Кампания по вскрытию святых мощей в 1918—1920 гг.

С конца 1918 г. важное место в религиозной политике советской власти занимала начавшаяся в октябре того же года кампания по вскрытию святых мощей, на протяжении десятков и сотен лет хранившихся в православных церквах и монастырях. Осуществленная VIII отделом Народного комиссариата юстиции РСФСР в ходе проведения в жизнь декрета советской власти от 23 января 1918 г. Об отделении церкви от государства и школы от церкви, это была одна из наиболее крупных антирелигиозных кампаний за всю историю государственно-церковных отношений советского периода.

Не случайно один из первых ударов, нанесенных советской властью по Русской Православной Церкви, был направлен против священных останков ее святых. По учению Православной Церкви, «мощи — оставшиеся нетленными после смерти тела христианских святых, которые должны чтиться так же, как и иконы, но не должно воздавать им честь, приличную одному Богу». Дни обретения и перенесения мощей Церковь отмечает, как особые праздники. Однако нетленность тел «почивших святых людей» не является главным или даже обязательным атрибутом почитаемых мощей. В православном катехизисе содержится следующее разъяснение: «Тела некоторых усопших святых сохраняются в сравнительной или даже полной целостности. Но почитаются они отнюдь не за их далеко не всегда бывшую нетленность, а за то, что по причине святости почивших тел их и по смерти являются хранителями Божественной благодати, силою которой подаются верующим дары исцелений и другие духовные дарования».

Почитание этих священных реликвий уходит своими корнями в далекое время зарождения христианской религии, гонений на первых христиан. Тогда же стало обязательным строить христианские храмы на мощах мучеников. Святые останки обычно полагались в приходской или домовой церкви, помещались частицами в крестах, запрестольных и напрестольных, в крестах-мощевиках, в серебряных ковчегах. Во вселенском православии почитаемы также костные останки святых.

Русской Православной Церковью с древнейших времен в равной степени почитались останки как в виде костей, так и в виде нетленных мощей. Например, опубликованный в 1903 г. в некоторых газетах отчет с подробным описанием вскрытых останков Серафима Саровского в виде костей не помешал его канонизации. Согласно представленному на Поместном Соборе 1917—1918гг. докладу отдела о богослужении, проповедничестве и храме под председательством архиепископа Евлогия (Георгиевского), апреля 1917г. в Богоявленском храме г.Иркутска «произошедший от неизвестной причины пожар уничтожил гробницу и мощи святителя Софрония, третьего епископа Иркутского». «Сохранившиеся в обгорелом виде кости святителя были освидетельствованы особой, избранной пастыре-мирянским собранием комиссией из лиц духовных, мирян, представителей судебной власти, экспертов-медиков и одного химика...». Примечательно, что это событие не только не умалило почитание святителя, но еще более усилило его. «У останков святителя стали совершаться панихиды не один раз в неделю, как это было прежде, а два раза, причем стечение богомольцев стало многочисленней, чем прежде». Несмотря на то, что мощи епископа представляли уже не нетленное тело, а обгоревшие кости, указанный выше отдел предложил Собору «совершить каноническое прославление святителя Софрония, 3-го епископа Иркутского, причислив его к лику святых угодников Божиих, чествуемых Православной Церковью».

Выдающийся историк Церкви академик Е. Е. Голубинский писал в начале XX в., что Церковь, уча о нетленности мощей, отнюдь не предлагала понимать нетленность их в смысле ненарушенности, сохранности тел. Тем не менее часть верующих воспринимала нетленность мощей именно в прямом смысле этого слова. Очевидно, что Церковь недостаточно разъясняла верующим массам, что в этих священных реликвиях нужно видеть не только и не столько физически нетленные тела, сколько память о непреходящих деяниях подвижников православия. Эти обстоятельства стремились использовать организаторы антирелигиозной кампании, поскольку исходили из того, что осмотр содержимого рак выявит тленность останков святых и тем самым «разоблачит перед массами вековой обман церковниками трудового народа».

Высшим толчком для начала кампании по вскрытию святых мощей было известие, переданное советской и коммунистической печатью во все, даже отдаленные районы Советской России о том, что 22 октября 1918 г. при приеме на учет богослужебного имущества Александро-Свирского монастыря Олонецкой губернии «в литой раке, весящей более 20 пудов серебра, вместо нетленных мощей Александра Свирского была обнаружена восковая кукла». Советская пресса умолчала о том, что мнения участников вскрытия разделились: настоятель монастыря архимандрит Евгений, расстрелянный через несколько дней после вскрытия ослепленными классовой ненавистью реквизиторами, свидетельствовал, что видел в раке скелет, а представитель ВЧК А. Вагнер утверждал, что видел куклу. Важно отметить и то, что святые мощи были вскрыты против желания монахов и мирян.

Как отклик широких слоев народа на это событие стремилась представить редакция антирелигиозного журнала «Революция и церковь» публиковавшиеся на его страницах письма и обращения граждан, резолюции различных собраний трудящихся с требованиями осмотра содержимого рак и в других монастырях. Но российская глубинка весьма слабо откликалась в нужном для новой власти направлении на известия о вскрытых мощах. Для показа возмущения «эксплуатируемого церковниками крестьянства» редакция вынуждена была в постоянном отделе «Пробудившаяся деревня» помещать обращения красноармейцев различных полков и даже напечатать «резолюцию общего собрания пожарных 3-й Заволжской части г. Твери».

Первые официальные обследования мощей (28 января 1919 г. были вскрыты раки Тихона Задонского и Митрофана Воронежского) обнаружили останки святых в виде костей². На основании этого официальная пропаганда продолжала обвинять священнослужителей в обмане верующих. Вопреки церковному учению о почитании святых мощей советская и партийная печать распространяла представление о том, что «для привлечения богомольцев духовенством была сфабрикована легенда не только о чудесной силе мощей, но и об их нетленности».

В чем же состояли подлинные причины той волны разоблачительства, которая захлестнула советские журналы и газеты, кинувшиеся наперебой освещать «обманы церкви»? Конец 1918 года — 1919 год — это время начала попыток планомерного наступления на религию и Церковь со стороны партийных и государственных органов, в отличие от «кавалерийских атак» в 1917— 1918 гг. Организующее значение для этого наступления имели решения и установки VIII съезда РКП(б), состоявшегося в марте 1919 г. В принятой на съезде партийной программе было записано: «По отношению к религии РКП не удовлетворяется декретированным уже отделением церкви от государства и школы от церкви, т. е. мероприятиями, которые буржуазная демократия выставляет в своих программах, но нигде в мире не довела до конца, благодаря многообразным фактическим связям капитала с религиозной пропагандой». По предложению П. А. Красикова, руководившего осуществлением религиозной политики Советской власти, в программе была поставлена задача по проведению на общегосударственном уровне мер, ведущих к «полному отмиранию религиозных предрассудков и церкви». Выступая на этом съезде, П. А. Красиков исходил из того, что это отмирание в новом обществе будет недолгим, и признавал, что насилие используется как основной метод борьбы с религией и духовенством.

Большевистские идеологи Н. И. Бухарин и Е. А. Преображенский в своей широко известной в то время книге «Азбука коммунизма», являвшейся популярным объяснением принятой партийной программы, писали, что религия и коммунизм, который, как им казалось, уже начал создаваться в стране, «несовместимы ни теоретически, ни практически».

Еще в ноябре — декабре 1918 г. в официальной прессе с призывами в условиях разгоравшейся гражданской войны усилить наступление на «религиозное мракобесие» для скорейшей победы «над темнотой масс», «объявить бой церковникам всех мастей» выступили П.А.Красиков, А. М. Коллонтай, А.В.Луначарский, И. И. Скворцов-Степанов, Л. Д. Троцкий, Е. Ярославский. Например, А. М. Коллонтай в одной из своих статей в газете «Правда» прямо призывала покончить с православными монастырями, которые она называла «черными гнездами».

Следуя подобного рода установкам, с конца 1918г. власти ужесточили контроль за исполнением уже изданных в отношении религии и Церкви постановлений. Так, в ноябре 1918 г. VIII отдел Наркомюста запросил от ряда губисполкомов сведения о проведении на местах национализации церковных имуществ, которую было предписано завершить в двухмесячный срок со дня опубликования инструкции 30 августа 1918г.. В постановлении Совета комиссаров союза коммун Северной области от 2 декабря 1918 г. требовалось от приходских общин под угрозой предания революционному суду предоставить сведения о капиталах, инвентарные описи богослужебного имущества, а также немедленно передать Советам собственность, не предназначенную для богослужебных целей. Для регистрации в райсоветах Петрограда приходские общины с 20 декабря должны были представлять свои уставы, протоколы собраний о принятии их, списки своих членов и состава приходского совета.

Многие партийные теоретики считали, что религия будет сравнительно быстро «сдавать позиции», так как «существует лишь в головах и не имеет корней в сердцах, чувствах и образе жизни людей». Поэтому выдвигалась задача не только «разоблачить контрреволюционную сущность православной церкви», но и вызвать в народе недоверие к ее сакральной жизни: показать верующим лживость и обман церковного учения, канонов и богослужебной практики, а самих священнослужителей представить как лжецов, ловкачей и шарлатанов. С этой целью в массовом порядке проводились вечера «разоблачения православных чудес», лекции «о церковниках-обманщиках», где с помощью всякого рода химических опытов показывали, как «обновляется икона», почему «плачут святые» и т. д. Центральное место среди подобного рода разоблачительных мероприятий заняли вскрытия мощей в православных церквах и монастырях.

Идея вскрытия мощей особенно захватила руководителя VIII отдела Наркомюста П. А. Красикова, считавшего, что эту кампанию следует осуществить, не останавливаясь перед применением силы. С подачи П. А. Красикова этой темой заинтересовался В. И. Ленин. 17 марта 1919 г. по докладу руководителя VIII отдела НКЮ он написал записку народному комиссару юстиции Д. И. Курскому с предложением вскрыть при свидетелях мощи, хранившиеся в Чудовом монастыре Московского Кремля. В тот же день сотрудница отдела здравоохранения Московского губсовета М. И. Свет обратилась к В. И. Ленину с письменной просьбой от имени братства святителя Алексия отдать его членам мощи этого святого, находившиеся в кремлевском Чудовом монастыре. В. И. Ленин наложил следующую резолюцию на этом обращении: «Т. Курский. Прошу не разрешать вывоза, а назначить вскрытие». В свою очередь нарком юстиции Д. И. Курский сделал такое указание: «Срочно. VIII отдел. П. А. Красикову. Для распоряжения о вскрытии мощей с участием представителей МСРД, НКЮ и НКВД. Курский».

12 апреля 1919 г. во время заседания Совнаркома получив от П. А. Красикова сообщение о том, что при вскрытии мощей прп. Сергия Радонежского в Троице-Сергиевой Лавре в присутствии представителей населения была снята кинолента, В. И. Ленин написал следующее поручение секретарю: «Надо проследить и проверить, чтобы поскорее показали это кино по всей России». В. Д. Бонч-Бруевич, вспоминал, что В. И. Ленин неоднократно говорил: «Показать, какие именно были "святости" в этих богатых раках и к чему так много веков с благоговением относился народ, этого одного достаточно, чтобы оттолкнуть от религии сотни тысяч людей».

Следует отметить, что лишь немногие советские руководители смогли предвидеть отрицательные последствия начатой кампании. 22 апреля 1919г. один из видных пропагандистов большевистской партии и ответственный работник Наркомпроса С. И. Мицкевич направил В. И. Ленину специальное письмо «по поводу вскрытия мощей». «Я считаю, что ничего более нелепого и вредного для нас, как это пресловутое вскрытие, нельзя и представить. Это никого ни в чем не убеждает, — писал С. И. Мицкевич, — распространяются легенды, что настоящие мощи прячут, а вскрывают поддельные. Озлобление же растет. Это ведь, кроме того, является нарушением принципа отделения церкви от государства». На этом заявлении В. И. Ленин написал: «Я считаю, что Мицкевич находится в паническом настроении...».

Кампания по вскрытию мощей преследовала не только пропагандистские цели. Лишение Церкви материальных доходов являлось особо важной задачей атеистической власти, исходившей из марксистского положения о религии как о надстройке над материальным базисом³. Антирелигиозники рассматривали святые мощи как «средство извлечения монастырями и храмами огромных доходов». Поэтому «разоблачение мошеннических проделок церковников с мощами», по замыслу организаторов кампании, должно было привести к дальнейшему подрыву материального положения Церкви.

Проведение кампании по вскрытию мощей возлагалось на VIII отдел НКЮ, направлявший деятельность «местных расширенных комиссий по отделению церкви от государства». В состав таких комиссий обязательно входили сотрудники ВЧК. По вопросам организации вскрытия мощей VIII отдел издал ряд постановлений и «принципиальных разъяснений», большинство из которых было опубликовано в журнале «Революция и церковь». «Идя навстречу почину и настойчивым требованиям трудящихся», 16 февраля 1919г. коллегия Народного комиссариата юстиции приняла первое постановление об организованном вскрытии мощей, которое предусматривало «порядок их инспекции и конфискации государственными органами».

Согласно этому постановлению, само вскрытие, т. е. снятие с мощей церковных облачений и т. п., должны были производить священнослужители в обязательном присутствии представителей местных органов Советской власти, ВЧК и медицинских экспертов. После оформления протокола вскрытия мощей, подписанного священнослужителями и медицинскими экспертами, к осмотру мощей рекомендовалось привлекать «самые широкие массы». При самом же вскрытии «широкие массы» присутствовали в немногих случаях — в 8 из 54, по подсчетам В. Степанова (Русака) ². В связи с предложением Тверского губисполкома установить график вскрытия мощей на местах «коллегия НКЮ 16 февраля 1919 г. постановила "особого циркуляра по этому поводу не издавать, предоставив инициативу местам. Для устранения возможности использовать в дальнейшем обман с мощами предложить губисполкомам по истечении времени, достаточного для того, чтобы массы могли убедиться в обмане, открытие раки со всем содержимым передать... в местные музеи"».

В разъяснении от 1 марта 1919 г. «ввиду предполагаемого вскрытия мощей в г. Ярославле коллегия НКЮ указывала, что "вскрытие мощей, производимое на местах, необходимо приветствовать... Уклоняться от вскрытия мощей ликвидационной комиссии отнюдь не следует"». НКЮ особо подчеркивал обязательность привлечения представителей духовенства к осмотру мощей, «лучше во главе с местным епископом». «Под актом осмотра мощей подписи служителей культов крайне важны», — отмечалось в разъяснении. Все это, по замыслу организаторов кампании, способствовало лучшему использованию результатов осмотра «для разоблачения многовекового обмана масс служителями культов».

Местные органы власти — уездные, губернские исполкомы — принимали решения о вскрытии мощей, опираясь нередко на ими же инспирированные «требования трудящихся, красноармейцев». По признанию журнала «Революция и церковь», в начале 1919 г. в Москве вскрытия мощей требовали «лишь единичные голоса рабочих, крестьян и красноармейцев». Редакция журнала призывала «каждое собрание рабочих, красноармейцев, сотрудников любого советского учреждения, каждую коммунистическую ячейку, любое профессиональное объединение выявить свое отношение к вскрытию мощей принятием соответствующих резолюций, засвидетельствованные копии которых необходимо направлять в президиум Московского Совета».

Следует подчеркнуть, что разгар проведения «мощенной эпопеи»— так кампания нередко называлась в документах НКЮ — приходился на первые три месяца, последовавшие за постановлением Народного комиссариата юстиции от 16 февраля 1919г. Так, в феврале 1919г. было произведено 26 вскрытий мощей, в марте— 8, в апреле— 13, что в совокупности составляет почти три четверти от всех произведенных вскрытий. По признанию М. В. Галкина (М. Горева), курировавшего со стороны VIII отдела НКЮ «мощейную эпопею», «разоблачение мощей самых разнообразных святых... в первой половине 1919 г. приняло эпидемический характер». В «Сводке вскрытий "мощей", произведенных по почину трудящихся советской России в 1918, 1919 и 1920гг.», опубликованной в журнале «Революция и церковь» в № 9—12 за 1920г., содержатся данные о 63 осмотрах мощей. В нее не были включены сведения о трех вскрытиях: весной 1919г. мощей митрополита Алексия в Чудовом монастыре Московского Кремля, 1 декабря 1920 г. мощей Иоасафа Белгородского в Курской губернии и 17 декабря того же года мощей Серафима Саровского в Тамбовской губернии. Осмотр мощей Серафима Саровского был 66-м по счету и последним на основном этапе «мощенной эпопеи». Проводимая кампания, особенно после вскрытия 28 января 1919г. мощей Тихона Задонского и Митрофана Воронежского, останки которых, как указывалось выше, оказались «тленными в виде костей», вызвала серьезную озабоченность в Высшем церковном управлении. По свидетельству митрополита Арсения (Стадницкого), «результаты осмотра мощей именно Тихона Задонского нас, членов Синода, сильно встревожили. Среди нас есть современники торжественного прославления этих мощей [канонизация состоялась в 1867г.—А. К], которые подтверждают, что мощи сохранились до поразительности. Высшее духовенство было взволновано — не произошла ли здесь подмена мощей. Однако проверить этот слух о мощах Тихона мы не могли, т. к. не в состоянии были получить разрешение на выезд». Тогда же, в начале 1919г., в Синод стали поступать сведения о том, что «при осмотрах мощей представителями гражданской власти... иногда бывали обнаружаемы не имеющие никакого отношение к мощам и доселе неизвестные предметы». Эти обстоятельства привели к тому, что церковная власть решила возродить «давно забытое право осматривать мощи». Высшим церковным управлением «были составлены правила об этом и разосланы преосвященным в виде письма».

В указе патриарха от 17(4) февраля 1919 г. епархиальным архиереям предписывалось «устранить всякие поводы к соблазну в отношении святых мощей во всех тех случаях, когда и где это признано будет Вами необходимым и возможным, с донесением о последующих Ваших распоряжениях Священному Синоду». Член Синода митрополит Арсений подчеркивал, что целью этого указа было исключить всякие поводы для обвинений духовенства в фальсификации нетленности мощей. Не считая «предосудительным» найденные при освидетельствовании мощей «не имеющие никакого к ним отношения предметы», владыка Арсений признал, что «все же это с нашей стороны упущение». По свидетельству митрополита, патриарх Тихон сказал, что «впредь за подобные явления будет отвечать каждый в отдельности преосвященный».

Во исполнение патриаршего указа от 17(4) февраля 1919г. митрополит Владимирский Сергий (Страгородский) предложил епархиальному совету особые правила «положения св. мощей в раки и выставления их для благоговейного поклонения верующим». Согласно этим правилам, «перекладывать мощи ватой, устраивать в них особые тюфячки и другие особые приспособления отнюдь не нужно». «Положенные в раку кости необходимо предварительно расположить на прилично покрытой доске и плотно к ней прикрепить отдельными повязками или общей пеленой; если же мощи сохранились в виде нескольких разрозненных костей, в этом случае следует собрать их в какой-либо приличный ковчежец (металлический или деревянный), который и поставить в раку (если она уже есть)».

В марте 1919 г. Синод направил в Совнарком ходатайство «о прекращении освидетельствования мощей». «Православная Церковь, — подчеркивалось в этом письме, — одинаково чтит в качестве святых мощей как нетленные тела угодников Божиих, так и останки их в виде костей, не облеченных плотью... и не имеет никакого повода утверждать о нетлении тел угодников, от коих святые мощи сохранились лишь в виде не облеченных плотью костей. Об этом были сделаны неоднократные разъяснения православной церковной властью, в чем можно убедиться, например, из напечатанных в "Церковных ведомостях" за 1909 г. (№ 25) акта освидетельствования костных останков преподобного Серафима Саровского при его прославлении и из других разъяснительных по сему предмету сообщений. Производимое ныне органами Советской власти освидетельствование, будучи поэтому бесцельным по существу, вносит лишь в сердца верующих глубокое огорчение без всякого к тому повода и является актом, противоречащим объявленной декретом Советской власти свободе религиозной совести». Подобное разъяснение подлинно церковного почитания мощей сделал и патриарх Тихон в своем обращении к председателю СНК В. И. Ленину от 2 апреля (20 марта) 1919 г. в связи с кампанией по вскрытию останков святых.

Однако никаких изменений в толковании властями церковного почитания мощей, а также в отношении к самой кампании по вскрытию останков святых эти обращения не вызвали. Советская печать стала пропагандировать, что в результате «разоблачения обманных приемов, веками практикуемых духовенством», последнее изменило принцип почитания мощей — отказалось считать их обязательно нетленными.

Учитывая эти обстоятельства, Церковь активизировала с лета 1919г., насколько позволяли условия, свои усилия по разъяснению массам православного учения о святых мощах. Так, 2 июня в зале Политехнического музея профессор Московской духовной академии Н. Д. Кузнецов прочитал лекцию «Почитание святых и их мощей в связи с осмотром их». VIII отдел Наркомюста дал следующий отзыв об этой лекции: «Сей профессор... учитывая весьма неблагоприятные для церкви акты вскрытия мощей, представляет учение православной церкви в несоответствующем действительности освещении и утверждает, что якобы церковь, уча о нетленности мощей, отнюдь не предполагала понимать нетленность в смысле ненарушенности, сохранности тел».

Примечательно, что попытки провести лекцию в форме диспута с экспертом VIII отдела М. В. Галкиным, курировавшим, как указывалось выше, кампанию по вскрытию мощей, окончились неудачей. Эксперт подал жалобу в суд, обвинив организатора лекции Ф. И. Жилкина «в помещении имени сотрудника Советской власти на афише с коммерческой целью». «Народный суд, находя, что гр. Жилкин, ввиду вредной его деятельности, является опасным для народных масс, постановил заключить его в концентрационный лагерь на время гражданской войны».

В одном из своих обращений к председателю ВЦИК М. И. Калинину патриарх Тихон отмечал, что по мере развертывания кампании по вскрытию святых мощей VIII отдел НКЮ «все более грубо вмешивается в область религиозной свободы». «Исходя из присущего будто бы всем мощам признака нетления, — писал первосвятитель, — УШ отдел Народного комиссариата юстиции в лице бывшего петроградского священника Спас-Колтовской церкви Галкина и бывшего ходатая по бракоразводным делам Шпицбергера занялся ревизованием мощей Православной Русской Церкви, вскрывая раки и гробницы с останками признанных Церковью святых, а когда нашел мощи св. виленских мучеников, удовлетворявшие выставленному ими признаку нетления, то в возбужденном судебном процессе старался доказать неправильность церковной канонизации виленских угодников»[выделено нами. — А. К].

29 июля 1920 г. Наркомюстом были разработаны предложения о ликвидации мощей во всероссийском масштабе. В них предусматривалось «планомерно и последовательно вести полную ликвидацию мощей на местах, избегая вредной нерешительности и половинчатости». «Ликвидацию названного культа мертвых тел» предполагалось осуществить «или путем помещения так называемых "мощей" в музеи в отделы церковной старины, или путем их захоронения».

В тот же день, т. е. 29 июля, Совнарком постановил «в принципе утвердить предложения НКЮ по вопросу о ликвидации мощей во всероссийском масштабе, поручив Наркомюсту прибавить к ним краткую историю и результаты 58 произведенных вскрытий мощей». Обсудив вопрос и утвердив решение «О результате вскрытия мощей», в котором обобщалась эта работа, проведенная в 1918 — первой половине 1920г., правительство наметило активизировать ее дальше. 30 июля СНК принял постановление «О ликвидации мощей во всероссийском масштабе». В этом документе была сформулирована пропагандистская цель «мощейной эпопеи»— «полностью ликвидировать варварский пережиток старины, каким является культ мертвых тел», т. е. речь шла об уничтожении почитания святых мощей среди православного населения Советской России. 31 июля от имени СНК за подписью Л. Фотиевой на места была направлена соответствующая телеграмма.

Выполнить такую задачу только посредством вскрытия мощей было невозможно. По мере развертывания кампании нарастал поток многочисленных жалоб верующих в центральные органы власти — СНК и ВЦИК — на оскорбление их религиозных чувств, а на местах, в тех случаях когда вскрытые раки оставляли в храмах и монастырях и доступ населения к ним был открыт, продолжалось почитание святых мощей: при большом стечении народа служились акафисты, молебны и т. п.. Поэтому с лета 1920 г., как это было показано выше, основное внимание в кампании центральная власть обращала на необходимость конфискации у Церкви святых мощей. 25 августа народный комиссар юстиции Д. И. Курский подписал в связи с этим специальное постановление, в котором предлагал исполкомам местных советов «последовательно и планомерно проводить полную ликвидацию мощей, избегая при этом всякой нерешительности и половинчатости». «Ликвидация названного культа мертвых тел, кукол и т. п., — указывалось в постановлении, — осуществляется путем передачи их в музеи». Постановления о ликвидации мощей, принятые в июле и августе 1920г. Совнаркомом и Наркомюстом, дали толчок новому всплеску угасавшей кампании — в сентябре были произведены три вскрытия мощей.

Конфискация у Церкви святых мощей грозила затруднить ее богослужебную деятельность. Со времен первого Карфагенского Собора (около 220 г.), определившего, что ни один храм не может строиться иначе как на мощах мучеников, до настоящего времени каждый православный храм имеет частичку мощей какого-нибудь святого. Частичка эта зашивается в антиминс — особый плат, без которого нельзя совершать Божественной литургии. Это обстоятельство позволяет лучше уяснить позицию патриарха Тихона, который в письме к председателю ВЦИК М. И. Калинину от 9 августа 1920г. оценил кампанию по вскрытию мощей как неприкрытое вмешательство государства во внутренние дела Церкви, непосредственно относящиеся к области культа. «Мощи, канонизация, восковые свечи — все это предметы культа... при таких условиях гонения на мощи являются актом, явно незаконным с точки зрения советского законодательства», — писал патриарх Тихон. На письме патриарха осталась короткая резолюция: «Оставить без последствий».

В некоторых инструкциях VIII отдел НКЮ декларативно призывал на местах установить организованный порядок вскрытий, гарантирующий соблюдение известного такта по отношению к религиозным чувствам сторонников православной религии: «...вскрытие производить отнюдь не во время богослужения», привлекать к участию в осмотре мощей самые широкие массы и т. д.. Однако в ходе кампании были многочисленные случаи насилий над духовенством, оскорблений религиозных чувств верующих и нарушений местными властями указаний даже, исходивших из центра. Так, при обследовании мощей св. Саввы Сторожевского в Саввино-Сторожевской обители 1 марта 1919г. один из членов съезда Звенигородского Совета плюнул на череп святого и рассмеялся. Безбожники сами разложили останки святого — череп и 32 кости, — да так, чтобы они посмешнее выглядели. После этого они расклеили в городе объявления, приглашая публику на осмотр «трухи». Община верующих при Саввино-Стороаювском монастыре обратились к комиссару юстиции с просьбой о прекращении подобных оскорбительных для православных мирян действий.

Факты злоупотреблений не мог скрыть эксперт VIII отдела НКЮ М. В. Галкин, который готовил для журнала «Революция и церковь» материалы с мест о вскрытии мощей. Этого бывшего петроградского священника Спасо-Колтовской церкви, выступавшего в печати с неистовыми богоборческими статьями под псевдонимом «М. Горев», никак нельзя заподозрить в сочувственном отношении к православному духовенству и мирянам. В городе Задонске Воронежской губернии духовенство согласилось на вскрытие мощей свт. Тихона Задонского лишь под сильным нажимом — «категорическим предложением председателя чрезвычайкома», а осмотр проводился 28 января 1919г. без предписанного центром медицинского освидетельствования. Часть духовенства, участвовавшего в осмотре мощей, была репрессирована. Так, архиепископ Воронежский Тихон (Никаноров), резко осуждавший государственные органы за вмешательство в сугубо внутренние дела Церкви, в ее каноны и богослужебную практику, был повешен на царских вратах в одном из храмов Митрофаниевского монастыря.

После вскрытия мощей воронежских святых центр проведения кампании в феврале 1919г. переместился во Владимирскую и Тверскую губернии, власти которых отличались подчеркнутой антирелигиозностью. Так, в Тверском крае за три недели указанного месяца публичному освидетельствованию подверглись останки князя Михаила Тверского и Арсения Чудотворца (г. Тверь), Ефрема, Иулиании и Аркадия Новоторжских (г. Торжок), Нила Столо-бенского (г. Осташков) и Макария Калязинского (г. Калязин). С целью широкого разоблачения «векового обмана трудящихся» власти г. Торжка отпечатали в местной типографии в виде листовки в количестве 1000 экземпляров акты осмотра мощей св. Ефрема в Борисоглебском монастыре и св. Аркадия в Воскресенской обители, произведенного 5 февраля 1919 г. В листовке особо подчеркивалось, что при обследовании были обнаружены «человеческие кости, расположенные в гробнице в полном беспорядке».

В ответах на многочисленные жалобы и протесты с мест о «незакономерных действиях советских работников при вскрытии мощей» VIII отдел НКЮ неизменно отрицал наличие каких-либо злоупотреблений. Например, в своем разъяснении за № 507 от 13 марта в связи с протестом председателя Тверского епархиального совета протоиерея Знаменского VIII отдел утверждал: «Нам неизвестны конкретные случаи какого-либо оскорбления при вскрытии мощей религиозных чувств сторонников православной церкви, т. к. местная Советская власть при совершении самого акта всегда соблюдает известный такт и корректное отношение к религиозным убеждениям верующих». Все аргументы духовенства и мирян о том, что само обследование безбожниками мощей с церковной точки зрения есть акт кощунства, организаторы кампании игнорировали. Между тем в ходе вскрытия с останков святых снимали головной убор, покрова, «одежду», и в таком необычном и, безусловно, оскорбляющем чувства верующих состоянии мощи выставлялись в соборе или монастыре в целях «раскрытия обмана».

В «Письме об отношении к религиозным обществам», подписанном 28 февраля 1919г. народным комиссаром внутренних дел Г. Петровским и адресованном «всем губисполкомам и горисполкомам», признавалось, что обследование мощей «кое-где производилось тайком, без свидетелей, без точной записи найденного и с расхищением разных церковных вещей». Однако «для действительного и неопровержимого изобличения обмана», согласно письму НКВД, «обследование должно производиться в присутствии ответственных членов советских организаций, уполномоченных от верующих и священнослужителей, а также в присутствии свидетелей; при этом должна быть составлена тщательная опись всех обнаруженных вещей и должен быть аккуратно написан и всеми уполномоченными и свидетелями подписан протокол всего обследования».

Важно отметить, что в этом письме НКВД стремился как бы заранее предупредить жалобы духовенства и мирян на то, что кампания по вскрытию мощей есть по существу нарушение советского законодательства о свободе совести и религиозных культов.

«Такое разоблачение векового обмана не является поруганием свободы совести и не противоречит ни одному из законов Советской республики. Наоборот, — предписывал нарком Г. И. Петровский, — именно злостные и сознательные обманщики трудящихся должны быть привлечены к строгой и сугубой ответственности».

Письмо Г. И. Петровского примечательно еще и тем, что оно санкционировало фактически открытое вмешательство местных властей в церковную жизнь верующих, в молитвенно-канонический уклад приходов. Там отмечалось, что «в последние месяцы в Народный комиссариат внутренних дел стали поступать сообщения об использовании зданий, находящихся в распоряжении общин верующих (храмы и молитвенные дома) для политических и просветительских целей... И не будет противозаконного и для религиозного чувства оскорбительного в том, если, при недостатке помещений, придется использовать храмы и молитвенные дома также для культурно-просветительных и общественно-политических целей». Таким образом, письмо допускало в случае необходимости двойное использование действовавших храмов — для богослужебных целей и для нужд советской, атеистической по сути власти: собраний, митингов, лекций, дискуссий и т. п. мероприятий. Проводимые в храмах и молитвенных домах, «отданных государством в бесплатное пользование религиозных обществ», гражданские собрания должны были «не стеснять отправления богослужения», а участники таких собраний — «не оскорблять каким-либо образом предметов, почитаемых верующими за священные». Однако порядок контроля за соблюдением на местах перечисленных условий в письме не оговаривался.

В некоторых местностях власти расценили письмо руководителя НКВД как разрешение на проведение антирелигиозных акций в стенах действовавших храмов. Так, весной и летом 1919г. в сельских церквах Воронежской губернии со «свободными речами» выступал «ответственный сотрудник губисполкома тов. Перцов». Согласно информации журнала «Революция и церковь», в храме села Старая Ведуга Землянского уезда «тов. Перцов подробно осветил вопрос об усилении власти духовенства, распоряжении церковными богатствами, прекращении свободного слова и монополии на него духовенства». «Верующие, — говорил Перцов, — превращены священниками в покорных, послушных, безгласных овец... Церковь всегда служила орудием человеческого рабства и угнетения...». «Говоря в храме, — заключил свою речь оратор, — я лишь восстанавливаю свободное слово там, где сотни лет слышали только то, что хотелось духовенству».

Наиболее трудно осуществимой в ходе кампании оказалась задача ликвидации мощей. В апреле 1919г. Вельский исполком Вологодской губернии постановил увезти вскрытые 7 марта мощи Прокопия Устьянского в Вологду. Однако, как докладывал отдел юстиции Вологодского губисполкома ликвидационному отделу Наркомюста, «при исполнении этого постановления населением было оказано сопротивление, выразившееся в избиении коммунистов, в самочинном выпуске арестованных и в разнообразных угрозах волостному исполкому с требованием между прочим отмены чрезвычайного налога». К бунтовавшим послали усмиривший их военный отряд, но мощи оставили на месте.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: