Человек сказал: «Но к тому времени, когда эти защитные стенки будут сделаны и ваша революция победит, я уйду».

Конфуцианец сказал: «Вы не имеете значения, я не имею значения, индивидуумы не имеют значения — значение имеет общество. Упав в колодец, вы подняли очень важный вопрос. Теперь мы будем бороться за это. Вы будьте спокойны. Мы проследим за тем, чтобы каждый колодец имел вокруг себя защитную стенку, чтобы никто не смог упасть в него. Просто спасая вас, что спасешь? По всей стране миллионы колодцев, и миллионы людей могут упасть в них. Поэтому не будьте таким себялюбивым. Поднимитесь выше себялюбия. Я буду служить человечеству».

«Вы послужили, упав в колодец. Я буду служить, застав­ляя правительство сделать защитные стенки». И он уходит. Но он делает существенное замечание: «Вы очень себялюбивы. Вы просто хотите спастись и напрасно потратить мое время, которое я могу использовать ради всего человечества».

Как вы думаете, существует ли где-нибудь что-то вроде «человечества», существует ли где-нибудь что-то вроде «об­щества»? Все это просто слова. Существуют только индивиду­умы.

Четвертый человек — христианский священник, миссио­нер, тащивший с собой мешок. Он немедленно открывает мешок, достает веревку, бросает веревку... до того, как человек сказал что-либо, он бросает веревку в колодец. Человек удив­лен. Он говорит: «Похоже, ваша религия самая истинная».

Тот говорит: «Конечно. Мы готовы ко всяким неожидан­ностям. Зная, что люди могут падать в колодцы, я ношу с собой эту веревку, чтобы спасать их, поскольку, только спасая их, я могу спасти себя. Но запомните, я слышал, что говорил конфуцианец: не делайте защитных стенок вокруг колодцев, иначе как мы будем служить человечеству? Как мы будем вытягивать людей, упавших в колодец? Сначала они должны упасть, потом мы будем вытаскивать их. Мы существуем ради служения, но должен существовать повод к тому. Без повода как мы можем служить?»

Все эти религии, говоря о служении, определенно заинте­ресованы, чтобы человечество оставалось бедным, чтобы лю­дям нужно было это служение, чтобы были сироты и вдовы, нищие, чтобы старики нуждались в уходе. Такие люди необ­ходимы, абсолютно необходимы. В противном случае, что же случится с этими великими служителями человечеству? Что случится со всеми этими религиями и их учениями? И как тогда входить в царство Божье? Такие люди должны служить в качестве лестницы.

Вы называете это отсутствием себялюбия? Что, этот миссионер не себялюбив? Он спасает этого человека не ради него; он спасает его ради самого себя. Глубоко внутри все еще есть себялюбие, но теперь оно прикрыто красивыми словами: служение, бескорыстие.

Но откуда эта потребность в каком бы то ни было служении? Почему должна быть какая-то потребность? Разве мы не можем устранить все поводы для служения? Мы можем, но тогда религии очень разгневаются. Будет разрушен весь их фундамент — весь их бизнес, — если не будет бедных, не будет голодных, не будет страдающих, не будет больных. И наука может сделать это. Сегодня это абсолютно в наших руках. Это случилось бы давным-давно, если бы религии не останавлива­ли каждого, кто собирался внести свой вклад в знания, устраняющие все поводы для служения.

Но эти религии были против всякого научного прогресса — и они говорят о служении. Им нужны эти люди.

Их потребность — это не отсутствие себялюбия; это предельное себялюбие. Эта потребность имеет объяснение. Есть цель для достижения.

Поэтому я говорю моим санньясинам: служение — это грязное слово. Никогда не используйте его. Да, вы можете соучаствовать, но никогда не унижайте человека служением ему. Это унижение.

Когда вы служите кому-то и чувствуете великое... вы низводите другого до положения презренного человека, недо­человека. А вы такой превосходный, вы пожертвовали своими собственными интересами и служите бедным. Вы просто унижаете их.

Если у вас есть что-то, что дает вам радость, покой, восторг, делитесь этим.

И помните, когда вы делитесь, нет объяснения, нет мотива. Я не говорю, что благодаря такому делению вы попадете на небеса. Я не ставлю вам никакой цели.

Я говорю вам, благодаря разделению вы будете удовлет­ворены. В самом этом разделении есть удовлетворение, за ним нет иной цели; оно не ориентировано на какую-либо цель. Оно имеет целью самое себя.

И вы будете чувствовать себя обязанными человеку, готовому разделять с вами. Вы не будете чувствовать, что он обязан вам, — вы ведь не служили ему. И только люди, верящие в разделение, в соучастие, а не в служение, могут разрушить все эти поводы к служению, все эти безобразные поводы, опутывающие землю. Все религии эксплуатировали эти пово­ды. Но они давали красивые названия... Они стали очень искусными, тысячелетиями давая красивые названия безоб­разным вещам. А когда вы даете красивые названия безобраз­ным вещам, очень вероятно, что вы сами забудете о том, что это лишь прикрытие. Внутри, в реальности, все остается тем же самым.

Я вспоминаю... Я остановился в Калькутте в доме очень богатой женщины. Она была вдовой, молодой вдовой. У нее был ребенок; ее муж умер несколько лет назад. И она чрезвы­чайно заинтересовалась образом моих мыслей. Мы завтрака­ли, и я увидел фотографию, висящую на стене. Я узнал человека. Я спросил женщину: «Это фотография Свами Дивьянанда Сарасвати?»

Она сказала: «Да».

Я сказал: «Это странно. Невозможно одновременно инте­ресоваться мной и этим человеком. Я знаю его. Он принадле­жит весьма шовинистической индуистской группе Арья Самадж, очень фанатичной». Его религия исходит из того, что она — единственная истинная религия, все остальные не истинные, и что Веды написаны Богом, и их существование не может быть исчислено годами... десять тысяч, двадцать тысяч, сто тысяч... нет. Они были созданы одновременно с созданием всего сущего. Как мог Бог создавать мир, не дав этих руко­водств? Конечно, это представляется логичным. И Вед доста­точно. Никакие другие книги не нужны.

Есть четыре Веды — настолько детские, настолько глупые и настолько полные всякого хлама и чепухи, что Бог был, должно быть, не в своем уме, если он создавал такого рода книги.

Ну, я встречался с этим человеком, и мы немедленно стали врагами навсегда, поскольку я сказал: «Все это чепуха — то, что, как вы думаете, Бог создал их. А если это создал Бог, то ваш Бог нуждается в психиатрическом лечении».

В Ведах говорится, что Бог создал женщину. Конечно, он отец: он создал женщину, он отец... и он влюбился до безумия. Он начал гоняться за этой женщиной. Женщина испугалась того, что ее изнасилует ее собственный отец, поэтому она стала прятаться. Так и произошло творение. Она стала коровой, — но Бога не обманешь, он стал быком. Так произошли все живот­ные: женщина постоянно изменялась, так же изменялся и Бог. Вот так начало свое существование все сущее. Бог все еще преследует женщину в миллионах форм. Но сама идея отца, который создал... Он насильник, обыкновенный насильник, вечный насильник — он все еще продолжает преследовать. И вы называете это книгой, созданной Богом?

Поэтому я спросил у женщины: «Если вы интересуетесь мной, то как это может быть, что вы интересуетесь и этим маньяком».

Она сказала: «Я совсем им не интересуюсь. Вы правы... Это мой муж интересовался им. Он повесил эту фотографию здесь, теперь он умер, и из уважения к нему я не снимаю этой фотографии. Но я никогда не смотрю на нее. И я всегда радуюсь тому, что мой сын сделал с ним».

Я спросил: «Что же ваш сын сделал с ним?»

Она сказала: «Он, бывало, приходил сюда и оставался с нами». У них был прекрасный гостиный зал, человек на пятьсот, по крайней мере, так что они иногда проводили лекции в своем доме.

Однажды... в то время ребенку было, должно быть, не более пяти или шести лет. Женщина, конечно, сидела впереди, ребенок сидел впереди, они были хозяевами, муж сидел впереди. И посреди беседы Свами Дивьянанды ребенок сказал громко: «Я хочу писать».

И это прямо перед Свами Дивьянандой, весь зал рассме­ялся. На самом деле все хотели того же. Лекция была такая, что она вызывала стремление, желание отправиться в туалет. А поскольку все рассмеялись, Дивьянанда очень разгневался. Этим так называемым религиозным людям присуща такая ярость, такой гнев.

Он подозвал женщину к себе поближе и сказал: «Это нехорошо. Вам следует научить своего сына».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: