Оспаривание учетной стоимости облагаемого имущества. 6 глава

Следует отметить, что во времена СССР имели место существенные проблемы с публикацией нормативных правовых актов. В частности, в заключении Комитета конституционного надзора СССР от 29 ноября 1990 г. № 12 (2–12) «О правилах, допускающих применение неопубликованных нормативных актов о правах, свободах и обязанностях граждан» было констатировано, что имеется множество таких актов с грифами «секретно», «не подлежит опубликованию», «не для печати», «для служебного пользования» и т.п., в том числе: указы и постановления Президиума Верховного Совета СССР по вопросам гражданства, подсудности уголовных дел, амнистии, административной ответственности, трудовых отношений и социального обеспечения, выселения граждан из жилых помещений; постановления и распоряжения Совета Министров СССР по вопросам пенсионного обеспечения, оплаты труда, предоставления жилых помещений, использования труда осужденных и их перевоспитания, условий и оплаты труда советских граждан, работающих за границей. Министерства и ведомства СССР также издают большое число закрытых нормативных актов, касающихся прав, свобод и обязанностей граждан СССР или порядка их осуществления. Распространена практика присвоения грифов «секретно», «не для печати» и т.д. отдельным положениям (статьям, пунктам) нормативного акта, которые при публикации его текста не приводятся.

Примечательно то, что отсутствие официальной публикации важнейших нормативных правовых актов в СССР имело даже теоретическое обоснование. По этому поводу А.А. Тилле писал, что существует принцип – незнание закона не освобождает от ответственности. Но этот принцип действует только в отношении опубликованных законов. В советские же времена уголовная ответственность иногда назначалась по неопубликованным законам, а поскольку ученые–юристы считали правилом оправдывать и восхвалять действия законодателей, были среди них и такие, которые безосновательно доказывали, что сознательные граждане должны были и до издания запретительного уголовного закона понимать общественную опасность своего деяния. Именно такие ученые делали карьеру, получали ордена и звания. Они говорили, что предположение о знании гражданами законов после их опубликования есть фикция, ибо в основном люди не знают большинства опубликованных законов, но сознают общественную опасность тех или иных деяний. А потому должны нести уголовную ответственность и при отсутствии опубликованного закона[197]. Указанные сведения, к сожалению, демонстрируют то, что в праве очень многие идеи (в т.ч. и противоположные) в соответствии с «реалиями времени» вполне могут убедительно обосновываться, с опорой на одни ценности и с игнорированием иных.

В настоящее время, на основании ч. 3 ст. 15 Конституции РФ, в соответствии с ч. 4 ст. 8 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149–ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» не может быть ограничен доступ к нормативным правовым актам, затрагивающим права, свободы и обязанности человека и гражданина, а также устанавливающим правовое положение организаций и полномочия государственных органов, органов местного самоуправления. Поскольку судебная практика оказывает значительное влияние на применение норм права, Федеральный закон от 22 декабря 2008 г. № 262–ФЗ «Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в Российской Федерации» предусматривает обязательность размещения в сети «Интернет» текстов судебных актов (ст. 15). В п. 27 постановления Пленума ВАС РФ от 8 октября 2012 г. № 61 «Об обеспечении гласности в арбитражном процессе» разъяснено, что тексты судебных актов арбитражных судов, вынесенные в открытом судебном заседании, размещаются в сети «Интернет» в полном объеме без изъятий.

Исходя из решения ВАС РФ от 27 января 2010 г. № ВАС‑15316/09, является незаконным применение пометки «Для служебного пользования» на приказе ФНС России, регламентирующем порядок рассмотрения жалобы при обращении в вышестоящий налоговый орган, поскольку это ограничивает без законных к тому оснований осведомленность частных субъектов. В частности, в п. 1.3 постановления Правительства РФ от 3 ноября 1994 г. № 1233 «Об утверждении Положения о порядке обращения со служебной информацией ограниченного распространения в федеральных органах исполнительной власти» предусмотрено, что не может быть отнесен к служебной информации ограниченного распространения порядок рассмотрения и разрешения заявлений, а также обращений граждан и юридических лиц.

Требование правовой определенности, вообще говоря, реализуемо только при общем запрете обратной силы правовых актов. В противном случае точное понимание частным субъектом правовых последствий своих деяний было бы невозможным, поскольку субъект не может предвидеть, как именно и для кого законодатель изменит эти правовые последствия нормативным актом «с обратной силой». А. Шайо отмечает, что закон не может иметь обратной силы, в противном случае правовые нормы вообще не имели бы никакой обязательной силы (всегда и все можно было бы задним числом изменить)[198]. По мнению Г.А. Гаджиева, принцип правовой определенности, в частности, ограничивает возможность придания обратной силы актам законодательных и юрисдикционных органов, а также предполагает предсказуемость решений высших судов и стабильность выраженных в них правовых позиций. Это необходимо для обеспечения стабильных условий хозяйствования[199]. В ряде актов КС РФ (постановления от 24 мая 2001 г. № 8‑П, от 29 января 2004 г. № 2‑П, от 20 апреля 2010 г. № 9‑П, от 20 июля 2011 г. № 20‑П, от 27 марта 2012 г. № 8‑П, определения от 12 мая 2005 г. № 163‑О, от 3 марта 2015 г. № 417‑О, от 2 апреля 2015 г. № 583‑О и др.) упомянут принцип поддержания доверия граждан к закону и действиям государства, который предполагает сохранение стабильности правового регулирования и недопустимость внесения произвольных изменений в действующую систему норм.

Принцип законности будет декларативным, если не обеспечено требованиереальной защиты прав и свобод всех субъектов, а также реальной возможности принуждения к исполнению ими своих обязанностей. Права без возможности их эффективной защиты ничего не значат. В ст. 45 Конституции РФ установлено, что государственная защита прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации гарантируется. Каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом. Nemo prohibetur pluribus defensionibus uti – никому не запрещается защищаться различными способами[200].

В соответствии со ст. 137 НК РФ каждое лицо имеет право обжаловать акты налоговых органов ненормативного характера, действия или бездействие их должностных лиц, если, по мнению этого лица, такие акты, действия или бездействие нарушают его права. Нормативные правовые акты налоговых органов могут быть обжалованы в порядке, предусмотренном федеральным законодательством. В подп. 11 п. 1 ст. 21 НК РФ также предусмотрено право налогоплательщика на самозащиту: не выполнять неправомерные акты и требования налоговых органов, иных уполномоченных органов и их должностных лиц, не соответствующие НК РФ или иным федеральным законам.

Кроме того, современное законодательство и сложившаяся судебная практика допускают не только обжалование, но и иные способы защиты прав частных субъектов налоговых правоотношений. Среди них можно отметить: предъявление требований о возврате (зачете) излишне уплаченного (взысканного) налога (ст. 78, 79 НК РФ) или о возмещении косвенного налога (ст. 176, 176.1, 203 НК РФ); предъявление требований о возмещении убытков, причиненных незаконными актами налоговых органов или незаконными действиями (бездействием) их должностных лиц (подп. 14 п. 1 ст. 21, п. 1 ст. 35, п. 2 ст. 103 НК РФ); возражения частного субъекта при судебном взыскании с него обязательных платежей (ч. 1 ст. 41 АПК РФ, ч. 1 ст. 35 ГПК РФ, ч. 1 ст. 45 КАС РФ) и др.

С той же точки зрения, исходя из взаимообусловленности всех прав и обязанностей, юридические обязанности без возможности принуждения к их исполнению ничего не значат. Государство, установившее обязанности для некоторого круга субъектов (в т.ч. публичных), исполнение которых оно не может (не хочет) обеспечить, тем самым теряет свой авторитет, как органа публичной власти и провоцирует неисполнение иных обязанностей.

Требование реальной защиты прав и свобод всех субъектов, а также реальной возможности принуждения к исполнению ими своих обязанностей, как и сам принцип законности, достаточно условно (поскольку с учетом современных подходов относится скорее к элементарной логике, чем к праву). Сложно предположить, что законы могут приниматься без расчета на их выполнение, а установленные ими права невозможно будет защитить. Но выделение указанных положений в отечественной правовой системе в некоторой степени является следствием и того, что в недавнем прошлом нашей страны были проблематичными и свободный доступ субъектов права ко всем текстам нормативных правовых актов, регламентирующих их права (обязанности), и эффективная защита нарушенных прав и свобод.

Интересно то, что принцип законности выделяется и в теории налогового права иных стран (иногда с несколько иным его пониманием). Так, исходя из сведений, приведенных Р. Польссоном применительно к шведской правовой системе, принцип законности – это общеправовой принцип, имеющий особое значение, в частности, для всей системы публичного права. Считается, что конкретное содержание принципа законности заключается в требовании, в силу которого осуществление публичной власти должно основываться на законе или другом общеобязательном предписании, принятом на соответствующем уровне. Именно в этом смысле говорят о законности публичной власти. В сфере налогового нрава отмеченное, в частности, означает, что конкретная мера обременения налогообложением должна основываться на законе, т.е. имеется в виду так называемое требование «обязательности предписания». Считается также, что подчиненность закону процесса осуществления публичной власти предполагает и требование того, что налог неукоснительно взимается, когда закон это предписывает[201]. Соответственно, в шведском варианте принципа законности основной акцент сделан на том, что публичной власти разрешено только то, что прямо установлено для нее в законе.

Принцип справедливости. Justitia in suo cuique tribuendo cernitur – справедливость проявляется в воздании каждому по его заслугам[202]. Справедливость в общем виде может определяться, как понятие о должном, содержащее требование соответствия между реальной значимостью различных индивидов (социальных групп) и их социальным положением, между их правами и обязанностями, между деянием и воздаянием, трудом и вознаграждением, преступлением и наказанием и т.п. Несоответствие в этих соотношениях оценивается как несправедливость[203].

Соответственно, справедливость в праве упрощенно можно определить, как обобщенное требование соответствия между деянием и его правовыми последствиями. Если же речь идет о налоговом праве, то справедливость – обобщенное требование соответствия между деянием и его налогово–правовыми последствиями (между фактом получения дохода и размером налога на этот доход; между фактом владения автомобилем и размером периодически выплачиваемого налога на этот автомобиль и т.д.).

Очевидно то, что для разных видов общественных отношений характерна «своя» справедливость. Так, Ж.–Л. Бержель приводит сведения о том, что существует много интерпретаций понятия справедливости, но анализ, проделанный некогда Аристотелем и Фомой Аквинским, еще и сегодня может оказаться наиболее удачным. В то время выделялись три вида справедливости:

1) коммутативная справедливость имеет место в рамках отношений между независимыми друг от друга субъектами и предполагает арифметическое равенство в обменах между субъектами;

2) дистрибутивная справедливость существует применительно к обязанностям сообщества, в том числе государства, к его членам и имеет целью наилучшее распределение имущества (прав) между людьми, что определяется потребностями каждого члена сообщества, а не долей внесенных им средств;

3) легальная справедливость применима к обязанностям членов сообщества по отношению к самому сообществу, и может быть понята как обязанность всех членов сообщества содействовать общему благу, что имеет место в долге по несению военной службы, содействии жизнедеятельности государства путем выплаты налогов или участия в общественных работах[204].

Приведенный анализ вполне актуален и в современной отечественной правовой системе, поскольку он в виде логически закрытого перечня описывает возможные виды взаимоотношений между сообществом и членами сообщества.

С этой точки зрения коммутативная справедливость характерна, например, для гражданского права. В соответствии с п. 3 ст. 423 ГК РФ договор предполагается возмездным, если из закона, иных правовых актов, содержания или существа договора не вытекает иное.

Дистрибутивная справедливость реализуется, в том числе, в праве социального обеспечения. Применительно к указанному виду справедливости актуально мнение В.Д. Зорькина; содержание закрепленного в ст. 7 Конституции РФ понятия «социальное государство» раскрыто в других статьях таким образом, который отнюдь не обязывает государство удовлетворять жизненные потребности каждого человека. Так, например, право на социальное обеспечение, предусмотренное ч. 1 ст. 39, предназначено для тех, кто болен и стар, утратил кормильца или стал инвалидом, воспитывает детей и т.д.^[205].

Легальная справедливость исходит из того, что объем обязанностей конкретного члена сообщества по отношению к самому сообществу предопределяется возможностями этого члена сообщества (физическими, умственными, имущественными, и т.д.) и актуальна, в частности, в налоговом праве. Чем более значительными возможностями обладает конкретный индивид, тем большими публичными обязанностями его потенциально может обременить сообщество. В п. 9 Рекомендации № R (2005) 1 Комитета министров Совета Европы «О финансовых средствах местных и региональных властей» (принята 19 января 2005 г.) отмечается, что одним из основных принципов установления местного налогообложения должна быть справедливость (налогообложение должно быть соразмерно платежеспособности каждого налогоплательщика).

Интересно то, что в ст. 12 Конституции РСФСР 1937 г. и в ст. 14 Конституции СССР 1977 г. был продекларирован один из принципов социализма: «от каждого – по способностям, каждому – по труду». С точки зрения К. Маркса, на высшей фазе коммунистического общества, господствующим принципом должна быть формула: «каждый – по способностям, каждому – по потребностям»[206], что фактически представляет собой совокупность легальной и дистрибутивной справедливости, но без коммутативной справедливости. Интересны сведения, приведенные Н.М. Казанцевым: как в Египте и Месопотамии, так и в СССР имело место пользование деньгами, монетами, печатными знаками в качеств средств государственного финансирования и учета задолженностей граждан перед государством по налогам, но при этом не допускался свободный обмен товарами и рынок. Существование денег без рынка и обмена было подчинено задачам налогообложения и фиксации долгов населения перед государством. В порядке распределения и перераспределения граждане получали блага от иерархической системы и, наоборот, отчуждали блага иерархической системе[207].

Современник А.С. Пушкина, русский юрист А.П. Куницын пришел к выводу, что граждане государства обязаны вспомоществовать цели общества, следовательно, все обязываются к несению податей. Но сия обязанность подает на каждого соответственно его достатку, ибо, во–первых, граждане государства обязываются содействовать цели общества по мере возможности; во–вторых, равное разделение податей было бы противно самой цели общества, поколику оно навлекало бы опасность частным гражданам, лишившись достатка, погибнуть от голода; в–третьих, неравное имущество требует неравных средств к сохранению оного[208]. Отечественный ученый А.А. Исаев считал, что учение о справедливости в политике налогов содержит в себе ответы на два вопроса: 1) кто должен платить налоги? и 2) как достигнуть уравнительности при распределении налогов между плательщиками?[209].

Адам Смит отмечал, что подданные государства должны по возможности соответственно своей способности и силам участвовать в содержании правительства, т.е. соответственно доходу, каким они пользуются под покровительством и защитой государства[210]. К.Т.ф.– Эеберг, в свою очередь, полагал, что плательщики должны быть обложены налогом в соответствии с их экономической платежеспособностью, то есть так, чтобы жертва, заключающаяся в налоге, для всех была одинаково чувствительна[211]. В ст. 13 Декларации прав человека и гражданина 1789 года указано, что на содержание вооруженной силы и на расходы по управлению необходимы общие взносы; они должны быть равномерно распределены между всеми гражданами сообразно их возможностям.

В пунктах 1 и 3 ст. 3 НК РФ, как отражение принципа справедливости, установлено, что при установлении налогов учитывается фактическая способность налогоплательщика к уплате налога; налоги и сборы должны иметь экономическое основание, и не могут быть произвольными; недопустимы налоги и сборы, препятствующие реализации гражданами своих конституционных прав.

Таким образом, вопрос справедливости в налоговом праве отражается, по меньшей мере, в таких ее взаимосвязанных аспектах, как учет способности налогоплательщика к уплате налогов; экономическое основание налогов; отсутствие произвола в налогах; запрет на налоги, препятствующие реализации гражданами своих конституционных прав.

В учебной (научной) литературе по налоговому праву отражения рассматриваемого принципа обычно обозначаются как принцип справедливости[212]; принципы справедливости и экономической обоснованности налогообложения[213], принцип соразмерности налогообложения[214], принципы равного налогового бремени, экономической обоснованности установления налогов и сборов[215] и т.п.

Вопросы справедливости вообще и справедливости в праве (в т.ч. в налоговом) являлись и являются предметом постоянного интереса. Еще Лао–цзы говорил, что закон возникает из справедливости, справедливость возникает из того, что является надлежащим для народных масс, а то, что является надлежащим для масс, это то, что согласуется с умами людей[216]. Тем не менее, очевидно, что понятие о справедливости в конкретном вопросе потенциально может различаться в представлениях разных людей. Так, еще в Библии при описании определенного периода древнего общества указано: в те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым[217].

По мнению русского правоведа С.А. Муромцева, право есть порядок действительный, справедливость – порядок желательный; право все знают и его действие испытывают на себе, как реальный факт, к справедливости стремятся, как к идеалу[218]. В другом произведении С.А. Муромцев отметил, что под справедливостью следует разуметь присущую в данное время данной общественной среде совокупность субъективных представлений о наиболее совершенном правовом порядке. Субъективное воззрение, о котором здесь идет речь, может принадлежать одному или немногим лицам; но обыкновенно индивидуальные различия в воззрениях на справедливость не бывают особенно велики и поэтому под справедливостью разумеют совокупность воззрений по крайней мере целого круга людей, иногда же – воззрений всего общества[219]. В частности, с точки зрения Р.А. Познера, многие законы (большинство норм уголовного права, например) не являются продуктом деятельности узких групп интересов[220]. Соответственно, выраженное в уголовном праве негативное отношение к основным видам преступлений, как правило, является однозначно негативным отношением к ним подавляющего большинства членов общества. Кроме того, при изучении справедливости в праве представляет интерес определение, данное еще Р.ф. Иерингом: юриспруденция – осадок здравого разума в вопросах права[221].

Как полагает А.Ф. Черданцев, рассматривая двучленную теорию норм права, реальные нормы складываются из двух содержательных элементов, каждый из которых есть не что иное, как определенная информация. Одна часть нормы представляет собой информацию о фактах, с которыми норма права связывает наступление юридических последствий, или, как обычно пишется, указывает на юридические факты. Вторая часть нормы представляет собой информацию о юридических последствиях, наступающих при наличии юридических фактов, очерченных нормой, т.е. указывает на права и обязанности адресатов нормы. Никаких других юридических последствий нормы права не предусматривают[222]. Соответственно, справедливость права в целом, по меньшей мере, предполагает справедливость отдельных норм права в их взаимосвязи, поскольку именно в них должно реализовываться требование соответствия между фактами, определенными в праве в качестве юридических, и их правовыми последствиями.

Современное правовое регулирование предполагает, что обязанность по уплате любого налога – установленное законом последствие деятельности самого налогоплательщика. Но в качестве налогооблагаемой законодателем должна рассматриваться только такая деятельность, которая является правомерной, осуществляется налогоплательщиком по собственной воле, имеет экономическое содержание и результат (действительный или обоснованно презюмируемый). Должно соблюдаться правило: ad impossibilia lex non cogit – закон не требует невозможного[223]. В постановлении Президиума ВАС РФ от 25 ноября 2008 г. № 7841/08 отмечается, что устанавливаемые налоговым законодательством требования должны быть выполнимы. По верному замечанию Е.В. Кудряшовой, принцип учета фактической способности платить налог должен воплотиться в конкретных общеобязательных нормах, обобщенно учитывающих платежеспособность субъектов данного налога[224].

С учетом традиционного нормативного регулирования налога через элементы его юридического состава, показательна позиция А. Бланкенагеля: налоговая ставка должна иметь экономически рациональное отношение к облагаемым доходам или имуществу[225]. Поскольку справедливость права в целом предполагает справедливость отдельных норм права (в т.ч. регламентирующих элементы налога), вполне корректно говорить о требовании справедливости всех элементов налога (подробно будут рассмотрены впоследствии). Но очевидно, что наиболее «чувствительный» к справедливости элемент налога – сумма налога (обычно выражаемая через налоговую базу и налоговую ставку) Соответственно, теоретически вполне возможен налог, в котором не вполне справедливым образом урегулирована ставка (например – налог на доход, ставка которого равна 90 % от дохода). Возможны и рассуждения относительно справедливости объекта налога (юридического факта в деятельности налогоплательщика, в результата появления которого у него возникает обязанность по уплате налога, в т.ч. получение дохода, владение имуществом и т.д.). Так, скорее всего, как несправедливый, в России будет квалифицирован налог, которым облагается сам факт получения физическим лицом государственной пенсии (в настоящее время пенсии по государственному пенсионному обеспечению освобождаются от НДФЛ на основании п. 2 ст. 217 НК РФ).

Однако, вопрос справедливого и несправедливого, особенно в сфере налогов – вопрос достаточно непростой, поскольку общие рассуждения о справедливости должны, рано или поздно, дойти до конкретных вопросов обременения налогами реальных индивидов. Как правило, человек менее пристрастно рассуждает о справедливости в отношении того, что конкретно его не касается. Nemo debet esse judex in propria causa – никто не должен быть судьей в своем собственном деле[226]. При этом налоги, как правило, прямо затрагивают значительное число субъектов.

Русский ученый С.И. Иловайский писал следующее: что касается понятия справедливости налогов, то таковое является вполне относительным, и в области налогов то, что одному представляется справедливым, другому может казаться высшей несправедливостью[227]. В настоящее время ситуация принципиально не изменилась. Сходным образом рассуждает и В.М. Зарипов в отношении принципа справедливости, как универсального средства трактовки законов: в силу максимальной обобщенности и гуманности требование справедливости весьма привлекательно, но малоприменимо в качестве практического инструмента и способно породить еще больше разночтений, поскольку представлений о ней неисчислимое множество[228]. Е.В. Порохов полагает, что позиция различных субъектов относительно налогового обременения существенно отличается. Если государство в целом и государственные служащие более всего заинтересованы в том, чтобы взимать налогов как можно больше, то отношение общества к данным платежам иное: не просто взимать налогов как можно больше, но и направлять денежные средства, полученных от уплаты налогов, на социальные программы. Граждане с небольшим доходом обычно полагают, что следует взимать как можно больше налогов с тех, у кого есть деньги, имущество и кто в своем имущественном статусе значится в списке богатых. Состоятельные же граждане, как правило, желают платить налогов как можно меньше или при возможности не платить их вообще[229]. Указанное обстоятельство, в частности, подтверждает обоснованность современного российского запрета на регулирование налогов через референдум.

Тем не менее, определенная конкретизация принципа справедливости в налогообложении следует из того, что в силу п. 3 ст. 3 НК РФ, налоги и сборы должны иметь экономическое основание. Однако данное положение проясняет рассматриваемый вопрос только в некоторой степени. Так, с точки зрения А. Бланкенагеля, экономически обоснованные налоги – это довольно неопределенное понятие, которое не разъясняется в российском налоговом законодательстве и которое не получило необходимого истолкования в судебной практике КС РФ и арбитражных судов. Кроме того, размер и тяжесть налогового бремени едва ли подлежат судебному контролю, потому что принцип соразмерности – единственный рычаг судебного контроля размера налогового бремени – работает вхолостую. Это связано не только с природой этого принципа, но и фактом, что под судебный контроль всегда попадает один конкретный налог, в то время как налоговое бремя образуется от всех налогов плательщика^[230].

Поскольку в п. 3 ст. 3 НК РФ применительно к налогам говорится не об экономическом обосновании, а об экономическом основании, С.В. Савсерис вместо экономической обоснованности предлагает исходить из экономической основанности налога. С его точки зрения, в подавляющем большинстве ситуаций принцип экономической основанности налогов имеет первостепенное значение. Придание норме права смысла, отличного от ее буквального содержания, даже с учетом принципа экономической основанности налога, допустимо только тогда, когда имеется пробел в налоговом законодательстве либо норма неясно сформулирована и при этом отсутствует ее толкование[231].

Впрочем, в ряде актов высших судебных органов говорится именно об экономической обоснованности налогов. Так, в определении КС РФ от 6 июля 2010 г. № 1084‑О‑О отмечается, что, как это следует из ряда решений КС РФ, налоги устанавливаются законодателем в соответствии с сущностью каждого из них и как элементы единой налоговой системы, параметры и условия функционирования которой применительно к каждому налогоплательщику определяются объективными закономерностями и требованиями, включая их экономическую обоснованность и недопустимость произвольного установления, что подтверждается в том числе положениями ст. 3 НК РФ.

Представляет интерес мнение Д.В. Винницкого: в момент, когда правила взимания определенного налога уже закреплены в законе, экономическая природа налога не должна нас интересовать. Экономическая природа налога может учитываться в этом случае лишь при установлении системных связей между отдельными нормами, но не непосредственно[232].

Некоторые акты высших судебных органов иллюстрируют данную проблему. В частности, интересные выводы общего характера сделаны в определениях Верховного Суда РФ (далее – ВС РФ) от 24 декабря 2003 г. № 37–Г03‑10 и от 17 ноября 2004 г. № 9–Г04‑24: в соответствии с п. 3 ст. 3 НК РФ налоги и сборы должны иметь экономическое основание, а не обоснование. НК РФ не предусмотрено обязательного включения в тексты законодательных актов о налогах экономического обоснования. В определении КС РФ от 12 мая 2005 г. № 167‑О отмечается, что факт неполучения налогоплательщиком оплаты от реализации товаров (работ, услуг) не исключает возможность взимания НДС, который, как и другие налоги, в принципе должен уплачиваться за счет собственных средств налогоплательщика (п. 1 ст. 8 НК РФ).

Кроме цели получения доходов налоги все чаще несут еще одну функцию: они служат средством управления поведением налогоплательщиков. А. Бланкенагель полагает, что в случае так называемых управляющих налогов принцип экономической обоснованности налогов означает способность налога достичь желаемой цели^[233]. Соответственно, в том случае, если государство хочет косвенно ограничить некоторую законную деятельность (например – разрешенные виды игорного бизнеса), повышенное налогообложение такой деятельности не противоречит принципу справедливости. Проблема состоит только в том, что из документов, опосредующих отечественный законодательный процесс, не всегда возможно уяснить ту цель, которую преследовал законодатель, вводя то или иное налогообложение (была ли цель только фискальной, либо предполагалось и определенное регулирование).

Взаимосвязанной задачей является определение так называемой платежеспособности налогоплательщика, поскольку в силу п. 1 ст. 3 при установлении налогов учитывается фактическая способность налогоплательщика к уплате налога. Как верхний предел данного утверждения, очевидно, что ultra posse nemo tenetur – никто не может быть обязан выше своих возможностей[234]. С точки зрения К.С. Бельского, под налоговой платежеспособностью понимается возможность граждан, обязанных платить налоги, покрывать эти денежные обязательства перед государством без вреда для своего хозяйства, благосостояния и здоровья[235]. В постановлении КС РФ от 4 апреля 1996 г. № 9‑П разъяснено, что основные права граждан Российской Федерации гарантируются Конституцией РФ без каких–либо условий фискального характера. Исходя из постановления КС РФ от 25 декабря 2012 г. № 33‑П, налогообложение не должно быть несоразмерным, с тем, чтобы реализация гражданами своих конституционных прав не оказалась парализованной. Р. Буссе приводит сведения о том, в Германии верховенствующим в налоговой системе принципом является налогообложение по финансовой (экономической) способности, который делает возможным соблюдение справедливости[236].

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: