Сделай Сам Свою Работу на 5

III. Второй сон Веры Павловны 6 глава





Верочка покраснела и молчала.

- Значит, он вас не любит. Это не любовь, Вера Павловна.

- Но... - Верочка не договорила и остановилась.

- Вы хотели сказать: но что ж это, если не любовь? Это пусть будет все

равно. Но что это не любовь, вы сами скажете. Кого вы больше всех любите? -

я говорю не про эту любовь, - но из родных, из подруг?

- Кажется, никого особенно. Из них никого сильно. Но нет, недавно мне

встретилась одна очень странная женщина. Она очень дурно говорила мне о

себе, запретила мне продолжать знакомство с нею, - мы виделись по совершенно

особенному случаю - сказала, что когда мне будет крайность, но такая, что

оставалось бы только умереть, чтобы тогда я обратилась к ней, но иначе -

никак. Ее я очень полюбила. .

- Вы желаете, чтоб она сделала для вас что-нибудь такое, что ей

неприятно или вредно?

Верочка улыбнулась.

- Как же это можно?

- Но нет, представьте, что вам очень, очень нужно было бы, чтоб она

сделала для вас что-нибудь, и она сказала бы вам: "если я это сделаю, это

будет мучить меня", - повторили бы вы ваше требование, стали ли бы

настаивать?

- Скорее умерла бы.

- Вот, вы сами говорите, что это - любовь. Только эта любовь - просто



чувство, а не страсть. А что же такое любовь-страсть? Чем отличается страсть

от простого чувства? Силою. Значат, если при простом чувстве, слабом,

слишком слабом перед страстью, любовь ставит вас в такое отношение к

человеку, что вы говорите: "лучше умереть, чем быть причиною мученья для

него"; если простое чувство так говорит, что же скажет страсть, которая в

тысячу раз сильнее? Она скажет: "скорее умру, чем - не то что потребую, не

то что попрошу, - а скорее, чем допущу, чтобы этот человек сделал для меня

что-нибудь, кроме того, что ему самому приятно; умру скорее, чем допущу,

чтобы он для меня стал к чему-нибудь принуждать себя, в чем-нибудь стеснять

себя". Вот такая страсть, которая говорит так, это - любовь. А если страсть

не такая, то она страсть, но вовсе не любовь. Я сейчас ухожу отсюда. Я все

сказал, Вера Павловна.

Верочка пожала ему руку.

- До свиданья. Что ж вы не поздравите меня? Ведь нынче день моего

рожденья.

Лопухов посмотрел на нее.

- Может быть... может быть! Если вы не ошиблись, хорошо для меня.



 

V

 

 

"Как это так скоро, как это так неожиданно, - думает Верочка, одна в

своей комнате, по окончании вечера: - в первый раз говорили и стали так

близки! за полчаса вовсе не знать друг друга и через час видеть, что стали

так близки! как это странно!"

Нет, это вовсе не странно, Верочка. У этих людей, как Лопухов, есть

магические слова, привлекающие к ним всякое огорченное, обижаемое существо.

Это их невеста подсказывает им такие слова. А вот что в самом деле странно,

Верочка, - только не нам с тобою, - что ты так спокойна. Ведь думают, что

любовь - тревожное чувство. А ты заснешь так тихо, как ребенок, и не будут

ни смущать, ни волновать тебя никакие сны, - разве приснятся веселые детские

игры, фанты, горелки или, может быть, танцы, только тоже веселые,

беззаботные. Это другим странно, а ты не знаешь, что это странно, а я знаю,

что это не странно. Тревога в любви - не самая любовь, - тревога в ней

что-нибудь не так, как следует быть, а сама она весела и беззаботна.

"Как это странно, - думает Верочка: - ведь я сама все это передумала,

перечувствовала, что он говорит и о бедных, и о женщинах, и о том, как

надобно любить, - откуда я это взяла? Или это было в книгах, которые я

читала? Нет, там не то: там все это или с сомнениями, или с такими

оговорками, и все это как будто что-то необыкновенное, невероятное. Как

будто мечты, которые хороши, да только не сбудутся! А мне казалось, что это

просто, проще всего, что это самое обыкновенное, без чего нельзя быть, что

это верно все так будет, что это вернее всего! А ведь я думала, что это



самые лучшие книги. Ведь вот Жорж Занд - такая добрая, благонравная, - а у

ней все это только мечты! Или наши - нет, у наших уж вовсе ничего этого нет.

Или у Диккенса {29} - у него это есть, только он как будто этого не

надеется; только желает, потому что добрый, а сам знает, что этому нельзя

быть. Как же они не знают, что без этого нельзя, что это в самом деле

надобно так сделать и что это непременно сделается, чтобы вовсе никто не был

ни беден, ни несчастен. Да разве они этого не говорят? Нет, им только жалко,

а они думают, что в самом деле так и останется, как теперь, - немного

получше будет, а все так же. А того они не говорят, что я думала. Если бы

они это говорили, я бы знала, что умные и добрые люди так думают; а то ведь

мне все казалось, что это только я так думаю, потому что я глупенькая

девочка, что кроме меня, глупенькой, никто так не думает, никто этого в

самом деле не ждет. А вот он говорит, что его невеста растолковала всем, кто

ее любит, что это именно все так будет, как мне казалось, и растолковала так

понятно, что все они стали заботиться, чтоб это поскорее так было. Какая его

невеста умная! Только, кто ж это она? Я узнаю, непременно узнаю. Да, вот

хорошо будет, когда бедных не будет, никто никого принуждать не будет, все

будут веселые, добрые, счастливые..."

И с этим Верочка заснула, и спала крепко, и ничего не видела во сне.

Нет, Верочка, это не странно, что передумала и приняла к сердцу все это

ты, простенькая девочка, не слышавшая и фамилий-то тех людей, которые стали

этому учить и доказали, что этому так надо быть, что это непременно так

будет, что "того не может не быть; не странно, что ты поняла и приняла к

сердцу эти мысли, которых не могли тебе ясно представить твои книги: твои

книги писаны людьми, которые учились этим мыслям, когда они были еще

мыслями; эти мысли казались удивительны, восхитительны, - и только. Теперь,

Верочка, эти мысли уж ясно видны в жизни, и написаны другие книги, другими

людьми, которые находят, что эти мысли хороши, но удивительного нет в них

ничего, и теперь, Верочка, эти мысли носятся в воздухе, как аромат в полях,

когда приходит пора цветов; они повсюду проникают, ты их слышала даже от

твоей пьяной матери, говорившей тебе, что надобно жить и почему надобно жить

обманом и обиранием; она хотела говорить против твоих мыслей, а сама

развивала твои же мысли; ты их слышала от наглой, испорченной француженки,

которая таскает за собою своего любовника, будто горничную, делает из него

все, что хочет, и все-таки, лишь опомнится, находит, что она не имеет своей

воли, должна угождать, принуждать себя, что это очень тяжело, - уж ей ли,

кажется, не жить с ее Сергеем, и добрым, и деликатным, и мягким, - а она

говорит все-таки: "и даже мне, такой дурной, такие отношения дурны". Теперь,

Верочка, нетрудно набраться таких мыслей, какие у тебя. Но другие не

принимают их к сердцу, а ты приняла - это хорошо, но тоже не странно: что ж

странного, что тебе хочется быть вольным и счастливым человеком! Ведь это

желание - не бог знает какое головоломное открытие, не бог знает какой

подвиг геройства.

А вот что странно, Верочка, что есть такие же люди, у которых нет этого

желания, у которых совсем другие желания, и им, пожалуй, покажется странно,

с какими мыслями ты, мой друг, засыпаешь в первый вечер твоей любви, что от

мысли о себе, о своем милом, о своей любви, ты перешла к мыслям, что всем

людям надобно быть счастливыми, и что надобно помогать этому скорее прийти.

А ты не знаешь, что это странно, а я знаю, что это не странно, что это одно

и натурально, одно и по-человечески; просто по-человечески; - "я чувствую

радость и счастье" - значит "мне хочется, чтобы все люди стали радостны и

счастливы" - по-человечески, Верочка, эти обе мысли одно. Ты добрая девушка:

ты не глупая девушка; но ты меня извини, я ничего удивительного не нахожу в

тебе; может быть, половина девушек, которых я знал и знаю, а может быть, и

больше, чем половина, - я не считал, да и много их, что считать-то - не хуже

тебя, а иные и лучше, ты меня прости.

Лопухову кажется, что ты удивительная девушка, это так; но это не

удивительно, что это ему кажется, - ведь он полюбил тебя! И тут нет ничего

удивительного, что полюбил: тебя можно полюбить: а если полюбил, так ему так

и должно казаться.

 

VI

 

 

Марья Алексевна шмыгала мимо дочери и учителя во время первой их

кадрили; но во время второй она не показывалась подле них, и вся была

погружена в хлопоты хозяйки по приготовлению закуски вроде ужина. Кончив эти

заботы, она справилась об учителе - учителя уже не было.

Через два дня учитель пришел на урок. Подали самовар, - это всегда

приходилось во время урока. Марья Алексевна вышла в комнату, где учитель

занимался с Федею; прежде звала Федю Матрена: учитель хотел остаться на

своем месте, потому что ведь он не пьет чаю, и просмотрит в это время федину

тетрадь, но Марья Алексевна просила его пожаловать посидеть с ними, ей нужно

поговорить с ним. Он пошел, сел за чайный стол.

Марья Алексевна начала расспрашивать его о способностях Феди, о том,

какая гимназия лучше, не лучше ли будет поместить мальчика в гимназический

пансион, - расспросы очень натуральные, только не рано ли немножко делаются?

Во время этого разговора она так усердно и любезно просила учителя выкушать

чаю, что Лопухов согласился отступить от своего правила, взял стакан.

Верочка долго не выходила, - вышла; она и учитель обменялись поклонами,

будто ничего между ними не было, а Марья Алексевна все еще продолжала

беседовать о Феде. Потом вдруг круто поворотила разговор на самого учителя и

стала расспрашивать, кто он, что он, какие у него родственники, имеют ли

состояние, как он живет, как думает жить; учитель отвечал коротко и

неопределенно, что родственники есть, живут в провинции, люди небогатые, он

сам живет уроками, останется медиком в Петербурге; словом сказать, из всего

этого не выходило ничего. Видя такое упорство, Марья Алексевна приступила к

делу прямее:

- Вот вы говорите, что останетесь здесь доктором; а здешним докторам,

слава богу, можно жить: еще не думаете о семейной жизни, или имеете девушку

на примете?

Что это? учитель уж и позабыл было про свою фантастическую невесту,

хотел было сказать "не имею на примете", но вспомнил: "ах, да ведь она

подслушивала!" Ему стало смешно, - ведь какую глупость тогда придумал! Как

это я сочинил такую аллегорию, да и вовсе не нужно было! Ну вот, подите же,

говорят, пропаганда вредна - вон, как на нее подействовала пропаганда, когда

у ней сердце чисто и не расположено к вредному; ну, подслушала и поняла, так

мне какое дело?

- Как же, имею, - сказал Лопухов.

- И помолвлены или нет еще?

- Помолвлен.

- И формально помолвлены, или только так, между собою говорили?

- Формально помолвлен.

Бедная Марья Алексевна! Она слышала слова "моя невеста", - "ваша

невеста" - "я ee очень люблю" - "она красавица", - и успокоилась насчет

волокитства со стороны учителя; и вторую кадриль уже могла вполне отдать

хлопотам о закуске вроде ужина. Но ей хотелось пообстоятельнее и

поосновательнее узнать эту успокоительную историю. Она продолжала расспросы;

ведь каждому приятны успокоительные разговоры, да и во всяком случае,

любопытно, - ведь все любопытно. Учитель отвечал основательно, хотя, по

своему правилу, кратко. - Хороша ли его невеста? - Необыкновенно. - Есть ли

приданое? - теперь нет, но получает большое наследство. - Большое? - Очень

большое. - Как велико? - Очень велико. - Тысяч до ста? - Гораздо больше. - А

сколько же? - Да что об этом говорить, довольно того, что очень много. - В

деньгах? - Есть и в деньгах. - Может быть, и в поместьях! - Да, есть и в

поместьях. - Скоро? - Скоро. - А свадьба скоро ли? - Скоро. - Так и следует,

Дмитрий Сергеич, покуда еще не получила наследства, а то ведь от женихов

отбою не будет. - Совершенная правда. - Да как это бог послал ему такое

счастье, да как это не перехватили другие. - Да так; почти еще никто не

знает, что она должна получить наследство. - А он проведал? - Проведал. - Да

как же? - Да он, признаться сказать, давно проведывал, ну, нашел. - И верно

разузнал? - еще бы, документы сам проверял. - Сам? - Сам. С того и начал. -

С того и начал? - Разумеется, кто в своем уме, без документов шагу не

делает. - Правда, Дмитрий Сергеич, не делает. Какое счастье-то! Верно за

молитвы родительские! - Вероятно.

Учитель и прежде понравился Марье Алексевне тем, что не пьет чаю; по

всему было видно, что он человек солидный, основательный; говорил он мало -

тем лучше, не вертопрах; но что говорил, то говорил хорошо - особенно о

деньгах; но с вечера третьего дня она увидела, что учитель даже очень

хорошая находка, по совершенному препятствию к волокитству за девушками в

семействах, где дает уроки: такое полное препятствие редко бывает у таких

молодых людей. А теперь она была в полном удовольствии от него. В самом

деле, какой солидный человек! И ведь не хвастался, что у него богатая

невеста: каждое слово из него надобно было клещами вытягивать. И как

пронюхивал-то - видно, давно уж думал подыскать богатую невесту, - и, поди,

чать, как примазывался-то к ней! Ну, этот, можно сказать, умеет свои дела

вести. И с документов прямо так и начал, да и говорит-то как! "без этого,

говорит, нельзя, кто в своем уме" - редкой основательности молодой человек!

Верочка сначала едва удерживалась от слишком заметной улыбки, но

постепенно ей стало казаться, - как это ей стало казаться? - нет, это не

так, нет, это так! что Лопухов, хоть отвечал Марье Алексевне, но говорит не

с Марьей Алексевною, а с нею, Верочкою, что над Марьей Алексевною он

подшучивает, серьезно же и правду, и только правду, говорит одной ей,

Верочке.

Казалось ли только так Верочке, или в самом деле так было, кто знает?

Он знал, и она узнала; а нам, пожалуй, и не нужно знать; нам нужны только

факты. А факт был тот, что Верочка, слушавшая Лопухова сначала улыбаясь,

потом серьезно, думала, что он говорит не с Марьей Алексевною, а с нею, и не

шутя, а правду, а Марья Алексевна, с самого начала слушавшая Лопухова

серьезно, обратилась к Верочке и сказала: "друг мой, Верочка, что ты все

такой букой сидишь? Ты теперь с Дмитрием Сергеичем знакома, попросила бы его

сыграть тебе в аккомпанемент, а сама бы спела!", и смысл этих слов был: "мы

вас очень уважаем, Дмитрий Сергеич, и желаем, чтобы вы были близким знакомым

нашего семейства; а ты, Верочка, не дичись Дмитрия Сергеича, я скажу Михаилу

Иванычу, что уж у него есть невеста, и Михаил Иваныч тебя к нему не будет

ревновать". - Это было для Верочки и для Дмитрия Сергеича, - он теперь уж и

в мыслях Марьи Алексевны был не "учитель", а "Дмитрий Сергеич"; - а для

самой Марьи Алексевны слова ее имели третий, самый натуральный и настоящий

смысл: "надо его приласкать; знакомство может впоследствии пригодиться,

когда будет богат, шельма"; это был общий смысл слов Марьи Алексевны для

Марьи Алексевны, а кроме общего, был в них для нее и частный смысл:

"приласкавши, стану ему говорить, что мы люди небогатые, что нам тяжело

платить по целковому за урок". Вот сколько смыслов имели слова Марьи

Алексевны. Дмитрий Сергеич сказал, что теперь он кончит урок, а потом с

удовольствием поиграет на фортепьяно.

 

VII

 

 

Много смыслов имели слова Марьи Алексевны и не меньше того имели они

результатов. Со стороны частного смысла их для нее самой, то есть сбережения

платы за уроки, Марья Алексевна достигла большего успеха, чем сама

рассчитывала; когда через два урока она повела дело о том, что они люди

небогатые, Дмитрий Сергеич стал торговаться, сильно торговался, долго не

уступал, долго держался на трехрублевом (тогда еще были трехрублевые, т. е.,

если помните, монета в 75 к.); {30} Марья Алексевна и сама не надеялась

спустить ниже, но, сверх чаяния, успела сбить на 60 к. за урок. Повидимому,

частный смысл ее слов, - надежда сбить плату, - противоречил ее же мнению о

Дмитрии Сергеиче (не о Лопухове, а о Дмитрии Сергеиче), как об алчном

пройдохе: с какой стати корыстолюбец будет поступаться в деньгах для нашей

бедности? а если Дмитрий Сергеич поступился, то, по-настоящему, следовало бы

ей разочароваться в нем, увидеть в нем человека легкомысленного и,

следовательно, вредного. Конечно, этак она и рассудила бы в чужом деле. Но

уж так устроен человек, что трудно ему судить о своих делах по общему

правилу: охотник он делать исключения в свою пользу. Когда коллежский

секретарь Иванов уверяет коллежского советника Ивана Иваныча, что предан ему

душою и телом, Иван Иваныч знает по себе, что преданности душою и телом

нельзя ждать ни от кого, а тем больше знает, что в частности Иванов пять раз

продал отца родного за весьма сходную цену и тем даже превзошел его самого,

Ивана Иваныча, который успел предать своего отца только три раза, а все-таки

Иван Иваныч верит, что Иванов предан ему, то есть и не верит ему, а

благоволит к нему за это, и хоть не верит, а дает ему дурачить себя, -

значит, все-таки верит, хоть и не верит. Что прикажете делать с этим

свойством человеческого сердца? Оно дурно, оно вредно; но Марья Алексевна не

была, к сожалению, изъята от этого недостатка, которым страдают почти все

корыстолюбцы, хитрецы и дрянные люди. От него есть избавленье только в двух

крайних сортах нравственного достоинства: или в том, когда человек уже

трансцендентальный негодяй, восьмое чудо света плутовской виртуозности,

вроде Aли-паши Янинского, Джеззар-паши Сирийского, Мегемет-Али Египетского,

которые проводили европейских дипломатов и (Джеззар) самого Наполеона

Великого {31} так легко, как детей, когда мошенничество наросло на человеке

такою абсолютно прочною бронею, сквозь которую нельзя пробраться ни до какой

человеческой слабости: ни до амбиции, ни до честолюбия, ни до властолюбия,

ни до самолюбия, ни до чего; но таких героев мошенничества чрезвычайно мало,

почти что не попадается в европейских землях, где виртуозность негодяйства

уже портится многими человеческими слабостями. Потому, если вам укажут

хитреца и скажут: "вот этого человека никто не проведет" - смело ставьте 1О

р. против 1 р., что вы, хоть вы человек и не хитрый, проведете этого

хитреца, если только захотите, а еще смелее ставьте 100 р. против 1 р., что

он сам себя на чем-нибудь водит за нос, ибо это обыкновеннейшая, всеобщая

черта в характере у хитрецов, на чем-нибудь водить себя за нос. Уж на что,

кажется, искусники были Луи-Филипп и Меттерних, а ведь как отлично вывели

сами себя за нос из Парижа и Вены в места злачные и спокойные буколически

наслаждаться картиною того, как там, в этих местах, Макар телят гоняет {32}.

А Наполеон I как был хитр, - гораздо хитрее их обоих, да еще при этакой-то

хитрости имел, говорят, гениальный ум, - а как мастерски провел себя за нос

на Эльбу, да еще мало показалось, захотел подальше, и удалось, удалось так,

что дотащил себя за нос до Св. Елены! А ведь как трудно-то было, - почти

невозможно, - а сумел преодолеть все препятствия к достижению острова Св.

Елены! Прочтите-ко "Историю кампании 1815 г." Шарраса {33} - даже

умилительно то усердие и искусство, с каким он тащил тут себя за нос! Увы, и

Марья Алексевна не была изъята от этой вредной наклонности.

Мало людей, которым бронею против обольщения служит законченная

доскональность в обманывании других. Но зато многочисленны люди, которым

надежно в этом отношении служит простая честность сердца. По свидетельству

всех Видоков и Ванек-Каинов {34}, нет ничего труднее, как надуть честного,

бесхитростного человека, если он имеет хоть несколько рассудка и житейского

опыта. Неглупые честные люди в одиночку не обольщаются. Но у них есть

другой, такой же вредный вид этой слабости: они подвержены повальному

обольщению. Плут не может взять ни одного из них за нос; но носы всех их,

как одной компании, постоянно готовы к услугам. А плуты, в одиночку слабые

насчет независимости своих носов, компанионально не проводятся за нос. В

этом вся тайна всемирной истории.

Но забираться нам во всемирную историю будет уж лишнее: занимаешься

рассказом, так занимайся рассказом.

Первым результатом слов Марьи Алексевны было удешевление уроков. Другим

результатом - то, что от удешевления учителя (то есть, уже не учителя, а

Дмитрия Сергеича) Марья Алексевна еще больше утвердилась в хорошем мнении о

нем, как о человеке основательном, дошла даже до убеждения, что разговоры с

ним будут полезны для Верочки, склонят Верочку на венчанье с Михаилом

Иванычем - этот вывод был уже очень блистателен, и Марья Алексевна своим

умом не дошла бы до него, но встретилось ей такое ясное доказательство, что

нельзя было не заметить этой пользы для Верочки от влияния Дмитрия Сергеича.

Как встретилось это доказательство, мы сейчас увидим.

Третий результат слов Марьи Алексевны был, разумеется, тот, что Верочка

и Дмитрий Сергеич стали, с ее разрешения и поощрения, проводить вместе

довольно много времени. Кончив урок часов в восемь, Лопухов оставался у

Розальских еще часа два-три: игрывал в карты с матерью семейства, отцом

семейства и женихом; говорил с ними; играл на фортепьяно, а Верочка пела,

или Верочка играла, а он слушал; иногда и разговаривал с Верочкою, и Марья

Алексевна не мешала, не косилась, хотя, конечно, не оставляла без надзора.

О, разумеется, не оставляла, потому что, хотя Дмитрий Сергеич и очень

хороший молодой человек, но все же недаром говорится пословица: не клади

плохо, не вводи вора в грех. А что Дмитрий Сергеич вор, - не в

порицательном, а в похвальном смысле, - нет никакого сомнения: иначе, за что

ж бы его и уважать и делать хорошим знакомым? Неужели с дураками

знакомиться? Конечно, следует и с дураками, когда от них можно

попользоваться. Но у Дмитрия Сергеича пока еще нет ничего; стало быть, с ним

можно водить дружбу только за его достоинства, то есть за ум, то есть за

основательность, расчетливость, умение вести свои дела. А если у всякого

человека черт знает что на уме, то у такого умного человека и подавно. Стало

быть, за Дмитрием Сергеичем надобно смотреть да смотреть. Марья Алексевна и

смотрела очень прилежно. Но все наблюдения только подтверждали

основательность и благонамеренность Дмитрия Сергеича. Например, по чему

сейчас можно заметить амурные шашни? По заглядыванию за корсет. Вот Верочка

играет, Дмитрий Сергеич стоит и слушает, а Марья Алексевна смотрит, не

запускает ли он глаз за корсет, - нет, и не думает запускать! или иной раз

вовсе не глядит на Верочку, а так куда-нибудь глядит, куда случится, или

иной раз глядит на нее, так просто в лицо ей глядит, да так бесчувственно,

что сейчас видно: смотрит на нее только из учтивости, а сам думает о

невестином приданом, - глаза у него не разгораются, как у Михаила Иваныча.

Опять, в чем еще замечаются амурные дела? - в любовных словах: никаких

любовных слов не слышно; да и говорят-то они между собою мало, - он больше

говорит с Марьей Алексевною. Или вот: стал он приносить книги Верочке. Раз

Верочка ушла к подруге, и Михаил Иваныч тут сидел. Вот, Марья Алексевна

взяла книги, принесла Михаилу Иванычу.

- Посмотрите-ко, Михаил Иваныч, французскую-то я сама почти что

разобрала: "Гостиная" - значит, самоучитель светского обращения, а

немецкую-то не пойму.

- Нет. Марья Алексевна, это не "Гостиная", это Destinee - судьба.

- Какая же это судьба? роман, что ли, так называется, али оракул,

толкование снов?

- А вот сейчас увидим, Марья Алексевна, из самой книги. - Михаил Иваныч

перевернул несколько листов. - Тут все о сериях больше говорится, Марья

Алексевна, - ученая книга {35}.

- О сериях? Это хорошо; значит, как денежные обороты вести.

- Да, все об этом, Марья Алексевна.

- Ну, а немецкая-то?

Михаил Иваныч медленно прочел: "О религии, сочинение Людвига" {36} -

Людовика-четырнадцатого, Марья Алексевна, сочинение Людовика XIV; это был,

Марья Алексевна, французский король, отец тому королю, на место которого

нынешний Наполеон сел.

- Значит, о божественном?

- О божественном, Марья Алексевна.

- Это хорошо, Михаил Иваныч; то-то я и знаю, что Дмитрий Сергеич

солидный молодой человек, а все-таки нужен глаз да глаз за всяким человеком!

- Конечно, у него не то на уме, Марья Алексевна, а я все-таки очень вам

благодарен, Марья Алексевна, за ваше наблюдение.

- Нельзя, наблюдаю, Михаил Иваныч; такая уж обязанность матери, чтобы

дочь в чистоте сохранить, и могу вам поручиться насчет Верочки. Только вот

что я думаю, Михаил Иваныч: король-то французский какой был веры?

- Католик, натурально.

- Так он там не в папскую ли веру обращает?

- Не думаю, Марья Алексевна. Если бы католический архиерей писал, он,

точно, стал бы обращать в папскую веру. А король не станет этим заниматься:

он как мудрый правитель и политик, и просто будет внушать благочестие.

Кажется, чего еще? Марья Алексевна не могла не видеть, что Михаил

Иваныч, при всем своем ограниченном уме, рассудил очень основательно; но

все-таки вывела дело уже совершенно начистоту. Дня через два, через три она

вдруг сказала Лопухову, играя с ним и Михаилом Иванычем в преферанс:

- А что, Дмитрий Сергеич, я хочу у вас спросить: прошлого французского

короля отец, того короля, на место которого нынешний Наполеон сел, велел в

папскую веру креститься?

- Нет, не велел, Марья Алексевна.

- А хороша папская вера, Дмитрий Сергеич?

- Нет, Марья Алексевна, не хороша. А я семь в бубнах сыграю.

- Это я так, по любопытству спросила, Дмитрий Сергеич, как я женщина

неученая, а знать интересно. А много вы ремизов-то списали, Дмитрий Сергеич!

- Нельзя, Марья Алексевна, тому нас в Академии учат. Медику нельзя не

уметь играть.

Для Лопухова до сих пор остается загадкою, зачем Марье Алексевне

понадобилось знать, велел ли Филипп Эгалите креститься в папскую веру.

Ну как после всего этого не было бы извинительно Mapьe Алексевне

перестать утомлять себя неослабным надзором? И глаз не запускает за корсет,

и лицо бесчувственное, и божественные книги дает читать, - кажется, довольно

бы. Но нет, Марья Алексевна не удовлетворилась надзором, а устроила даже

пробу, будто учила "логику", которую и я учил наизусть, говорящую:

"наблюдение явлений, каковые происходят сами собою, должно быть поверяемо

опытами, производимыми по обдуманному плану, для глубочайшего проникновения

в тайны таковых отношений", - и устроила она эту пробу так, будто читала

Саксона Грамматика, рассказывающего, как испытывали Гамлета в лесу девицею.

 

VIII

 

Гамлетовское испытание

 

Однажды Марья Алексевна сказала за чаем, что у нее разболелась голова;

разлив чай и заперев сахарницу, ушла и улеглась. Вера и Лопухов остались

сидеть в чайной комнате, подле спальной, куда ушла Марья Алексевна. Через

несколько минут больная кликнула Федю. "Скажи сестре, что их разговор не

дает мне уснуть; пусть уйдут куда подальше, чтоб не мешали. Да скажи

хорошенько, чтобы не обидеть Дмитрия Сергеича: видишь, он какой заботливый о

тебе". Федя пошел и сказал, что маменька просит вот о чем. - Пойдемте в мою

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.