Урок второй: принципы целесообразности. 11 глава

— Кажется...

— Это 'имело место быть' или это 'назревало'?

— Будто бы нет...

— Итак, 'оргию' в основном смысле слова исключаем. Далее. У этого слова есть ещё одно значение, трактуемое примерно как 'сексуальное действо с большим числом участников, допускающее половые акты между различными партнёрами'. Это имело место?

— Тоже нет...

— Итак, второе значение тоже не подходит. Следовательно, применение слова 'оргия' следует считать словоблудием. Теперь — о 'пирушке'. За весь вечер мы съели грамм по 200 торта, выпили по бокалу шампанского и где-то по литру мандаринового сока. Собственно, чтобы это 'заработать', Вероникиному земляку со средним достатком понадобиться час-два. Скажем, это — не такой уж большой рацион для полусуточного употребления! Если вспомнить, что слово 'пирушка' ассоциируется в вашем языке с некоторым обжорством, то применение этого слова ничуть не более оправдано, чем слова 'оргия'... Что же касается слова 'разгульная', то покажи, пожалуйста, в чём именно ты видишь разгул?— Линда говорила тихо и настолько медленно, что мало сказать 'тщательно подбирала слова' — похоже, она в это время непрерывно 'работала с системой'. Если я правильно поняла,— продолжала она,— слово 'разгул' было когда-то образовано от гульбищ 'удалых молодцов', в современном понимании — просто хулиганов. Да, разгульным поведением они самоутверждались, демострируя свою силу, 'лихость', непобедимость... Если я правильно поняла значение и этого слова, то вся твоя фраза о 'разгульной пирушке, переходящей в оргию' — просто — уж извини — словесный понос...

— Ну, ты круто чересчур... эко завернула...

— На Земле научилась. С вами, ребята, приходится 'круто заворачивать' — если хочешь, чтобы вы хоть о чём-то задумались... Не обижайся — заставить землян задуматься действительно очень тяжело...

— Ладно, согласен...— пауза затянулась. Заметив, что я снова погрузился 'в глубины собственных мыслей', Линда присела передо мной на корточки и заглянула в глаза:

— Ну?

— Знаешь,— наконец выдавил я из себя,— расскажи-ка мне, как ты сама к этому относишься и как я должен, по-твоему, к этому относиться?

— Я? Да никак!— Она на секунду задумалась.— Ну, например... как к прогулке по парку, как к вечеринке, посещению театра, кино... Как к любому развлечению, поднимающему настроение всем участникам...

— То есть, ты хочешь сказать, что, когда ты вдруг передо мной на берегу разделась — ты просто развлекалась?

— Да нет же... Чушь какая... Я об этом даже не подумала... У нас вообще белье употребляется... скажем так: в гигиенических целях... а не для прикрытия тела... А с эдаким-то чудом я впервые столкнулась на Земле и была жутко удивлена... Это казалось таким смешным... Представь: идёт Гусак по пляжу; чинно эдак; под руку ведёт Гусыню... И — оба зачем-то прикрывают какую-то часть своего жирного тела кусочками материи... Солнышко светит... Жара... Материя, извините, шерстяная... Под ней, извините, не прохладно... Бррр, противно! Жуть какая-то! Да при этом ещё час-другой на солцепёке, а в воду зайти боятся — плавать, оказывается, не умеют, 'а тут — волны...'...— Заметив, что я улыбаюсь, она как-то приободрилась, повеселела, заговорила маленько побыстрее:

— Ты знаешь, я тогда так фыркнула — не смогла удержаться... Командор на меня сначала бросил почти осуждающий взгляд, потом улыбнулся и 'разрядил обстановку': 'Интересно, как бы тебе понравилось на Грэте...'. Я не знала, что это за планета, а спросить постеснялась; но большинство наших ребят были явно в курсе и дружно 'прыснули' — уж кто как умел... Минут пять пересмеивались... Кстати, в системе никакой информации об этой 'Грэте' нет — видимо, там действительно 'было что посмотреть', если, кроме разведчиков, о ней никто не знает...

— Это что — привилегия разведчиков — лишать людей информации, если 'там есть что посмотреть'?

— Нет, это — общие законы доступа к информации. Если Какая-нибудь цивилизация характеризуется абсурдной, с нашей точки зрения, логикой; либо имеет слишком низкий уровень совершенства или высокий — 'благоглупости' (ценишь — 'Земной' термин!) — информация о ней не становится общедоступной в системе; её могут получить только специалисты-'цивилизологи' (если можно так выразиться)... Они же принимают коллегиальное решение об ограничении доступа. Видимо, на Грэте действительно было немало 'чудес' — если даже я, с категорией 'самостоятельный разведчик', не могу получить эту информацию...

— А что значит 'самостоятельный разведчик'?

— Это значит, что я могу внедряться в другую цивилизацию и действовать там самостоятельно, не испрашивая разрешений и не сверяя каждый свой шаг с системой. За мной следят, могут потребовать разъяснений, могут высказать иную точку зрения, которую я обязана выслушать; но — пока я имею эту категорию, никто не имеет права мне диктовать, как поступить в той или иной ситуации на планете — решение я принимаю сама.

— А не боишься ошибиться?

— Ну, если боишься... так никто ведь не запретит запросить совет системы...

— Этой 'электронной сверх-железяки'?

— Не упрощай. 'Железяка', сударь, как Вы изволили выразиться, только хранит, сортирует и передаёт информацию — ту, которая мне нужна и в таком виде, в котором я захочу. 'Железяка' может поднять тревогу, если — с её точки зрения — что-то не так. Но она не принимает никаких 'судьбоносных' решений. Ежели в таковых будет необходимость — она быстренько выберет из списка экспертов по этим вопросам человек 10-15, разошлёт запросы, сделает статистическую обработку ответов и порекомендует, в итоге, то или иное решение. Собственно, это и есть 'коллегиальное решение'. Тот исполнитель, который должен будет это решение осуществить, получит список ответивших экспертов, их точки зрения и результат; а принять решение или опротестовать — это уже его право. Но опротестованные решения потом пересматриваются советом экспертов и доверие к исполнителям целиком и полностью зависит от числа необоснованных протестов... Собственно, я ведь об этом уже рассказывала...

— Да... Но мы говорили о Гусе.

— Честно говоря, с тех пор я так ни разу ещё и не побывала на Земле на 'общественном пляже' — не могу я на себя такое надеть; да и смех душит, как увижу это лежбище и вспомню Гуся... Обычно купалась в безлюдных местах, пока Джерри не установил у Вероники пассер. Тогда стала купаться там.

— А как хозяйка?

— Вероника? Сначала была немного озадачена; но — надо сказать, что это длилось недолго: уже через неделю разделась; причём, как видишь, ей это явно нравится и до сих пор...

— А Джерри?

— Он поначалу благоразумно не показывался, а потом пришёл, когда мы были уже в воде, спокойно так разделся и подплыл к нам. Девочка сначала чувствовала себя немного неловко, но, видя, что я не придаю этому никакого значения, быстро успокоилась. К дому мы поднялись, не одеваясь.

— А она замужем?

— Да; причём с её мужем вышло ещё интереснее: он, как оказалось, давно уже предпочитал загорать без одежды, но боялся предложить это жене. Бред какой-то!... Мы изучали окрестности и обнаружили там место, именуемое 'нудистский пляж'. Там никто не прикрывался лоскутками материи, как на 'общественном'; но для многих это было всё же не естественное состояние: кто-то откровенно возбуждался, хотя и старался этого не показать; кто-то стеснялся, но, подчиняясь подсознательному зову природы, всё же шёл туда; и лишь примерно половина 'нудистов' — так они себя называют — действительно чувствовали себя совершенно свободно и естественно. Я набралась смелости разговорить одну девушку и получила полное удовольствие: её взгляды на все эти вещи практически не отличаются от нормальных. Мне даже удалось порядком её развеселить рассказом о Гусе... Но самая большая загадка для меня была в том, что у некоторых присутствующих там экземпляров сам вид голого тела действительно вызывал возбуждение... Я как-то привыкла считать, что возбуждает действие, поведение, тон, 'обещания'; может — вид одежды, 'полуодетость', но — не совершенно голое тело...

— Ну, если его никогда не видеть, а потом — вот так — вдруг — сразу...

— Ну, так может возбуждать даже рука или нога... если её никогда не видеть, а потом — вот так — вдруг — сразу...— мы рассмеялись.— Но это уже — просто сексуальный фетишизм...— с улыбкой резюмировала Лин.

— У нас как-то... принято считать, что вид голого тела всё-таки должен возбуждать...— заметил я.

— Что-то я вчера этого за тобой не заметила...

— То есть?

— Ты хочешь сказать, что вчера, когда ты весь вечер провёл в обществе двух голых женщин, ты хоть раз был действительно возбуждён? Можешь не отвечать — 'индикатор' тебя всё равно выдал бы, а я этого что-то заметила... Но, тем не менее, удовольствие ты явно получил, не так ли?

— Так...— Вынужден был согласиться я.— Причём... это было что-то... новое, непривычное — какое-то ощущение наполнявшей тебя свободы, что ли...

— То есть нормальное состояние нормального человека; к сожалению — довольно редкое явление на вашей планете...

— Но всё же — мы упорно уходим от темы: как я должен ко всему этому относиться?

— Я же сказала: как к вечеринке.

— Но то, как мы себя вели, противоречит общественной морали...

— Чушь собачья... Извини — это я на Земле 'нахваталась'... Кстати, у одного профессора-радиофизика... Я не знаю, о какой общественной морали ты говоришь; но — с точки зрения объективной морали — я позволю себе считать моральными такие мои действия и поступки, которые не доставляют неприятностей или неоправданных хлопот окружающим меня существам и позволяют, например, поднять настроение мне или моим друзьям; те же действия, которые создают проблемы для окружающих — вызывают у них, например, тревогу или страх, или, тем более, наносят им прямой ущерб — я, по-видимому, сочту аморальными; тем более, если из этого я прямо или косвенно извлекаю удовольствия или блага. Это — неточное и далеко не полное определение, но — достаточное, чтобы определиться в своём отношении ко вчерашнему вечеру. Скажи, кому из участников было плохо?

— Ну... никому, по-моему...

— Кому из тех, кто не участвовал, это событие испортило настроение?

— Думаю, тоже никому.

— Тогда — извини, конечно; но: в чём же аморальность происходящего? Я понимаю, что ваша перевёрнутая с ног на голову мораль считает нормальным напиваться до свинского состояния, которое почему-то вызывает сочувствие большинства окружающих; она считает нормальным принудительную моногамию, которая травмирует психику и которой на самом деле реально не придерживается подавляющее большинство членов вашего общества... Она охотно терпит адюльтер — когда никто о нём не знает и жесточайше бичует его участников, когда о нём становится известно обществу... Она основана на лжи и лицемерии, и, уже поэтому — алогична в принципе. Всякий, кто попытается ей следовать — неизбежно запутается и будет, как ты сегодня, мучаться вопросом: 'to do — or not to do'...

— Согласен. Но, чтобы как-то нормально жить, человек должен следовать какой-то морали...

— Да ради Бога! Но почему — лживой?!!!

— А если объективная недоступна?

— Чушь! Она доступна всем существам, способным к здравомыслию.

— А если общественная мораль настолько свихнула мозги набекрень, что понятие 'здравого смысла' само по себе уже искажено?

— 'Свихнуть мозги набекрень' можно отдельно взятому человеку. Познакомившись с Землей, я соглашусь: можно — даже обществу, хотя и не надолго. Но невозможно — самой природе (диким стайным животным, например). И, поскольку психология их взаимоотношений близка к человеческой...

— Хорошенькая новость...

— Ничего нового... Так вот, поскольку она достаточно близка — вполне можно при определении многих понятий опираться на неё. Кстати, на будущее: если хочешь заняться общественной моралью — займись для начала психологией волчьей стаи... Когда освоишь — просмотри львиную; думаю, что после этого ты поймёшь достаточно, чтобы не спорить о морали... Ты не будешь нуждаться в споре для познания истины: большинство вещей ты будешь просто знать, а остальные будут логически вытекать из твоих знаний...

— Извини, но... К такому повороту я просто не готов...

— Я знаю... Поэтому и говорю: 'на будущее'.

— Линда, послушай...

— Слушаю...

— Извини, ради бога, но после такого вечера... Я просто вижу, что для тебя там не было просто ничего необычного... Я хочу спросить: а как ты — вообще, в принципе — относишься к моногамии?

— Никак,— пожала плечами челланка.— Хотя, признаться, я не совсем понимаю, при чем здесь моногамия... В смысле — какое отношение она имеет к происходящему...

— И всё же?

— Ну, это... просто одна из форм семейного сосуществования — кстати, далеко не самая лучшая... Принудительная моногамия наиболее распространена при патриархальном строе, предельно трудных условиях жизни и безобразно низком уровне развития общественного производства. Я не жила в таких условиях и смею надеяться, что не буду; и потому такая форма семьи меня особенно не привлекает.

— А какую же ты, извини, предпочитаешь?

— Свободную.

— То есть?

— Ну, как тебе сказать...

— Так и скажи.

— Это в двух словах не объяснишь...

— Я готов долго и терпеливо слушать.

Линда задумалась.

— Ладно слушай, раз готов...— наконец произнесла она.— Ваша 'законная' моногамия в большинстве случаев является, по сути дела, завуалированной формой рабства — либо заурядного, либо сексуального... Реже — сделка, договор об экономическом сотрудничестве.

— Ну, ты даёшь...

— Да нет, это как раз вы даёте... Не забывай: я ведь прибыла сюда, чтобы заниматься статистикой... Так вот, статистика эта совсем неутешительна: более 2/3 ваших 'моногамных' семей явно таковыми в чистом виде не являются. Это как раз понятно: любое принудительное ограничение круга общения (в том числе — сексуального) неизбежно приводит к возникновению конфликтной ситуации, в результате дальнейшего развития которой участники либо попросту плюют на это ограничение и построенную около него общественную мораль, либо имеют в жизни массу проблем, нередко приводящих их в кабинет психиатра...

— Ты предлагаешь полигамию?

— Я предлагаю свободу.

— Поясни.

— Слушай. Во-первых, у нас не принято каким-либо способом принудительно ограничивать свободу общения людей, с которыми ты общаешься, в том числе — свободу сексуального общения. Если я провела с кем-то ночь, это, в общем случае, не даёт права ни ему, ни мне требовать от другого, чтобы тот 'больше ни с кем — ни-ни!' Это считается настолько нелепым, нелогичным, что даже не приходит в голову...

— То есть вы там как — все — со всеми?

— Не разочаровывай меня, Гарри. Очень тебя прошу. Выслушай до конца — и, я думаю, ты всё поймёшь — так же, как с вечеринкой. Я расскажу тебе немного о своей жизни, а морально это или нет — решай сам.

...Первый раз я испытала труднопреодолимое влечение на такой же примерно вечеринке: нас было три пары пятнадцатилетних разбойников, высоко в горах; в сутках ходьбы — ни одной живой души. Поскольку обнажение у нас в принципе не считается чем-то неестественным, мы развлекались тем, что голышом прыгали в сугроб из окна второго этажа. Это было весело и совершенно нормально. Естественно, допрыгались до того, что 'зуб на зуб не попадал'. Одеться, естественно, никому в голову не пришло. Чтобы согреться — забрались все вместе в небольшой бассейн с тёплой водой. В бассейне я оказалась между двух крепких, мускулистых парней, причём оба мне нравились: весьма неглупые ребята, достаточно корректные, доброжелательные, искренние, веселые... Здесь я впервые в жизни почувствовала, что если любой из них пожелает меня прямо сейчас — я не найду в себе сил отказать и буду ему благодарна за такую инициативу. Но — ничего не произошло. Осталось только такое 'ждущее желание'... Оно росло, росло... и вылилось в бурную, совершенно необузданную страсть, которой совершенно случайно воспользовался Джерри.

— Тот самый?

— Именно. Причём произошло всё до смешного просто: на каком-то весёлом игровом вечере он ('принц') получил меня ('принцессу') по сути дела, как 'приз'. По логике развития событий он должен был взять меня на руки и отнести на 'трон', что должно было вызвать у публики бурю восторга. Однако мы вовсе не обязаны были этого делать — я могла пойти и сама... Джерри, как истинный джентльмен, поглядывал искоса на меня, пытаясь определить моё отношение к подобному поступку: мы ведь вообще друг друга не знали. Может, благодаря этой элементарной корректности, а может — просто я уже 'чего-то неясного хотела' — и 'только тут поняла, чего именно', но тут я почувствовала к нему такую симпатию и какую-то неведомую раньше нежность, что, сама плохо понимая, что делаю, подошла к нему, потупив глаза, покраснела 'до ушей' и... Очнулась уже у него дома, в постели, утром. Конечно, уж на этот раз всё произошло... Похоже, и не один раз. Предельная корректность Джерри теперь раздражала — я толком не понимала, нужно ли мне было всё это делать или нет; кроме того, я совершенно не помнила, что творилось на сцене а что — уже дома. Какая-то растерянная и опустошённая, я убежала домой.

Несколько дней меня не видели. Потом я решилась 'выйти в люди', но какая-то неясная тревога оставалась: если я вела себя на сцене, как в постели — это слишком неэтично, чтобы отношение ко мне не изменилось; а мне бы этого вовсе не хотелось. В тот же день меня представили: 'знакомьтесь: это та принцесса, которая, как только её берут на руки, тут же падает в обморок...'. Сказано было без иронии — у нас как-то не принято иронизировать над слабостями, тем более — над женскими, просто всем было весело и эта шутка вызвала ко мне общий интерес. Но — я смутилась, и это было слишком хорошо видно... При этом присутствовал Джерри. Он только молча встал — наступила тишина. Тогда, метнув какой-то 'неопределенный' взгляд сквозь говорившего, Джерри подходит ко мне и берёт меня за руку. Это было как нельзя кстати — я почувствовала себя гораздо увереннее. По сути, этим он 'поставил точку' в общественном мнении: нас теперь воспринимали, как сложившуюся пару. В тот же вечер он рассказал, что случилось: как я потеряла сознание (похоже, просто от перевозбуждения), как он 'не захотел отдавать свой приз' и отвёз меня к себе домой, как только я немного пришла в себя. Я жила в тот вечер, как в тумане, плохо соображая, что происходит; меня оставили ночевать у него, а ночью я, стуча зубами, забралась к нему в постель и вцепилась в него, как в свою последнюю надежду в этой жизни... Той же ночью я стала женщиной, даже не определившись — нравится мне это или нет...— Линда замолчала, задумчиво глядя в окно...

— А сейчас?

— Ну, сейчас-то я знаю, что мне надо!— Улыбнулась она,— Хотя... Признаться, до сих пор не могу понять, как я могла попасть в постель к совершенно незнакомому парню, даже не зная его имени...

— У вас это не принято?

— Не то слово... Это — вообще нонсенс...

— А как считается нормальным?

— Нормально — когда постель — далеко не самое главное, что связывает людей. Это... ну, пусть будет... обоюдное удовольствие... Но ведь живут-то люди не ради удовольствия... Собственно, я считала это знакомство крайне неудачным — оно началось с постели, мне было стыдно за свою слабость и жутко — ведь я понятия не имела, где я и с кем... Прошёл почти год. Мне было уже восемнадцать, я была довольно близка с двумя ребятами — помнишь — теми, 'из бассейна'? Мы были в прекрасных отношениях и нам было вполне хорошо втроём... Любила ли я кого-либо из них достаточно серьёзно? — Не знаю. Нам было хорошо. Причём это были действительно интересные, эрудированные ребята... А Джерри был молчун. Ещё и психолог по специальности — а мне это казалось довольно скучным... Может, мы бы и не сошлись больше с ним никогда, если бы не одно небольшое приключение...

Линда снова замолкла на минуту, затем продолжила:

— Ты знаешь, на Земле я часто слышала: 'друзья познаются в беде'... Довольно избитая у вас фраза, но от этого — не менее верная... Нас было человек пятнадцать, решивших прогуляться 'по диким местам'. В эту компанию попали и мои мальчики, и Джерри. Мы 'прогулялись' уже основательно, но вот перехода через болото у нас в коллекции ещё не было. Естественно, решили пройти... Место там попалось одно такое... Брёвнышко меж двумя буграми лежало тоненькое, а под ним — топь. Проходили по-одному. Подо мной, естественно, сломалось брёвнышко — иначе и судьба бы моя не изменилась, и рассказа этого не было бы... Погрузилась сразу — по самые плечи, и начала медленно оседать, проваливаться куда-то... Жуткое такое ощущение... Все — в каком-то оцепенении: застыли и стоят. Я хочу крикнуть — и не могу, как парализованная... Только слёзы катятся... От бессилия, наверно... Сообразила, схватилась за бревнышко, попыталась вскарабкаться — погрузилась ещё больше, уже вместе с ним... Вдруг какой-то громовой властный голос: 'не двигаться!' — поняла, что это Джерри и... погрузилась с головой. Вытащил... Пока у других волосы дыбом ещё стояли — он уже вытащил, грязь с лица вытер и целует, а у самого слёзы из глаз — ручьями... Потом, года через два, смеялись с ним вместе, как он с меня грязь слизывал — он и рассказал, что там произошло... В первую секунду,— говорит,— ничего не понял ещё, но мысль уже сверлит: ни с кем ни о чём не разговаривать, не договариваться — не успеешь... Шнура альпинистского моток сорвал у кого-то с плеча — тот не понял, сопротивляться начал — пнул его между лопаток, а шнур забрал... Привязал конец к дереву, прикинул витков с десяток, обвязался — уже секунд пять прошло... В висках — будто таймер грохочет... Когда прыгнул — моя только шапочка виднелась, а под ней — пусто уже... Нащупал, потащил — сам ушёл в грязь. Пытался одной рукой за верёвку тащить — скользит рука: шнур гладкий, негнущийся, грязью основательно смазанный... Обхватил меня ногами, двумя руками подтягиваться начал — пошло дело... А тут и народ очнулся, за шнурок тянуть начал... Так и вытащили. Когда,— говорит,— целовал — так и грязь не вонючая была, а как прошли маленько — совсем невмоготу стало: пришлось народу в разные стороны разбредаться — воду искать. Нашли ручеёк — тщедушный, маленький; мыться в нём начали — смех один; еле-еле сами отмылись, одежду в мешок затолкали, да так до дома и шли...

— Голые, что ли?

— Ну, не совсем — холодновато было, да ещё — после купания... Нашли ребята кое-какую одежонку — 'срамоту прикрыть', как у вас говорят... Скинулись — 'с миру по нитке, голому — рубашка'... Мальчики мои совсем сникли тогда — видать, неудобно было, что так опростоволосились... Не думаю, чтоб струсили — непохоже это на них; просто прозевали — а могло бы уже всё и закончиться... Мы с ними и не встречались больше — так и не смогли они свою неловкость преодолеть... А к Джерри я в тот вечер второй раз в жизни попала, и — опять в постель... Только ничего у нас в ту ночь не было — просто нарадоваться не могли, наглядеться — не до всего прочего было... Вот с тех пор у нас с ним отношения такие и стали: когда его день нет поблизости — я места себе не нахожу; а если его с неделю не увижу — с ума схожу, готова на край света пешком идти — лишь бы его увидеть...

— Так ты и сюда...

— Соображаешь, Гарри... То-то, видно, ты мне и приглянулся, что соображаешь неплохо... когда хочешь... Так вот, как узнала я, что ему предложили сюда на два года перебраться — представь, что со мной было... Нашлись люди, помогли: подвели к командору, а дальше — сама... Разревелась я, как девчонка, да так всё ему и выложила... Ну, если бы речь шла об известной планете, да ещё в нашей системе — меня бы просто как его подругу взяли — это совершенно нормально... 'Фокус' заключался в том, что экспедиция должна была работать вначале вообще за пределами действия системы, самостоятельно налаживать её фрагменты здесь, а уже после этого приступить к работе, причём — на планете, которой ещё никто из нас не видел.

Я понимала, что это — безнадёжно, никому я здесь не нужна и два года мне придётся 'на стенку выть' — так, кажется?... Спасла случайность: уже разводя руками, командор бросил взгляд на мой идентификационный номер на карточке. Номер этот показался ему знакомым; где-то через полчаса он вспомнил, что два моих статистических исследования — на Весте и на Моане — прошли по системе в разделе новостей с пометкой 'особо интересная информация'. С точки зрения выпускающего редактора... Как только командор это припомнил — тут же вызвал своего специалиста по статистике, седого бородача; объяснил ему ситуацию. Тот нахмурился: не понравилась ему 'постановка вопроса'... По неписаным экспедиционным законам, я могла попасть в состав только в случае, если он сам меня на своё место рекомендовать станет... И командор не уговаривать его должен, а отговаривать, ибо всякое изменение в команде перед самой отправкой чревато труднопредсказуемыми неприятностями... А тут еще девчонка выглядит так, что у всех присутствующих уже сердечко щемит; а что-то там, вдали начнётся? Взял командор мою карточку, вставил в демонстрационный экран, вызвал титульные блоки обеих моих работ и молча вышел. Понял седой бородач, что от него требуется — нахмурился ещё больше. Никто в комнате остаться не рискнул — все разошлись. Сижу перед дверью, дрожу, 'как осиновый лист': получится — не получится? Сколько просидела — не помню, уже темнеть начало; только, как дверь открылась — встать не могу, гляжу прямо перед собой и ничего не вижу: слёзы глаза застилают... Подошёл бородач — по голове гладит, глядит как-то задумчиво — а я вовсю разревелась, удержаться не могу: уверена, что ничего не получится и он меня поэтому успокаивает... Он мне что-то говорит — я ничего понять не могу, а слёзы сами из глаз льются... Джерри вошёл, тут бородач ему просто так и ясно говорит: 'бери, дескать, свою подругу — стар я уже такие вещи писать — работоспособность её, похоже, уж никак не хуже моей будет...' Тут до меня дошло, что он ведь и мне то же самое говорил — да я не слышала... Короче говоря, в тот вечер всё остальное уже без меня решали — я слова толком вымолвить не могла. Категорию 'самостоятельного' бородач мне 'сосватал', а командор подтвердил...

— Что значит 'сосватал'?

— Это же ваш жаргонизм... По правилам, разведчик может получить категорию 'самостоятельного', если его 'представит' к этому 'самостоятельный разведчик', имеющий на своем счету не менее 7 успешных экспедиций с такой категорией. Подтвердить должен руководитель экспедиции, имеющий тоже не менее 7 успешных экспедиций. Это — очень редкое сочетание. Я имела только 2 экспедиции в ранге 'ведомого разведчика', Джерри — тоже две, но к этой экспедиции он уже получил категорию 'самостоятельного' — где-то проявил себя примерно так, как тогда на болоте, и командор той экспедиции его 'представил', а этот — 'подтвердил'. Собственно, для меня это была последняя необходимая 'ступенька': ведомый разведчик не имеет права работать за пределами действия системы, а нам предстояло именно это.

— Ведомый — это?

— Тот, кто буквально шагу не может ступить без системы. Учиться так очень удобно, но — говорят, что после 4-5 экспедиций начинает основательно раздражать. Если же учесть, что многие имеют по 5-7 экспедиций за всю жизнь и уходят 'ведомыми' — сам понимаешь...

— А почему же бородач тебя представил?

— Я думала, что из жалости. Неприятно было — до жути. Хотела пойти и от всего отказаться, да не могла 'собраться с духом'... А уже перед самой отправкой Джерри показал сводку новостей по представлениям научных работ на повышение ранга автора: там была моя вторая работа, а представил — тот самый бородач. Только тогда я успокоилась: такого 'из жалости' не делают. Если представленная работа 'проваливается' — тот, кто представлял, потеряет 1 ранг; если пройдёт — получит 0,2.

— Прошла?

— Узнаю, когда вернёмся... Пока не решаюсь посмотреть...

— Ну, и как ты чувствовала себя в экспедиции?

— Как на сцене. Все знали, как я сюда попала и многие неплохо знали Джерри. Поэтому всем было очень интересно, что же я из себя представляю. Похоже, что 'экзамен' я выдержала, потому что буквально через неделю абсолютно все мужчины в экспедиции, включая командора, открыли мне полный доступ к информации о своих контактах.

— То есть?

— Ну, понимаешь... Есть там подсистема, которую в народе называют 'подсистема-флирт'.

— Как интересно... Чем только создатели систем не занимаются...

— Не смейся, это очень серьезно... Создавалась она для того, чтобы фиксировать все половые контакты, что даёт возможность отслеживать родословные, делать интереснейшие статистические и генетические выводы... Кстати, позволяет довольно просто отслеживать и перехватывать пути распространения венерических заболеваний... Однако, поскольку любую информацию о себе я могу открыть или закрыть по отношению к конкретному другому абоненту, эту подсистему стали очень успешно использовать для самых разных вариантов флирта.

— Не понял?

— Например, я хочу встретиться с понравившимся мне человеком, но стесняюсь к нему подойти. Или, что скорее — просто боюсь получить отказ. Тогда я открываю ему в системе доступ к информации о своих контактах. Это звучит примерно так: 'видишь — я ничего от тебя не скрываю...' Жду. Система обязательно сообщит ему о том, что открылся новый уровень и что именно там находится. Если он даже не поинтересуется этой информацией — значит, ему это неинтересно, продолжать 'заигрывать' просто бессмысленно. Если поинтересуется количеством партнёров и замолчит — значит, не надо было вести беспорядочную половую жизнь...

— Даже так?

— А как ты думал? Я, например, вряд ли вообще отвечу мужчине, который в моём возрасте уже 'набрал'... ну, где-то 5-6 связей...

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: