Церковь накануне прихода большевиков к власти

Православная Российская Церковь вступила в тяжелейший для нее и для всей страны период революционной ломки и хаоса, каким явился 1917 год, внешне мощной организацией. По данным 1914г., в империи было 117 млн. православных,8 тыс. приходских храмов, свыше 50 тыс. священников и диаконов и 130 архиереев в 67 епархиях. Несмотря на эти количественные показатели, без преувеличения можно отметить, что Церковь оказалась в весьма неблагоприятном для нее внешнем и внутреннем положении. Широко распространенные среди правящих кругов царской России представления о непоколебимости Церкви и о народе как ее прочной опоре оказались иллюзией.

Исследователи, как отечественные, так и большинство зарубежных, единодушны в своих выводах о том, что к 1917 г. авторитет Церкви среди широких слоев населения значительно упал. С 1906г. в Синод поступали докладные записки из епархий о наблюдавшемся отходе рабочего люда от Церкви. По мнению профессора Д. В. Поспеловского, антирелигиозная пропаганда и агитация против официальной Православной Церкви, которую десятилетиями вела среди рабочих и крестьян радикальная интеллигенция в воскресных и земских школах, а также через различные кружки, начала давать свои плоды. Полуобразованная рабочая и крестьянская молодежь стала отходить от Церкви, увлекаясь обещаниями социалистического рая на земле.

Первая мировая война ускорила рост антиклерикализма среди тех слоев населения, которые традиционно считались главной опорой Православной Церкви. По мере усиления недовольства кровопролитной и непонятной для масс войной среди крестьянства нарастали антицерковные настроения. Официальную информацию о войне деревенское население получало главным образом через приходских священников, в обязанности которых входило с амвона зачитывать важнейшие государственные постановления и т. п. Православная Церковь, особенно сочувствовавшая единоверной Сербии, на стороне которой Россия вступила в войну, была настроена патриотически. Таким образом, в представлениях многих крестьян духовенство олицетворяло собой сторонников продолжения непопулярной войны до победного конца. Эти широко распространившиеся в деревнях настроения нашли отражение в солдатской массе, большинство которой составляли бывшие крестьяне. Согласно отчетам военных духовников, после освобождения Временным правительством православных солдат от обязательного соблюдения церковных таинств, процент причащающихся среди них упал с почти 100% в 1916г. до 10 и меньше процентов в 1917 г.

Важнейшим фактором падения авторитета официальной Церкви накануне революции явились церковно-государственные отношения, присущие Синодальному периоду. Введенная Петром I синодальная система, означавшая подчинение Церкви бюрократическому аппарату, — вплоть до назначений и перемещений иерархов по архиерейским кафедрам — и лишение ее собственных позиций в обществе — права печалования перед государем за гонимых и т. п., — ввергла Церковь в ложное положение. Оно заключалось в том, что формально это была государственная Церковь и поэтому ее критикам и противникам легко было возлагать на нее долю ответственности за все несправедливости государственной системы. В результате такого положения мирское общество в целом оставалось далеким от Церкви и ее интересов, привыкнув рассматривать ее как специфическое ответвление государственности, «православное ведомство».

В неменьшей степени отрицательные последствия синодальной системы отразились на внутреннем состоянии Русской Православной Церкви², в котором она оказалась к 1917г. Бюрократическая синодальная система без обратной связи и какой-либо самостоятельности низших звеньев церковного устройства — приходов— сковывала Церковь и не давала возможности для полного участия в ее жизни мирян. Отмеченные обстоятельства понижали не только авторитет Церкви и ее нравственное влияние на народ, но и ее возможности выступить в качестве реальной консолидирующей силы нации и всей страны в переломный для истории России период. Вместо этого Церковь вынуждена была заняться самоотстройкой и перестройкой самой себя.

Передовое духовенство осознавало всю неадекватность обюрокраченной Церкви задачам наступившего времени. Раздражение нежеланием царя предоставить Церкви самоуправление, распутинщиной (некоторые епископы получили сан по протекции Распутина) и некомпетентностью правительства достигло в церковном руководстве такой остроты, что даже всегда послушный Синод ответил отказом на просьбу последнего царского обер-прокурора Н. П. Раева выступить накануне отречения Николая II с воззванием к народу поддержать монархию. Более того, Синод приветствовал решение великого князя Михаила отказаться от престола. Из зала заседаний Синода был вынесен царский трон. 9 марта 1917 г. Синод принял обращение, в котором призвал народ оставить «всякие распри и несогласия» и довериться Временному правительству. Значительная часть рядового духовенства встретила падение монархии с надеждой на улучшение церковного и общественного устройства. Вспоминая это время революции, епископ Селенгинский Ефрем (Кузнецов) в выступлении на заседании Поместного Собора 22 января 1918 г. отмечал, что «духовенство в массе... легко поддалось революционному психозу, в котором продолжает оставаться доселе». По епархиям образовались либеральные и левонароднические союзы духовенства. На ведущую роль среди них претендовала группа, возникшая в Петрограде 7 марта 1917 г. под названием «Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян» и провозгласившая передачу земель земледельцам, социальную справедливость, свободу совести и культа.

Таким образом, распространенное в атеистической литературе утверждение о том, что падение царского режима Церковь оплакивала как величайшую трагедию, требует существенного уточнения. Однако не следует и преуменьшать монархических симпатий определенной части духовенства. Весной 1917г. некоторые священнослужители были арестованы «по распоряжению местных комитетов, а иногда и по инициативе частных лиц... ввиду исключительно бывшей принадлежности их к монархическим организациям и вытекающих из сего действий в отношении к прежнему государственному строю». Синод был вынужден 12 апреля образовать специальную комиссию под председательством архиепископа Новгородского Арсения (Стадницкого) «по вопросу о мероприятиях по предупреждению случаев несостоятельных арестов священнослужителей и о порядке разбора дел в случае состоявшегося ареста их». В связи с продолжавшимися на местах арестами священнослужителей Синод в определении от 29 апреля выразил мнение, что «прежнее служение тех или иных членов духовенства монархическому строю не может служить предметом преследования, если таковые лица подчиняются новому государственному строю...» Следует отметить, что далеко не во всех случаях аресты производились лишь за «прежнее служение монархическому строю». Некоторые приходские священники, особенно в деревнях, в проповедях и поучениях, произносившихся с амвонов, не скрывая своих политических симпатий, сожалели о падении монархии и осуждали новые порядки.

Итак, внутри самой Церкви воздействие революционных событий сказалось, прежде всего, в том, что среди духовенства произошло своеобразное расслоение — выявились и начали организационно оформляться различные общественно-политические тенденции и настроения — от консервативно-охранительных до призывавших к всестороннему обновлению общественного строя и церковной жизни. Несмотря на такое многообразие и поляризацию мнений, преобладающими оказались настроения в сторону коренной реорганизации внутрицерковной жизни и существенных корректив в области церковно-государственных отношений.

С падением самодержавия в епархиях образовались исполнительные епархиальные комитеты из духовенства и мирян, без согласия которых в ряде мест архиереи были фактически лишены права совершать какие-либо административные акты и распоряжения. По инициативе таких комитетов созывались епархиальные съезды из представителей клира и мирян с целью преобразования бюрократического строя церковного управления. Прежде всего, вводился выборный порядок замещения духовных и особенно духовно-административных должностей, начиная с епископской кафедры, продолжая членами епархиальных управлений, благочинными и завершая приходским духовенством. Епархиальные съезды стремились утвердить по существу коллегиально-представительное начало на всех ступенях церковного управления: по благочиниям были учреждены благочиннические советы из выборных представителей клира и мирян, по приходам — приходские советы также из клира и мирян и, наконец, приходские общие собрания. Эти реформы осуществляли то, чего в продолжение более чем десяти лет передовые церковные деятели в самой скромной форме добивались от царского самодержавия: ограничение черного духовенства и, прежде всего, епископского всевластия и введение принципа выборности духовных должностей. Такие изменения обсуждались на Предсоборном Присутствии (8 марта —15 декабря 1906 г.), а также в церковной и светской печати в 1905—1906 гг. Таким образом, все, кто интересовался жизнью Церкви и ее проблемами, знали об этих проектах церковных реформ. Эти обстоятельства объясняют, почему изменения строя церковной жизни происходили почти во всех епархиях России «снизу», спонтанно и сравнительно быстро, поставив церковную власть перед свершившимся фактом.

Начавшееся возрождение Церкви по инициативе «низов» министр исповедания Временного правительства, впоследствии профессор Православного Богословского института в Париже А. В. Карташев назвал «революцией». «Нужно было "канализировать" революцию в Церкви, — писал он, — дать правильные формы выражения общественного мнения». По замечанию церковного историка Б. Бакулина, отмеченные реформы, при всей их радикальности, проводились в епархиях в общем мирно, без особых потрясений церковной жизни на местах. Поэтому, указывая на задачу «канализировать революцию в Церкви», А. В. Карташев имел в виду, в частности, необходимость санкционировать реформы со стороны высшей власти, т. е. Синода. В противном случае некоторые епархиальные съезды грозились даже отделением от него.

Зимняя сессия Синода, руководимая митрополитом Киевским Владимиром (Богоявленским), предприняла после Февральской революции некоторые меры по оздоровлению Церкви. В марте 1917 г. были уволены на покой епископы, являвшиеся ставленниками Распутина, — митрополит Петроградский Питирим, митрополит Московский Макарий, архиепископ Тобольский Варнава и др.. Однако адекватно воспринимать и санкционировать совершавшиеся изменения церковного строя Синод в своем старом составе оказался.неспособен. Это вынудило нового обер-прокурора Синода В. Н. Львова ходатайствовать перед правительством об ускорении роспуска зимней сессии и назначении, согласно действовавшим в то время еще прежним законам, на летнюю сессию нового состава Синода. «Синод решил, — вспоминал В. Н. Львов, — что к нему перешла вся полнота власти, пользуясь этим, он может еще более усилить свою власть... Церковь могла бы отделиться от епископата. Ничего другого не оставалось, как распустить прежний Св. Синод и составить новый... Тверской епархиальный съезд постановил было отделиться от Св. Синода; но когда узнал о новом составе Св. Синода, все это движение от Синода прекратилось само собой».

Новый состав Синода был образован указом Временного правительства от 14 апреля 1917г. На летнюю сессию из прежнего состава было решено оставить лишь одного «присутствующего ныне в Синоде члена оного архиепископа Финляндского Сергия». Досрочный роспуск зимней сессии и образование нового состава Синода по существу означали, что реформы, начавшиеся снизу — с приходских и епархиальных съездов, дошли и до высшего церковного управления.

29 апреля Синод в новом составе обратился с посланием, в котором особо подчеркивалось, что «при изменившемся государственном строе Российская Православная Церковь не может уже оставаться при тех порядках, которые отжили свое время». Далее Синод санкционировал введение выборного начала «во все доступные для него формы церковного управления», подчеркнув, что «широкое участие всех членов Церкви (т. е. низших ступеней клира и мирян) в делах церковных должно сделаться основой церковного устроения». Тогда же Синод под энергичным напором церковных «низов» восстановил право епархиальных съездов духовенства и мирян выбирать себе епископов. «В те дни, — вспоминал митрополит Евлогий (Георгиевский), бывший в 1917г. архиепископом Волынским, — по всей России пробежала волна «низвержений епископов»; Синод был завален петициями с мест с требованиями выборного епископата... Мы все теперь [очевидно, имеются в виду архиереи. —А. К.] жили в панике».

С весны 1917г. вакантные епископские кафедры замещались в порядке свободного избрания тайным голосованием представителей клира и мирян на епархиальных съездах. Были избраны весной— летом 1947 г.: на Московскую кафедру архиепископ Тихон (Беллавин) (впоследствии патриарх), на Петроградскую — архиепископ Вениамин (Казанский) (в 1922г. будет расстрелян по ложному обвинению в сопротивлении изъятию церковных ценностей в связи с голодом в Поволжье), на Владимирскую — архиепископ Сергий (Страгородский) (впоследствии патриарх), на Харьковскую — бывший на покое архиепископ Антоний (Храпо-вицкий) (впоследствии глава Русской Зарубежной Церкви). Каждый из этих архиереев, избранных «свободным голосованием клира и мирян своих епархий», сыграл по-своему важную роль в истории Русской Церкви новейшего времени. В некоторых епархиях, где при повторных выборах ни один из кандидатов не набрал требуемого большинства голосов (две трети от голосующих), Синоду пришлось назначать епископа. Так например, так было в Рязани.

5 мая Синод принял определение «о привлечении духовенства и паствы к более активному участию в церковном управлении», в котором особо подчеркивалось, что «выборные начала могут получить свое осуществление и в церковно-общественной жизни». Комиссия под председательством архиепископа Новгородского Арсения (Стадницкого) выработала к тому времени «ряд положений об избрании прихожанами на освобождающиеся в приходе вакансии священноцерковнослужителей, об устройстве духовенством приходских, благочиннических, уездных и епархиальных собраний и съездов и о предоставлении названным съездам прав избрания членов церковно-административных учреждений». 20 июня Синод наделил приход статусом самоуправляющейся основной демократической (соборной) единицы Церкви с широкой активизацией мирян (с правом участия в выборе священноцерковнослужителей и т. д.).

В условиях революционных событий еще актуальней стал вопрос о созыве Всероссийского Поместного Собора для всестороннего обсуждения давно назревших церковных проблем и их канонического решения. 29 апреля 1917г. Синод принял решение об организации специальной комиссии по подготовке Собора — Предсоборного Совета, открывшего свое заседание 11 июня. Для участия в работе Совета были приглашены представители иерархов, духовенства и русской богословской науки. Совет, учитывая предсоборные труды 1905—1914гг. (отзывы епархиальных архиереев в 1905 г. по вопросу о церковной реформе, журналы Предсоборного Присутствия 1906 г. и т. д.) разработал порядок выборов членов Собора и программу его заседаний³.

В предсоборный период летом 1917г. весьма интенсивной была церковно-общественная жизнь. Созывались епархиальные съезды, которые не только выбирали новых архиереев, но и решали вопросы текущей церковной жизни, вырабатывали наказы предстоящему Собору. Появлялись все новые союзы и организации духовенства и мирян, которые наряду с уже существовавшими устраивали съезды и собрания как епархиальные, так и всероссийские. В ходе этих мероприятий, привлекших к себе широкие круги русского духовенства и мирян, были подняты многие вопросы церковной и общественной жизни, ставшие впоследствии предметом обсуждения на Поместном Соборе.

В числе важных подготовительных мероприятий к Собору по инициативе известного церковно-общественного деятеля протоиерея Н. В. Цветкова в июне 1917 г. в Москве был созван «Всероссийский съезд духовенства и мирян». По своему составу и структуре этот съезд отличался от будущего Собора лишь отсутствием полного представительства епископата. По количеству своих членов съезд превышал состав Собора более чем вдвое: 1268 и соответственно 564. Среди членов съезда было много деятелей будущего Собора. Сформулированные съездом предложения, касавшиеся изменений церковной жизни, явились, по признанию А. В. Карташева, активно участвовавшего в его работе, «поддержкой и стимулом для официального "Предсоборного Совета" смело готовить проекты реформ». Постановления этого съезда во многом предопределили программу Собора, обстоятельно разработанную затем Предсоборным Советом.

Характерно, что «съезд отверг идею отделения Церкви от государства и постановил, чтобы Православная Церковь осталась на положении "первенствующей", чтобы Церковь получала от государства правовую и материальную поддержку, чтобы Закон Божий был обязателен в школах и чтобы в руках Православной Церкви оставались руководимые ею народные школы». Положение об отдалении, а не отделении Церкви от государства легло в основу соборного определения об отношениях между Церковью и государством.

Анализ решений съезда свидетельствует о том, что «революция в Церкви» ограничилась необходимыми для нормальной церковной жизни реформами, оставив Церковь в целом в рамках привычных традиций.

Поместный Собор открылся 15 августа 1917г. в Москве. Он состоял из 564 членов, в их числе было 265 духовных лиц и 299 мирян. Таким образом, более половины членов Собора были мирянами. Такое положение не было случайным. Собору предстояло выработать и принять решения принципиального значения для будущего всей Русской Православной Церкви. Поэтому Собор был призван явиться выразителем воли всей Церкви, всех слоев церковного общества.

Важнейшим вопросом Собора стал — быть или не быть патриаршеству. Левое крыло Собора, состоявшее в основном из академически образованного городского белого духовенства и некоторых профессоров духовных академий — мирян, желало ослабления монашеско-епископской власти и было против возрождения патриаршества. Представители этого крыла рассматривали патриаршество как монархическую систему, противоречащую церковному принципу соборности и демократическим устремлениям наступившего времени. Вместо патриаршества они предлагали некую демократически-коллегиальную систему управления, в которой голос белого духовенства был бы равен архиерейскому.

Сторонниками патриаршей системы были, в первую очередь, консерваторы и церковный центр (профессор С. Н. Булгаков, архимандрит Иларион (Троицкий) и др.). Согласно их мнению, после падения монархии и отмены обер-прокурорства заменить их должны подлинные выборные представители от православного народа в органах управления Церковью при патриархе. Именно такой и стала структура высшего церковного управления по канонам, разработанным Собором.

В начале обсуждения вопроса о высшем церковном управлении одним из основных аргументов за патриаршество был тот, что Временное правительство, как плюралистическое по составу и воззрениям, будет далеко от нужд Церкви. Поэтому для защиты ее интересов необходимо сильное церковное руководство — личность, которая олицетворяла бы собой Церковь в глазах народа и перед государством. Следует подчеркнуть, что сторонники восстановления патриаршества стали преобладать лишь с угрозой большевистского переворота. Члены Собора все больше осознавали, что в случае прихода к власти воинственно антирелигиозной партии ее конкретным вождям должна противостоять не безликая коллегиальность, а Церковь, возглавляемая духовным вождем — патриархом.

5 ноября 1917 г. после нескольких туров тайного голосования и жеребьевки патриархом Московским и всея России стал митрополит Тихон (Беллавин). Если бы не жеребьевка, то предстоятелем был бы крайне правый по своим политическим убеждениям архиепископ Антоний (Храповицкий), выступавший на Соборе против выборного начала при замещении духовных должностей. Когда выяснился перевес «патриаршей партии», значительная часть противников патриаршества покинула Собор, усилив тем самым правое крыло, голосовавшее за архиепископа Антония. Так, в последней баллотировке он получил 159 голосов, в то время как митр. Тихон только 125.

По отзывам современников, митр. Тихон, ставший патриархом, был скромным, доброжелательным архипастырем, пользовавшимся большим уважением у духовенства и верующих, о чем, в частности, свидетельствовало его избрание летом 1917 г. на митрополичью Московскую кафедру. Управляя с 1898 по 1907гг. миссионерской Северо-Американской епархией, он показал себя способным администратором. Митр. Тихон ввел в епархии каноническое соборное устройство намного раньше, чем его получила Церковь в России, а также открыл в Америке первые православные семинарию и монастыри. Он же разработал проект превращения епархии в автокефальную (самовозглавляемую, т. е. независимую) Американскую Православную Церковь. «О нем в политическом смысле, — указывает профессор Д. В. Поспеловский, — можно говорить как о человеке центра, а вернее, человеке в принципе аполитичном». Эту характеристику следует дополнить, отметив важнейшую черту святителя, особенно проявившуюся в советское время, — твердое стояние в вопросах веры.

По уставу, принятому Собором, при патриархе учреждались архиерейский Синод и Высший церковный совет из представителей белого духовенства и мирян. Эти два учреждения становились постоянными органами Высшего церковного управления в период между созывами Поместных Соборов. Патриарх вместе с указанными органами был подотчетен Собору.

В общей сложности состоялось три сессии Собора: первая — с 15 августа по 9 декабря 1917 г.; вторая — с 20 января по 20 апреля 1918 г.; третья — со 2 июля по 20 сентября 1918 г., когда заседания вынужденно пришлось прекратить. Советская власть отобрала здания, где проходили сессии Собора и квартировали приехавшие с мест депутаты. Кроме того, было прекращено финансирование работы Собора, так как власти в соответствии с декретом от 23 января 1918 г. конфисковали все церковные капиталы и средства в банках.

Несмотря на то, что программа работы не была доведена до конца, Собор успел обсудить и принять решения по таким важнейшим вопросам, как уставы новой соборной структуры всей Церкви — от патриарха и учреждений Патриархии до монастырей и самоуправляющихся приходов, — основанной на началах широкой инициативы снизу и выборности. Предусматривалось, что каждый приход посылает своих представителей на уездно-епар-хиальные собрания и в епархиальный совет. Следующей стадией представительства с мест должны быть архиепархиальные съезды и советы при архиепископе и, наконец, митрополичий совет, который вместе с митрополитом управлял бы фактически автономным округом. Поскольку Церковь предполагалось отстраивать административно снизу — от самоуправляющегося прихода как первичной ячейки, — то указанная выше система, согласно выводам ведущих зарубежных исследователей этого вопроса, лучше всего обеспечивала принцип соборности на практике.

Выборность священников и епископов — соответственно приходскими собраниями и епархиальными съездами — позволяла ограничить гегемонию черного духовенства, переходившую нередко в деспотизм и вызывавшую много жалоб и нареканий со стороны простого клира и мирян. На ненормальность положения епископата, когда архиерей был чем-то недоступным и далеким не только от верующих, но и от рядовых приходских священников, неоднократно указывал в своих очерках о представителях высшего духовенства, составивших затем книгу «Мелочи архиерейской жизни», глубокий и тонкий знаток церковного быта, выдающийся русский писатель второй половины XIX в. Н. С. Лесков.

Собор придал особое значение проповедничеству, определив меры по повышению качества и интенсивности проповедей. Отныне их предлагалось произносить во время каждого богослужения, а не только по воскресеньям. При епархиях было решено создавать братства проповедников. В помощь духовенству в этом деле создавался особый институт благовестников из мирян, в том числе женщин.

На заседании Собора было принято решение о создании Всероссийского братства ученого монашества, члены которого должны были жить в монастырях и соблюдать все аскетические монашеские правила. Так как новые семинарии предполагалось открывать тоже в монастырях, указанная выше мера имела цель установить узы духовных связей между монашеством и будущим белым духовенством, которое формировалось бы в этих монашеских семинариях. Таким образом предполагалось ликвидировать взаимное отчуждение белого и черного духовенства.

Специальные определения Собора были посвящены активизации женщин в церковной жизни. Женщины получали право сверх занятия должностей церковных старост и полноправного участия в приходских собраниях и советах также участвовать в благочиннических и епархиальных собраниях, занимать должности почти во всех епархиальных просветительных, благотворительных, миссионерских и церковно-хозяйственных учреждениях (за исключением благочиннического и епархиального советов и учреждений судебных и административных). Это было последним деянием Собора. Однако оставался еще ряд нерешенных вопросов его повестки: литургическая реформа, вопросы о переходе на новый календарь и введении живых славянских языков вместо малопонятного церковнославянского.

Давая общую оценку решений Собора по вопросам внутри-церковной жизни, немецкий богослов и историк Церкви Г. Шульц отмечает, что они во многом опережали весь христианский мир². Этот динамизм и способность Церкви откликаться на требования времени особенно проявились при преобразовании приходского и епархиального управлений. Принятые в связи с этим постановления призваны были положить конец жесточайшей централизации и никому не подотчетному контролю сверху, в условиях которых Церковь жила предшествовавшие два века. Исторический характер решений Собора хорошо осознавали его современники из церковной среды. «Закладываются новые основы церковной жизни,— писал в центральном журнале, издававшемся Синодом, священник С. Смирнов, — на которых все здание ее будет перестроено сверху и донизу. Шедшая на поводу у государственной власти, власть церковная отныне приступает к самостоятельному строительству церковной жизни... Необходимым требованием настоящего момента является то, что миряне привлекаются к широкому по возможности участию в делах церковных. Только таким путем несомненно будет крепнуть дело церковного строительства».

До сих пор речь шла в основном о внутрицерковных проблемах и тех мерах, которые были предприняты Церковью сразу же после Февральской революции 1917 г. по преодолению кризисных явлений и возрождению церковной жизни. Другая важнейшая проблема, которую предстояло решить, заключалась в церковно-государственных отношениях, превращавших Церковь по существу в часть государственно-бюрократической системы — «ведомство православного исповедания».

Временное правительство осуществило некоторые мероприятия, направленные на значительное ослабление государственного подчинения и контроля за Православной Церковью. Накануне Собора, сознавая, что синодальной системе наступает конец, 5 августа 1917г. Временное правительство ликвидировало должность обер-прокурора Синода и учредило министерство исповеданий. Как было объявлено, «прерогативы министерства со временем должны быть приведены в соответствии с принципами, которые выдвинет настоящий Собор». Министром исповеданий был назначен А. В. Карташев, заменивший ранее, 25 июля, В. Н. Львова на посту обер-прокурора Синода.

14 июля 1917г. Временное правительство приняло постановление «О свободе совести», где утверждались принцип веротерпимости, возможность беспрепятственной деятельности различных религиозных организаций. В статье первой подчеркивалось, что «пользование гражданскими и политическими правами не зависит от принадлежности к вероисповеданию и никто не может быть преследуем и ограничиваем в каких бы то ни было правах за убеждения в делах веры». Согласно статье четвертой, «для перехода достигших четырнадцатилетнего возраста из одного исповедания в другое или признания себя не принадлежащим ни к какой вере не требуется ни разрешения, ни подчинения какой-либо власти». Несмотря на это положение, означавшее свободу трудно осуществимого в царской России перехода из православия в какое-либо другое вероисповедание, Православная Церковь в целом положительно восприняла постановление «О свободе совести».

Временное правительство так и не решилось полностью снять государственный контроль за деятельностью Церкви, доходивший нередко до прямого вмешательства в ее внутренние дела. Профессор С. Н. Булгаков, выступая на Соборе, с нескрываемым возмущением говорил о том, «какую конституцию получил наш Собор от правительства. Пункт первый этой конституции гласит: Собор вырабатывает законы, которые он вносит на уважение Временного правительства. Следовательно, правительство может уважить, а может и совершенно не уважить соборных постановлений... Это последнее слово извращенной практики». Недовольство среди духовенства церковной политикой Временного правительства было столь значительным, что некоторые члены Собора обвиняли его в причастности к начавшемуся разгулу богоборческих настроений среди населения². Однако правительство не собиралось брать на себя инициативы коренного пересмотра отношения государственной власти к Церкви, ожидая решений Собора по этому вопросу. Со своей стороны, Церковь предприняла заметные усилия, чтобы, перестав быть «православным ведомством», выйти из-под жесткого государственно-бюрократического контроля и определить свои требования и позицию в создании новых церковно-государственных взаимоотношений.

С докладом на тему о правовом положении Церкви в государстве 15 ноября 1917г. перед Собором выступил профессор С. Н. Булгаков. Указав на «второстепенное значение для Церкви вопроса о политических формах государственной жизни», он вместе с тем подчеркнул «недопустимость возврата к тому... чтобы Церковь была огосударствлена». Основываясь на религиозно-вероучительном и догматическом положении о боговоплощении Иисуса Христа, докладчик выделил главный принцип отношения Православной Церкви к государству — «Церковь должна вносить в стихию государственности свет, благодать, как и повсюду, и во все стороны человеческой жизни». Задача Церкви, — оставаясь в гуще национальной жизни, пропитывать государство духом христианства. Со своей стороны, гражданская, как и всякая другая власть, должны воспринимать себя как христианское служение, иначе «государственность превратиться в царство зверя».

Из этих положений следовали выводы: во-первых, государство обязано быть внимательным к нуждам Церкви; во-вторых, «должно быть осуждено, отвергнуто и признано абсурдным то, — говорил С. Н. Булгаков, — что называется отделением Церкви от государства, предоставление государству исключительно мирского господства и уход Церкви куда-то в пространство, вне истории и вне жизни... В смысле внутреннем и религиозном нельзя допустить отделения Церкви от государства: Церковь не может отказаться быть светом миру, не изменив себе».

По докладу С. Н. Булгакова Собор принял главное общее положение, «в силу коего Православная Церковь в России должна быть в союзе с государством, но под условием своего свободного внутреннего самоопределения». В соответствии с этим было разработано, подробно обсуждено и затем принято 2 декабря 1917 г. определение «О правовом положении Православной Российской Церкви». Оно содержало следующие основные статьи:

«1. Православная Российская Церковь занимает в Российском Государстве среди других исповеданий публично-правовое положение ³, подобающее ей как величайшей святыне огромного большинства населения и как великой исторической силе, созидавшей Российское Государство.

2. Православная Церковь в России в учении веры и нравственности, богослужении, сношениях с другими автокефальными Церквами независима от государственной власти и... пользуется в делах церковного законодательства, управления и суда правами самоопределения и самоуправления...

4. Государственные законы, касающиеся Православной Церкви, издаются не иначе, как по согласию с церковной властью...

5. Государство признает церковную иерархию и церковные установления в силе и значении, какие им приданы церковными установлениями.

6. Государственные законы по вопросам, касающимся Православной Церкви, издаются не иначе, как по соглашению с церковной властью.

7. Глава Российского Государства, министр исповеданий и министр народного просвещения и товарищи их должны быть православными...

9. Православный календарь признается государственным календарем...

14. Церковное венчание по православному чину признается законной формой заключения брака...

17. Церковные метрические книги ведутся согласно государственным законам и имеют значение актов гражданского состояния.

18. Учреждаемые Православной Церковью низшие, средние и высшие школы, как специально богословские, так и общеобразовательные, пользуются в Государстве всеми правами правительственных учебных заведений на общем основании.

19. Во всех светских государственных и частных школах воспитание православных детей должно соответствовать духу Православной Церкви, преподавание Закона Божия для православных учащихся обязательно как в низших и средних, так и в высших учебных заведениях; содержание законоучительских должностей в государственных школах принимается за счет казны...

21. Священнослужители, монашествующие и штатные псаломщики свободны от воинской и других личных натуральных повинностей. Служащие в церковных учреждениях пользуются правами государственной службы.

22. Имущества, принадлежащие установлениям Православной Церкви, не подлежат конфискации или отобранию, а самые установления не могут быть упраздняемы без согласия церковной власти...

24. Православная Церковь получает из государственного казначейства по особой смете, составляемой высшим церковным управлением и утверждаемой в законодательном порядке, ежегодные ассигнования в пределах ее потребностей, представляя отчетность в полученных суммах на общем основании».

Все исследователи, как отечественные, так и зарубежные, отмечают нереальный характер в условиях советской действительности большинства статей этого определения². Почему же соборное большинство, зная об атеистической природе новой власти, выразило свое пожелание о союзе Церкви с государством, которое должно материально поддерживать Церковь и предоставить ей свободу действий, позволив, в частности, идейно и нравственно воспитывать население в духе, противном устремлениям этой новой власти?

Во-первых, среди широких слоев населения, включая духовенство, не было еще осознания бесповоротности происходивших событий, но имелись представления о временном, преходящем характере новой власти. Выступая при обсуждении доклада С. Н. Булгакова, профессор Н. Д. Кузнецов выразил это настроение большинства членов Собора следующим образом: «Россия находится в состоянии полной анархии, и все еще только кричат о необходимости создания твердой государственной власти, и пока совершенно неизвестно, в какие формы выльется будущий государственный строй».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: