием лежит не в следах ощущения, но и не в нервных токах, а в душе, которая потому и имеет возможность распоряжаться в известных пределах, не превышающих ее природных сил, как следами ощущений, лежащими в нервной системе, так и нервными токами (если, конечно, эти токи существуют на деле, а не в одной теории Бэна). Свободное распоряжение следов ощущений самих собою и токов одних другими есть невозможная нелепость; а так как факт свободного распоряжения существует, то мы и должны приписать это явление особому существу - душе. Крепнет же власть наша над вниманием следами своей собственной деятельности.

______________________

* Замечательно, что Эйлер считал учение чтению лучшим упражнением детского внимания (Eul. Let. XXI). В нашем "Родном слове" мы провели ту же мысль, показав ее выполнение на практике. См. книгу для учащих.

______________________

23. Движимый скорее своим британским характером, чем последовательностью своей теории душевных токов, Бэн придает громадное значение власти нашей над вниманием. Он находит, что степень этой власти имеет решительное значение даже в ученых изысканиях, где "энергия воли поддерживает внимание в выжидательном положении, и как только что-нибудь подходящее начинает показываться уму, то внимание наше кидается на него, как зверь на свою добычу" *. Локк идет еще далее и в различной степени умения управлять потоком наших мыслей видит главную причину различия людей по уму **.

______________________

* Ibid. P. 414.

** Locke's Works. V. I. P. 83. "Очень важно, - говорит Локк, - найти средство приобретать это умение; но я не могу указать другого, как частым упражнением внимания приобрести привычку внимания". Тут ясно ошибочное понимание привычки: привычка и внимание - две вещи, исключающие друг друга. Привычка делает внимание ненужным.

______________________

24. Отправляясь от того факта, что наши различные внутренние чувства (гнев, радость, зависть и т. п.) возбуждаются не иначе, как при представлении их предмета, как, например, чувство дружбы - при виде или воспоминании друга, Бэн говорит, что и наоборот: "Мы до некоторой степени можем управлять нашими страстями, направляя наш ум (наше внимание) на произвольно избираемые предметы или причины. Мы можем сами в себе выработать любящее расположение духа, обращая наше внимание или (что все равно) вызывая в нас ряды идей или воспоминаний, способные пробудить в нас чувство любви. Подобными же стимулами воли, вызывая в себе каталог обид, испытанных нами, мы можем раздуть в себе чувство негодования. И наоборот, мы можем удалить от себя поток тех или других чувств, насильно обращая наше внимание в противоположную сторону. В этом случае мы сами делаем для себя то же, что наши друзья, а равно проповедники и моралисты пытаются сделать для нас, представляя нам насильно мысли, факты и рассуждения, могущие возбудить в нас желаемое настроение духа. Но эта операция (над самим собою) не легка и превосходит средства большинства людей" *.

_____________________

* Ibid. P. 415.

_____________________

Эта последняя заметка Бэна едва ли справедлива: в большей или меньшей степени каждый из нас имеет эту власть через посредство внимания над своими чувствованиями и каждый сколько-нибудь ею пользуется. Но конечно, люди, способные подавить во всякое время самый сильный взрыв страстей, - эти моральные силачи - встречаются так же редко, как громадные физические силачи и гениальные умы.

Бэн справедливо полагает, что такое влияние на страсти, через посредство идей, легче, чем непосредственное влияние на мускулы: "Так, смех нам легче подавить, обращая мысли в другую сторону, чем прямым усилием". Но мы, кроме того, полагаем, что второй способ подавления страстей от первого отличается тем, что в сущности он вовсе не уничтожение страсти, а сокрытие ее: так, подавляя наружное проявление смеха, мы тем злее можем смеяться над человеком в глубине нашей души; тогда как, изменяя идеи наши, мы уничтожаем самую причину смеха. Спиноза придавал, так же как и Руссо, огромное значение этому средству через внимание управлять нашими страстями. "Если мы, - говорит Спиноза в своей "Этике", - станем часто думать о несправедливости, свойственной людям, и о том, что лучшее средство победить ненависть вовсе не ненависть, а любовь и великодушие, то между образом несправедливости и этим правилом установится такая связь, что как только нам будет сделана несправедливость, так и это правило предстанет нашему уму" *. Руссо властью нашею над вниманием и через него над воображением доказывает возможность управлять нашими склонностями **.

______________________

* Spinosa. Ethica. P. V. Propos. 10. Ср. также: Р. IV. Propos. 56.

** Emile. P. 237. "Mais l'homme est-il maftre d'ordonner ses affections? Sans doute s'il est maftre de diriger son imagination sur tel on tel objet, ou de lui donner telle ou telle habitude".

______________________

Самое полное искоренение страстей противоположными им идеями представляют нам христианские мученики, не обнаружившие и признака злобы к своим мучителям, следовательно, вырвавшие с корнем то чувство гнева, которое кажется нам столь естественным. Бэн смотрит на это высшее, поистине удивительное свойство человеческой души только глазами практического англичанина, для которого главное дело в деле, а не в душе. "Привычка, - говорит он, - приневоливать течение наших идей и направлять наше внимание имеет высочайшую цену как для интеллектуальных целей, так и для управления нашим темпераментом и нашими чувствами; достигнуть этой привычки есть высшая степень самоуправления" *. Мы же видим, что есть степень еще выше. Тем же характером отзывается и мнение Локка о том же предмете. Показывая, как направление нашего внимания зависит от привычки заниматься теми или другими предметами и смотреть на них с той или с другой точки зрения, Локк говорит: "Очень важно приучиться держать ум наш свободным от таких преобладаний, и обязанность воспитания состоит не в том, чтобы сделать ум наш совершенным в той или другой науке, но так раскрыть его, чтобы он был способен ко всему" **. Еще решительнее выражается другой английский психолог - Рид, говоря: "Большая часть нашей мудрости и добродетели зависит от направления, которое мы даем нашему вниманию" ***. Знаменитный логик Джон Стюарт Милль также придает большое значение произвольному вниманию, хотя признание произвола во внимании противоречит его миросозерцанию ****.

______________________

* The Emotion and the Will. P. 316.

** On the Conduct of the Understanding, by Locke, 1859. London. P. 49 и 50.

*** Read. P. II. P. 598.

**** Mill's Logic. B. V (on Fallacies). Ch. I. S. 3.

______________________

25. Однако же эта борьба со страстью, увлекающею наше внимание на ту или другую дорогу, не легка.

"Если, - говорит Бэн, - мы имеем в виду усилием нашей воли изменять течение наших мыслей в глубокой печали или при сильном гневе, то против нас дружно восстают обе остальные силы нашей природы: мы должны в одно и то же время противодействовать потоку ассоциаций или собственно уму и бешенству возбужденного чувства" *.

______________________

* The Emotion and the Will. P. 417.

______________________

Понятно само собою, что тому, у кого связь ассоциаций слабее, течение их медленнее и самое чувство не так сильно, легче совладать с этими врагами, которые, однако же, в другом отношении являются величайшими двигателями человеческого развития и усовершенствования. Сильная связь душевных ассоциаций, а равно и упорная страсть, быстро и верно подбирающая эти ассоциации, составляют необходимую принадлежность всякого великого характера - необходимое условие великих открытий и великих деяний. Вот почему у британского психолога слагается такой высший идеал человека.

"Если мы представим себе, - говорит Бэн, - великий, страстный характер, упорно подыскивающий то, что ему нужно, ум, необыкновенно сильный в элементах умственного производства, и волю, которая держит в подчинении и то, и другое, то должны будем сознаться, что желаем чего-то сверхчеловеческого". Этот же британский национальный идеал встречаем мы и во многих английских романах; так как роман вообще, насколько он национален, рисует всегда или положительно, или отрицательно народный идеал человека.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: