Сделай Сам Свою Работу на 5

Вербальные игры и аналогии





 

Как я уже отмечал, слово скорее творит мир, чем отражает его. Значит, чтобы сформировать «правильное» отношение общества к происходящему, нужно назвать происходящее «правильными» словами. А «правильные» слова, это какие? Те, которые вызывают нужные нам эмоции. Пренебрежение и презрение, отвращение и ненависть в отношении оппонентов и врагов. Уважение и почитание, надежду и энтузиазм в отношении собственной стороны.

Как это делается? Не бином Ньютона. Возьмем, например, два набора понятий. Первый: мощь, сила, государство, величие, славная история, национальные интересы, суверенитет, самостоятельность, патриотизм. Второй: слабость, трусость, неуверенность, жадность, агрессивность. Понятно, какой из этих наборов предназначен для друзей, а какой – для врагов. Используются слова, относящиеся к основным ценностям (и антиценностям) общества и не требующие дополнительных пояснений.

Описывая и характеризуя сущностно единые явления и поступки, можно с помощью слов формировать различное к ним отношение. У нас «разведчики», у них – «шпионы». У нас – «борцы за свободу и независимость», у них – «боевики». Мы пришли «освобождать», они – «оккупировать». Этот прием называется семантическим дифференцированием.



Но как быть, если «свои» совершают неблаговидные проступки, а то и преступления? И здесь снова на помощь нам приходит язык – изощренный и гибкий инструмент преобразования реальности. Эвфемизмы – вот решение проблемы. Они снижают эмоциональный накал и затушевывают происходящее.

В такой‑то области губернатор крупно проворовался? Назовем это «нецелевым расходованием бюджетных средств». Сроки сдачи важного объекта сорваны? Назовем это «плановым переносом ввода в строй». Промышленное производство в стране падает? Ничего подобного! Это «отрицательный рост».

По‑видимому, пальма первенства в использовании эвфемизмов принадлежит нацистской пропаганде. Вторжение в Польшу – «полицейская акция». Убийство мирных граждан – «экстраординарные акции». Геноцид евреев – «окончательное решение».

Американцы в ходе локальных войн (во Вьетнаме, в Афганистане, в Ираке) так же широко пользовались эвфемизмами. Локальная война у них стала «конфликтом низкой интенсивности». Концентрационные лагеря – «фильтрационными пунктами». Ковровые бомбардировки – «умиротворением». Ошибочно открытый огонь по собственным подразделениям – «дружественным огнем».



Зато в отношении оппонентов и врагов (или тех, кого мы хотим представить врагами) никаких эвфемизмов. Только хардкор, только негативная определенность. Проще всего это сделать, ассоциировав их с чем‑то, что в массовом сознании изначально негативно нагружено. Поэтому назовем оппонентов «фашистами», «узурпаторами», «агрессорами», «хунтой», то есть наклеим на них ярлыки. Этот прием так и называется – наклеивание ярлыков.

Слишком грубо и прямолинейно? Что ж, тогда на помощь нам придут выражения не столь вызывающие, но формирующие тем не менее негативное впечатление. При каждом удобном (и неудобном тоже) случае будем напоминать о том, как наши оппоненты «ураганили» и «проводили воровскую приватизацию» в «лихие девяностые». А заодно с понимающим видом улыбнемся: знаем, мол, как эти люди сколотили свои состояния! Это прием использования неопределенных выражений и намеков, имеющих негативную окраску.

Но точно так же можно использовать положительно окрашенные неопределенные выражения. Скажем, «мы все, как один человек, сплотимся вокруг (фюрера, ленинской коммунистической партии, национального лидера – в общем, нужное подставить)».

Кстати, столь любимое в медийном дискурсе современной России выражение «лихие 90‑е» – это прием создания контраста, который в данном конкретном случае выгодно оттеняет нынешнее положение вещей. И вообще сравнение, контраст – один из любимых методов пропаганды.



Вам не нравится, как в вашей стране работает полиция? Вы полагаете ее неэффективной, грубой и склонной к злоупотреблениям? Да вы только посмотрите, как полицейские устраивают настоящую охоту на чернокожих в Америке! Там так легко, как бутылкой из‑под шампанского в анус, не отделаешься, там возьмут и пристрелят.

Не нравится «закон о лайках», который позволяет подвергнуть завсегдатая социальных сетей уголовному преследованию за перепост чужого материала и даже за простое одобрение текста, рисунка, фото или фразы? Так смотрите, что эти чертовы американцы через свое АНБ творят по всему миру! Всех подслушивают, всюду подглядывают.

Автор в данном случае не утрирует и не сгущает краски. В пропаганде приблизительно все так и обстоит. Просто, еще проще, совсем просто. Но ведь работает!

Послушайте соотечественников, которые уверены, что все беды России от того, что ей Запад завидует, хочет подчинить себе наши ресурсы и изо всех сил нам гадит. Или украинцев, буквально одержимых разоблачением происками Кремля и лично Путина против «неньки Украины».

Здесь к месту приходится использование исторических аналогий и исторических свидетельств. История – неиссякаемый резервуар опыта, а потому позволяет найти практически любую нужную историческую аналогию. Лучше, конечно, если аналогия не очень изощренная – не стоит доверять эрудиции потребителей информации. Однако в любом случае использование исторических аналогий льстит людям, позволяя им считать себя эрудированными.

И вот «говорящая голова» на российском ТВ ничтоже сумняшеся призывает зрителей вспомнить «многовековую агрессию Запада против России», оперируя такими реперными точками, как польско‑литовская интервенция Смутного времени, война с Наполеоном, Крымская война, 1941 год. Тогда и нынешняя война санкций вписывается в этот исторический ряд. Ведь у Запада, получается, никогда не было более важного дела, чем вредить России. Наверное, в этом смысл его существования. Как смысл существования дьявола в том, чтобы вредить реализации божественного замысла.

А украинские мастера пропаганды столь же легко докажут, что история Украины – это многовековая борьба украинцев за свободу и независимость против «поляков, жидов и москалей».

Конечно, найдется какой‑нибудь сомневающийся интеллигентик, в заикающейся манере пытающийся напомнить, что Россия не только воевала с Западом, но еще и плодотворно и долго с ним сотрудничала, и что Украина получила кое‑что позитивное от «имперских кацапо‑монголов».

Предвидя появление подобных «отщепенцев» да и вообще желая не допустить появления «неудобных» тем и вопросов, можно самим, превентивно поставить вопросы, чтобы они структурировали проблему «правильным» образом, направили размышления в «правильном направлении» и подсказали «правильные» ответы.

Представьте бьющегося в пароксизмах патриотизма телеведущего, громогласно задающего вопрос: «Поддерживаете ли вы право нашего народа на свободу, независимость и сохранение территориальной целостности государства?» А еще такой вопрос может идти бегущей строкой якобы в качестве социологического опроса.

Ответ на него очевиден, не правда ли? Но ведь в данной формулировке отсутствуют такие «нюансы», как желательность федеративного устройства страны, ее двуязычие и проч. То есть более гибкие и центристские предложения просто отсечены.

Но именно публицистичность формулировки и безальтернативность ответа предопределяет убедительность пропагандистского вопроса. Более того, зачастую задать такой вопрос гораздо важнее, чем выслушать ответ на него.

Еще раз повторю, что эффективность всех охарактеризованных приемов (которых на самом деле больше, чем здесь перечислено) значительно возрастает при условии их синхронизации с визуальным рядом. Более того, именно визуализация обеспечивает их убедительность.

Хотя можно привести еще ряд технических приемов, суть останется прежней. Ложь, слухи, сплетни, намеки, то бишь фактоиды, вербальные игры, аналогии и контраст суть основные методы формирования предубеждений. Посредством их использования готовится сцена, на которой разыгрывается медиаспектакль.

 

 

Глава 5

Доверься мне!

 

Когда сцена готова, на ней появляется коммуникатор – инстанция, несущая зрителям медиаспектакля эмоционально окрашенное послание. Чем больше люди доверяют инстанции, тем сильнее воздействует на них послание.

По мнению Аристотеля, добиться доверия не так уж сложно: всего‑навсего надо быть добродетельным человеком. Личная добродетель – самое эффективное убеждение. Люди поверят такому человеку, даже если он заблуждается. Ведь его заблуждение добросовестно, а не намеренная уловка.

К сожалению, добродетельный человек на публичных аренах современного мира – не меньшая редкость, чем единорог средневековых бестиариев. Поэтому ставку приходится делать не на моральные качества коммуникатора, а на его способность вызывать у аудитории доверие.

Понятно, что доверие не тождественно добродетели. Более того, в профессиональном языке термин «доверие» намеренно очищен от любых моральных коннотаций, в то время как «добродетель» – моральное понятие. Доверие может продуцироваться социальным статусом, профессиональной компетентностью и квалификацией, известностью и личным обаянием. Хорошо известно – как из исследований, так и, полагаю, из личного опыта и наблюдений читателей, – что мнение людей, считающихся авторитетами в своей области, влияет на наше мнение и наше поведение.

 

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.