Один из моих друзей, очень знаменитый приверженец Ганди, был атеистом. Он говорил: «Пока я не пережил сам, Бога нет. По крайней мере, для меня Бога нет».

Однажды его сын, генеральный прокурор штата, прибе­жал ко мне и сказал: «Отец очень, очень болен, внезапный сердечный приступ. Доктора думают, что он не выживет. Он просит вас».

Я пошел с ним — они жили недалеко, в пяти минутах езды от моего дома. И когда я вошел в комнату, этот старик с закрытыми глазами совершал индусскую джапу — повторял мантру... Рама, Рама, Рама... я удивился. Этот человек всегда говорил, что Бога нет. Что случилось? Я встряхнул его и сказал: «Откройте глаза. До того, как ваше сердце откажет, позвольте задать вам вопрос. Что вы делаете? Вы забыли, что вы атеист? Вы не должны были бы повторять имя Бога».

Он сказал: «Я знаю, но в этот момент, когда доктора думают, что у меня осталось мало времени — может быть, несколько часов или несколько минут — кто знает? И что плохого в том, что я, лежа здесь, повторяю: «Рама, Рама, Рама...» Если Бог есть, я, по крайней мере, вернулся домой. Если я заблудился утром, то вечером вернулся». В Индии есть пословица о том, что если вы вернулись вечером, то вы не заблудились — вы вернулись, в конце концов. «А если Бога нет, то что плохого в том, чтобы повторять: "Рама, Рама, Рама..."»

Я сказал ему: «Это то, что я на протяжении многих лет постоянно говорил вам: вы думаете, что избавились от сомне­ния, — но это невозможно. Вы просто погрузили его глубоко в бессознательное. Теперь смерть вынесла его наверх».

Этот человек выжил; он и сейчас жив. И снова, когда он выжил и стал в полном порядке, он снова начал говорить об атеизме, но, по крайней мере, не передо мной. Передо мной он говорил: «Человек слаб, и то был момент слабости».

Я сказал ему: «То был момент, показавший нечто чрезвы­чайно важное относительно всей вашей личности, показав­ший, что все, о чем вы говорите, — все фиктивно. Тот момент показал вашу реальность, продемонстрировал вас во всей вашей наготе, и странно... вы снова пытаетесь прикрыть это. И снова случится сердечный приступ, ведь сердечный приступ не та вещь, которая случается только раз. И помните, это был ваш первый приступ. Может случиться, по крайней мере, три приступа».

Он сказал: «Что же вы за друг? Вы говорите, что у меня будет еще два приступа?»

Я сказал: «Конечно. Не обманывайте себя, кого вы пытаетесь обмануть? Себя. В момент смерти вы обманывали себя идеей: "Кто знает, если Бог есть, буду молить его; если его нет, молитва уйдет без пользы, но какой от этого вред?" Вы не заплатили ничем. Вы хитрили даже с Богом. И теперь, когда вы здоровы, вы возвращаетесь на прежние позиции. Передо мной вы не говорите много, но от других я слышал, что вы снова говорите об атеизме. И пусть случится сердечный приступ... а он случится. Он должен случиться с таким человеком, как вы, поскольку вам сердечный приступ помога­ет». И он случился.

И я пришел к нему и сказал... а он снова совершал свою джапу. Я сказал ему: «Посмотрите! Что вы делаете сейчас?»

Он сказал: «Помолчите. Вам не следует приходить, осо­бенно когда ко мне приходит сердечный приступ. Два присту­па подряд — это слишком много».

И я сказал ему: «Помните, я пришел для того, чтобы лишь напомнить вам обо всей той фальшивой философии, о которой вы говорили между двумя сердечными приступами. Вы скоро вернетесь на свои позиции, поскольку третий приступ...»

Он сказал: «Подождите. Я не покончил со вторым, доктора не питают надежды, а вы говорите о третьем».

Я сказал: «Я хочу, чтобы вы знали и глубоко осознавали, что сомнение есть и вы подавляете его. Почему вы, прежде всего, хотите подавить сомнение? Потому что вы не хотите риско­вать, спрашивая».

Спрашивать — это риск. Это движение в неизведанное. Никто не знает, что может случиться.

Тот, кто спрашивает, оставляет все, к чему он привык, с чем ему было удобно, он движется в неизведанное, не будучи совершенно уверенным, есть ли что-то на том берегу и есть ли даже сам тот берег.

Поэтому люди цепляются или за теизм, или — те, кто немного сильнее, интеллектуальнее, интеллигенция, — они цепляются за атеизм. Но и те, и другие бегут от сомнения. А бежать от сомнения — это бежать от вопросов, ведь что такое сомнение? Это лишь знак вопроса. Оно не враг ваш. Это просто знак вопроса внутри вас, знак вопроса, который готовит вас к тому, чтобы спрашивать. Сомнение — ваш друг.

И я говорил о третьей категории, об агностиках. Теист — самый слабый из трех, менее культурный, менее образован­ный, менее интеллектуальный — просто посредственность. Вторая категория, атеист, более интеллектуальный, более культурный, и он очень старается, чтобы вопрос его не беспокоил, и говоря, что Бога нет, он откладывает вопрос как можно дальше в той части, которая касается его самого.

В споре теиста и атеиста всегда обязательно побеждает атеист. Теист не может победить. Его аргументы бедны. У него нет достаточных аргументов. Его вера очень проста, а атеист более изощрен. У него также есть вера. Его вера состоит в том, что Бога нет. Можно назвать это неверием, не-верой, но это вера. Он борется за это с тем же фанатизмом, что и теист. Поговорите с любым коммунистом — все коммунисты являют­ся атеистами, — и вы увидите, что они такие же фанатики, как и теисты. Агностик из всех трех занимает высшее положение. Агностик говорит: «У меня нет оснований говорить "да", у меня нет оснований говорить "нет". Поэтому в вопросе о Боге я буду держать свой рот закрытым».

Людвиг Виттгенштейн, ученик Бертрана Рассела... Берт­ран Рассел — один из значительных агностиков этого века, а Людвиг Виттгенштейн — его лучший ученик. Рассел так хвалил Виттгенштейна, бывшего еще студентом, как редкий учитель хвалит своего ученика. Виттгенштейн был как раз студентом в философской группе Рассела. Рассел преподавал философию в Кембриджском университете, а Виттгенштейн был студентом. У Рассела был проницательный взгляд, который мог распознать в человеке неординарную личность, если были задатки этого, а Виттгенштейн был чем-то вроде гения.

Виттгенштейн показал ему свои записи. И Рассел сказал: «Опубликуйте это». Это были просто записи, которые он делал на занятиях, записи всяких идей, которые приходили ему в голову, просто записи, — а Рассел сказал: «Опубликуйте их. Они превосходят любую из моих книг. У меня никогда не будет такого студента, как вы. Я горд и исполнен определенных чувств оттого, что вы пришли в мой класс».

Виттгенштейн написал немного, лишь две или три книги, и те состоят из сентенций, небольших высказываний. Одно из высказываний такое: «Не следует говорить о том, чего не знаешь, — ни за, ни против. Следует хранить молчание, если нет твердого "да" или твердого "нет" в своем переживании». В другом пассаже он говорит: «Есть вещи, о которых нельзя говорить, поэтому нужно сопротивляться попыткам говорить о них».

Агностик превосходит всех остальных. Он не совершает дел, он остается бездейственным. Лучше оставаться бездей­ственным, поскольку это сохраняет в вас внимание к тому, что вы еще и не начинали поиска. Теист пришел к заключению, атеист пришел к заключению... а вы даже не начинали поиска. Агностик — лучший из всех троих, он подходит ко мне ближе всех. Теист дальше всех от меня, атеист немного ближе, агностик самый близкий, — но вы можете там и остаться. Нет необходимости в том, чтобы вы двигались в сторону поиска. Вы можете сказать, что это предельный вопрос. Вот это и говорит агностик. На всякий предельный вопрос вы не можете сказать ни «да», ни «нет». Но его молчание - это не молчание гностика.

Я сознательно не включил гностика в эти три обсуждае­мые категории. Слово «агностик» происходит от слова «гнос­тик». «Агностик» означает того, кто заявляет: «Я не уверен в том или этом». А кто такой гностик? Гностик — это тот, кто знает. В этом смысл гностика, знающего.

Агностик молчит, потому что не знает, что правильно, что неправильно; что есть «да», что есть «нет».

Гностик также молчит — ведь он пришел к невыразимому переживанию реальности.

Я — гностик.

И я хотел бы, чтобы вы все были гностиками, пришли бы к такому переживанию, когда случаются вещи, стоящие за пределами слов, когда язык остается далеко позади, на рассто­янии в световые годы, когда нет возможности выразить свое переживание в понятиях.

Нельзя сказать: «Бог есть». Нельзя сказать: «Бога нет». Нельзя сказать: «Я не могу сказать этого». Можно лишь хранить молчание.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: