ПРЕОБЛАДАЮЩЕЕ ВЛИЯНИЕ ПРОЛЕТАРИАТА. —

УНЫНИЕ В ПАРТИИ ПОРЯДКА. -

НОВЫЕ ПЛАНЫ РЕПРЕССИЙ И ПРОВОКАЦИЙ

ПО ОТНОШЕНИЮ К РЕВОЛЮЦИИ

Париж, 22 марта 1850 г.

Победа! Победа! Народ сказал свое слово и сказал его так громко, что искусственное сооружение буржуазного господства и буржуазных интриг потрясено до самого основания. Карно, Видалъ, Дефлотт, народные представители от Парижа, из­браны, получив от 127 до 132 тысяч голосов, — вот ответ народа на гнусные провокации правительства и парламентского боль­шинства. Карно — единственный член фракции «National», который при Временном правительстве, вместо того чтобы льстить буржуазии, навлек на свою голову изрядную долю ее ненависти. Видаль давно известен как явный коммунист. Дефлотт — вице-президент клуба Бланки, активный участник событий 15 мая 1848 г., одним из первых ворвавшийся в Собра­ние, в июне того же года находился среди передовых борцов на баррикадах. Приговоренный к высылке, он теперь шагнул с транспортного судна прямо во дворец Законодательного собрания. Поистине такой состав знаменателен! ²³ Он показы­вает, что если торжество партии красных объясняется союзом

ПИСЬМА ИЗ ФРАНЦИИ

класса мелких ремесленников и торговцев с пролетариатом, то союз этот основывается на совершенно иных условиях, чем то кратковременное объединение, которое привело к свержению монархии. Тогда именно класс мелких ремесленников и торгов­цев, мелкая буржуазия, взяли верх во Временном правительстве и еще в большей мере в Учредительном собрании, и очень скоро устранили влияние пролетариата. Теперь же, наоборот, рабо­чие являются лидерами движения, а мелкая буржуазия, тоже подавляемая и разоряемая капиталом и вознагражденная бан­кротством за услуги, оказанные ею в июне 1848 г., вынуждена следовать за революционным движением пролетариата. В том же положении находятся сельские хозяева, и таким образом всю массу этих классов, которые теперь враждебны правитель­ству, — а они составляют огромное большинство французов — возглавляет и ведет вперед класс пролетариев; и все эти классы поневоле приходят к убеждению, что их собственное освобожде­ние из-под ярма капитала зависит от полного и безусловного освобождения рабочих.

Выборы в департаментах также оказались очень благоприят­ными для партии красных. Она провела две трети своих канди­датов, а партия порядка — одну треть.

Эта партия, или конгломерат партий, превосходно поняла недвусмысленный намек народа. Теперь перед ее глазами стоит неминуемая гибель, коль скоро она допустит, чтобы общие выборы 1852 г., как выборы в Собрание, так и выборы нового президента, состоялись при нынешней избирательной системе. Она понимает, что народ так быстро сплачивается вокруг красного флага, что для нее станет невозможным удержаться у власти даже до истечения этого срока. На одной стороне — президент и Собрание, на другой — огромная масса народа, который с каждым днем все прочнее организуется в непобеди­мую фалангу. Таким образом, столкновение неизбежно, и чем дольше станет выжидать партия порядка, тем больше будет на­дежды на победу народа. Она понимает это и поэтому должна нанести решительный удар немедля. Единственный оставшийся у нее шанс — как можно скорее спровоцировать восстание и бороться с ним до последней крайности. Помимо того, после выборов 10 марта у «Священного союза» не может оставаться никакого сомнения в том, какого курса ему следует придер­живаться. О Швейцарии теперь не-может быть и речи ²⁴. Опять перед ним встает революционная Франция во всем своем гроз­ном величии. Следовательно, надо напасть на Францию и как можно скорее. «Священному союзу» все более не хватает налич­ных денег, а теперь так мало надежды на получение нового

2*

Ф. ЭНГЕЛЬС

запаса этого желанного товара. Уже нельзя больше содержать армии внутри каждой страны — либо их нужно распустить, либо они должны содержать себя сами за счет противника. Вы видите, таким образом, что предсказание о быстром прибли­жении революции и войны, содержащееся в моем последнем письме, полностью подтверждается событиями ²⁵.

Партия порядка пока опять оставила свои внутренние дряз­ги. Она вновь объединилась для наступления на народ. Она меняет парижский гарнизон, три четверти которого голосовали за список красных ²⁶; а вчера правительство внесло в Собрание закон, восстанавливающий штемпельный сбор с газет, второй закон, предусматривающий удвоение суммы залога для всех газет, и третий, отменяющий свободу избирательных собраний²⁷. За ними последуют другие законы: один из них предоставит полиции право высылать из Парижа любого рабочего, не ро­дившегося в этом городе; другой позволит правительству высы­лать без суда в Алжир всякого гражданина, признанного ви­новным в участии в тайном обществе, и многие другие, — все это должно увенчаться более или менее прямым наступлением на всеобщее избирательное право. Итак, вы видите, они прово­цируют восстание, уничтожая все права и вольности трудящих­ся классов. Восстание разразится, и народ, объединившись с большинством национальной гвардии, очень скоро сбросит это бесчестное классовое правительство, которое, не будучи способным решительно ни на что, кроме гнусного угнетения, имеет, тем не менее, наглость называть себя «спасителем об­щества»!!!

V

Париж, 20 апреля 1850 г.²⁸

Взрыв революции, ставшей неизбежной после выборов 10 мар­та, запоздал из-за трусости как правительства, так и людей, взявших на себя в настоящее время руководство движением в Париже. Правительство и Национальное собрание были настолько ошарашены исходом выборов 10 марта и новыми доказательствами мятежных настроений в армии, что сразу они не осмелились сделать каких-либо выводов. Они решились на принятие новых репрессивных законов, которые я пере­числил вам в своем последнем письме; но если министерство инекоторые лидеры большинства уверовали в подобные меры, то этого нельзя сказать об основной массе депута­тов, идаже правительство очень скоро вновь утратило вних веру. Таким образом, наиболее крайниеиз этих репрес-

ПИСЬМА ИЗ ФРАНЦИИ

сивных законов до сих пор еще не предложены и даже те, которые внесены — законы о печати и об избирательных со­браниях, — встретили весьма сомнительный прием со стороны большинства.

С другой стороны, социалистическая партия не извлекла выгоды из своей победы, как следовало бы сделать. Объясняется это очень просто. Она состоит не только из рабочих, а в настоя­щее время включает в свой состав и большое количество мелких буржуа, представителей того класса, чей социализм на деле отличается значительно большей умеренностью, чем социализм пролетариев. Лавочники и мелкие ремесленники очень хорошо знают, что их спасение от разорения всецело зависит от осво­бождения пролетариата, что их интересы неразрывно связаны с интересами рабочих. Но они также понимают, что, если про­летариат завоюет политическую власть путем революции, их, лавочников, полностью отодвинут на задний план и вынудят принимать из рук рабочего класса все, что последний сможет им предоставить. Если же, наоборот, существующее прави­тельство будет устранено мирным путем, то лавочники и мелкие ремесленники, будучи наименее опасными [obnoxious] из всех ныне оппозиционных классов, преспокойно вмешаются и за­хватят власть, предоставив в то же время рабочему классу такую минимальную долю этой власти, какая только возможна. Сле­довательно, класс мелких ремесленников и торговцев был напу­ган своей собственной победой так же, как правительство было напугано своим собственным поражением. Они увидели, как на их глазах нарастает революция, и приложили все усилия к тому, чтобы предотвратить ее. Для этого в их руках было готовое средство. Гражданин Видаль, избранный в Париже, кроме того был избран и на Нижнем Рейне. Его побудили при­нять нижнерейнский мандат, и таким образом в Париже воз­никла необходимость в новых выборах. Ведь ясно, что пока народу дается возможность одерживать победы мирным путем, он никогда не будет звать «к оружию» и, если, тем не менее, он будет спровоцирован на восстание, ему придется драться с весь­ма малыми шансами на победу.

Новые выборы назначены на 28-е число этого месяца, и пра­вительство немедленно воспользовалось благоприятной ситуа­цией, созданной любезными мелкими лавочниками. Министры раскопали старые полицейские правила, чтобы выслать из Парижа какое-то количество оказавшихся в данный момент без работы пролетариев ^2в; прямо распорядившись о полном за­прещении избирательных собраний, они показали, что могут Обойтись и без внесенного и направленного против этих собраний

Ф. ЭНГЕЛЬС

закона. Народ, зная, что накануневыборов его борьба не может быть успешной, подчинился. Социально-демократическая пе­чать, полностью находящаяся в руках мелких лавочников, естественно, сделала все возможное, чтобы сохранить спокой­ствие масс. Поведение этой прессы со времени истории с «де­ревьями свободы» было крайне постыдным. Не раз за это время представлялся случай для народного восстания, но печать всегда проповедовала мир и спокойствие, в то время как в избиратель­ных комитетах и тому подобных организациях представители мелких лавочников постоянно стремились уменьшить шансы на победу в уличных боях, находя отдушины для мирного вы­хода народного возмущения.

Ложная позиция, в которую была поставлена красная пар­тия, и выгода от новых выборов, полученная партией порядка, полностью отражены в именах двух конкурирующих кандида­тов. Кандидат красных Эжен Сю является превосходным пред­ставителем благонамеренного, «благодушного», сентиментально-мещанского социализма, который, будучи весьма далеким от признания революционной миссии пролетариата, предпочел бы устроить некую пародию на его освобождение под благожела­тельным покровительством класса мелких ремесленников и тор­говцев. Как политическая фигура Эжен Сю величина ничтож­ная. Выдвижение его кандидатуры в целях демонстративных является шагом назад от позиции, завоеванной 10 марта. Од­нако следует признать, что если сентиментальному социализму суждено стать модой дня, то имя Сю является самым популяр­ным среди тех, кто мог быть выдвинут на первое место, и у него большие шансы на избрание.

С другой стороны, партия порядка вернула себе свои позиции настолько, что Эжену Сю, чье имя не означает ничего или означает очень мало, она противопоставляет имя, озна­чающее все, имя г-на Леклера, буржуазного спартанца в Июньском восстании³⁰. Леклер явился прямым ответом на Дефлотта и прямым провокационным подстрекательством ра­бочих, более прямым, чем любое другое имя. Кандидатура Леклера для Парижа — это повторение слов генерала д'Опу-ля: «Теперь, господа, если вам угодно выйти на улицу, мы готовы!».

Как видите, повторные выборы в Париже не сулят никаких выгод, а, наоборот, уже причинили значительный вред проле­тарской партии. Следует также отметить и такой факт: выборы 10 марта производились по старым спискам; выборы же 28 ап­реля будут проведены в соответствии с новым исправленным спи­ском избирателей на 1850 г., вступившимв силу 1 апреля;

ПИСЬМА ИЗ ФРАНЦИИ

а в этом исправленном списке под разными предлогами вычерк­нуто от двадцати до тридцати тысяч рабочих.

Однако, если на этот раз партия порядка и получит незна­чительное большинство, она не будет в выигрыше. Факт остает­ся фактом, что при сохранении всеобщего избирательного права управлять Францией она больше не сможет. Факт остает­ся фактом, что зараза социализма широко проникла в армию, ко­торая ждет только случая открыто начать мятеж. Факт остает­ся фактом, что рабочие Парижа более, чем когда-либо рань­ше, охвачены желанием положить конец теперешнему положе­нию вещей. Никогда раньше они не высказывались так открыто на избирательных собраниях, как на этот раз, пока эти собра­ния не были запрещены. И правительство, форсирующее свое наступление на всеобщее избирательное право, дает тем самым народу возможность вступить в борьбу, в которой пролетариат бесспорно одержит победу.

VI

[Париж, конец мая 1850 г.] ^3l

Если пролетарии стерпят, чтобы у них отобрали изби­рательное право, они покорятся тому, что сделанное февраль­ской революцией в той мере, в какой это касается их инте­ресов, будет уничтожено. Для них республика перестанет существовать. Они окажутся за ее пределами. Допустят ли они это?

Этот закон наверняка пройдет. Он не будет ослаблен ни на йоту. Воля большинства в этом вопросе уже отчетливо выявилась ^8а. И теперешнее положение дел таково, что никто не может сказать, каковы будут последствия — поднимется ли народ и сбросит правительство и Собрание, или же он будет ждать другого подходящего момента. Париж кажется спокойным, нет прямых признаков надвигающейся революции; но будет достаточно искры, чтобы вызвать взрыв громадной силы.

Этот взрыв произошел бы раньше, если бы не предательское поведение вождей, которые заняты лишь проповедью «мира», «тишины» и «величественного спокойствия» ³³. Однако это не может продолжаться долго. Ситуация во Франции в высшей степени революционна. Партия порядка не может остановиться на достигнутом. Чтобы удержаться, она должна каждый день продвигаться на шаг вперед. Если этот закон пройдет, не выз­вав революции, партия порядка начнет новые, более неистовые

Ф. ЭНГЕЛЬС

и более открытые атаки на конституцию и республику. Партия порядка хочет мятежа, а получит революцию, и к тому же скоро. Ибо необходимо иметь в виду, что это вопрос недель, может быть, дней, но не лет.

VII

Париж, 22 июня 1850 г.

Закон о «реформе» избирательного права прошел, а народ Парижа не шелохнулся. Отмена всеобщего избирательного права не вызвала ни малейшей попытки выступления или де­монстрации, и рабочие Франции снова оказались тем, чем они были при Луи-Филиппе: политическими париями без признан­ных прав, без права голоса, без оружия.

В самом деле, весьма любопытно, что во Франции всеобщее избирательное право, с легкостью завоеванное в 1848 г., было с еще большей легкостью упразднено в 1850 году. Впрочем, такие взлеты и падения вполне соответствуют французскому харак­теру, они — весьма частое явление в истории Франции. В Анг­лии подобное было бы невозможно. Там раз уже установленное всеобщее избирательное право было бы завоевано навсегда. Ни одно правительство не посмело бы посягнуть на него. До­статочно представить, что какому-нибудь министру взбрело бы в голову сделать попытку всерьез восстановить хлебные законы. Он был бы опрокинут гомерическим хохотом всей нации.

Нет никакого сомнения в том, что народ Парижа совершил серьезную ошибку, упустив предоставленную упразднением всеобщего избирательного права возможность поднять восстание. Армия была настроена благоприятно, класс мелких ремеслен­ников и торговцев вынужден был идти с народом, а Гора, более того, даже партия Кавеньяка, понимали, что в случае поражения восстания они неизбежно пострадали бы из-за него независимо от того, были бы они с народом или нет. Таким образом, коль скоро восстание началось бы, то, по крайней мере, моральная под­держка класса мелких ремесленников и торговцев и его парла­ментских представителей, Горы, была на этот раз обеспечена, а тем самым было бы сломлено и сопротивление значительной части армии. Но благоприятный момент был упущен, отчасти из-за трусости парламентских лидеров и прессы, отчасти из-за тепе­решнего своеобразного настроения народных масс Парижа.

Рабочие столицы находятся сейчас в переходном состоянии. Социалистические системы разного рода, которые до сих пор

ПИСЬМА ИЗ ФРАНЦИИ

обсуждались в этой среде, больше не отвечают их запросам, и следует признать, что это относится ко всем системам фран­цузского социализма вместе взятым, — во всех них не так уж много подлинно революционного содержания. С другой сто­роны, народ, который столько раз бывал обманут своими во­жаками, питает такое глубокое недоверие ко всем, кто когда-либо выступал в качестве его лидеров, не исключая даже Барбеса и Бланки ³⁴, что пришел к решению не предпринимать никаких выступлений с целью привести к власти кого-либо из них. Таким образом, все движение рабочего класса начинает принимать другой, гораздо более революционный характер. Народ, начав мыслить самостоятельно, освободившись от тра­диций старых социалистических школ, скоро обретет социа­листические и революционные положения, которые выразят его нужды и интересы гораздо более четко, чем все то, что было выдумано для него авторами систем и лидерами-краснобаями. А тогда, достигнув таким образом зрелости, народ снова су­меет использовать все, что есть талантливого и мужественного среди прежних лидеров, не плетясь ни у кого из них в хво­сте. Этим настроением парижских масс и объясняется безраз­личие, с которым народ встретил отмену всеобщего избира­тельного права. Решающий бой отложен до того дня, когда одна или обе соперничающие силы в государстве, президент или Национальное собрание, попытаются опрокинуть респуб­лику.

И этот день должен скоро наступить. Вы помните, как на всех перекрестках реакционная печать хвасталась сердечным согласием, установившимся между президентом и большинством. Теперь это сердечное согласие прямо превратилось в самую ожесточенную борьбу между двумя соперниками. В качестве цены за согласие с избирательным законом президенту была обещана ежегодная прибавка к содержанию в три миллиона франков (120 тысяч фунтов стерлингов), прибавка, в которой сидящий по уши в долгах Луи-Наполеон крайне нуждался. Помимо этого, он рассматривал ее как предварительный шаг к продлению срока своего президентства на 10 лет. Лишь только избирательный закон был принят, в дело вмешались министры и затребовали годовые 3 миллиона. Но большинство неожиданно испугалось. Не считая больше слабоумного Луи-Наполеона серьезным претендентом и оставаясь далеким от мысли согла­ситься на продление срока его президентства, большинство, напротив, желает избавиться от него как можно скорее. Оно назначает специальную комиссию для доклада о законопроекте, и комиссия высказывается против его принятия ³⁵. Величайшее

Ф. ЭНГЕЛЬС

смятение в Елисейском дворце. Наполеон угрожает отставкой. Назревает самое серьезное столкновение между двумя властями в государстве. Министерство, ряд банкиров, кое-кто еще из «друзей порядка» выступают в качестве посредников, но без­результатно. Выдвигается несколько вариантов «соглашения» — все напрасно. Наконец принимается поправка, которая, по-ви­димому, более или менее удовлетворяет все стороны. Большин­ство, не вполне уверенное в последствиях разрыва с президен­том и до сих пор еще не заключившее окончательно соглашения, которое должно объединить легитимистов и орлеанистов в одну партию, как будто идет немного на попятную и согласно гаран­тировать выплату денег, но в другой форме. Прения должны состояться в понедельник; пока никто не может сказать, каков же будет результат. Однако, как я полагаю, серьезный разрыв с Наполеоном пока еще не отвечает политической линии монар­хического большинства.

Соглашение об объединении орлеанистов и легитимистов, младшей и старшей ветвей дома Бурбонов, сейчас, больше чем когда-либо, является предметом обсуждения. Действительно, в этом направлении ведутся весьма активные переговоры. Поездки гг. Тьера, Гизо и других к смертному одру Луи-Филип­па в Сент-Ленардс не имели другой цели. Я не буду вам пере­сказывать различные версии, касающиеся обстоятельств этого дела и результатов указанных поездок. Ежедневная печать пи­сала об этом более чем достаточно. Тем не менее достоверно, что во Франции партии орлеанистов и легитимистов почти дого­ворились об условиях, и единственная трудность заключается в том, чтобы заставить две соперничающие ветви принять эти условия. Генрих, герцог Бордосский *, должен стать королем, а так как он бездетен, то усыновление графа Парижского, внука Луи-Филиппа и законного наследника престола, почти само собой разумеется и не представляет затруднений. Кроме того, должен быть сохранен трехцветный флаг. Смерть старого Луи-Филиппа, на которую рассчитывают, облегчила бы реше­ние вопроса. Он как будто смирился с этим решением, а герцог Бордосский, по-видимому, также принял условия соглашения. Герцогиня Орлеанская, мать графа Парижского, и ее деверь, Жуанвиль, якобы являются единственными противниками со­глашения. От Луи-Наполеона намерены откупиться десятью миллионами чистоганом.

Нет сомнения, что это или подобное соглашение будет в конце концов заключено; и как только это произойдет, начнется пря-

• — Шамбор. Ред.

ПИСЬМА ИЗ ФРАНЦПП

мое наступление на республику. Тем временем предварительная атака должна быть начата представительными собраниями депар­таментов. Их только что созвали раньше обычного срока, и пред­полагается, что они обратятся в Национальное собрание с пред­ложением о пересмотре конституции. Тот же вопрос обсуждался и в прошлом году, но тогда они сами сочли этот шаг преждевре­менным. Нет сомнения в том, что на сей раз представительные собрания проявят значительно большую отвагу, в особенности после успешного удара по избирательному праву. А тогда настанет час и для народа показать, что если он какое-то время и воздерживался от проявления своей мощи, то вовсе не наме­рен позволить отбросить себя назад к самым гнусным временам Реставрации.

P. S. Я только что прочел небольшой памфлет ценой в три су (полпенни), который раздается бесплатно вместе с «République». В нем содержатся самые поразительные разоблачения отно­сительно интриг и заговоров монархистов начиная с весны 1848 года. Автор, некий Борм, был свидетелем на процессе Барбе-саи Бланки в Бурже. Он признает себя платным агентом рояли­стов, лжесвидетельствовавшим на этом процессе. Он утверждает, что все движение 15 мая 1848 г. началось с выступления монар­хистов, и сообщает много других весьма любопытных вещей ³⁶. Кое-что касается и «Times» ³⁷. Борм дает имя и адрес. Он живет в Париже. Характер этого памфлета таков, что он может по­влечь за собой еще немало разоблачений. Советую вам обратить на него самое серьезное внимание.

VIII

Париж, 23 июля 1850 г.

Как я и предвидел в своем последнем письме, Собрание в конце концов приняло решение об ассигновании Луи Бона­парту дополнительных средств, по сути предоставив ему же­лаемую сумму, а по форме глубоко унизив его в глазах всей Франции ³⁸. После этого Собрание возобновило свою репрессив­ную деятельность, приняв закон о печати ^зв. Каким бы суровым этот закон ни вышел из рук его автора, г-на Бароша, по сравне­нию с тем, во что его превратила злоба большинства Собрания, он был безвредным и безобидным. В своей бешеной, но бессиль­ной ненависти к прессе большинство наносило удары почти вслепую, не обращая внимания, кому они достаются — «хоро­шей» или «плохой» прессе. Таким образом, «закон ненависти» Прошел. Были увеличены залоги. Восстановлен штемпельный

Ф. ЭНГЕЛЬС

сбор с газет. Введен дополнительный штемпельный сбор с «фелье­тонных романов», с того отдела газет, который отведен для публикации романов, — эта мера была бы совершенно непонят­на, если бы она не представляла собой ответ на избрание Эжена Сю, влияние социалистических романов которого еще не было забыто большинством. Таким же налогом, наравне с газетами, обложены все публикуемые в еженедельных и ежемесячных выпусках произведения до определенного объема. И наконец, каждая заметка, появляющаяся в газете, должна иметь подпись автора.

Этот закон, каким его сделала слепая ярость большинства, наносит сильный удар не только социалистической и республи­канской, но и контрреволюционной прессе, и возможно, что последней — гораздо более сильный, чем оппозиционной печати. Имена республиканских публицистов достаточно хорошо из­вестны и потому почти ничего не меняется от того, подписывают они свои заметки или нет; но если «Journal des Débats», «Assemb­lée Nationale», «Pouvoir», «Constitutionnel» и т. д. будут вы­нуждены раскрыть имена своих сотрудников, их передовые статьи немедленно утратят всякое влияние даже в кругу пос­тоянных читателей. Название большой ежедневной газеты, в особенности уже давно выходящей, для почтенной публики всегда представляет почтенную фирму; но стоит только этим фирмам — Бертен и К⁰, Верон и К⁰, Деламар и К⁰ — хоть раз выявить имена представляющих их литераторов, стоит хоть раз этой таинственной «К⁰» предстать в виде застарелых продажных наемных писак, которые за чистоган защищали все, что угодно, вроде Гранье де Кассаньяка, или в виде глупых старых баб, называющих себя государственными людьми, вроде Капфи-га, стоит только всем этим людишкам, которые орут во всю глотку и изрыгают длинные статьи, выйти в соответствии с новым законом на свет божий, как вся эта почтенная прес­са предстанет перед вашими глазами в весьма жалком об­лике.

Несомненно, что при новом законе вследствие повышения цен на газеты очень широкий круг читателей будет лишен этого источника информации. И газеты, дешевая периодика, и другие массовые издания станут недоступными для многочисленных рабочих и особенно для большинства сельских жителей. Но пресса всегда была лишь дополнительным средством воздей­ствия на крестьянство; этот класс гораздо острее реагирует на свои собственные материальные трудности и на повышение налогов, чем на разглагольствования прессы; и пока нынешнее буржуазное правительство не сможет найти средство — а оно

ПИСЬМА ИЗ ФРАНЦИИ

не сможет никогда — смягчить бремя ростовщичества и нало­гов, лежащее на крестьянстве, до тех пор этот недавно пробу­дившийся класс будет проявлять недовольство и «революцион­ные стремления». Что касается рабочих в городах, то со­вершенно закрыть им доступ к газетам невозможно, и если прекращен выпуск дешевых периодических изданий, они вос­полнят этот пробел увеличением числа тайных обществ, тайных дискуссионных клубов и т. д. Но если правительству в какой-то степени и удалось уменьшить количество революционных памфле­тов и периодических изданий, оно добилось этого ценой гибели издательского дела и книготорговли; ибо при ограничениях, налагаемых новым законом, их существование немыслимо. А по­тому весьма вероятно, что все это будет сильно способство­вать расколу партии порядка как в самом Собрании, так и вне его.

Как только закон о печати был принят, Собрание еще раз дало ясно понять Луи-Наполеону, что он не должен выходить за рамки, которые поставлены ему конституцией. Бонапартист­ская газета «Pouvoir» поместила статью, в которой весьма нелестно говорилось о Собрании. На свет божий был извлечен старый закон времен Реставрации, издатель «Pouvoir» пред­стал перед судом за нарушение привилегий и был приговорен к штрафу в 5 тысяч франков (200 фунтов стерлингов) ⁴⁰, кото­рый, конечно, был немедленно уплачен. Это наказание нельзя назвать слишком суровым, но само решение Собрания весьма знаменательно. «Бьем мы внизу, но метим выше», — под гром­кие аплодисменты заявил один из депутатов.

Затем Собрание решило отложить cil августа свои заседания на три месяца. В соответствии с конституцией оно должно было избрать комиссию в составе двадцати пяти депутатов, которая обязана во время перерыва оставаться в Париже и осуществлять наблюдение за исполнительной властью. Лидеры большинства, полагая, что Луи-Наполеон уже достаточно унижен, предло­жили список кандидатур, который включал только представи-т*елей большинства: орлеанистов, умеренных легитимистов, не­скольких бонапартистов и ни одного республиканца или крайне­го легитимиста. Однако во время голосования все бонапартисты были выкинуты и вместо них избраны несколько умеренных республиканцев и крайних легитимистов. Тем самым Собра­ние еще раз продемонстрировало, что вовсе не намерено допу­стить coup d'état *, о котором все время мечтает Луи-Напо­леон.

* — государственный переворот. Ред,

Ф. ЭНГЕЛЬС

Я не думаю, чтобы произошло что-нибудь серьезное раньше, чем будет сделана попытка опрокинуть республику — кто бы такую попытку ни сделал: президент или одна из монархических фракций. Несомненно, что это вывело бы народ из состояния апатии; и это событие должно произойти где-то между сегод­няшним днем и маем 1852 г., но точный срок предсказать невоз­можно.

Написано Ф. Энгельсом 20 декабря 1S49 г. — 23 июля 1850 г

Напечатано в журнале

«Democratic Review»

в январе — августе 1850 г.

Титульный лист чартистского журнала «Democratic Review»

и страницы со статьями Ф. Энгельса «Письма из Франции»

и «Письма из Германии»

[ 27

Ф. ЭНГЕЛЬС

ПИСЬМА ИЗ ГЕРМАНИИ«

I

Кёльн, 18 декабря 1849 г.

«Порядок царит в Германии». Таков в эти дни основной де­виз наших правителей, будь то государи, аристократы, буржуа или любая другая фракция той недавно созданной партии, которую по-английски можно было бы назвать партией при­верженцев порядка [ordermongers] ⁴². «Порядок царит в Герма­нии», однако никогда еще, даже в давние-предавние времена «Священной Римской империи», в Германии не было такой неразберихи, как в нынешнее царствование «Порядка».

При прежней системе, до революции 1848 г., мы по крайней мере знали, кто нами правит. Прежний франкфуртский Союзный сейм давал о себе знать законами против свободы печати, чрез­вычайными судами, ограничениями, налагаемыми даже на те смехотворные конституции, которыми известным группам на­селения Германии разрешалось себя тешить. А теперь! Мы сами едва знаем, сколько Центральных Правительств в нашей стране. Во-первых, существует Имперский Регент *, которого произ­вело на свет разогнанное Национальное собрание ⁴³ и который, хотя и не обладает никакой властью, с огромным упорством цепляется за свой пост. Во-вторых, имеется «.Interim» ⁴\ некое установление — никто точно не знает, что это, — но, вероятно, нечто вроде возрождения старого Сейма; он создан при прежнем преобладающем влиянии Пруссии, и этот «Interim» теперь оказывает давление на дряхлого регента (который в большей или меньшей степени представляет интересы Австрии), чтобы последний уступил ему свое место ⁴⁵. Между тем ни тот, ни

• — Иоганн. Рев.

ПИСЬМА ИЗ ГЕРМАНИИ

Кроме того, в случае необходимости «наш возлюбленный шу­рин» ⁵⁰, православный царь всея Руси, вмешался бы и запретил своим наместникам в Австрии и Пруссии ссориться между собой.

Эта беспрецедентная неразбериха с правительствами, при­тязаниями, требованиями, германской общесоюзной консти­туцией имеет, однако, одно огромное преимущество. Вплоть до настоящего времени немецкие республиканцы делились на федералистов и унитаристов, причем первые опирались в ос­новном на юг страны. Неразбериха, возникающая в связи с каждой попыткой преобразовать Германию в федеративное государство, со всей очевидностью доказывает, что всякий такой план будет бесплодным, неосуществимым и безрассудным, поскольку Германия настолько продвинулась по пути цивили­зации, что ее государственное устройство может существовать лишь в форме Германской республики, единой и неделимой, демократической и социальной.

Мне бы хотелось сказать несколько слов об оправдании Вальдека и Якоби ⁵¹, но недостаток места не дает мне возмож­ности сделать это. Достаточно заметить, что по крайней мере в ближайшие несколько месяцев у правительства Пруссии не будет никакой возможности добиться вынесения обвинительных приговоров на политических процессах, за исключением, мо­жет быть, нескольких глухих углов, где присяжные так же фанатичны, как оранжисты Ольстера ^Б2.

II

ЛЮБОПЫТНЫЕ РАЗОБЛАЧЕНИЯ,

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: