И для чего ему нужна невеста? 1 глава

Незнакомец улыбнулся, превозмогая боль, в карих глазах плавали пластинки льда. Указательный палец, мелькнув стрелой, ткнулся в грудь Агареса: буквально в последний миг демон успел загородиться «смертьфоном». Ноготь с идеальным маникюром сломался о кнопку, и вместе с сухим треском к Агаресу пришло обреченное понимание – отныне он остался без прямой связи с Сатаной. Аппарат в его руках стремительно потяжелел, за краткое время сравнявшись по весу с приличным кирпичом. Сравнение кольнуло мозг Агареса чудесной идеей. Побывавшие в России демоны рассказывали, что лучший прием в драке – это предмет вроде рессоры от трактора «Беларусь». Трактора поблизости не наблюдалось, поэтому Агарес применил подручные средства. Коротко, как дротиком, он поочередно ткнул «смертьфоном» в оба глаза и рот незнакомца – три-четыре раза подряд, со всей возможной силой, словно забивая длинный гвоздь.

Белокожий молча опрокинулся на спину: голова с размаху стукнулась о ступеньку, однако глаза оставались открытыми. Незнакомец не только не лишился сознания – он вновь совершил попытку схватить Агареса, но уже за ногу. Не желая далее искушать судьбу, демон отшвырнул бесполезный отныне «смертьфон» и метнулся на площадку нижнего этажа. Там его встретил вполне ожидаемый сюрприз – невеста исчезла. Уложив ситуацию в пять матерных слов, Агарес выбежал на улицу, споткнувшись о выбитую им же дверь. Сделав упор на быстрый шаг, он сразу смешался с разношерстной толпой, запрудившей тротуар: энергично работая локтями, демон отдалялся все дальше от зловещего подъезда. Только втиснувшись в пахнущую дохлыми кошками подворотню, где пара бояр с окладистыми бородами степенно распивали одеколон из пластиковых стаканов, Агарес почувствовал себя в относительной безопасности. Демон привалился к стене, хрипло дыша. Сердце колотилось, будто он совершил пробежку от Марафона до Афин.

Вот это праздник. «Смертьфон» валяется в подъезде, и его дальнейшее использование решительно невозможно. Связь с Дьяволом накрылась. Блядь… что называется, вот попал, так попал. Незнакомец с бесцветной улыбкой бессмертен: его не убьешь, даже если зайти за особым амулетом к спецпредставителю Ада в гостинице «Балчуг». С началом Апокалипсиса представительство, скорее всего, работает чисто формально: можно ли использовать смерть в качестве казни при условии автоматического оживления любого трупа? Он беззащитен, словно гребаное колибри. А вот улыбчивый урод с белой, как у вампира, кожей находится в куда более выигрышной ситуации. Он способен расправиться с Агаресом меньше чем за секунду. Лишь прикоснется кончиком пальца – и все, конец. Удивительно. Даже Сатана с понедельника потерял способность к умерщвлению людских душ, а этот парень жонглирует смертью с таким профессионализмом, как будто занимался этим всегда. Кто он такой? Древнее божество? Вряд ли. Подавляющее большинство могущественных богов зла мертвы, их души давным-давно обращены в пепел и развеяны по ветру. Прочая же бесовская мелочь пронумерована Дьяволом и принята на работу в Ад в качестве младших менеджеров – никакой самодеятельности они себе не позволят. Сфотографировать эту тварь, ясное дело, возможности пока не представилось. Дальше-то уже дело техники: закачиваешь фотку в Интернет и по поисковику смотришь, что это за существо. Возможно, его изображение совпадет с какой-нибудь маской в одном из мировых музеев. Хотя затея изначально тухлая. Есть ли еще скоростной Интернет? Сервера наверняка упали, а это означает – связи с Землей нет не только для Ада, но и для Рая.

Его мысли прервал характерный звук льющейся жидкости.

– Эй, холоп! – окликнул Агареса один из бояр. – Третьим будешь?

– Такую дрянь? – с трудом отклеил себя от стены демон. – Нет, спасибо.

– А сейчас, холоп, все дрянь, – мудро заметил боярин. – Хучь заморского меда налей – он на вкус как полынь. Зато шибает, и в башке волнительное порхание. Не хошь – как хошь: иди гуляй, нам же больше достанется.

Шатаясь, демон двинулся в направлении темного и глухого переулка. Сломанный нос болел, сочась сукровицей, и Агарес тяжело соображал, что ему следует делать дальше. Локацию невестыбез «смертьфона» найти невозможно, в этом городе – миллионы давних старожилов и в сто раз больше оживших мертвецов. Выход пока один, пусть даже нереальный – поискать работающий рынок с пиратскими дисками. Порыться там, попробовать найти CD с базой адресных данных, телефонных номеров. Из Митино в Ад демоны-курьеры раньше возили такие диски грудами. Раздобыть компьютер и вычислить все адреса, относящиеся к объекту Svetlana, включая место работы. Он должен найти ее раньше белокожего.

Проследив свинцовым взглядом заплетающуюся походку Агареса, первый боярин сочно выдохнул, опрокидывая в рот стаканчик. Пара капель одеколона пролилась на бороду – воздух наполнил запах тяжелого аромата. В стороне послышалась частая стрельба: красноармейцы опять не поделили с юнкерами ящик водки, реквизированный в уцелевшем магазинчике.

– Нехристь, – кратко и ясно констатировал первый боярин, занюхивая длинным рукавом кафтана, волочащегося по оплавленному асфальту.

– Истину глаголешь, Василий, – подтвердил второй, зажевывая одеколон стаканчиком. – Православный-то, разве ж от божьей благодати откажется?

Незнакомец покинул подъезд: его рука была скрыта шелковой перчаткой. Разбитое лицо залила кровь, вокруг глаза постепенно набухала багровая опухоль. Остановившись, он сплюнул выбитый зуб – тот откатился к кромке тротуара. Ну что ж, пришло время подвести итоги открытия охотничьего сезона. На словах, которые потоком лились между кальяном и яблочным чаем, все выходило предельно легко – однако реальность внесла свои изменения. Девчонка сбежала, в том числе стоит признать откровенно, из-за его самоуверенности: он захотел охотиться один, без помощников. Искать невесту в городе, превосходящем размерами среднюю античную империю, – дело долгое и муторное. Однако сбежать из Москвы девица уже не сможет: с минуты на минуту, как утверждал Кар, поставят специальные кордоны ангелов с приказом – всех впускать, никого не выпускать… настает время Страшного Суда. Это, конечно, упрощает задачу. Боль уходила, и по спине побежали мурашки нарождающегося азарта. Охота… с большой буквы. Если до вечера не удастся выйти на след девушки, то существует один метод, позволяющий ее найти. Не хотелось бы прибегать к нему – он чреват плохими последствиями и массой осложнений. Зато уж действует наверняка…

Карман джинсов задрожал мелкой дрожью – словно внутри сидела мышь, внезапно завидевшая голодного кота. Брезгливо, двумя пальцами – так, как школьница поднимает за лапку лягушку на уроке биологии, незнакомец вытянул из лабиринтов жесткой ткани мобильный телефон, заливающийся мелодией «Черные глаза». Вспоминая инструкции Кара, он ткнул пальцем в зеленую кнопку и с отвращением поднес колдовскую нечисть к уху:

– Слушаю…

– Это Малик, – прозвенел в трубке юношеский голос. – Мы с тобой виделись на квартире у Ферри, в лимонной комнате. У меня для тебя есть новости…

– Это прекрасно, – улыбнулся незнакомец.

Языком он нащупал во рту отрастающий заново передний зуб…

Глава XI. Ангелы у метро
(Четверг, пять минут назад)

Я несусь по тротуару, как сумасшедшая. Пихаюсь, расталкиваю людей, безжалостно наступаю на ноги, но вслед мне не несутся привычные при таком поведении ругательства. Никто не обращает внимания: тут многие сейчас ведут себя так, словно лишились ума. В моих глазах раз за разом, как на перемотке, всплывает одна и та же жуткая картина – лицо Иры в разбитом окне, покрывающееся коркой из отвратительной оранжевой паутины…

ЧТО ОН С НЕЙ СДЕЛАЛ? КТО ЭТО? ЧЕГО ЕМУ НАДО!?

Мой первый порыв – броситься к ней на помощь был столь же искренним, сколь и глупым. Цинично, но бедной Ире уже никак не поможешь, мне нужно спасать себя. Вот такая я сволочь. Слава богу, скоро стемнеет. Ночью легче спрятаться. Забиться туда, где он меня не найдет, – в подвал, подземелье, канализацию. Надо бежать от этого места. Хоть куда-нибудь.

Ноги заплетаются, мускулы в икрах болят от напряжения. Люди вокруг движутся заторможенно, мягко – словно находясь в полусне. Из последних сил я огибаю бетонную махину кинотеатра «Байконур». Проезжая часть дороги настолько густо засыпана мусором, что приходится сбавить темп бега, под ногами хрустят осколки разбитых бутылок, скользит банановая кожура, киснут использованные тампоны, высится туалетная бумага. Не говоря уж о повсеместных кучках свежего дерьма, щедро оставленных витязями, неандертальцами и прочим воскресшим народом, понятия не имеющим, что такое унитаз. Видимо, дворники-гастарбайтеры слиняли домой или обреченно пьют водку в какой-нибудь чайхане – накрылась ваша работенка, Равшан и Джамшуд. Запах – уникальный коктейль конюшни, скотного двора и гниющей помойки, над грудами мусора витают белые испарения. Я зажимаю ладонью рот, начиная задыхаться: скорее по привычке, ведь воздух не нужен мертвому телу. От бега или от испуга? Один хрен. А еще говорят, что умереть – это вообще самое страшное. Ха-ха-ха!

Никакого топота за спиной, не слышно криков: «Держи ее, хватай!» Из этого блондинка в моем лице делает рациональный вывод: похоже, за мной не гонятся. Что ж, тем лучше. Есть возможность остановиться и осмыслить происшествие. Кем был незнакомец с белым лицом и откуда появился невежливый заступник, сбросивший девушку с лестницы? Они оба искали меня. А может, не забираться в подвал? Черт его знает. У кинотеатра много народу: хотя, вероятно, эти двое для достижения им одним ведомой цели не испугаются скопления публики. Ох, я ничего не знаю. Я еще не отошла от воскрешения, голова идет кругом, а уж как курить-то хочется, Господи милостивый… «Честерфилд» остался надгробным памятником на асфальте у дома Иры. У кого бы тут стрельнуть сигарету? Худенькая девчонка в черной кофточке стоит спиной ко мне, характерно поднося ко рту два сложенных вместе пальца, вся окутанная табачным дымом. Осмелев, дергаю ее за рукав:

– Эй, подруга! Закурить есть?

Та оборачивается. Черная помада на губах, темные круги под глазами, как у очковой змеи, черный же лак на ногтях… по виду – типичный гот. Без лишних слов протягивает мне початую пачку «мальборо». Не отрываясь, пристально смотрит в лицо, пока я прикуриваю, прикрыв огонек ладонями.

– С какого кладбища? – внезапно спрашивает она.

Отпираться нет причин. Для чего мне перед готом косить под живую?

– Ваганьковское, – отвечаю я, затягиваясь. – А ты?

– Долгопрудный, – смеется она. – Охренеть… как на тот свет угодила?

– Автокатастрофа, – встряхиваю я волосами. – Тебя-то как в гроб занесло?

Ее глаза потухают – слабо светятся, как умирающие угольки.

– Передоз, – сумрачно показывает на исколотые руки. – Обидно, блин. Я же мертвая, а, веришь ли, меня до сих пор ломает. Типа как фантомные боли, когда человеку ноги оторвет, а он все равно их чувствует. Где бы хоть чуток герыча взять? Ломанулась в привычный клуб, а он на замке. Постучалась к знакомому дилеру – совсем мужик умом тронулся. Везде икон навешал, свечи зажег – крест на себя в десять кило надел, вериги: молится, поклоны бьет, бородищу отращивает. Герыч разом весь в унитаз спустил. Придурок…

Я выпускаю ноздрями дым – едва ли не в одну затяжку всасываю в себя сигарету. Дрожь отпускает, но не окончательно. Все еще очень страшно.

Что он сделал с Иришей? Я опять вижу ее лицо – в розовых прожилках…

Девочка-гот, не зная о моих внутренних терзаниях, с печалью смотрит на меня. Вот у нее, пожалуй, только одна проблема. Найдет радость, ширнется – и все отлично. Колись, сколько хочешь, – даже передоза больше не будет.

– Есть одна идея, – говорю я ей. – Поезжай к Госдуме. Сто процентов: вокруг шляется куча депутатов, изнывающих от безделья. Может, чего и подкинут. Судя по законам, которые они принимали, – эти ребята годами под кайфом.

– Тоже на герыче сидят? – вскидывает она черные брови.

– Хуже, – серьезно объясняю я. – Там явно замес – герыч, кокс и ЛСД.

Девушка визжит в экстазе. Не попрощавшись, она разворачивается и бежит к громоздящимся на обочине машинам. Апокалипсис превратил их в гору бесполезного металлолома: выбирай любую тачку, да езжай – многие оставлены уже с ключами. Проблема выбора решается быстро – она ныряет в «оку», слышен рев мотора. Этой машины владелец точно не хватится, еще и спасибо скажет, что ее угнали. Правда, пока неясно, как готичная девица выберется из огромной пробки на сломанном светофоре, – здесь явно без вертолета не обойтись. Почему же она не поехала на метро? Ах, ну да, конечно, в метро спускаться моветон – даже после смерти нас, как та наркоманская ломка, не отпускают привычные московские понты. Еще одна затяжка – растрепанные волосы покорно впитывают легкий дым. Раньше Олег по этому поводу ругался – запах табака долго выветривается. Помнится, я собиралась честно осмыслить происшедшее. Не получается. А как осмыслишь? Молочно-бледный человек сделал что-то непонятное с Ирой, пытавшейся предупредить меня о грозящей опасности. Откуда он вообще взялся в ее квартире? Версий – ноль. Далее… Появился второй человек – в черном плаще, с белыми волосами, скрученными в «хвост», словно выпрыгнул из компьютерной игрушки «Ведьмак». Без лишних слов спихнул меня с лестницы и, ничтоже сумняшеся, сказал другому типу, что работает на Сатану. Тот выдал в ответ кучу наркоманского бреда, и стартовала разборка. Я сидела на заднице в полном оцепенении. Но как только увидела стену, покрывающуюся бликами извивающейся оранжевой паутины – т о й самой, окутавшей лицо Иры, – мгновенно взяла ноги в руки. Тут не до шуток.

ОТКУДА ОНИ ВЗЯЛИСЬ? ЧТО ОНИ ХОТЯТ ОТ МЕНЯ?

Горящий фильтр обжигает пальцы – вскрикнув, я щелчком ногтя отбрасываю окурок в груду гниющего мусора, тот приземляется на середину битого арбуза и прощально шипит. Сигарета успокоила ненадолго: мне снова становится не по себе. Непонятки. Что делать? Куда бежать? От кого спасаться? Кто охотится за мной? Вопросов миллион – и ни единого ответа. Я одна, совсем одна. НО КАК ОНИ МЕНЯ НАШЛИ? Дрожь становится сильнее, стараясь унять ее, я обхватываю руками плечи. Самое простое объяснение: они уже отслеживали. Знали все адреса, где я могу быть, все мои контакты, хотя бы в тех же «одноклассниках» – как напрасно люди порой выкладывают кишки своей жизни на открытое обозрение… Час от часу не легче. Что у них в планах? Куда они совершат следующий визит?

Олег! О боже мой, Олег… а вдруг он уже вернулся домой? Фирменной походочкой идет к двери, по привычке долго возится с ключами, открывает ее, а в прихожей его уже ждет белолицый незнакомец… или слуга Сатаны…

Мысль облепила мозг со всех сторон, как опрокинутая квашня. Позвонить. Срочно позвонить. Утопая в мусоре, я пробираюсь к входу в метро «Отрадное». Однако с ходу проникнуть на станцию не получается. Только что тут было пусто, но какое-то событие вдруг моментально собрало огромную толпу. Я помню подобные вещи из детства, при советской власти: стоило выставить на улице ящики с зелеными бананами, как прямо из воздуха материализовалась огромная очередь. Думать некогда – ввинчиваюсь в толпу, как дрель. Люди дрожат от возбуждения, смотрят во все глаза, беззастенчиво показывают пальцами. В руках – мобильники с включенной камерой, сверкают вспышки фотоаппаратов: бабушки с упоением крестятся, царские офицеры снимают фуражки, панки отчаянно гогочут: «Жесть!»

– Дайте, мобильник, умоляю! – верещу я, но меня никто не слышит.

Вырву к чертовой матери. Мне нужно позвонить. Тянусь к ближайшей «нокии», и… рука повисает в воздухе. У лестницы, ведущей в пасть метрополитена, под красной буквой «М» стоят два ангела. Даже не стоят, а, скорее, откровенно позируют, как солдаты у Мавзолея во время смены караула. Никакой фантазии в облике, все тупо хрестоматийно, рыбкой мелькает догадка – стилисты в Раю распоследние консерваторы. Хитоны из просвечивающей нежной ткани, не отличимые от женских комбинаций. Светлые волосы одинаковой длины, глаза похожего цвета, аналогичное телосложение: ни дать, ни взять – близнецы-братья. Рост у обоих – под два метра, грудь колесом, материя «комбинаций» обтягивает литые мускулы на руках. Крылья – нереально огромны, от лопаток до сандалий, перья длинные, как на головных уборах американских индейцев. Подпоясаны в бедрах красными широкими кушаками, к ним пристегнуты мечи без ножен с рукоятью в виде креста. Вылезаю вперед, и один ангел совсем не в сахарно-небесном стиле хватает меня за локоть, больно сжимая железными пальцами.

– Метро закрыто, – с намеренно канцелярской интонацией сообщает он. – Выезд из Москвы запрещается Небесами вплоть до Страшного Суда.

– А после? – пытаюсь отшутиться я.

– А после ехать уже будет некуда, – отвечает ангел без тени улыбки.

– Да не еду я… мне позвонить надо срочно, – плаксиво говорю, добавив в голос изрядное количество слез. – Там телефонов куча… пуститеееее…

Ангел, пожав плечами, без спора отодвигается.

– По шпалам вы все равно далеко не уйдете, – предупреждает он, разжав пальцы. – Имейте в виду: на выходе из любой станции тоже блокпост.

Ни фига себе. Это Апокалипсис или военный переворот? Крепкие ребята ничуть не напоминают симпатяшек с голыми попками, порхающих на рождественских открытках. Такими темпами ангелы скоро баррикады с пулеметами начнут строить, да еще и танки введут. Спускаюсь внутрь станции. Нехарактерная пустота – завораживает и пугает одновременно. Как в полночь, когда едешь одна в пустом вагоне и трясешься одновременно с сиденьями: не войдет ли на следующей остановке маньяк с ножом в руке? Вокруг ни души… пустые окошки, где продают билеты… пустая стеклянная будка у турникетов… пустая площадка перед поездами, которые больше никогда не придут. Зеленоватые, вытянутые лица жен декабристов – словно утопленницы, глядящие на тебя отовсюду с огромных панно. Я подхожу к ряду синих телефонов-автоматов и тщательно их просматриваю – один за другим. Что и требовалось доказать: кто-то из растяп забыл в щели карточку. Такое банальное чудо и до Апокалипсиса выручало меня не раз, если садилась батарея в мобильнике. Быстро набираю номер Олега. Жду…

Один звонок, другой, третий… Бесполезно. Похоже, его опять нет дома.

Щелчок. На другом конце провода сняли трубку.

Отступление № 4 – Бог/Авраамович

Небритый человек лет сорока, сидевший напротив Престола Господня, пришел на важную встречу в сером костюме, но без галстука. Он заметно волновался, улыбаясь фирменной, отвлеченно-детской улыбкой, часто потирая колючие щеки. Чуть поодаль, примостившись на голубом диванчике, сидела молоденькая и худенькая брюнетка вполне фотомодельной внешности, немного испорченной вздернутым носиком. По самым скромным прикидкам со стороны девушка весила примерно килограмм сорок. Вес мог быть и меньше, но его усугубляли силиконовые протезы, изрядно отягощавшие хрупкое девичье тело, – имплантанты были закреплены в губах, ягодицах, груди, глазных веках и мочках ушей. Гибкое тело девушки поражало неестественной гладкостью, на нем поскальзывались даже мухи: она удаляла волосы с помощью эксклюзивного крема – экстракта из лба Федора Бондарчука. Сногсшибательность этого тела сыграла главную роль в уходе миллиардера из семьи, заставив его бросить двенадцать детей. За спиной пары возвышался старик-дворецкий – экс-король Греции Константин, нанятый в качестве слуги за бешеные деньги. Он держал на подносе две бутылочки с водой, ибо здраво рассуждал, что Бог-отец в питье не нуждается. А если и захочет – то найдет, где взять.

– Интересно, – повеяв пустынной сухостью, спросил Бог. – Как ты вообще попал ко мне на аудиенцию? Наглость – второе счастье, но до сих пор так никому не везло. Если, конечно, визитер не уникальный праведник – как Енох, коего я сподобился взять живым на небо^[28].

– Действительно, было очень сложно, – проблеял Авраамович. – Но я договорился. У меня уникальные способности к договорам, Господи.

– С кем же ты договаривался? – удивился Бог.

– Э… прошу прощения, Господи, но я не могу раскрывать свои источники, – возвел на него трогательно-овечьи глаза Авраамович. – Конечно, это стоило дорого, но ведь и случай-то исключительный.

– Тебе лечиться надо, – сочувственно сказал Бог. – Думаешь, я не узнаю?

– Ну, мало ли что, – деликатно промолвил Авраамович. – Судя по тому, какие вещи иногда творятся на Земле, – вы довольно многого не знаете.

Спутница миллиардера больно ударила его по ноге туфелькой.

– Неудивительно, – печально констатировал Бог. – Закон земного бытия. Если у человека куча бабла и власти, перед ним все стелятся, то он уверяется – его могуществу нет предела. Весьма хороший пример отъезда крыши – король викингов Канут, решивший приказать морскому прибою остановиться^[29]. Саддам и Милошевич тоже могли со своими средствами умотать куда угодно, но нет – они сидели и ждали до последнего: как ИХ посмеет тронуть кто-то из смертных? Миллиардер обычно думает, что может всех купить. Странно, что ты, как в анекдоте, не предложил мне преобразовать Рай в открытое акционерное общество.

– А можно? – радостно встрепенулся Авраамович. – Я как знал – проект принес. Идея отличная. Правда, вот с контрольным пакетом акций…

Ощутимая молния тонкой стрелой обрушилась на него с небес. В костюме появились частые тлеющие дырочки, словно его сшили из дуршлага. Девушка громко икнула, сдержав позыв к визгу. Подняв руки к вискам, Авраамович пригладил вставшие дыбом дымящиеся волосы.

– Это самое легкое предупреждение, – отрезал Бог. – Веди себя прилично. Ты знаешь, я за последние три дня отказал в аудиенции очень многим. И султан Брунея приходил со всем своим гаремом, и Билл Гейтс, и Дональд Трамп, и семейство Онассис… Гейтс, ангелы говорят, в приемной плакал как ребенок… обещал раздать все деньги нищим и босиком странствовать пойти, дабы вымолить душе своей спасение…

– Не принимайте его, – взвилась девушка, нервно кусая ногти, – их лаковая поверхность сверкала бриллиантовой крошкой. – Ишь чего захотел! Он думает, раздаст деньги – и все разом забудут про его паршивый Windows? Да Билл хоть знает, сколько раз эта система вешала мой ноутбук, стирала нужные файлы, конфликтовала с другими программами? Я, Господи, не скрою: ежели уж сам Гейтс попадет в Царствие Небесное – значит, там найдется место и для Сталина.

– Не психуй, – сурово заметил Бог, и девушка сразу осеклась. – Windows Vista давно получил нелестную рецензию и отвратный рейтинг в «Райском вестнике». Святой Исидор^[30] не поленился лично протестировать и отписать, что это одно из самых извращенных изобретений диавольских. Даже иглами под ногтями не причинить людям такой страшной боли, как постоянно всплывающим окошком — «Переустановить снова?». Я еще подумаю, что делать с вами, а уж особенно с той личностью, что провела вас сюда. Пока я испытываю даже некоторый интерес – до какой же степени важно и неотложно то дело, с которым вы осмелились явиться и побеспокоить… МЕНЯ?

– Ээээ… Господи… эээ…– заерзал на стуле Авраамович, терзаемый мелкими электрическими покалываниями. – Короче, у меня такой скромненький вопрос… исключительно технического свойства…

Он набрал воздуха в легкие – так, что поперхнулся.

– Нельзя ли… вот все это… ну… так сказать… ОТМЕНИТЬ?

Дворецкий, стоявший как мраморная колонна, внезапно дрогнул – одна из бутылок упала с подноса. Девушка снова икнула: испуганно и тяжело.

– Ты в своем уме? – вкрадчиво полюбопытствовал Бог.

Авраамовича прорвало.

– Да ведь обидно! – всплеснул он дымящимися руками. – Стены прогрызал, вкалывал, а теперь все пропадает. И дом на Белгравии^[31], и футбольный клуб «Челси», и даже самолет. Третий день Библию штудирую – на душе кошки скребут. «Легче верблюду влезть в игольное ушко, чем богатому в царствие небесное» – и никаких тебе поблажек. Я не решался персонально к вам идти… сначала к папе римскому зашел, потом к Патриарху… у муфтия, раввина тоже побывал… спрашивал – у кого к Самому имеется верный доступ? Если все отменят, мамой клянусь… построю пятьсот церквей… торг уместен. Кроме того, я обязуюсь лет на десять уехать в Конго или Афган – поработать губернатором в самой экономически безнадежной провинции. Мне не привыкать. Навезу из Москвы персонал, построю супермаркеты и мультиплексы с банкоматами. Я только-только купил обувной шкаф из слоновой кости. Апокалипсис по отношению ко мне выглядит несправедливостью.

Авраамович сказал далеко не все. У него была своя, многократно проверенная система: если вывалить на начальника полный набор того, чем забита душа, то получится сумбур. Излишне грузить мелкими подробностями не нужно, особенно если в тебя мечут легкие молнии.

Бог усмехнулся, но не проронил в ответ ни слова.

– А я? – гневно защебетала девушка. – У меня столько всего запланировано… шоппинг в «Хэрродсе»^[32] … новые туфли с алмазами… выставка в Москве, я же типа художница, муж мой миленький договорился… в газетах рекламочку проплатили… Платье от DKNY оторвала, никуда еще не выходила в нем. Так получается, в этом платье меня больше никто и не увидит? Сердце кровью обливается.

«Боже ты мой, а… – думал Авраамович, глядя на Марью. – Интересно, чего я в ней нашел? Нет, когда раздевается – сомнения отпадают… но почему ВСЕ фотомодели такие ужасные дуры? Каинова печать просто».

– Мда… случай-то клинический, – с тяжелой грустью пропел Бог, а Авраамович мысленно с ним согласился. – Ты предлагаешь, чтобы я отменил Апокалипсис, раз у тебя запланирована покупка новых туфель?

– Но там хорошие скидки, – промямлила Марья. – Видите ли, Господи…

На этот раз в молнии, расколовшей голубой диван надвое, содержалось куда больше электричества. Пиджак на Авраамовиче стерся в серый пепел, который мягко осыпался вниз. Волосы девушки распрямились, встав по всей голове, как иглы дикобраза, – от них со змеиным шипением начали раскручиваться спиралью тончайшие струйки сиреневого дыма. Авраамович за время экзекуции не издал ни звука, девушка зашлась тяжелой икотой. Ножки дивана подломились – оба гостя упали на белое облако, упруго подбросившее их вверх, как матрац.

– Трагично, – сказал Бог, подперев кулаком подбородок. – Нет, знаете, с Апокалипсисом я даже запоздал. Надо было пораньше его устроить. Сразу после падения Константинополя, ну, или, в крайнем случае, до начала наполеоновских войн. Так нет – все ждал, ждал чего-то. Вот и дождался. Богобоязненность исчезла как класс, если кому публично угрожают, то говорят не «Покарай тебя Бог», а «Сталина на вас нет». Вытащи я народы мира из могил на пару сотен лет пораньше, никто не узнал бы о таких забавных зверьках, как Гитлер или имам Хомейни. Пропала даже элементарная вера в кару божью. Разрази я молнией заседание Политбюро, никто не принял бы это как наказание, все посчитали бы погодным катаклизмом. Второе пришествие и вовсе превратилось в детскую сказочку: кто из вас реально верил, что я в итоге приду и раздам всем сестрам по серьгам? Мне молятся, только если требуется снизить цены на бензин. А ведь именно я первым произнес I’ll be back, а вовсе не Арнольд Шварценеггер. Надо, солнце мое, все делать в свое время – не дожидаясь последнего момента. Хочешь предотвратить Апокалипсис? Тут постройка и тысячи церквей не поможет. Открою небольшую тайну – они мне на хрен не нужны.

Авраамович резко вскинул голову.

– Хрен, Господи…– пролепетал он. – Разве вы можете ЭТО говорить?

– Я все могу, – веско заметил его собеседник. – Я же Бог, не так ли?

Подавленный этим фактом, миллиардер замолчал. Опаленная молнией Марья и вовсе не подавала никаких признаков жизни – она прекратила даже икать. Лишь безмолвные, горячие слезы стекали по ее лицу, размывая нежный крем из передних лап варана с острова Комодо.

– Ну, так вот, – продолжил Бог. – Когда приходит всеобщий конец, не надо привычно хвататься за кошелек с баблом – оно не поможет. Раньше следовало каяться, молиться и душу спасать. Сейчас уже поздно.

– Но, Господи… – слабо возразил Авраамович. – Как я мог знать? Ты вообще не подавал никаких знаков о своем присутствии… почему ты не сжег небесным огнем чекистов, взорвавших храм Христа Спасителя?

Бог недовольно постучал распятием по Престолу.

– Я тебе уже, кажется, достаточно откровенно сказал: храмы, по сути, мне ни к чему, – разразился он громовым голосом. – Для чего вся ваша помпезность с золотыми куполами, иконами от пола до потолка и прочими финтифлюшками? Церковь и деревянная может быть, так нет – вам надо отгрохать нечто горбатое и несуразное, подобно гибриду слона и верблюда. Я не Лужков, не Людовик XIV, да и денег мне отмывать не требуется. И с чего я должен проявлять знаки: рисовать крест в небе, заставлять иконы кровоточить, предвещать беду? А без меня трудно понять, что нельзя убивать, воровать и жрать в три горла?

Авраамович, собравшись с духом, сделал над собой усилие.

– Господи… – вкрадчиво прошептал он, поглядывая на очумевшую Машу. – Мы ведь с вами так похожи, прямо близнецы-братья… вы из праха создали Вселенную, а я – нефтяную компанию. Поэтому у меня деловое предложение… как насчет ТЫСЯЧИ церквей? Строительство начинаю хоть завтра. Приезжаю в Иерусалим. Выхожу на улицу в нищенском рубище, каюсь перед телекамерами, раздаю миллиард бедным. Представляете, какой пиар? Ведь если так начнут поступать остальные миллиардеры, мир выцедит из себя милосердие, и тогда…

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: