Очистить и удалить середину

На биологии мы изучаем фрукты. Мисс Кин провела неделю, обучая нас подробностям пестиков и тычинок, стручков и цветов. Земля замерзла, ночью идет легкий снежок, но мисс Кин настроена продлить весну в своей классной комнате. Задний ряд спит, пока она не акцентирует внимание на том, что для размножения яблоне нужна пчела. «Размножение» — сигнальное слово для заднего ряда. Они понимают, что это связано с сексом. Урок о пестиках и тычинках превращается в большое Ха-ха. Мисс Кин преподает со Средневековья. Требуется нечто большее, чем ряд, полный перегретых гипоталамусов (гипоталамий?), чтобы сбить ее с темы урока. Она спокойно переходит к практической части лабораторной.

Яблоки. Каждый из нас получает рим или кортланд или макинтош и пластиковый нож. Нам дано указание разрезать его. Задний ряд проводит поединок на мечах. Мисс Кин молча пишет их имена на доске вместе с текущей отметкой. Она снимает по одному баллу за каждую минуту продолжающегося боя на мечах. Они переходят от слабых B к очень слабым С прежде чем понимают, что происходит. Они воют.

Задний ряд:

— Это не честно! Вы не можете так с нами поступить! Вы не дали нам шанса!

Она снимает следующий балл. Они пилят свои яблоки, бормочут, бормочут, проклятье, проклятье, старая корова, тупая училка. Дэвид Петракис, мой партнер по лабораторным, разрезает свое яблоко на восемь равных клинообразных частей. Он не говорит ни слова. Он посреди пред-медицинской недели. Девид не может выбрать между медициной и юриспруденцией. Девятый класс для него лишь временное неудобство. Реклама крема от прыщей перед Будущим Кинофильмом жизни.

Воздух пропитан яблочным запахом. Однажды, когда я была маленькой, родители взяли меня в сад. Папа посадил меня высоко на яблоню. Это было, как будто попасть в историю из книги, вкусно и красно, и лист и ветвь не шелохнутся. Пчелы сновали в воздухе, так наполненном яблоками, что они не потрудились ужалить меня. Солнце нагрело мои волосы, и ветер подтолкнул маму в объятья отца, и все собирающие яблоки родители и дети улыбались долгую, долгую минуту. Вот так пах класс биологии.

Я кусаю свое яблоко. Белые зубы заполняют соком глубокий укус красного яблока. Дэвид бормочет.

Дэвид:

— Ты не должна этого делать. Она убьет тебя. Ты должна разрезать его. Ты даже не слушала? Ты потеряешь баллы!

Очевидно, Дэвид пропустил в детстве часть с сидением на яблоне.

Я разрезаю остаток своего яблока на четыре толстых куска. В моем яблоке двенадцать зерен. Одно из зерен прокололо свою оболочку и тянет белую руку вверх. Яблоня прорастает из яблока, зерно прорастает из яблока. Я показываю свой мини яблочный сад мисс Кин. Она ставит мне дополнительные баллы. Дэвид закатывает глаза. Биология — это так здорово.

Первая поправка, стих второй

В воздухе мятеж. До зимних каникул всего неделя. Ученики избегают убийства, а персонал слишком измучен, чтобы переживать. До меня доходят слухи об эггноге в комнате отдыха. Дух революции разбил социальные границы учеников. Дэвид Петракис борется за свободу слова.

Я добираюсь до класса вовремя. Я не рискую воспользоваться карточкой-пропуском у мистера Шеи. Дэвид садится на первый ряд и ставит на свою парту магнитофон. Как только мистер Шея открывает рот, чтобы заговорить, Дэвид нажимает одновременно кнопки Play и Record, как пианист, ударяющий по аккорду.

Мистер Шея обучает наш класс традиционно. Мы галопируем к войне за независимость. Он пишет на доске: «Нет Налога Без Протеста». Очень классный рифмующийся слоган. Очень жаль, что у них не было тогда стикеров на задний бампер. Поселенцы хотели право голоса в Британском Парламенте. Ни один из стоящих у власти не хотел слушать их жалобы. Лекция должна звучать потрясающе в записи. Мистер Шея приготовил заметки и все остальное. Его голос такой же ровный, как свежезалитая дорога. Без выбоин.

Все же лента не сможет передать сердитый взгляд глаз мистера Шеи. Он свирепо смотрит на Дэвида все время, пока говорит. Если бы учитель смотрел на меня убийственным взглядом сорок восемь минут, я бы превратилась в лужу расплавленного джелл-о. Дэвид пристально смотрит в ответ.

Школьный офис — лучшее место для распространения сплетен. Я подслушиваю новость дня про адвоката Петракиса, пока жду следующую лекцию от школьного психолога о неиспользовании моего потенциала. Откуда она знает, что является моим потенциалом? Потенциалом для чего? Обычно, пока она говорит бла, бла, я считаю пятна на плитах ее потолка.

Психолог сегодня опаздывает, так что я сижу невидимая на красном пластиковом стуле, пока секретарь быстро пересказывает добровольцу из родительского комитета новости о Петракисе. Родители Дэвида наняли крупного, противного, дорогого адвоката. Он угрожает подать иск против школы и мистера Шеи за его непрофессионализм по отношению к соблюдению гражданских прав. Магнитофон Дэвида в классе позволит фиксировать «потенциальные будущие нарушения». Секретарь не кажется слишком расстроенной от того, что мистера Шею могут записать на пленку. Готова спорить, она знает его лично.

Дэвид, должно быть, упомянул днем своему адвокату о неприятной обработке глазами, потому что на следующий день сзади в классе установлена видеокамера. Дэвид Петракис мой герой.

Вомбаты рулят!

Я позволяю Хизер рассказать мне о подготовке к Зимнему Собранию. Она ненавидит сидеть в одиночестве почти так же, как и я. Марты не зовут ее сидеть с ними своим высочайшим приглашением. Она подавлена, но пытается не показывать этого. Точно в стиле Март она носит зеленый свитер с огромным лицом Санты, красные леггинсы и пушистые ботинки. Слишком, слишком идеально. Я отказываюсь носить что-либо с выраженной сезонностью.

Хизер отдает мне мой рождественский подарок раньше — сережки-колокольчики, которые звенят, когда я поворачиваю голову. Это означает, что я должна подарить ей что-нибудь. Может, я пойду на благотворительную распродажу и куплю ей ожерелье дружбы. Это в ее стиле. Колокольчики — отличный выбор. Я качаю головой на протяжении всей речи Самого Главного, чтобы заглушить его голос. Оркестр играет неузнаваемую мелодию. Хизер говорит, что школьное правление не позволяет играть рождественские гимны, или песни к хануке или мелодии кванзаы. Вместо мультикультуры мы получаем отсутствие культуры.

Гвоздь собрания — объявление нового названия и талисмана. Самый Главный зачитывает результаты голосования: Пчелы — 3 голоса, Айсберги — 17, Оседлавшие Холмы — 1, Вомбаты — 32. Остальные 1547 проголосовали неразборчиво или за тех, кого не было в списке. Мерриуэзерские Вомбаты. Как приятно звучит. Мы Вомбаты, ошалевшие, злобные Вомбаты! Озабоченные, ушедшие в себя, плаксивые, таинственные Вомбаты. По дороге к моему автобусу мы пропускаем чирлидерш Рейвен и Амбер. Они хмурят брови, изо всех сил пытаясь зарифмовать слово «вомбат». Демократия — чудесная система.

Зимние каникулы

Школа закончилась и у нас есть два дня до Рождества. Мама оставила записку, сообщающую, что я могу поставить елку, если хочу. Я достаю елку из подвала и ставлю на подъездной дорожке к дому, так что я могу снять с нее метлой пыль и паутину. Из года в год мы оставляем на ней огни. Все что мне надо сделать — развесить украшения. Есть в Рождестве что-то, требующее спиногрызов.

Маленькие дети делают Рождество забавным. Мне интересно, могли бы мы арендовать одного на праздники. Когда я была маленькой, мы покупали настоящую елку и допоздна пили горячий шоколад в поисках единственно верного места для специальных украшений. Как будто родители разочаровались в волшебстве, когда я поняла, что Санты не существует. Может быть, мне не стоило говорить им, что я знаю, откуда берутся подарки. Это разбило их сердца.

