КРИТИЧЕСКИЙ РАЗБОР КНИГИ ПРУДОНА «ОБЩАЯ ИДЕЯ РЕВОЛЮЦИИ» 157

О, Штирнер! Как будто крупные владения не подлежат зе­мельной переписи на одинаковых основаниях с мелкими, таким образом получается, что сам Луи-Филипп тоже был крепостным.

3) Конструирование free trade и разъяснение протекцио­
низма.

Пошлины доставляют государству 160 миллионов. Допустим, что таможни уничтожены и иа французском рынке усилилась иностранная конкуренция. «Предположим, что правительство обратилось бы тогда к французским промышленникам со следующим запросом: что вы пред­почтете для охраны ваших интересов — платить мне 160 миллионов или оставить эту сумму при себе? Думаете ли вы, что промышленники изберут первое предложение? А именно его навязывает им правительство. К обыч­ным нашим расходам иа иностранные товары и собственные изделия, отправляемые за границу, государство присоединяет 160 миллионов, кото­рые оно как взятку кладет себе — и только себе — в карман; вот что такое таможня» (стр. 68—69).

Если подобную нелепость можно еще оправдать безрассуд­ным французским тарифом, то все же г-п Прудон хватает через край, когда он вообще применяет к протекционизму француз­скую мерку и выдает его за налог на фабрикантов.

4) На стр. 73 и 74 Прудон цитирует речь Руайе-Коллара (палата де­
путатов, ирония 19—24 января 1822 г.) ^20в, в которой этот юрист выражает
свое сожаление по поводу исчезновения независимых магистратур (парла­
ментов) ²⁰⁷ и других «демократических учреждений» — этих «мощных
средоточий частного права, настоящих республик внутри монархии».
Они, дескать, во всем могли ставить преграды верховной власти, в то
время как теперь правительственная власть, хотя и разделена, ничем не
ограничена в своих действиях.

Эту реакционную реминисценцию старомодного юриста, который не может скрыть своей ненависти к административному порядку, г-н Прудон ошибочно принимает sa социально-рево­люционную точку зрения.

«То, что г-н Руайе-Коллар говорил о монархии 1814 г., с еще большим основанием справедливо для республики 1848 года».

Г-на Прудона ввела в заблуждение запутанная фраза Руайе-Коллара:

«Итак, Хартия ²⁰⁸ должна была конституировать и правительство, и общество; об обществе, без сомнения, не 8абыли, им не пренебрегли, но им занялись не сразу...».

Что Руайе-Коллар понимает под обществом, видно из сле­дующих его слов:

«Только учредив свободу печати как норму публичного права, Хартия возвратила общество себе самому» (стр. 75).

Таким образом, общество — это подданные, рассматриваемые с точки зрения их способности сопротивляться правительству.

Ф. ЭНГЕЛЬС

ТРЕТИЙ ЭТЮД

«О ПРИНЦИПЕ АССОЦИАЦИИ»

Сначала, прежде чем мы приступим к разрешению проблемы, «следует определить значимость теорий, предлагаемых на потребу народу, теорий, составляющих непременный багаж всех революций» (стр. 79). А подвергнув критике их принцип, мы разом покончим с ними всеми: с сен-симонистами, Фурье, Оуэном, Кабэ, Луи Бланом и другими. Этим принципом для всех систем служит ассоциация.

Ассоциация не означает «равновесия экономических сил», она вовсе даже и не «сила», она — «догма» (стр. 84). Последовательное развитие принципа ассоциации неизменно приводит к системе, и основанный на ней социализм с необходимостью, становится религией (стр. 84).

Ассоциация — не «экономическая сила». Торговля является таковой, ибо «независимо от услуг, оказываемых материальным фактом перевозок, она сама по себе является прямым побудителем к потреблению, а стало быть, одной из причин производства, первопричиной создания стоимости (I), метафизическим актом обмена, производителем — в такой же мере, как и труд,— реальных предметов и богатств, хотя она и создает их иначе, чем труд... Поэтому торговец, которого обогатили торговые операции, очищенные от всякого ажиотажа (!!), с полным правом пользуется приоб­ретенным состоянием; оно столь же законпо, как то, которое добыто тру­дом».

(Этот буржуа забывает здесь, что, не обладая капиталом, я никак не могу заниматься торговлей и могу лишь только рабо­тать на другого, на капиталиста; вообще же эта апология тор­говца весьма примечательна.) Далее...

«обмен — это чисто моральная операция... является также созида­тельным актом» (стр. 85).

К экономическим силам принадлежит также коллективная сила,

— открытие которой, как льстит себя надеждой Прудон, былосделано им в книге «Что такое собственность»,

— а равным образом и конкуренция, разделение труда, собственность

и т. д.

То, что Прудон называет «экономическими силами», есть, попросту говоря, формы буржуазного способа производства и обмена [Verkehr] в том виде, в каком они пригодны ему, покуда имеют в его глазах либо одну хорошую сторону, либо одновре­менно с дурной стороной также хотя бы одну ярко выраженную хорошую. Даже самые общие формы обмена и производства, которые, будучи однажды открытыми, применялись затем всюду в соответственно измененном виде каждым последующим поко­лением и которые принадлежат к числу таких же благоприобре­тений общества, как использование силы воды, представление ошарообразности земли, умение делить ее по градусам долготы и широты и т. п., — даже их Прудон воспринимает только

КРИТИЧЕСКИЙ РАЗБОР КНИГИ ПРУДОНА «ОБЩАЯ ИДЕЯ РЕВОЛЮЦИИ» 159

в их буржуазном обличий. Например, обмен, как мы видели выше, тут же растворяется у него в торговле. Если, по крайней мере, коллективная сила и выглядит как нечто вечное, то от этого она не перестает быть лишь попыткой превратить в эко­номическую силу само существование общества. Без общества, так же как без коллективной силы, не бывает никаких отноше­ний между людьми, никакого обмена. Обмен, разделение труда, конкуренция, кредит суть проявления коллективной силы. Для всякого отношения нужны по меньшей мере двое, а там, где двое сотрудничают в каком-либо деле, которое не под силу од­ному, — там налицо коллективная сила. Достойно смеха, однако, когда все формы, в которых члены общества обмениваются и производят, нам сначала изображают как силы, а потом в за­ключение в качестве особой экономической силы нам пытаются еще навязать существование общества, общественного произ­водства и общественного обмена. Впрочем, примитивная, не­развитая форма коллективной силы, с которой носится Прудон (массовый труд при постройке обелисков, пирамид и т. д.), давным-давно уже почти вытеснена машинами, лошадьми, раз­делением труда и т. п. и заменена совершенно другими формами.

Но если торговля, конкуренция, разделение труда и т. п. суть экономические силы, то нет никаких оснований не считать экономическими силами также, например, фабричную систему, банковскую систему, бумажные деньги, парцелляцию земель­ной собственности, крупную земельную собственность, наемный труд, капитал и ренту. Каждой из этих перечисленных сил не­трудно сложить панегирик в стиле тех дифирамбов, которые Прудон слагает по адресу первых. Но в этом-то и загвоздка.

Комично, что Прудон на стр. 88 эти отношения сил называет «по существу нематериальными» и, опираясь на их якобы нема­териальный характер, затягивает свои песнопения, например, о том,

как экономисты своей теорией промышленных сил «доказали,— сами нимало не сомневаясь в ней,— основную догму христианской теологии: творение «d е nihilo»

(ex??) * (стр. 87), или выше [твердит]

о «чисто моральном» акте «торговли, которая у него является также созидательным актом» (стр. 86).

Затем следуют великолепные софизмы об ассоциации:

«Ассоциация по своей природе бесплодна, даже вредна, так как она сковывает свободу работника. Авторы, несущие ответственность за утопии

• У Прудона ошибочно: «de nihilo» — «без основания», «без причины» (р. 87). Энгельс исправляет «ex tnihllol» — «из ничего». Ред.

Ф. ЭНГЕЛЬС

братства... без всяких оснований и доказательств приписали договору о сообществе [contrat de société] достоинства и действенность, которые принадлежат лишь коллективной силе, разделению труда или обмену... Когда какое-нибудь сообщество, промышленное или торговое, ставит себе целью либо привести в действие одну из крупных экономических сил, либо эксплуатировать такой источник богатств [fonds], casta природа которого требует, чтобы он оставался неделимым, единой клиентурой, монополией, то сообщество, созданное ради такой цели, может полу­чить благоприятный результат. Но оно достигнет его не в силу своего принципа, этим результатом оно будет обязано своим средствам. И это настолько верно, что все

(то бишь капиталисты)

предпочитают не вступать в ассоциацию всякий раз, когда тот же резуль­тат может быть достигнут и без нее» (стр. 88—89). Объединяются только тогда, когда в этом есть пужда.

Ассоциация означает солидарность, «совместную ответственность, слияние прав и обязанностей по отношению к третьим лицам».— «Уравни­тельная заработная плата — верховный закон ассоциации». Поэтому «можно сказать, что только для слабого или ленивого члена ассоциации — и только для него одного — последняя оказывается полезной».— «Соли­дарность неумелых и неспособных» (стр. 89, 90). Каждая процветающая ассоциация «обязана своим преуспеянием какой-либо объективной при­чине, чуждой ей и отнюдь не связанной с ее сущностью». Ассоциация пригодна лишь «при особых условиях» (стр. 91).

При этом во всех теперешних рабочих ассоциациях уравнительная заработная плата заменена piece-work * — как можно меньше солидар­ности, как можно больше независимости при объединении сил и капи­талов,

то есть как можно меньше ассоциации и как можно больше средств.

«Ассоциация, образованная специально в силу семейных связей и закона самопожертвования независимо от каких-либо внешних эконо­мических соображений и всяких преобладающих интересов, наконец, ассоциация как самоцель является актом чистой религиозности, сверхъесте­ственной, лишенной положительной ценности связью, мифом».

Что касается ассоциаций парижских рабочих, то Прудон хладнокровно классифицирует их следующим образом:

«Многие из них продолжают держаться и даже дают надежду на рост в будущем. Причины известны. Одни ассоциации состоят из самых искусных работников своей профессии — это монополия таланта, благо­даря которой они и существуют. Другие привлекают и удерживают клиентуру дешевыми ценами — в них вдохнула жизнь конкуренция... Наконец, как правило, во всех этих ассоциациях рабочие... должны затрачивать несколько больше труда и довольствоваться меньшим зара­ботком. Здесь нет ничего, кроме самых обыкновенных в политической экономии явлений, которые могут быть получены.., без малейшей надоб­ности в ассоциации» (стр. 96—97),

* — сдельной системой, Ред,

КРИТИЧЕСКИЙ РАЗБОР КНИГИ ПРУДОНА «ОБЩАЯ ИДЕЯ РЕВОЛЮЦИИ» 161

Ассоциации по убою скота — вовсе и не ассоциации. «Это — [объеди­нения] для конкурентной борьбы, созданные на общие средства гражда­нами различного положения против монополии мясников. Это в неко­тором роде применение нового принципа, — чтобы не сказать

(почему бы нет?)

новой экономической силы, — принципа взаимности [réciprocité], который состоит в том, что участники обмена гарантируют безоговорочно друг другу свои продукты по себестоимости» ²⁰⁹.

(Сам г-н Прудон, разумеется, в роли первого изобретателя «принципа взаимности», см. его «Организацию кредита и обра­щения», Братья Гарнье, 1848 г., а также его «Народный банк») (стр. 97-98) ²¹°.

Далее идет восхваление г-на Прудона, каламбуры по поводу луиблановского «от каждого соответственно его способностям, каждому соответственно его потребностям» ^ш, а после этого следующее место:

из 36 миллионов французов 24 миллиона — крестьяне. «Их-то вам никогда не удастся ассоциировать. Земледельческий труд не нуждается в сообще­стве, где пляшут под одну дудку [choreographic sociétaire], душа крестья­нина испытывает к нему отвращение».

Ссылка на ярость крестьян против заподозренных в комму­низме июньских инсургентов. — Далее,

из остальных 12 миллионов по крайней мере половина — «фабриканты, ремесленники, служащие... которым ассоциация не нужна»; остается 6 миллионов, которых, пожалуй, можно было бы вовлечь в ассоциацию, но очень скоро и они сбросили бы с себя это иго большинства.

Судить о существующих рабочих ассоциациях нужно не по их сего­дняшним результатам, а по их «скрытой тенденции к установлению со­циальной республики. Сознают это рабочие или нет, однако вовсе не в мелочных интересах их обществ состоит значение их дела... В будущем... компании трудящихся, отбросив в сторону модные товары и игрушки [bilboquets], должны будут обратиться к тем крупным отраслям промыш­ленности, которые UO самой своей природе являются их естественным уделом» (стр. 107).

В заключение предъявляет требование Л. Блану,

«этому кузнечику революции» *, «чтобы тот внес свою дань воздержания и молчания в дело пролетариата, попавшего в один злополучный день в его хилые ручонки» (стр. 108).

Вся штука вот в чем: ассоциация, как таковая, in abstracto **, разумеется, в такой же степени зависит от условий, как и вся­кое другое общественное отношение. Там, где соответствующие условия отсутствуют, не поможет никакая экономическая сила.

* У Прудона: «Луи Блан считал себя пчелой революции, а был только ее куз­нечиком» (р. 108). Ред.

** — взятая абстрактно. Ред,

Ф. ЭНГЕЛЬС

Конкуренция так же предполагает наличие средств, как и ассоциация. Разделение труда может быть применено так же не­кстати, как и ассоциация. Можно столь же скверно обмени­ваться, как и ассоциироваться. Взятая абстрактно, каждая эко­номическая сила является такой же догмой, как и ассоциация, — все определяется существующими отношениями. А для иссле­дования этих отношений Прудон как раз ничего и не сделал; он принял за норму мелкую парижскую промышленность, вместо того чтобы в развитии крупной промышленности, машин­ного производства, разделения труда — в том виде как они развиваются в Англии — ив растущей в связи с этим централи­зации капитала разглядеть потребность в ассоциации, а также понять, что для удовлетворения этой потребности нужны со­вершенно иные формы объединения и централизации сил, чем те, которые свойственны парижским игрушечным ассоциациям [Bilboquet-Assoziation] и прудоновским компаньонажам ²¹².

четвертый этюд «О ПРИНЦИПЕ ВЛАСТИ»

Сначала дифирамбы в честь «анархии», открытой г-ном Прудоном.

1. «Традиционное отрицание [идеи] правительства. Возникновение идеи, идущей ей на смену» (стр. 116)

Всякое правительство возникло из патриархальной семьи. «Крайним пределом эволюции гувернаментализма [évolution gouvernementale] яв­ляется демократия» (стр. 119); последний предел демократии — демокра­тия прямого народоправства Консидерана, Риттингхаузена и других. Но оно последовательно привело бы прямо к императорской тирании, как это было в Греции и Риме (стр. 121).

«Отрицание правительства» ведет свое начало с Реформации. Прин­цип авторитета был тогда вытеснен из области религии свободой совести. Позднее это было перенесено также и на светскую область, в особенности благодаря Жюрье, который придумал самый термин «общественный до­говор» (?). Идея договора, «царства договоров», примененная практически к общественной шизни, торговле и т. п., а не только к политике, вывела бы за рамки всего этого гувернаментального режима. Но Руссо, «который ничего не понял в общественном договоре», погубил все дело.

Общественный договор должен свободно обсуждаться и приниматься каждым заинтересованным лицом, иначе он недействителен

и тому подобные пояснения в духе штирнеровской морали (стр. 125-127).

В общественном же договоре Руссо: 1) нет никаких сведений о том, что должно служить предметом договора; 2) в нем не содержится ни прав, ни обязанностей, а только одни кары (стр. 128).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: