Сделай Сам Свою Работу на 5

Ким Филби. «My Secret War» («Моя секретная война») 10 глава





Одним из крупнейших достижений Управления внешней контрразведки, да надо сказать, и разведки в целом, явилось дело Олдриджа Эймса, развитие которого происходило уже после моего отъезда в Монголию. Олдридж Эймс длительное время работал непосредственно в одном из главных подразделений ЦРУ, действующих против Советского Союза, принимал активное участие в работе с агентами и в разработке советских граждан, включая сотрудников разведки ГРУ и КГБ. Не хочу сравнивать Эймса со знаменитыми помощниками советской разведки, такими как Ким Филби и Джордж Блейк, которые работали в английской разведке и передали нам ценнейшие материалы по вопросам защиты государственной безопасности Советского Союза. Они сотрудничали с нами, а фактически работали в советской разведке на идеологической основе и были истинными преданными друзьями нашей страны. Эймс сам предложил свои услуги представителям КГБ за деньги, но главным было то, что круг его осведомленности в важнейших секретах ЦРУ США фактически включал все сколько-нибудь значительные вопросы работы ЦРУ против Советского Союза.

Эймс, а теперь это уже совершенно очевидно из исследований, проведенных и опубликованных самими американцами, добросовестно передавал нам все эти данные. Он делал это за деньги. И надо отдать справедливость руководителям КГБ, денег на его вознаграждение мы не жалели. Вот только несколько имён агентов, завербованных американцами. Среди полутора десятков агентов, а это была практически, как сейчас известно, вся агентурная сеть резидентуры ЦРУ в Москве, можно назвать ответственного сотрудника генерального штаба ГРУ генерала Дмитрия Полякова, крупного специалиста в области военной электроники Адольфа Толкачева и ряд других, не менее известных лиц. Особенно серьёзной была информация о завербованных ЦРУ сотрудниках советской разведки, имена которых сейчас также известны: подполковник Мартынов, майор Моторин, а также ставший в то время резидентом КГБ в Лондоне Олег Гордиевский. Все агенты ЦРУ, арестованные в Москве, понесли соответствующее наказание, кроме Гордиевского, который сумел бежать из Москвы, когда уже было известно, что он предатель, и он находился под наблюдением служб КГБ.



Гордиевский был вызван в Москву. Видимо, руководству разведки требовались веские доказательства предательства Гордиевского. (Куда уж больше, чем донесения Эймса.) Решили, что он должен как-то проявить свою связь с англичанами, и начали его разработку по полному перечню возможных контрразведывательных мер и приёмов.



Гордиевский, опытный разведчик, понял, как он сам пишет теперь, что за ним ведётся постоянное наблюдение. Он сумел усыпить бдительность слежки.

Каждое утро Гордиевский в течение 15–20 минут делал пробежку в спортивном костюме в районе своего места жительства. Очевидно, сотрудники наружного наблюдения, привыкнув к этому, не считали нужным «бежать за ним вослед» (а затем наблюдение и вовсе было снято нашим же руководством), и в одно прекрасное утро англичане по подготовленному варианту подобрали его в дипломатическую машину и, якобы в тот же день, сумели вывезти через финскую границу в багажнике машины одного из своих дипломатов. Срам, конечно, для нашей контрразведки, да и для тех, кто принимал решение о слежке в нашем руководстве.

Информация, переданная Эймсом, была бесценна для разведки и нашей страны в целом. Естественно, провал ценнейшей агентуры ЦРУ (это был 1985 и 1986 год) и дальнейшие провалы, вплоть до ареста Эймса в 1992 году, вызвали панику в американской разведке.

Вопросами этих провалов занимались контрразведывательные подразделения самого ЦРУ, одно время даже специальная федеральная комиссия и, наконец, группа опытнейших сотрудников ЦРУ и Федерального бюро расследований. Они пришли к выводу, что все эти потери происходят из-за утечки из самого ЦРУ, т. е. обосновали гипотезу, что в ЦРУ есть двойник, работающий на КГБ. Был определён список около двухсот сотрудников ЦРУ, которые могли иметь отношение к тому или другому провалившемуся агенту американской разведки. Кроме того, руководство ЦРУ и ФБР приняли решение о выделении миллиона долларов человеку (речь шла, скорее всего, о сотруднике КГБ), который мог бы назвать двойника в ЦРУ, передававшего информацию в Москву.



Было сделано даже несколько подходов к сотрудникам КГБ с этим предложением, которые, однако, не дали результатов. Американцы доказывают, что Эймса как советского агента выявили специалисты американской контрразведки, обратившие внимание на его необоснованно крупные расходы денежных средств. Со своей стороны, оставляю за собой право думать, что всё-таки в наше смутное время нашёлся предатель, назвавший прямо Эймса и облегчивший задачу американцам.

Еще одним выдающимся персонажем из числа агентов российской разведки был крупный сотрудник американских спецслужб Роберт Филипп Ханссен, кличка «Рамон». Его самая широкая осведомленность по вопросам работы американцев против России и нашей разведки позволила Ханссену безбоязненно пойти на контакт с нашей разведкой. Он сам, по своей инициативе предложил нам свои услуги и быстро завоевал наше доверие. Правда, сам «Рамон» рассказал, что на его решение повлиял известный ему пример Кима Филби. Заявление, несомненно, интересное!

Ханссен длительное время занимал в главной контрразведывательной службе США – Федеральном Бюро Расследований – весьма ответственные посты.

Как заявляло руководство ФБР перед судом, Ханссен передал русским несколько тысяч совершенно секретных документов по вопросам национальной безопасности США.

В начале «своей карьеры» как нашего агента он сообщил нам имена трех офицеров российской разведки, завербованных американцами в Штатах. Это были Борис Южин, Сергей Моторин и Валерий Мартынов. Все трое осуждены в Москве, два последних – к смертной казни.

«Рамон» никогда не называл нам своего имени. Сам определял условия связи с ним и успешно работал с нами с 1985 по февраль 2001 года, когда был арестован. ФБР среди другой информации по делу сообщило, что он был раскрыт благодаря некоему российскому документу, попавшему в руки американских спецслужб. Потом подробно сообщалось, как ФБР успешно следило за Ханссеном, но главное для нас осталось в тени. Это российский «документ». Заявления спецслужб по таким вопросам случайными не бывают. Стало быть, это было сделано специально. Для чего? Есть ли у нас на это ответ?

Таким образом, Эймс, Ханссен и другие источники управления внешней контрразведки в ЦРУ и разведках других враждебных государств позволяли выполнять главную задачу этого подразделения – выявление агентов противника, иначе говоря, шпионов в нашем государстве.

В то же время внешняя контрразведка активно занималась и другим важным направлением. Это – предатели из числа самих сотрудников внешней разведки и разведки генерального штаба. Я не хочу сейчас касаться вопроса о так называемых невозвращенцах. Этому вопросу также уделялось внимание во времена существования Советского Союза, но это совсем другая сторона дела.

Иначе следует подходить к тем, кто носил офицерские погоны и давал присягу на верность Родине. Невозвращение такого рода лиц было, является сейчас и будет являться всегда изменой и предательством.

Кто-то из великих мыслителей сказал, что психологию предателя объяснить невозможно; однако можно выделить всего лишь несколько решающих моментов, толкнувших человека в погонах на путь измены. В наших условиях в первую очередь это был страх. Страх разоблачения какого-либо неприглядного поступка, страх разоблачения, вызванный действиями разведчика в связи с провокацией спецслужб противника, и, таким образом, страх перед крахом карьеры и наказанием на Родине.

Возможно, сейчас психология потенциального предателя где-то могла поменяться; и в силу развала страны и возрастающего культа наживы сейчас могут найтись люди, предлагающие свои услуги за деньги. В этом смысле характерны агенты, завербованные нами из числа американцев – носителей секретов в той или иной области. В абсолютном своём большинстве они предлагали свои услуги или соглашались на наши предложения о сотрудничестве именно за деньги.

Говоря о психологии предателя, не могу не отметить, что в ряде случаев речь шла о людях с явно нарушенной психикой. К числу последних следует отнести наиболее заметные примеры в истории последних десятилетий. Это уже упомянутый мною ранее Олег Пеньковский – сотрудник ГРУ Генерального штаба, предложивший свои услуги англо-американцам по собственной инициативе – человек, потерпевший фиаско в своих амбициозных устремлениях как «великий разведчик». Всё его поведение, на мой взгляд, доказывало наличие серьёзных психических отклонений.

Можно с уверенностью говорить о серьёзном нарушении психики и в другом, более свежем случае. Это Виталий Юрченко, который в 80-х годах работал по линии внешней контрразведки в советском посольстве в Вашингтоне, а затем стал заместителем начальника Первого отдела, т. е. американского отдела Первого главного управления.

Будучи во временной командировке в Италии, Юрченко обратился в американское посольство с просьбой предоставления политического убежища и был тут же вывезен американцами в Вашингтон.

С Юрченко в Вашингтоне одно время работал непосредственно Эймс, как специалист по России, и поэтому «похождения Юрченко в Америке» в период его короткого там пребывания достаточно хорошо известны.

Американцы действительно поначалу «носились» с полковником советской разведки Виталием Юрченко. Главной задачей для них было получить от него всё, что он знал о ПГУ и о работе разведки в Америке. Юрченко был даже принят на обеде генеральным директором разведки США – в то время им был Кейси.

Создается впечатление, что в своём воображении Юрченко нарисовал райские кущи и громкую славу, но всё обернулось нескольку по-иному.

Во-первых, весь период пребывания в США он находился фактически в полной изоляции, а основное время было посвящено опросам его американскими специалистами, а скорее не опросам, а допросам. Удар был нанесён по психике Юрченко и с другой стороны.

Ранее он был в близких отношениях с советской женщиной, которая являлась женой сотрудника советского торгпредства, в это время работавшего в Канаде. Юрченко, очевидно, убедил себя, что теперь эта дама тут же побежит за ним, стоит только её позвать, и это украсит его существование в Штатах. Американские спецслужбы тайно доставили Юрченко в Оттаву и организовали посещение им квартиры его знакомой, когда она одна находилась дома. Но встреча для Юрченко закончилась полным фиаско. Наша дама не пожелала не только оставлять своего мужа и бежать в Америку, но, по всей очевидности, не пожелала вообще иметь дело с Юрченко в сложившейся ситуации.

Всё в целом, но в первую очередь неустойчивая психика самого Юрченко, подвигли его на то, что в один прекрасный день, находясь в ресторане в Вашингтоне в компании сотрудника американской разведки, он вышел якобы проветриться и устремился в советское посольство. Там заявил, что он бежал от американских спецслужб, которые ранее его насильно, под воздействием наркотиков, привезли из Рима в Вашингтон. Естественно, эта версия устраивала наше руководство. Он при усиленном сопровождении был доставлен советским самолетом в Москву. Даже сделанные в Вашингтоне, а затем и в Москве соответствующие заявления на пресс-конференциях, конечно, опять не помогли ему стать героем.

В заключение скажу только, что абсолютное большинство предателей, оставшихся за рубежом, – это несчастные люди. И судьбы их очень похожи. Они не становятся полноценными членами общества в Америке или другой стране и являются изгоями, вынужденными постоянно скрываться из-за страха понести наказание. С другой стороны, постоянно находятся «под присмотром своих хозяев», так как полного доверия к ним никогда не бывает.

Упомяну только о судьбе нескольких заметных изменников, оставшихся за рубежом в разное время. Вскоре после окончания войны, в сентябре 1945 года, в Канаде изменил Родине шифровальщик нашей разведки Гузенко. Он передал канадцам, а соответственно, и американцам, бесценные сведения о целом ряде агентов в этих странах. Канадское правительство определило Гузенко пожизненное содержание, но вот, спустя уже много лет нам попалось сообщение канадской прессы, в котором было сказано, что жена Гузенко возбудила судебное дело с требованием выплачивать денежное содержание, которое могло бы обеспечить оплату за учёбу детей, а канадцы отказывались пересмотреть сумму, выделенную на содержание семьи Гузенко.

Ещё более красноречивым было заявление, своего рода интервью, жены изменившего в Австралии в 50-е годы резидента советской разведки в Канберре – Пролетарского. В своё время этот человек принял решение изменить Родине сразу после ареста и разоблачения Берии, испугавшись, что он, поскольку как-то был связан с Берией, также попадет под судебное преследование в Москве. В интервью прямо было заявлено, что Пролетарские живут в Австралии в полной изоляции, уже много лет являются совершенно чужими людьми в этой стране и обрекли себя на жалкое существование.

Характерной является ставшая известной история с изменником Носенко. Юрий Носенко был сыном известного министра судостроения СССР, он довольно быстро дослужился до должности заместителя начальника отдела во Втором главном управлении (контрразведке) КГБ.

Утратив сдерживающие центры, Носенко превратился в типичного выпивоху. В краткосрочной командировке в Женеве он, как потом стало известно, в состоянии запоя бежал с помощью американской разведки в США. Цель в его затуманенном алкоголем мозгу была одна – получить известность. Но не тут-то было. Контрразведывательное подразделение ЦРУ возглавляла в это время одиозная личность – некто Джеймс Энглтон. Позднее выяснилось, что Энглтон действительно страдал манией преследования, развившейся на профессиональной основе. Но всё это стало известно позднее, а в 1964 году Энглтон вынес заключение, что Носенко является двойным агентом – специально заслан в ЦРУ Москвой и продолжает работать на КГБ.

Энглтон поклялся, что разоблачит этого двойника, и в течение четырёх с половиной лет Носенко непрерывно «пытались расколоть», применяя всяческие изощрённые методы.

Не вдаваясь в детали, скажем только, что Носенко был полностью изолирован в специальном помещении без дневного света, в комнате находилась только кровать. Он был лишён на протяжении всего этого времени любой информации извне, не получал никаких книг, газет и содержался на полуголодном пайке! Все эти детали фактически постоянной пытки Носенко вскрылись на слушании в американском Конгрессе проблемы нарушений в ЦРУ законодательства США.

Следует сказать, что любой перебежчик обязательно попадает под подозрение, проверку, бесконечные «опросы», а контроль над ним, фактически слежка, продолжается всю его жизнь, даже если спецслужбы уверовали в то, что он не является «подставой» и агентом-двойником противника. Это характерно не только для эпохи деятелей типа Энглтона, но в принципе существовало и существует постоянно, и стало принципом работы ЦРУ с перебежчиками всех видов.

В заключение ещё один «громкий пример» – Аркадий Шевченко. В первых числах апреля 1978 года поступило сообщение о том, что исчез Аркадий Шевченко, работавший в Нью-Йорке в качестве заместителя Генерального секретаря ООН. Шевченко, бывший помощник министра иностранных дел СССР Громыко, имел ранг посла и, естественно, являясь старшим советским чиновником в системе ООН, имел доступ ко всей информации, связанной с деятельностью Советского Союза в ООН. Он располагал серьёзными сведениями непосредственно из МИДа, которые получал, опираясь на свои широкие связи, приобретённые во время работы в аппарате министра.

На этот раз американцы сразу заявили нам, что Шевченко попросил политического убежища. Обычно в случаях, когда «побег» какого-либо советского специалиста являлся для американцев неожиданным, они тянули время, могли несколько дней не отвечать на наши запросы, отказывались предоставить возможность свидания нашим официальным представителям с перебежчиком и т. д. На этот раз всё было иначе. А дело в том, что на протяжении уже достаточно длительного времени Шевченко был завербован американцами. Ранее поступали сигналы о серьёзных нарушениях Шевченко норм сотрудника загранаппарата, особенно такого ранга. В первую очередь речь шла о пьянстве, несогласованных поездках на американские курорты и т. п.

Наши товарищи докладывали об этом, но Шевченко пока всё сходило с рук. В американской прессе, а затем и в книге, которую издал Шевченко, причины его измены объясняются идеологическим неприятием советского строя. Вся история представлена как «крик души» человека, видевшего изнутри наши недостатки. Дело же было значительно проще.

Шевченко, пользуясь отсутствием какого-либо контроля и будучи человеком избалованным и, более того, развращённым, превратился в пьяницу и фактически тайно вёл разгульный образ жизни. Одна из его «подружек», профессиональная проститутка, находившаяся на связи у американской контрразведки, издала позднее книгу «Любовница изменника», в которой без всякого стеснения описывает эпизоды полного свинства в жизни и поведении Шевченко. Именно этим воспользовались американские спецслужбы, когда ещё в 1975 году сделали первый подход к Шевченко, а затем очень быстро завербовали его как платного агента.

Американцы пошли на то, чтобы с Шевченко встретились под их контролем советский посол в Вашингтоне А. Добрынин и советский представитель в ООН посол О. Трояновский. Все уговоры были заранее обречены на провал. Американцы были уверены в том, что Шевченко будет вести себя так, как им требовалось, так как к этому времени он уже более двух лет был агентом американских спецслужб, и никакого пути назад у него просто не было.

Шевченко «бежал» в связи с тем, что после настоятельных сигналов со стороны КГБ Громыко принял решение вызвать Шевченко в Москву, чтобы «пожурить» его, так как никаких достоверных данных о его измене в это время ещё не было. Шевченко вызывали для «консультаций» в МИД. 31 марта 1978 года в Нью-Йорк пришла телеграмма с вызовом под благовидным предлогом Шевченко в Москву. Но произошло непредвиденное.

В это время в Нью-Йорк приехал заместитель заведующего американским отделом Г. С. Сташевский, который хорошо знал Шевченко, и в первый же день был приглашён последним на ужин. Шевченко в доверительной обстановке поинтересовался, зачем его, собственно, приглашают в Москву, и на это он получил наивный ответ, что министр хочет его «выстегать», так как на него наговаривает КГБ. Шевченко тут же оценил обстановку как провал и в этот же вечер бросится на срочную встречу со своими хозяевами, где и было принято решение о «невозвращении».

Он не вернулся даже домой, бросил семью. Сташевский же уже на другой день рассказал нашим товарищам о своей встрече с Шевченко. Через пару дней в Москве мне пришлось в здании МИДа подробно беседовать со Сташевским о деталях его разговоров с Шевченко. Он откровенно рассказал, что слышал краем уха, как это обычно бывает, что Шевченко вызывают «на ковёр» к министру, но нисколько не сомневался, что это лишь «лёгкая профилактика». В тот момент он внёс определенную ясность в происходящее, а с другой стороны, задним числом скажу, что «всё, что ни делается – к лучшему»: если бы Шевченко остался в МИДе, являясь американским агентом, он нанёс бы намного больший ущерб нашему государству.

По делу Аркадия Шевченко написана куча статей и даже книг. Они известны. Но об одной, неопубликованной у нас, скажу несколько слов. Книга «Любовница перебежчика» вышла вскоре после бегства Шевченко. Автором была действительно его любовница, и книга вышла под её собственным именем, Джуди Чавис. Она была привилегированной девушкой по вызову и одним из инструментов Нью-Йоркского отделения ФБР при разработке и вербовке Шевченко. В книге Джуди сообщает, что сразу после «исчезновения» Шевченко один из её знакомых по этому делу фэбээровцев сказал ей доверительно, что ей стоит на время исчезнуть, так как «дело сложное». Она поняла так, что ФБР вообще может её «убрать» и бросилась за советом к своему другу-журналисту. Последний, человек опытный, правильно оценил обстановку. По его совету она в печати открыто и достаточно громко должна была заявить о себе и сообщить во всех подробностях о своей причастности к скандалу с Шевченко, тогда её не посмеют убрать, так как ФБР такой скандал никак не нужен. Книга была быстро написана в соавторстве с журналистом и издана. Издание изобиловало пикантными подробностями, а нередко и скабрезностями. Девушка писала, что помимо связи с ней Шевченко пользовал просто уличных проституток, а однажды она обнаружила, что его моча в унитазе была цветной от приёма лекарств и поняла, что он подцепил венерическую болезнь. В другом отрывке она пересказывала рассказ агента ФБР, который работал с Шевченко. Агент, как она пишет, был «опять в новом костюме» и заявил ей, что вынужден был купить костюм, так как прежний был полностью испорчен Шевченко, когда они последнего, в очередной раз упившегося, выносили из ресторана. Мы доложили краткую аннотацию книги начальству и через пару дней получили «рекомендацию», видимо, исходящую с самого нашего верха, что книгу публиковать у нас не следует: «Нет нужды вновь ворошить грязное бельё». Очевидно, это было правильно. Хотя, может быть, была и ещё одна причина: в книжонке в не очень лестных выражениях говорилось о связи Шевченко и его жены с А. А. Громыко, министром иностранных дел в то время, и его женой.

После своего побега Шевченко быстро превратился «в ничто» и только доставлял головную боль своим хозяевам. Он бесславно закончил свою жизнь в полном забвении. Умер от цирроза печени. На его похоронах были только представители ФБР.

В абсолютном большинство дел по шпионажу, дел об агентах противника, имеющих доступ к настоящим секретам страны, к сведениям особой важности, шпионы были выявлены контрразведкой только после прямой информации об этих лицах, полученной из спецслужб противника. Нет нужды сравнивать статистику по соотношению дел, раскрытых по каналам разведки, и дел, которые выявила контрразведка в «чистом виде», т. е., базируясь только на своих внутренних сигналах. Это касается и западных спецслужб в такой же мере.

Такие дела, как дело Пеньковского, раскрытое по сигналу нашего наружного наблюдения, являются явным исключением. Правда, надо вспомнить о небрежности и торопливости англо-американцев в работе с Пеньковским. По поведению Пеньковского было заметно, что он человек психически неуравновешенный, и они сами чувствовали, что Пеньковский должен провалиться и спешили ухватить от него как можно больше информации. Но исключения только подтверждают правила. Трудно привести много примеров успешного раскрытия агентов противника контрразведкой без получения соответствующего сигнала от разведки. В этой связи интерес представляет дело Александра Огородника – крупнейший успех нашей контрразведки по разоблачению очень важного агента ЦРУ.

Второе главное управление показало в деле Огородника свой профессионализм, получив от нас (управления «К») небольшую и неконкретную информацию, наводку. Нам стало известно от нашего работника Валерия, что спецслужбы Колумбии проявили интерес к связи советского дипломата в Боготе Огородника с местной гражданкой Санчес. Связь носила интимный характер и была довольно серьёзной. Сигнал, конечно, был передан по назначению, во Второй главк. Косточка была небольшой, и, надо отдать справедливость, контрразведчики вцепились в неё намертво и разгрызли до конца. Как потом стало известно при дальнейшем расследовании, Огородник был завербован американцами на «крутом» компромате, который попал к ним в руки нежданно-негаданно. Почти случайно связь Огородника с Санчес попала в поле зрения колумбийских спецслужб. Дама позвонила Огороднику прямо в посольство из Испании, куда выехала в гости на несколько дней. Она была во взволнованном состоянии и сразу заявила, что беременна. Огородник прервал разговор, попросив даму перезвонить через полчаса на городской телефон-автомат, который находился недалеко от посольства. Но учитывая, что звонок был в посольство советскому дипломату, он был зафиксирован, записан и дал почву для действий колумбийской контрразведки. Вскоре агенты колумбийских спецслужб вызвали приехавшую домой даму-колумбийку и тут же привлекли её к сотрудничеству, что было, очевидно, несложно. Получив от Санчес все подробности её связи с советским дипломатом, они вышли прямо на Огородника с предложением о сотрудничестве, или пригрозили придать огласке всю историю, что грозило Огороднику отзывом в Москву и всевозможными унижениями – его подруге. Огородник заявил, что будет разговаривать только с представителем ЦРУ США. С этим проблем не возникло. У колумбийцев контакт с американцами был налажен, и уполномоченный офицер ЦРУ прибыл немедля. Огородник дал согласие работать на ЦРУ, поставив лишь несколько условий: что его подруга получит возможность проживать в Испании, что расходы по рождению ребёнка будут оплачены американцами, что ЦРУ откроет небольшой центр по уходу за детьми, где будет работать Санчес. Все условия были, конечно, приняты. Огородник «без разгона» начал давать информацию американцам. (Есть сведения, что Санчес и сейчас живёт и работает в Испании, руководит созданным для неё центром. Она родила дочь, которая жила вместе с матерью, а позднее тоже стала работать в этом центре.)

Информация Огородника оказалась интересной для американцев, против их ожидания. Более того, через полгода Огородника отозвали в Москву и назначили в одно из основных управлений МИДа. Через него шла переписка с послами ведущих стран. Огородник стал передавать десятки шифрованных телеграмм, сотни страниц отчётов посольств и аналитических материалов центрального аппарата МИДа.

Чаще всего агент, завербованный на компроматах, настроен против своих хозяев и работает под нажимом, из-под палки. Здесь же было всё по-другому – на этот раз агент работал с ЦРУ не за страх, а за совесть. От Огородника шли сотни страниц документов: важнейшие указания послам и даже доклады МИДа руководству страны. Это были фотокопии документов, не вызывающие сомнений. ЦРУ оценило важность материалов. Сообщения Тритона, – такую кличку Огородник получил от хозяев, – переводились дословно и со спецкурьерами направлялись в Белый дом, Госдепартамент, Совет национальной безопасности США, лично первым лицам, даже на специальных бланках. Были отработаны все возможные тонкости двусторонней связи. Шифроблокноты с особой степенью защиты, новейший закамуфлированный фотоаппарат и т. д. Тритон был возведён в градации ЦРУ в категорию особо охраняемых среди самых важных агентов. О каждой операции в Москве по делу Тритона обязательно докладывали директору ЦРУ Стэнсфилду Тернеру.

Первый отдел Второго главного управления получил, как было сказано выше, маленькую косточку-наводку. И сотрудники контрразведки начали эту разработку. Поначалу – почти ничего, но потом появились косвенные признаки предательства и уверенность, что стоит копнуть поглубже. Странный телефонный звонок (с первого дня все телефоны были на «прослушке») – «случайная ошибка», но может быть и условленностью. Разведка не верит в случайные звонки. Случайная встреча, например, тоже может быть условленностью. Обратило внимание на себя получение для работы Огородником шифровок, не имеющих прямого отношения к его текущим делам. В МИДе и на квартире была установлена аппаратура для наблюдения и другие ухищрения. Наконец, аккуратно был сделан тайный скрупулезный обыск квартиры. Проведя все мероприятия, контрразведка получила ясные доказательства разведывательной работы Огородника, с фотографированием документов, даже созданием микроточек, и наконец стали известны тайниковые операции.

Чтобы получать документы и передавать указания, оборудование и деньги в стране с квалифицированной службой контрразведки не найдено лучших способов, чем тайниковые операции. Эти операции проводила молодая женщина, сотрудник ЦРУ, имевшая дипломатическое прикрытие в посольстве США в Москве, Марта Петерсон. По стандартному мышлению, американская разведка считала, что молодая женщина, находящаяся первый раз в заграничной командировке, вызовет наименьшие подозрения. Но, видимо, урок разоблачения Пеньковского (тоже на тайниковой операции, проводимой при участии женщины, даже не разведчика, а жены разведчика) ЦРУ не был учтён. Петерсон была хорошо подготовлена ЦРУ по программе специального обучения, но это не помогло.

15 июня 1977 года Петерсон шла по мосту окружной железной дороги через Москву-реку, от Нескучного сада к концу Фрунзенской набережной. Маршрут сам по себе был довольно странным, так как по этому мосту ходят единицы пешеходов, да и мост, собственно, никуда не ведёт. Это не Охотный ряд и не Пречистенка, чтобы просто пройтись (полное отсутствие знания обстановки у цэрэушных московских начальников). Сойдя с моста, Петерсон попыталась положить контейнер, похожий на обычный камень, но была схвачена сзади, в обнимку, так что не успела ничего сделать. Вместе с контейнером был отобран миниатюрный радиоприёмник, предназначенный для возможного перехвата переговоров нашей службы наружного наблюдения. Уже в машине, которая немедленно оказалась рядом, Петерсон заявила заученные формы протеста о дипломатическом иммунитете и т. д.

Опрос задержанной продолжался недолго. Уже через два часа дама была передана «из рук в руки» американскому консульскому сотруднику. В тот же день последовала нота МИДа о выдворении Марты Петерсон из Союза как персоны non grata. Обычных в таких случаях нот протеста от американцев не последовало, так как задержание было с поличным, и не вызывало никаких сомнений о причастности к шпионажу.

В «Известиях» было дано сообщение об американской шпионке и об ухищрениях тайных служб, мини-камере, специальном «камне», шифрах, – всё в подробностях. Огородник исчез из поля зрения американцев, и провал, а он был очевиден, очень обеспокоил штаб ЦРУ. В прессе появилось несколько версий произошедшего. «Рупор» ЦРУ Джон Баррон, автор книги «КГБ», опубликовал свою версию, упирая на то, что Огородник, как «ярый антикоммунист», оказавшись в руках врагов, прямо на Лубянке демонстративно покончил жизнь самоубийством, приняв яд.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.