Готова спорить, если бы я не родилась, сейчас они бы уже развелись. Я уверена, что я была огромным разочарованием. Я не хорошенькая или умная или спортивная. Я совсем как они — обычный трутень, наряженный в тайны и ложь. Не могу поверить, что мы будем продолжать играть до моего выпускного. Это позор, что мы не можем просто признать, что потерпели неудачу как семья, продать дом, разделить деньги и заняться своими жизнями.

Счастливого Рождества. Я звоню Хизер, но она пошла по магазинам. Что бы делала Хизер, если б была тут, а в доме не ощущалось духа Рождества? Я притворюсь Хизер. Я укутаюсь в придурковатую зимнюю одежду, оберну вокруг шеи шарф и погружусь в сугроб. Задний двор великолепен. Деревья и кустарники полностью покрыты льдом, отражающим солнечный свет во что-то мощное. Теперь мне просто надо сделать снежного ангела.

Я топаю к незаметному участку снега и позволяю себе упасть назад. Шарф скользит по моему рту, так как я машу крыльями. Влажная шерсть пахнет как первая оценка, когда идешь с школу холодным утром, а в перчатках звенит мелочь на молоко. Мы тогда жили в другом доме, доме поменьше. Мама работала в ювелирном и была дома после школы. У отца был начальник получше и он все время говорил о покупке лодки. Я верила в Санта Клауса.

Ветер шевелит верхушки деревьев. Мое сердце звенит как пожарный колокол. Шарф на моем рту слишком туг. Я снимаю его, чтоб можно было дышать. Влага на моей коже замерзает. Я хочу загадать желание, но не знаю, что пожелать. И на моей спине снег.

Я обрываю все ветки остролиста и несколько отростков сосны и несу их внутрь. Я связываю их вместе красной шерстью и устанавливаю на каминной доске и на обеденном столе. Это выглядит совсем не так красиво, как те украшения, которые делает леди в телевизоре, но в доме теперь пахнет лучше. Мне все еще хочется, чтобы мы могли взять ребенка на несколько дней.

На Рождество мы спим до полудня. Я дарю маме черный свитер, а отцу — диск с хитами шестидесятых. Они дарят мне набор из подарочных сертификатов, телевизор в мою комнату, коньки и альбом для рисования с угольными карандашами. Они говорят, что заметили — я рисую.

Я почти рассказала им прям здесь и сейчас. Слезы затопили мои глаза. Они заметили, что я пытаюсь рисовать. Они заметили. Я пытаюсь проглотить снежный ком в горле. Это будет нелегко. Я уверена, они подозревают, что я была на вечеринке. Может быть, они даже слышали, что я вызвала полицию. Но я хочу рассказать им все, пока мы сидим здесь у нашей пластмассовой елки, пока по телевизору показывают Рудольфа, красноносого северного оленя.

Я вытираю глаза. Они ждут с неуверенными улыбками. Снежный ком растет. Когда я добралась домой той ночью, их обоих не было. Обе машины уехали. Я должна была быть у Рэйчел всю ночь — они не ожидали меня, это точно. Я стояла под душем пока не закончилась горячая вода, потом я заползла в кровать и не спала. Мама подтянулась примерно к двум, папа — как раз к рассвету. Они не были вместе. Чем же они занимались? Я думаю, я знаю. Как я могу рассказать им о той ночи? Как я могу начать?

Рудольф сидит на своей плавучей льдине.

— Я независим, — объявляет он.

Папа смотрит на свои часы. Мама отправляет упаковочную бумагу в мусорную корзину. Они покидают комнату. Я все еще сижу на полу, держу бумагу и угольные карандаши. Я даже не сказала «Спасибо».

Тяжелые трудовые будни

У меня было два дня свободы, пока мои родители не решили, что я не собираюсь «околачиваться дома все каникулы». Я должна идти на работу с ними. Юридически я недостаточно взрослая, чтобы работать, но им все равно. Я провожу выходные в мамином магазине, сортируя все товары, которые вернули сварливые люди.

Хоть кто-нибудь в Сиракузах получает на Рождество то, что хотел? Уверена, что ничего подобного. Так как я несовершеннолетняя, мама запихивает меня в подвальную комнату-склад. Я должна складывать рубашки, скрепляя их одиннадцатью булавками. Остальные сотрудники смотрят на меня так, как будто я крыса, как будто мама послала меня в подвал, чтобы шпионить за ними. Я сворачиваю несколько рубашек, а затем отвечаю ударом на удар — достаю книгу. Они расслабляются. Я одна из них. Я тоже не хочу быть тут.

Мама точно знает, что я самовольничала, но в машине она ничего не говорит. Мы не уезжаем до наступления темноты, потому что у нее очень много работы. Продажи идут отвратительно — она даже не близко к той цели, которую установила. Грядут сокращения. Мы останавливаемся на светофоре. Мама закрывает глаза. Ее кожа безжизненного серого цвета, как нижнее белье, выстиранное столько раз, что вот-вот развалится. Я чувствую себя неловко от того, что не сложила для нее больше рубашек.

На следующий день они отправляют меня к папе. Он продает какие-то виды страховки, но я не знаю как или почему. Он устанавливает для меня в офисе складной стол. Моя работа — складывать календари в конверты, заклеивать их и наклеивать почтовые ярлыки. Он сидит за своим столом и болтает с приятелями по телефону.

Он принимается за работу с задранными на стол ногами. Он принимается смеяться со своими друзьями по телефону. Он принимается звонить, чтобы принесли ланч. Я думаю, он заслуживает складывать в подвале рубашки и помогать маме. Я заслуживаю смотреть кабельное или дремать, или даже пойти в гости к Хизер. К ланчу мой живот кипит от гнева. Секретарь отца говорит мне что-то приятное, когда приносит мой ланч, но я ей не отвечаю. Я мысленно бросаю кинжалы отцу в затылок. Злая-злая-злая.

У меня следующий миллион конвертов для заклеивания. Я провожу языком по клейкой полосе на клапане конверта. Острый край клапана режет мой язык. Я ощущаю вкус собственной крови. Внезапно в сознании выскакивает лицо ОНО. Весь гнев улетучивается из меня, как будто я сдувшийся воздушный шарик. Отец серьезно пугается, когда видит, сколько календарей я закровила. Он упоминает о необходимости профессиональной помощи. Мне почти приятно вернуться в школу.

Фол

Сейчас, когда снаружи на земле два фута снега, учителя физкультуры хотят провести занятие снаружи. Они оставляют спортзал в приблизительно сорок градусов потому что «немного холодного воздуха еще никому не повредило». Им легко говорить, они одеты в тренировочные брюки.

Первая тренировка снаружи — баскетбол. Мисс Коннорс учит нас, как забрасывать штрафные мячи. Я подхожу к линии, дважды сильно бью мячом и запускаю его сквозь сетку. Мисс Коннорс говорит мне сделать это снова. И снова. Она продолжает мою тренировку с подпрыгивающими мячами и я продолжаю бросать их — шух, шух, шух. Сорок два броска спустя мои руки дрожат и я страчиваю бросок. Но к тому времени весь класс собрался вокруг и смотрит. Николь только за продолжение бросков.

— Ты должна присоединиться к команде! — выкрикивает она.

Мисс Коннорс:

— Приходи сюда в период соревнований. Ты добьешься успехов с такой рукой.

Я:

Три часа спустя меня встречает грустная и подавленная мисс Коннорс. Двумя пальцами одна держит мои текущие оценки: D, C, B-, D, C-, C, A. Никакой баскетбольной команды для меня, потому что А поставлена за искусство, так что мой средний балл ужасные 17. Мисс Коннорс не выиграла стипендию по лакроссу, будучи застенчивой или нерешительной. Она проверяет мой бег на время, а потом возвращает меня к линии для бросков.

Мисс Коннорс:

— Попробуй дальний бросок с отскоком от щита ты думала о репетиторе хороший бросок эти твои оценки D просто убивают тебя попробуй бросок одной рукой из-под щита над этим нужно поработать я возможно могла бы что-то сделать с твоими оценками по социальным дисциплинам но твоя учительница английского невозможна она ненавидит спорт ты можешь сделать короткий бросок?

Я просто делаю это, сказала я. Если бы у меня было желание разговаривать, я могла бы объяснить, что она не в состоянии заплатить мне достаточно, чтобы я играла в ее баскетбольной команде. Вся эта беготня? Потеть? Получать тычки со всех сторон от генетических мутантов? Я так не думаю. Вот если бы в баскетболе был специальный пробивальщик штрафных бросков, я бы возможно и обдумала это. Другая команда играет с вами нечестно, вы отплачиваете им за это. Бум. Но это не срабатывает, в баскетболе или в жизни.

Мисс Коннорс выглядит такой заинтересованной во мне. Я словно сенсационное проявление блестящего преуспевания в чем-то — даже если это всего лишь вколачивание одного штрафного броска за другим. Я даю ей помечтать еще несколько минут. Втекает университетская команда мальчиков. Их достижения — ноль и пять. Вперед, Вомбаты!

Баскетбольная Жердь, также известная как Брендан Келлер, тот, кто способствовал моему картофельное-пюре-с-соусом унижению в первый день в школе, стоит под корзиной. Другие парни начинают тренироваться и подают на него. Брендан вытягивает тощие осьминожьи щупальца и мимоходом роняет мяч сквозь обруч. Наши мальчики непобедимы до тех пор, пока они единственная команда на площадке.

Тренер мальчиков рявкает что-то, чего я не понимаю, и команда выстраивается за Баскетбольной Жердью для отработки свободных бросков. Он ведет мяч, отскок, второй, третий. Он бросает. Неудачно. Отскок, другой, третий… Неудачно. Неудачно. Неудачно. Не может поразить кольцо с линии, чтобы спасти свою тощую шею.

Мисс Коннорс говорит с тренером мальчиков, пока я наблюдаю, как остальная команда набирает жалкие тридцать процентов результативности. Затем она свистит в свой свисток и машет мне рукой. Мальчики освобождают мне путь и я занимаю свое место на линии.

— Покажи им, — командует мисс Коннорс.

Я дрессированный тюлень, отскок, отскок, поднять мяч, замах; снова, и снова, и снова, пока мальчики не перестают стучать мячами и все смотрят на меня. Мисс Коннорс и Баскетбольный Тренер ведут серьезный разговор, руки на бедрах, бицепсы напряжены. Мальчишки пялятся на меня — пришельца с Планеты Штрафных Бросков. Кто эта девочка?

Мисс Коннорс хлопает Тренера по руке. Тренер хлопает мисс Коннорс по руке. Они предлагают мне сделку. Если я вызовусь научить Баскетбольную Жердь пробивать штрафные броски, я автоматом получаю оценку А по гимнастике. Я пожимаю плечами, и они усмехаются. Я не могу сказать «нет». Я ничего не могу сказать. Я просто не приду.

Выйти за границы цвета

Наш художественный класс процветает как музей, в котором полно полотен О`Киф, Ван Гога и того французского парня, который писал цветы крошечными точками. Мистер Фримен в данный момент Модный Учитель. Ходят слухи, что в ежегоднике он будет учителем года.

Его кабинет — центр крутизны. Он держит радио включенным. Нам позволено есть, пока мы работаем. Он выгнал нескольких бездельников, которые путали свободу с отсутствием правил, так что оставшиеся не создают проблем. Тут слишком здорово, чтобы от этого отказаться. Во время занятий комната полна художников, скульпторов и шрифтовиков, а некоторые ребята остаются тут до тех пор, пока самые последние автобусы не готовы укатить.

Мистер Фримен пишет огромное полотно. Один газетчик услышал об этом и написал статью. Статья утверждает, что мистер Фримен — одаренный гений, посвятивший свою жизнь системе образования. Статью сопровождает цветная фотография процесса его работы. Кое-кто говорит, что некоторые члены школьного совета узнали на ней себя. Готова спорить, они предъявят ему иск.

Я хочу, чтобы мистер Фриман поместил на своем шедевре дерево. Я не могу понять, как сделать воображаемую картинку в реальности. Я уже испортила шесть заготовок для линогравюры. Я вижу его в своей голове: сильный старый дуб, с широким, покрытым рубцами, стволом, с тысячами листьев, бегущих к солнцу. Напротив моего дома есть дерево совсем как это. Я ощущаю дуновение ветра и слышу песню пересмешника, возвращающегося обратно в гнездо.

Но когда я пытаюсь его вырезать, это выглядит как мертвое дерево, зубочистки, детский рисунок. Я не могу вдохнуть в него жизнь. Я хотела бы бросить это. Оставить. Но я не могу придумать, чем другим заняться, так что продолжаю биться над этим.

Самый Главный влетел сюда вчера как ураган, источая удовольствие. Его усы поднимались и опускались, сканируя пространство на любое нарушение правил. Невидимая рука выключила радио, как только он пересек порог, а упаковки чипсов исчезли, оставляя слабый аромат соли, который смешался с запахами киноварной масляной краски и влажной глины.

Он просканировал комнату на веселье. Нашел только склоненные головы, отточенные карандаши, окунающиеся кисти. Мистер Фримен коснулся темных корней на голове леди из членов школьного совета и спросил не нужна ли Самому Главному помощь. Самый Главный прошествовал из комнаты в направлении дымной гавани Человеческих Отбросов.

Может быть я стану художником, когда вырасту.

Пример для подражания

Хизер оставила в моем шкафчике записку, умоляющую прийти к ней после школы. У нее проблемы. Она не соответствует стандартам Март. Она задыхается от рыданий в своей комнате. Я слушаю и снимаю катышки с моего свитера.

Марты проводили встречу, чтобы делать подушки ко Дню святого Валентина для маленьких детей в больнице. Мег и Эмили сшивали три стороны подушек, пока остальные набивали, вышивали и склеивали сердца и игрушечных мишек. Хизер отвечала за сердца. Хизер нервничала от того, что некоторые из Март были против ее участия. Они кричали на нее, что она склеивает кривые сердца. А затем у ее бутылочки с клеем отвалилась верхушка, и она полностью испортила подушку.

В этот момент истории она бросает куклу через всю комнату. Я отодвигаю лак для ногтей за пределы ее досягаемости. Мег понизила Хизер в должности до набивки подушек. Как только этап производства подушек снова покатился гладко, началось совещание. Тема: Перевозка Консервированной Еды. Старшие Марты несут ответственность за доставку еды нуждающимся (с присутствием фотокорреспондента) и встречу с начальником, чтобы скоординировать любые потребности координирования.

Я отключаюсь. Она говорит о том, кто отвечает за руководство классами и кто отвечает за рекламу, а я в курсе всего этого. Я не возвращаюсь на землю, пока Хизер не говорит:

— Я знала, что ты не будешь против, Мел.

Я:

— Что?

Хизер:

— Я знала, что ты не будешь против помочь. Я думаю, Эмили сделала это нарочно. Она не любит меня. Я собиралась попросить тебя помочь, затем сказать, что я сделала это сама, но это будет ложью, и кроме того они навяжут мне расклейку плакатов на всю оставшуюся часть года. Поэтому я сказала, что у меня есть друг, который по-настоящему талантлив и общественно ориентирован, и может ли она помочь мне с плакатами?

Я:

— Кто?

Хизер (сейчас смеется, но я продолжаю держать лак для ногтей):

— Ты, глупая. Ты рисуешь лучше, чем я, и у тебя достаточно времени. Пожалуйста, скажи, что ты сделаешь это! Возможно, они попросят тебя тоже присоединиться, когда увидят, как ты талантлива! Пожалуйста, пожалуйста, крем из взбитых сливок, крошеные орехи и вишенку сверху, пожалуйста! Если я испорчу это, я знаю — они занесут меня в черный список, и потом я никогда не стану частью какой-либо из хороших групп.

Как я могу сказать нет?

Мертвые лягушки

Наши занятия по биологии переходят от фруктов к лягушкам. Мы планировали лягушачий раздел занятий на апрель, но лягушачья компания доставила наших жертв 14 января. Соленые лягушки имеют свойство исчезать из кладовой, поэтому сегодня мисс Кин вооружила нас ножами и и сказала, чтобы мы постарались удержаться от рвоты. Дэвид Петракис, Мой Партнер По Лабораторным, в трепете — наконец-то анатомия.

Вот список для заучивания. Скакательная кость соединяется с прыгательной костью, реберная кость соединяется с мухоловной костью. Он всерьез говорит о том, чтобы носить те маски, которые одевают доктора, когда мы будем «оперировать». Он считает, что это будет хорошая практика.

Кабинет не пахнет как яблоко. Он пахнет, как лягушачий сок, что-то среднее между домом престарелых и картофельным салатом. Задний Ряд уделяет внимание. Резать мертвых лягушек — круто. Наша лягушка лежит на спине. Ожидает, что придет принц и принцессирует ее поцелуем? Я стою над ней с ножом. Голос мисс Кин выцветает до комариного нытья. Мое горло сжимается спазмом. Трудно дышать. Я передвигаю руку, чтобы удержаться за стол. Дэвид прикалывает лягушачьи руки к препарировальному столику. Он расправляет ее лягушачьи ноги и прикалывает ее лягушачьи ступни.

Я должна вскрыть ей брюшко. Она не говорит ни слова. Она уже мертва. У меня в животе зарождается вопль — я могу почувствовать разрез, обонять грязь, листья в моих волосах.

Я не помню, как потеряла сознание. Дэвид говорит, что падая, я ударилась головой о край стола. Медсестра звонит моей маме, поскольку мне нужно наложить швы. Доктор светит ярким светом на дно моих глаз. Может ли она прочесть мысли, скрытые там? Если может, что она сделает? Позвонит в полицию? Отправит меня в сумасшедший дом? Хочу ли я этого? Я просто хочу спать. Все мое старание не говорить об этом, заглушить память — для того, чтобы это ушло. Оно не уходит. Мне нужна мозговая хирургия, чтобы вырезать это из моей головы. Может мне нужно подождать, пока Дэвид Петракис не станет доктором, и позволить ему сделать это.

Образцовый гражданин

Хизер получила работу модели в универмаге в торговом центре. Она говорит, что покупала носки со своей мамой через неделю после того, как ей сняли скобки и одна леди спросила не модель ли она. Я подозреваю, что к этому имеет какое-то отношение тот факт, что ее отец работает в управляющей компании торгового центра.

Работа моделью полностью окупает главные пункты Март. Они все хотят быть Новым Лучшим Другом Хизер. Но она просит меня пойти с ней на фотосессию в купальнике. Я думаю она боится сделать ошибку при них. Нас отвозит мама Хизер. Она спрашивает, хочу ли я быть моделью. Хизер говорит, что я слишком застенчивая. Я вижу как глаза ее мамы наблюдают за мной в зеркало заднего вида и прикрываю свой рот пальцами. В этом маленьком прямоугольном зеркале струпья на моих губах особенно очевидны.

Конечно, я хочу быть моделью. Я хочу накрасить свои веки золотым. Я видела такое на крышке магазинной коробки, и это выглядело удивительно — превращало модель в сексуальную незнакомку, на которую каждый мог смотреть, но никто — прикоснуться. Я слишком люблю чизбургеры, чтоб быть моделью. Хизер прекратила есть и жалуется на задержку жидкости в организме. Ей бы следовало переживать о задержке мозга, ее диета уничтожает ее серое вещество. Когда она проверяла в последний раз, то носила размер один с половиной, а сейчас должна перейти на размер один. Фотосессия проходит в здании, достаточно холодном, чтобы хранить лед.

Хизер выглядит как наша индейка на День благодарения, одетая в голубое бикини. Пупырышки ее гусиной кожи больше, чем ее сиськи. Я одета в свою лыжную куртку и шерстяной свитер. Фотограф включает радио и начинает распоряжаться девушками вокруг. Хизер полностью входит в это. Она откидывает голову назад, пристально смотрит в камеру, сверкает зубами.

Фотограф приговаривает:

— Сексуально, сексуально, очень мило. Смотри сюда. Сексуально, думай о пляже, думай о парнях.

Это наводит на меня жуть. Хизер чихает посередине группового позирования и ее мама бежит к ней с бумажными носовыми платками. Это должно быть зафиксировано. Мое горло убивает меня. Я хочу дремать.

Я не купила золотые тени для век, но я подхватываю бутылочку лака для ногтей «Черная смерть». Он мрачный, с волнистыми красными линиями. Мои ногти обкусаны до крови, так что это будет смотреться естественно. Я должна подобрать соответствующую рубашку. Что-нибудь туберкулезно-серое.

Смерть по вине алгебры

Мистер Стетмен не сдастся. Он непреклонен в стремлении доказать всем и каждому, что алгебра — это то, чем мы будем пользоваться всю нашу оставшуюся жизнь. Если он преуспеет в этом, я полагаю, они должны дать ему Премию Учителя Столетия и двухнедельные каникулы на Гавайях, оплатив все расходы.

Каждый день он приходит в класс с новым Применением В Реальной Жизни. Это даже мило, как он сильно заботится об алгебре и своих учениках, желая свести их вместе. Он словно дедушка, который хочет удержать вместе двух маленьких детишек, из которых, как он наверняка знает, могла бы получиться замечательная пара. Вот только у детишек нет ничего общего и они ненавидят друг друга.

Сегодняшнее Применение относится к тому, как разобраться с покупкой гуппи в зоомагазине и рассчитать, сколько гуппи вы должны были бы вывести, если хотите войти в гуппи-бизнес. Как только гуппи превращаются в иксы и игреки, мое понимание скрывается в тумане. Урок заканчивается дебатами между борцами за права животных, которые говорят, что аморально присваивать рыбок, и энергичными капиталистами, которые знают множество лучших способов делать деньги, нежели инвестировать их в рыб, которые сжирают свой молодняк. Я смотрю, как снаружи падает снег.

Работа словами

Волосатик истязает нас эссе. Неужели учителя английского проводят каникулы, придумывая такие штуки?

Первое эссе в этом семестре было никчемным: «Почему Америка прекрасна» на пятьсот слов. Она дала нам три недели. Только Тиффани Уилсон вернула его вовремя. Но домашнее задание не было полным провалом — Волосатик руководит театральным кружком и она завербовала нескольких новых членов, основываясь на их представлениях на тему необходимости отсрочки.

У нее извращенное чувство юмора, и чокнутый косметолог. Следующее эссе, как предполагалось, должно было быть беллетристическим: «Самое Лучшее Оправдание По Невыполненному Домашнему Заданию На Все Времена», на пять сотен слов. У нас была одна ночь. Никто не опоздал со сдачей.

Но сейчас Волосатик в ударе. «Как бы я изменил среднюю школу», «Снижение возрастного лимита на вождение до 14 лет», «Идеальная работа». Ее темы забавные, но она продолжает гнать их одну за другой. Сначала она уничтожила наш дух тем, что завалила нас такой работой, на которую мы не могли даже пожаловаться, потому что темы были вроде тех, на которые мы говорим каждый день. Недавно она начала украдкой вводить грамматику (я вздрогнула) в класс. Однажды мы работали над временами глаголов: «Я путешествую по интернету», «Я путешествовал по интернету», «Я долго занимался путешествием по интернету». Затем эпитеты. Лучше ли сказать «Николь ударила меня по голове старой палкой для лакросса», или «Николь ударила меня по голове желтой как блевотина, кривой, в пятнах крови палкой для лакросса»? Она даже пыталась учить нас разнице между активным залогом — «Я слопал печенюшки» — и пассивным — «Печенюшки были слопаны».

Слова — тяжелая работа. Я надеюсь, они пошлют Волосатика на конференцию или что-то вроде того. Я готова помочь с оплатой замены.

Называю монстра

Я работала над плакатами Хизер около двух недель. Я пыталась рисовать их в художественном классе, но там слишком много людей смотрели на меня. В моей каморке тихо и приятно пахнет маркерами. ВЫБРОСИ БАНКУ, СПАСИ ЖИЗНЬ. Хизер сказала мне быть прямой. Это единственный способ получить то, что мы хотим. Я изображаю на плакате баскетболистов, забрасывающих банки в кольцо. Они демонстрируют очень хорошую форму.

У Хизер очередная работа моделью. Одежда для тенниса, я полагаю. Она просит меня развесить плакаты за нее. Я на самом деле и не возражаю. Хорошо, что ребята видят, как я делаю что-то хорошее. Может помочь моей репутации. Я вешаю плакат снаружи механической мастерской, когда ОНО подкрадывается. Маленькие кусочки металла рассекают по моим венам. ОНО шепчет мне. «Первогодка». Вот что ОНО шепчет.

ОНО нашло меня снова. Я думала, у меня получится игнорировать ОНО. Здесь четыре сотни новичков, из них двести — девочки. Плюс все другие классы. Но он шепчет мне. Я слышу его запах в шуме механической мастерской, и я роняю свой плакат и липкую ленту, и я хочу вырваться, и я слышу его запах, и я убегаю, и он помнит, и он понимает. Он шепчет мне в ухо. Я лгу Хизер про липкую ленту, говорю, что положила ее обратно в коробку с запасами.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: