Образ Базарова в романе И.С.Тургенева «Отцы и дети»

И.С.Тургенев обладал удивительной интуицией. Гениальность писателя заключается в том, что он умел чутко вслушиваться в российскую жизнь и находить в ней ростки нового, самого актуального. Так в конце 50 — начале 60 годов он увидел в России новый тип героя, который приходил на смену герою-дворянину. Это тип разночинца-демократа. Первый героем в галерее таких образов в творчестве писателя стал Евгений Базаров.

И.С.Тургенев писал в статье «По поводу «Отцов и детей»:

В этом замечательном человеке ( прототипе Базарова) воплотилось… едва народившееся, еще бродившее начало, которое потом получило название нигилизма. Впечатление, произведенное на меня этой личностью, было очень сильно и в то же время не совсем ясно.

О детстве Базарова мы знаем очень мало. Мы узнаем , что его дед был крепостным («Мой дед землю пахал», с гордостью заявляет герой). Брак родителей его был основан не на любви. Но, вчитываясь в портреты Арины Власьевны и Василия Ивановича, мы понимаем, что они уважают друг друга, безумно любят своего Евгения, потому можно предположить, что все, что было необходимо, чтобы дать сыну образование, воспитать его родители Базарова сделали.Отец Базарова — бывший полковой лекарь. Базаров занимается в университете медициной, значит, какое-то влияние на это оказал и Василий Иванович. Вообще о прошлом других героев Тургенев говорит много и охотно, о прошлом Базарова мы знаем мало. Может быть, потому, что не прошлое определяет суть героя, а настоящее. Мы знаем, что Базаров учится в университете, но все герои романа, даже противники героя, сознают, что не медицина станет предметом будущей выдающейся деятельности героя.

Базаров — разночинец. И эти, пожалуй, все сказано. Он человек, который сам себя сделал. Он человек дела. Недаром же Тургенев пишет о времяпровождении в Марьино:

«Аркадий сибаритствовал, Базаров работал».

Базаров прежде всего очень сильный человек. Эту новую силу чувствуют все герои романа. Сила Базарова проявляется во всех его поступках: в несчастной любви, в категоричности утверждений, в отношении к другим людям и, конечно же, в смерти. Недаром Писарев писал:

» Умереть так, как умер Базаров, значит совершить великий подвиг».

Базаров — человек дела. Он по-своему добр. Вспомним хотя бы сцену первой встречи Базарова и Аркадия с Фенечкой. Она, мать, прежде всего отмечает, как спокойно пошел ребенок на руки к Базарову. Дети ведь очень чувствуют суть человека. Базаров — врач. И эта суть врача проявляется во всем: в отношении к обитателям Марьина, в том, как Базаров помогает раненному на дуэли Павлу Петровичу, в том, что и умирает он, заразившись при вскрытии тифозного трупа. Базаров горд. Его отношения с Одинцовой после объяснения вызывают к герою уважение. Он может быть трогателен с родителями, именно о них он думает перед смертью ( уважая их отношение к религии, прося Одинцову утешить Арину Власьевну). Он, отвергающий всякие чувства способен на большую любовь. Он, отвергающий всякие нравственные нормы, в сущности, живет по высоким нравственным законам. Но на всем, как проявляет себя герой, отражается приверженность Базарова теории нигилизма.

Поэтому Тургенева чрезвычайно интересуют те идеи, которые проповедует Базаров. Базаров называет себя нигилистом, то есть человеком, который ничего не признает. В романе он проповедует идеи позитивистов середины Х1Х века, провозгласивших примат практики над умозрительностью. Чувствуется в отношении Базарова к искусству и влияние эстетической концепции Чернышевского

(» Прекрасно то, что полезно»).

Базаров отвергает прежде всего то, что не поддается опытному исследованию. Чувств нет, есть физиология. Нет любви, а есть физическое влечение. Нет «загадочного взгляда», есть хрусталик, роговица, преломление света… и только. Практика является критерием истины. Эксперимент — единственный способ изучения природы. При этом искусство и красота оказываются понятиями ненужными. Практицизм позиции Базарова выражен в его словах:

» Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник».

Базаров — человек идеи. Этим он интересен и писателю, и читателю. Но идеи Базарова бесплодны, в основе их разрушение, именно в этом видит герой свое назначение («место расчистить», что напоминает слова русского перевода «Интернационала» — «до основанья»). Позиция Базарова неприемлема для Тургенева.

Автор неоднозначно относится к своему герою. С одной стороны,

«Базаров — мое любимое детище»,

- писал Тургенев. С другой стороны, все построение романа, вся система образов, все художественные средства говорят о том, что Базаров как нигилист чужд писателю. Наверное, справедливым будет сказать, что Базаров-человек интересен автору, нравится ему; Базаров-нигилист чужд Тургеневу, хотя и интересен. Автор показывает, как, соприкасаясь с действительностью, рушится философия Базарова. Силой своей убежденности Базаров побеждает Павла Петровича в спорах, хотя ничего и не доказывает. Но Базаров в романе одинок, у него нет последователей: нельзя считать последователями Аркадия, на которомидеи Базарова «болтаются, как одежда с чужого плеча», который, женясь на Кате, забывает своего учителя, или Ситникова с Кукшиной, само появление которых в романе гротескно. Доведенные до абсурда идеи нигилизма — вот смысл образов этих героев. Но самое жизненное испытание героя — испытание любовью — рушит теорию. Автор три раза заставляет Базарова приехать в Марьино, в Никольское, в родительский дом. Любовь, охватившая Базарова, «пробила брешь» в его теории. Он стал осознавать романтика в самом себе, в выражении лица Одинцовой он уже видит что-то особенное ( это он, говоривший, что никаких загадочных взоров не существует), перед смертью, обращаясь к Одинцовой, Базаров начинает говорить языком поэтов:

«Дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет»

(он, призывавший Аркадия не говорить красиво).

Вторая часть романа строится как опровержение теории Базарова. Если первая часть знакомит нас с Базаровым-нигилитом, то вторая рассказывает о Базарове-человеке. Изменяются его отношения с людьми, меняется его отношения к людям. Его благородство после дуэли признает даже Павел Петрович. Не может не признать его благородства и силы характера. Сила характера Базарова-человека проявляется в сценах смерти. Во-первых, смерть — это то, что нельзя отрицать. Так природа, вечная природа спорит с человеческими теориями. Во-вторых, в смерти Базаров и становится человеком, чутким, нежным, поэтичным, мужественным. Примечательна фраза, сказанная Базаровым перед смертью:

«Я нужен России… Нет видно, не нужен.»

Так сам герой отвечает на вечный вопрос русской действительности и русской литературе — вопрос о герое времени. В эпилоге романе Тургенев, описывая могилу Базарова говорит о вечности природы и суетности человеческой жизни.

Тургенев — один из великих русских писателей. Герой его романа неоднозначен. Недаром роман вызвал массу отрицательных откликов и либералов, и революционеров-демократов. Позиция автора, как уже говорилось, не высказана прямолинейно. Характер героя проявляется в портрете ( балахон Базарова, обнаженная красная рука, лицо, выражавшее «самоуверенность и ум» и т.д.), в его речи, зачастую афористичной

(«Друг Аркадий, не говори красиво», «Рафаэль ломаного гроша не стоит», «Всякий человек сам себя воспитать должен»),

в отношении к нему других героев, их отзывах.

Тургенев создал роман, который и сейчас читается как достаточно современная вещь. Образ Базарова заставляет современного читателя, думающего о судьбах и истории России, еще раз задуматься о теориях, которые оказываются сильнее человеческой личности, и о роли этих теорий в нашей истории

РОМАН И. С. ТУРГЕНЕВА
“ОТЦЫ И ДЕТИ” В РУССКОЙ КРИТИКЕ

«Отцы и дети» вызвали целую бурю в мире литературной критики. После выхода романа появилось огромное число совершенно противоположных по своему заряду критических откликов и статей, что косвенно свидетельствовало о простодушии и невинности русской читающей публики. Критика отнеслась к художественному произведению как к публицистической статье, к политическому памфлету, не желая реконструировать точку зрения автора. С выходом романа начинается оживленное обсуждение его в печати, которое сразу же приобрело острый полемический характер. Почти все русские газеты и журналы откликнулись на появление романа. Произведение порождало разногласия как между идейными противниками, так и в среде единомышленников, например, в демократических журналах “Современник” и “Русское слово”. Спор, по существу, шел о типе нового революционного деятеля русской истории.
“Современник” откликнулся на роман статьей М. А. Антоновича “Асмодей нашего времени”. Обстоятельства, связанные с уходом Тургенева из “Современника”, заранее располагали к тому, что роман был оценен критиком отрицательно.
Антонович увидел в нем панегирик “отцам” и клевету на молодое поколение.
Кроме того, утверждалось, что роман очень слаб в художественном отношении, что Тургенев, ставивший своей целью опорочить Базарова, прибегает к карикатуре, изображая главного героя чудовищем “с крошечной головкой и гигантским ртом, с маленьким лицом и преболыпущим носом”. Антонович пытается защищать от нападок Тургенева женскую эмансипацию и эстетические принципы молодого поколения, стараясь доказать, что “Кукшина не так пуста и ограниченна, как Павел Петрович”. По поводу отрицания Базаровым искусства
Антонович заявил, что это — чистейшая ложь, что молодое поколение отрицает только “чистое искусство”, к числу представителей которого, правда, причислил Пушкина и самого Тургенева. По мнению Антоновича с первых же страниц, к величайшему изумлению читающего, им овладевает некоторого рода скука; но, разумеется, вы этим не смущаетесь и продолжаете читать, надеясь, что дальше будет лучше, что автор войдет в свою роль, что талант возьмет свое и невольно увлечет ваше внимание. А между тем и дальше, когда действие романа развертывается перед вами вполне, ваше любопытство не шевелится, ваше чувство остается нетронутым; чтение производит на вас какое-то неудовлетворительное впечатление, которое отражается не на чувстве, а что всего удивительнее - на уме. Вас обдает каким-то мертвящим холодом; вы не живете с действующими лицами романа, не проникаетесь их жизнью, а начинаете холодно рассуждать с ними, или, точнее, следить за их рассуждениями. Вы забываете, что перед вами лежит роман талантливого художника, и воображаете, что вы читаете морально-философский тракта, но плохой и поверхностный, который, не удовлетворяя уму, тем самым производит неприятное впечатление и на ваше чувство. Это показывает, что новое произведение Тургенева крайне неудовлетворительно в художественном отношении. Тургенев относится к своим героям, не фаворитам его, совершенно иначе. Он питает к ним какую-то личную ненависть и неприязнь, как будто они лично сделали ему какую-нибудь обиду и пакость, и он старается отмстить им на каждом шагу, как человек лично оскорбленный; он с внутренним удовольствием отыскивает в них слабости и недостатки, о которых и говорит с дурно скрываемым злорадством и только для того, чтобы унизить героя в глазах читателей: "посмотрите, дескать, какие негодяи мои враги и противники". Он детски радуется, когда ему удается уколоть чем-нибудь нелюбимого героя, сострить над ним, представить его в смешном или пошлом и мерзком виде; каждый промах, каждый необдуманный шаг героя приятно щекочет его самолюбие, вызывает улыбку самодовольствия, обнаруживающего гордое, но мелкое и негуманное сознание собственного превосходства. Эта мстительность доходит до смешного, имеет вид школьных щипков, обнаруживаясь в мелочах и пустяках. Главный герой романа с гордостью и заносчивостью говорит о своем искусстве в картежной игре; а Тургенев заставляет его постоянно проигрывать. Потом Тургенев старается выставить главного героя обжорой, который только и думает о том, как бы поесть и попить, и это опять делается не с добродушием и комизмом, а все с тою же мстительностью и желанием унизить героя; Из разных мест романа Тургенева видно, что главный герой его человек не глупый, - напротив, очень способный и даровитый, любознательный, прилежно занимающийся и много знающий; а между тем в спорах он совершенно теряется, высказывает бессмыслицы и проповедует нелепости, непростительные самому ограниченному уму. О нравственном характере и нравственных качествах героя и говорить нечего; это не человек, а какое-то ужасное существо, просто дьявол, или, выражаясь более поэтически, асмодей. Он систематически ненавидит и преследует все, начиная от своих добрых родителей, которых он терпеть не может, и, оканчивая лягушками, которых он режет с беспощадною жестокостью. Никогда ни одно чувство не закрадывалось в его холодное сердце; не видно в нем и следа какого-нибудь увлечения или страсти; самую ненависть он отпускает рассчитано, по гранам. И заметьте, этот герой - молодой человек, юноша! Он представляется каким-то ядовитым существом, которое отравляет все, к чему ни прикоснется; у него есть друг, но и его он презирает и к нему не имеет ни малейшего расположения; есть у него последователи, но и их он также ненавидит. Роман есть не что иное, как беспощадная и тоже разрушительная критика молодого поколения. Во всех современных вопросах, умственных движениях, толках и идеалах, занимающих молодое поколение, Тургенев не находит никакого смысла и дает понять, что они ведут только к разврату, пустоте, прозаической пошлости и цинизму.
Какое заключение можно будет вывести из этого романа; кто окажется правым и виноватым, кто хуже, а кто лучше - "отцы" или "дети"? Такое же одностороннее значение имеет и роман Тургенева. Извините, Тургенев, вы не умели определить своей задачи; вместо изображения отношений между "отцами" и "детьми" вы написали панегирик "отцам" и обличение "детям"; да и "детей" вы не поняли, и вместо обличения у вас вышла клевета. Распространителей здравых понятий между молодым поколением вы хотели представить развратителями юношества, сеятелями раздора и зла, ненавидящими добро, - одним словом, асмодеями. Попытка эта не первая и повторяется весьма часто.
Такая же попытка сделана была, несколько лет тому назад, в одном романе, который был "явлением, пропущенным нашей критикой", потому что принадлежал автору, в то время безвестному и не имевшему той громкой известности, какою он пользуется теперь. Этот роман есть "Асмодей нашего времени", соч.
Аскоченского, появившийся в свет в 1858 г. Последний роман Тургенева живо напомнил нам этого "Асмодея" своею общею мыслью, своими тенденциями, своими личностями, а в особенности своим главным героем.

В журнале “Русское слово” в 1862 году появляется статья Д. И. Писарева
“Базаров”. Критик отмечает некоторую предвзятость автора по отношению к
Базарову, говорит, что в ряде случаев Тургенев “не благоволит к своему герою”, что он испытывает “невольную антипатию к этому направлению мысли”.
Но общее заключение о романе сводится не к этому^. Д. И. Писарев находит в образе Базарова художественный синтез наиболее существенных сторон мировоззрения разночинной демократии, изображенных правдиво, несмотря на первоначальный замысел Тургенева. Критик открыто симпатизирует Базарову, его сильному, честному и суровому характеру. Он считал, что Тургенев понял этот новый для России человеческий тип "так верно, как не поймет ни один из наших молодых реалистов".Критическое отношение автора к Базарову воспринимается критиком как достоинство, так как “со стороны виднее достоинства и недостатки”, а “строго критический взгляд... в настоящую минуту оказывается плодотворнее, чем голословное восхищение или раболепное обожание”. Трагедия Базарова, по мнению Писарева, состоит в том, что для настоящего дела в действительности нет благоприятных условий, а потому, “не имея возможности показать нам, как живет и действует Базаров, И. С.
Тургенев показал нам, как он умирает.
В своей статье Д. И. Писарев подтверждает общественную чуткость художника и эстетическую значимость романа: “Новый роман Тургенева дает нам все то, чем мы привыкли наслаждаться в его произведениях. Художественная отделка безукоризненно хороша... А явления эти очень близки к нам, так близки, что все наше молодое поколение своими стремлениями и идеями может узнать себя в действующих лицах этого романа”. Еще до начала непосредственной полемики Д.
И. Писарев фактически предугадывает позицию Антоновича. По поводу сцен с
Ситниковым и Кукшиной он замечает: “Многие из литературных противников
“Русского вестника” с ожесточением накинутся на Тургенева за эти сцены”.
Однако Д. И. Писарев убежден, что настоящий нигилист, демократ-разночинец так же, как и Базаров, должен отрицать искусство, не понимать Пушкина, быть уверенным, что Рафаэль “гроша медного не стоит”. Но для нас важно, что
Базаров, погибающий в романе, “воскресает” на последней странице писаревской статьи: “Что делать? Жить, пока живется, есть сухой хлеб, когда нет ростбифу, быть с женщинами, когда нельзя любить женщину, а вообще не мечтать об апельсиновых деревьях и пальмах, когда под ногами снеговые сугробы и холодные тундры”. Пожалуй, мы можем считать статью Писарева наиболее яркой трактовкой романа в 60-е годы.

В 1862 году, в четвертой книжке журнала “Время”, издаваемого Ф. М. и М.
М. Достоевскими, выходит интересная статья Н. Н. Страхова, которая называется “И. С. Тургенев. “Отцы и дети”. Страхов убежден, что роман — замечательное Достижение Тургенева-художника. Образ же Базарова критик считает крайне типичным. “Базаров есть тип, идеал, явление, возведенное в перл создания”. Некоторые черты базаровского характера объяснены Страховым точнее, чем Писаревым, например, отрицание искусства. То, что Писарев считал случайным непониманием, объясняемым индивидуальным развитием героя
(“Он сплеча отрицает вещи, которых не знает или не понимает...”), Страхов воспринимал существенной чертой характера нигилиста: “...Искусство всегда носит в себе характер примирения, тогда как Базаров вовсе не желает примириться с жизнью. Искусство есть идеализм, созерцание, отрешение от жизни и поклонение идеалам; Базаров же реалист, не созерцатель, а деятель...” Однако если у Д. И. Писарева Базаров — герой, у которого слово и дело сливаются в одно целое, то у Страхова нигилист все еще герой
“слова”, пусть с жаждой деятельности, доведенной до крайней степени.
Страхов уловил вневременной смысл романа, сумев подняться над идеологическими спорами своего времени. “Написать роман с прогрессивным и ретроградным направлением — ещё вещь не трудная. Тургенев же имел притязания и дерзость создать роман, имеющий всевозможные направления; поклонник вечной истины, вечной красоты, он имел гордую цель во временном указать на вечное и написал роман не прогрессивный и не ретроградный, а, так сказать, всегдашний”, — писал критик.

На тургеневский роман откликнулся и либеральный критик П. В. Анненков.
В своей статье “Базаров и Обломов” он пытается доказать, что, несмотря на внешнее отличие Базарова от Обломова, “зерно заложено одно и то же в обеих натурах ”.

В 1862 году в журнале “Век” выходит статья неизвестного автора
“Нигилист Базаров”. Посвящена она прежде всего анализу личности главного героя: “Базаров — нигилист. К той среде, в которой он поставлен, он относится безусловно отрицательно. Дружбы для него не существует: он терпит своего приятеля, как сильный терпит слабого. Родственные отношения для него привычка родителей к нему. Любовь он понимает как материалист. На народ смотрит с пренебрежением взрослого на малых ребят. Никакой сферы деятельности не остается для Базарова”. Что же касается нигилизма, неизвестный критик заявляет, что отрицание Базарова не имеет под собой основы, “для него нет причин”.

В работе А. И. Герцена “Еще раз Базаров” главным объектом полемики становится не тургеневский герой, а Базаров, созданный в статьях Д. И.
Писарева. “Верно ли понял Писарев тургеневского Базарова, до этого мне дела нет. Важно то, что он в Базарове узнал себя и своих и добавил, чего недоставало в книге”, — писал критик. Кроме того, Герцен сравнивает
Базарова с декабристами и приходит к выводу, что “декабристы — наши великие отцы, Базаровы — наши блудные дети”. Нигилизм в статье назван “логикой без структур, наукой без догматов, покорностью опыту”.

В конце десятилетия в полемику вокруг романа включается сам Тургенев. В статье “По поводу “Отцов и детей” он рассказывает историю своего замысла, этапы публикации романа, выступает со своими суждениями по поводу объективности воспроизведения действительности: “...Точно и сильно воспроизвести истину, реальность жизни — есть высочайшее счастье для литератора, даже если эта истина не совпадает с его собственными симпатиями”.

Вопрос 19

Роман Тургенева «Дым»

Роман глубоких сомнений и слабо теплящихся надежд, «Дым» резко отличается от всех предшествующих романов писателя. Прежде всего в нем отсутствует типичный герой, вокруг которого организуется сюжет. Литвинов далек от своих предшественников — Рудина, Лаврецкого, Инсарова и Базарова. Это человек не выдающийся, не претендующий на роль общественного деятеля первой величины. Он стремится к скромной и тихой хозяйственной деятельности в одном из отдаленных уголков России. Мы встречаем его за границей, где он совершенствовал свои агрономические и экономические знания, готовясь стать грамотным землевладельцем.

Рядом с Литвиновым — Потугин. Его устами как будто бы высказывает свои идеи автор. Но не случайно у героя такая неполноценная фамилия: он потерял веру и в себя и в мир вокруг. Его жизнь разбита безответной, несчастной любовью.

Наконец, в романе отсутствует и типичная тургеневская героиня, способная на глубокую и сильную любовь. Ирина развращена светским обществом и глубоко несчастна: жизнь людей своего круга она презирает, но в то же время не может сама от нее освободиться.

Роман необычен и в основной своей тональности. В нем играют существенную роль не очень свойственные Тургеневу сатирические мотивы. В тонах памфлета рисуется в «Дыме» широкая картина русской революционной эмиграции. Много страниц отводит автор сатирическому изображению правящей верхушки русского общества в сцене пикника генералов в Баден-Бадене.

Непривычен и сюжет романа «Дым». Разросшиеся в нем сатирические картины на первый взгляд сбиваются на отступления, слабо связанные с сюжетной линией Литвинова. Да и потугинские эпизоды как будто бы выпадают из основного сюжетного русла романа. После выхода «Дыма» в свет критика самых разных направлений отнеслась к нему холодно: ее не удовлетворила ни идеологическая, ни художественная сторона романа. Говорили о нечеткости авторской позиции, называли «Дым» романом антипатий, в котором Тургенев выступил в роли пассивного, ко всему равнодушного человека.

Революционно-демократическая критика обращала внимание на сатирический памфлет по адресу революционной эмиграции и упрекала Тургенева в повороте вправо, зачисляя роман в разряд антинигилистических произведений. Либералы были недовольны сатирическим изображением «верхов». Русские «почвенники» (Достоевский, Н. Н. Страхов) возмущались западническими монологами Потугина. Отождествляя героя с автором, они упрекали Тургенева в презрительном отношении к России, в клевете на русский народ и его историю. С разных сторон высказывались суждения, что талант Тургенева иссяк, что роман его лишен художественного единства.[1]

В романе «Дым» Тургенев изображает особое состояние мира, периодически повторяющееся: люди потеряли ясную, освещавшую их жизнь цель; смысл жизни заволокло дымом. Герои живут и действуют как будто впотьмах: спорят, ссорятся, суетятся, бросаются в крайности. Им кажется, что они попали во власть каких-то темных стихийных сил. Как отчаявшиеся путники, сбившиеся с дороги, они мечутся в поисках ее, натыкаясь друг на друга и разбегаясь в стороны. Их жизнью правит слепой случай. В лихорадочной скачке мыслей одна идея сменяет другую, но никто не знает, куда примкнуть, на чем укрепиться, где бросить якорь.

В этой сутолоке жизни, потерявшей смысл, и человек теряет уверенность в самом себе, мельчает и тускнеет. Гаснут яркие личности, глохнут духовные порывы. Образ «дыма» — беспорядочного людского клубления, бессмысленной духовной круговерти — проходит через весь роман и объединяет все его эпизоды в симфоническое художественное целое. Развернутая его метафора дается к концу романа, когда Литвинов, покидающий Баден-Баден, наблюдает из окна вагона за беспорядочным кружением дыма и пара.[1]

Еще современники заметили, что большинство персонажей нового тургеневского романа "Дым" имеет прямое соответствие с реальной жизнью. Но Тургенев возражал против такого суждения. Есть в "Дыме" немало соответствий между действующими лицами и их прототипами, значительно больше, чем в других романах. И прежде всего это относится к кружку так называемых баденских генералов, прибывших в Баден-Баден на отдых представителей верхушки российского административно-правительственного аппарата, изображенных в романе. Мериме писал о романе: "Я слышал, что санкт-петербургская аристократия негодовала при появлении романа "Дым": она увидела в нем сатиру на себя, тем более обидную, что изображение отличалось большим сходством с оригиналом. Посетители любого салона находили здесь свои портреты". Баденские генералы - это "отцы" организации дворянской крепостнической реакции в России, озлобившиеся и перешедшие от разговоров к действиям. Основополагающий принцип их действий сформулирован в романе с предельной ясностью и лаконизмом: "Вежливо, но в зубы". Это те самые люди, на чьей совести лежит бессмысленный и трусливый террор, развязанный в России. Это испугавшаяся за свое положение и привилегии власть, стремящаяся, насколько возможно, удержать старые порядки. К этим "отцам" автор "Дыма" испытывал чувства вполне определенные: их низость, пошлость, глупость, духовную пустоту он выставил на всеобщее обозрение с безжалостной издевкой. Но что же "дети"? Лагерь "детей" представлен в романе кружком Губарева. В частном письме Тургенев назвал изображение этого кружка "гейдельбергскими арабесками". Арабески - сатира в высшей степени ядовитая. Старые знакомые - ситниковы да кукшины, только под другими фамилиями, объединившиеся вокруг грубого деспота по натуре,- вот что такое кружок Губарева. Псевдореволюционность, пустота, пошлость самого низкого пошиба - вот из чего образованы узоры арабесок. Истинная сущность представителя русских "гейяельбергцев" откровенно разоблачается автором в одной из заключительных сцен "Дыма", в которой Губарев, вернувшийся в Россию, демонстрирует манеры помещика-крепостника старой закваски. "Вглядись попристальнее в людей, командующих у нас,- и во многих из них ты узнаешь черты того типа",- писал Тургенев Полонскому по поводу Губарева. "Гейдельбергские арабески" - сатира против псевдореволюционеров, "хористов революции", так называл их Герцен, сатира точная и справедливая. "В "Дыме" ситниковы возомнили себя господами положения. Но где же Базаров?" На вопрос Писарева автор ответил так: "Вы не сообразили того, что если сам Базаров и жив - в чем я сомневаюсь,- то в литературном произведении упоминать о нем нельзя: отнестись к нему с критической точки не следует, с другой - неудобно; да и наконец,- ему теперь только можно заявлять себя - на то он и Базаров; пока себя не заявил, беседовать о нем или его устами было бы совершенно прихотью - даже фальшиво..." Имея особое чутье ко всем переменам в общественной жизни, Тургенев не мог не ощутить ее ослабления во второй половине 60-х годов XIX века. В тот момент Базаровы, по мнению Тургенева, никак не заявляли о себе, и, верный жизненной правде, писатель отказался от изображения нового русского Инсарова. А он прежде всего "хотел быть искренним и правдивым". Тургенев понимал революцию не как коренной переворот, а как медленное преобразование действительности, важнейшим моментом которого является торжество просвещения и цивилизации. Реакционерам-генералам и губаревскому кружку Тургенев щейно противопоставил не нового Базарова, а проповедника западноевропейской цивилизации - Потугина. "Быть может, мне одному это лицо дорого; но я радуюсь тому, что оно появилось, ITO его наповал ругают... Я радуюсь, что мне именно теперь удаюсь выставить слово: "цивилизация" на моем знамени,- и пусть в него швыряют грязью со всех сторон..." - так писал Тур-гнев Писареву, подчеркивая, что не Базаров, а именно Потугин более всего близок и дорог ему. В речах Потугина - отголоски давних споров Тургенева славянофилами, а позднее с Герценом: "Да-с, да-с, я западник, я предан Европе; то есть, говоря точнее, я предан образованности, над которою у нас так мило теперь потешаются,- цивилизации,- да, да, это слово еще лучше,- и люблю ее всем сердцем, и верю в нее, и другой веры у меня нет и не будет". Однако и взгляды Потугина вряд ли могут стать точкой опоры в той стихии всеобщего отрицания, которая господствует в романе "Дым". Сам автор признавался позже, что в его герое есть доля шаржа. Слищ. ком уж беспощадно порою отрицает Потугин то, что не могло не быть дорого автору,- Россию. В своих раздумьях о судьбах родины Потугин доходит до остроумного вывода: разгуливая однажды по всемирной выставке в лондонском Хрустальном дворце, он I вдруг решает, что, "если бы такой вышел приказ, что вместе с исчезновением какого-либо народа с лица земли неминуемо должно было бы исчезнуть из Хрустального дворца все то, что тот народ выдумал,- наша матушка, Русь православная, провалиться бы могла в тартарары, и ни одного гвоздика, ни одной булавочки не потревожила бы родная..." В этих рассуждениях слабость крайнего западничества: механическое понимание прогресса как совокупности научно-технических достижений - при полном пренебрежении к ценностям духовным. Нужно заметить, что если бы "провалилась Русь", то ведь с нею бы и вся русская литература, главное дело жизни Тургенева. Рассудочные потуги западника оказываются несостоятельными. Потугин в жизни разочаровавшийся неудачник. Он порой жалок в своем бессильном отрицании, и это не может не породить сомнений в его идеях. В романе "Дым" отражен глубокий пессимизм Тургенева, выросший в ту самую эпоху, когда большая часть общества жила теми или иными надеждами. Исток этого пессимизма - разочарование личности в "мире всеобщего". Дымом, чем-то обманчивым и нереальным представляется вся жизнь главному герою романа Литвинову. "Дым, дым,- повторил он несколько раз; и все вдруг показалось ему дымом, все, собственная жизнь, русская жизнь - все людское, особенно все русское. Все дым и пар, думал он; все как будто беспрестанно меняется, всюду новые образы, явления бегут за явлениями, а, в сущности, все то же да то же; все торопится, спешит куда-то - и все исчезает бесследно, ничего не достигая; ...дым, шептал он, дым..." Эти рассуждения Литвинова отдаленно перекликаются с завершающей идеей тургеневской речи о Гамлете и Дон Кихоте: "Все пройдет, все исчезнет, все рассыплется прахом... Все великое земное Разлетается, как дым... Но добрые дела не разлетаются дымом; они долговечнее самой сияющей красоты..." Тогда Тургеневу виделся еще выход в добрых делах, была надежда на Дон Кихота - теперь на это нет и намека, Дон Кихоту нет места в этом мире. Героиню романа "Дым" можно было бы назвать "несостоявшейся тургеневской девушкой". По задаткам характера, по свойствам натуры Ирина подходит именно под тип "тургеневской героини", но, в отличие от своих предшественниц, она полностью подчиняется среде. Личность Ирины измята и искорежена внешними обстоятельствами. Героиня ненавидит, презирает окружающее общество, но не имеет воли выйти из-под его власти. Впрочем, сама воля уже не представляется автору такою же безусловной ценностью, как прежде. Наоборот - теперь она становится основой деспотизма, заменяя собою подлинную цельность личности, она рождает власть Губаревых. Брезгливое презрение и насмешка автора сопровождают почти всех героев "Дыма". "Нет ни к чему почти любви",- верно заметил Л. Толстой по поводу нового романа Тургенева. Романы Тургенева - социальные, это своего рода летопись общественной жизни, а действительность больше не давала писателю необходимого материала.

Вопрос 20

«Русский человек на rendez vous» (Герой повести Тургенева «Ася» в оценке Чернышевского)

Свою статью «Русский человек на rendez vous» Н. Г. Чернышевский начинает с описания впечатления, произведенного на него повестью И. С. Тургенева «Ася». Он говорит, что на фоне преобладающих в то время рассказов делового, изобличительного рода, оставляющих в читателе тяжелое впечатление, эта повесть – единственно хорошая вещь. «Действие – за границей, вдали от всей дурной обстановке нашего домашнего быта. Все лица повести – люди из лучших между нами, очень образованные, чрезвычайно гуманные, проникнутые благороднейшими образом мысли. Повесть имеет направление чисто поэтическое, идеальное… Но последние страницы рассказа не похожи на первые, и по прочтении повести остается от нее впечатление еще более безотрадное, нежели от рассказов о гадких взяточниках с их циническим грабежом». Все дело, замечает Н. Г. Чернышевский, в характере главного героя (он дает имя Ромео), являющегося чистым и благородным человеком, но совершающего постыдный поступок в решительную минуту объяснения с героиней. Критик спорит с мнением некоторых читателей, утверждающих, что вся повесть испорчена «этою возмутительною сценой», что характер главного лица не выдержал. Но автор статьи приводит даже примеры из других произведений И. С. Тургенева, а также Н. А. Некрасова, чтобы показать, что ситуация в повести «Ася» оказывается типичной для русской жизни, когда герой много и красиво говорит о высоких стремлениях, увлекая восторженных девушек, способных на глубокие чувства и решительные поступки, но, как только «подходит дело к тому, чтобы прямо и точно выразить свои чувства и желания, большая часть героев начинает уже колебаться и чувствовать неповоротливость в языке».

«Таковы‑то наши „лучшие люди“ – все они похожи на нашего Ромео», – делает вывод Н. Г. Чернышевский. Но далее он берет под защиту героя повести, говоря, что такое поведение – не вина этих людей, а беда. Такими воспитало их общество: «слишком мелка у бездушна была их жизнь, мелки и бездушны были все отношения и дела, к которым он привык», «жизнь приучила их только к бледной мелочности во всем». Тем самым Н. Г. Чернышевский переносит акцент с вины героя на вину общества, отлучившего таких благородных людей от гражданских интересов.

Русский человек на rendez-vous (краткое содержание статьи)

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: