АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ПЛАСТОВ

(1893–1972)

Полотна Пластова полны жизнеутверждающей силы. Через цвет и благодаря цвету он наполняет свои картины живым, трепетным чувством. Художник говорит: «Я люблю эту жизнь. А когда из года в год видишь ее… думаешь, что надо об этом поведать людям… Жизнь наша полна и богата, в ней так много потрясающе интересного, что даже обыкновенные будничные дела наших людей приковывают внимание, потрясают душу. Это надо уметь видеть, замечать».

Аркадий Александрович Пластов родился 31 января 1893 года в селе Прислониха Симбирской губернии в семье деревенского иконописца. Родители его мечтали, чтобы сын стал священником. По окончании трех классов сельской школы, в 1903 году Аркадия отдали в Симбирское духовное училище. Еще через пять лет он поступил в Симбирскую духовную семинарию.

Весной того же 1908 года он близко столкнулся с работой артели иконописцев, подновлявших церковь в Прислонихе. «Когда начали ставить леса, – пишет художник в своей автобиографии, – тереть краски, варить на крутом берегу речки олифу, я сам был не свой и ходил, как зачарованный, около приехавших чудодеев». Наблюдая, как на стенах старой, закопченной церкви рождался новый, невиданный мир образов, мальчик твердо решил: «Быть только живописцем и никем более».

Летом 1912 года, решив посвятить себя искусству, Аркадий поехал в Москву. Он так описывает свою встречу со столицей: «Сам не свой, я брожу по Москве, как во сне. Кремль, Красная площадь, соборы, потом Третьяковка. Можно ли описать эти сверхъестественные переживания? Это блаженство, от которого я – крепкий, как жила, парень в 19 лет – задыхался, точно я нес на плечах дом в три этажа. Выразишь ли словами клятвы, какие давались перед этими таинственными и мощными созданиями гениев?»

Сначала Пластов обучается в мастерской И.И. Машкова, а затем в Строгановском училище, где его учителями были С.С. Алешин и Ф.Ф. Федорковский. В 1914 году Пластов поступает в Училище живописи, ваяния и зодчества, где занимался у скульптора С.М. Волнухина и живописцев А.М. Корина, А.М. Васнецова, А.Е. Архипова, А.С. Степанова, Л.О. Пастернака.

После Октябрьской революции в 1917 году Пластов уехал домой в деревню. Почти восемь лет он жил в Прислонихе, работал секретарем сельсовета, крестьянствовал, много рисовал, мечтал «в целом цикле картин развернуть эпопею крестьянского житья‑бытья». Тогда художник начал писать этюды, изображая окрестную природу и своих земляков.

Лишь в 1925 году Пластов возвращается в Москву, где работает над сельскохозяйственным плакатом. При этом он продолжает часто и подолгу бывать у себя в Прислонихе. В период коллективизации Пластов принимал самое горячее и непосредственное участие в организации колхоза в своем селе, сам два года работал рядовым колхозником, а уезжая на зиму в Москву, получал справку о том, что «колхозник А.А. Пластов отпускается на зиму в отхожий промысел по своей специальности».

1931 год стал своеобразным Рубиконом. После того как пожар уничтожил дом и все имущество художника, в том числе все этюды и эскизы, художник оставил полевые работы и с новой, еще большей энергией принялся за живопись.

Твердо придерживаясь правила: ничего не писать, не проверив несколько раз на натуре, Пластов уже в эти годы выработал метод самого подробного и тщательного этюдирования всех частей и деталей картины. Благодаря этому его эскизы обрастали великим множеством рабочих этюдов, рисунков, набросков, в той или иной мере связанных с замыслами будущих картин.

Для Пластова тогда вся сложность заключалась в том, чтобы при переносе изображения с этюда на картину не растерять свежести, непосредственности восприятия.

В своей автобиографии художник писал о работе над картиной «Купание коней»: «Натура была столь изобильна и неисчерпаема, что иногда, и довольно часто, я становился в тупик, когда же я должен остановиться и на чем остановиться? Самое противоположное было одинаково пленительным, и едва я приостанавливался в собирательстве этюдного войска, как тотчас же начинало ныть сердце – мало, положительно мало. Да и отход этюдов был громадный. Хороший сам по себе, но будучи переведен в картину, он вдруг терял все свои положительные качества, вернее, он не выносил обтески перед тем, как ему лечь в картину, – от него оставалось слишком мало, и на одно место их надо было целый пяток, а то и больше».

В 1935 году с успехом были впервые показаны в Москве картины Пластова «Стрижка овец», «На сенокосе», «Колхозная конюшня». С тех пор он постоянный участник всех больших художественных выставок.

Проходит еще несколько лет, и картина «Колхозный праздник», показанная на выставке «Индустрия социализма» в 1937–1938 годах, приносит автору заслуженный успех. Картина привлекла яркой красочностью. Здесь художник с большой поэтичностью и полнотой показал быт русской деревни тридцатых годов. Он так пишет о замысле этого полотна: «Шум, толчея, гам, песни. Я не пытался отдельные составные части композиции принести в жертву какому‑нибудь отдельному моменту. Мне, напротив, хотелось, чтобы все путалось между собой до неразберихи и было забавно даже при длительном рассмотрении. Каждой детали мне хотелось придать ту правдивость и занятность, какая в натуре всегда присутствует. Хотелось, чтобы зритель растерянно оглядывался – куда бы ему самому присесть и с кем чокнуться… в процессе работы пришлось сделать около двухсот этюдов».

Его следующие картины – «Колхозное стадо» (1938), «Купание коней» (1938) также свидетельствовали о глубоком проникновении в жизнь, стремлении к безыскусственности и простоте, большом живописном таланте.

Перед самым началом Великой Отечественной войны Пластовым был исполнен ряд больших композиционных акварелей, в том числе «Выборы комитета бедноты», носящая автобиографический характер.

В произведениях военных лет художник достиг огромного драматизма, живописного воплощения больших мыслей и чувств. Еще до своей поездки на фронт в конце 1942 года Пластов в течение первых полутора военных лет создает целую серию картин: «Гитлеровцы пришли», «Защита родного очага», «Пленных ведут», «Один против танка».

«"Фашист пролетел" (1942) – одно из самых сильных полотен советской живописи времени Отечественной войны, – считает О. Сопоцинский. – Война предстает здесь в своем страшном обличье. Бессмысленность трагически оборванной жизни особенно впечатляюща на фоне мирной природы, в тихом уголке, где нет и намека на войну. Картина Пластова проникнута глубоким гуманистическим содержанием. В ней слышится проклятие войне.

Полотно "Фашист пролетел" замечательно в живописном отношении. Художник словно настраивает восприятие зрителя на определенный лад, изображая блекло‑рыжую осеннюю траву, трепещущие на ветру желтые березки, затянутое в сизые облака сумрачное небо. Этот красочный аккорд помогает выразить щемящую боль, чувство невозвратимой утраты».

«Кончена война, кончена победой великого советского народа над чудовищными, небывалыми еще во всей истории человечества силами зла, смерти и разрушения. Какое же искусство, мы, художники, – пишет Пластов в своей автобиографии, – должны взрастить сейчас для нашего народа: мне кажется – искусство радости… Что бы это ни было – прославление ли бессмертных подвигов победителей или картины мирного труда; миновавшее безмерное горе народное или мирная природа нашей Родины – все равно все должно быть напоено могучим дыханием искренности, правды и оптимизма. Это настроение и определило содержание новой моей картины "Сенокос"… Я, когда писал эту картину, все думал: ну, теперь радуйся, брат, каждому листочку радуйся – смерть кончилась, началась жизнь».

Буйная поросль трав, ликующий солнечный день, вольные движения косарей, сверкание ярких, насыщенных красок – все в этом произведении радуется наступившему миру. Одновременно с картиной «Сенокос» (1945) Пластов пишет другое полотно – «Жатва», где художник передает скудость и тяжесть жизни деревни военных лет. С простотой и любовью рисует художник детишек и старика, расположившихся за скромной трапезой. Нелегка их жизнь, нелегок крестьянский труд.

В 1946 году Пластов создает одно из самых лиричных своих полотен – «Первый снег». Ощущением радостной полноты жизни проникнута написанная в первые послевоенные годы картина «Едут на выборы» (1947). Продолжает сельскую тему картины «Колхозный ток» (1949) и «Ужин трактористов» (1951). Последняя картина была экспонирована на выставке в Лондоне в 1958 году. Президент Королевской академии художеств Чарльз Уилер, долго рассматривая ее, сказал: «Как много дает такое искусство… Реализм… Вы знаете, я как‑то теперь особенно ясно понял, почему вы, русские, смогли выстоять в войне и победить. Кто может так упоенно работать, о, того нелегко одолеть! Да, вы знаете толк в работе».

В 1953–1954 годах художник пишет прекрасные картины – «Юность» и «Весна». На первой среди яркой зелени трав резко выделяется крупное розовато‑охристое пятно обнаженного по пояс юноши, упоенно отдающегося летнему теплу, солнцу. «Весна» (1954), пожалуй, лучшая картина художника. Не зря восхищенные посетители Третьяковской галереи назвали ее «Северной Венерой».

Как пишет И. Емельянова: «Художник‑реалист Пластов выбирает сюжет, где нагота естественна: он изображает молодую женщину в открытом предбаннике "курной" деревенской бани, топящейся "по‑черному". Неожиданно смело и вместе с тем изысканно красиво сопоставление розово‑перламутровых тонов нежного обнаженного тела молодой женщины и русых рыжеватых волос с потемневшими от времени серыми бревенчатыми стенами, почерневшей от сажи дверью бани и с теплым тоном золотой соломы на полу предбанника. Мастерство живописца проявляется и в передаче материальности изображенных вещей: холодной тяжелой воды в ведре, ярко начищенного медного таза и т.д.»

Русской женщине, красоте материнства посвящает Пластов ряд своих произведений шестидесятых годов: «Солнышко» (1964–1966), «Из прошлого» (1969), «Мама» (1964).

«Последнее полотно наполнено какой‑то особой теплотой, покоем мирного бытия. Фигуры матери и детей придвинуты к самому краю картины. Неглубокое пространство ограничено стеной избы. Как всегда, у Пластова огромное, решающее значение в создании образа, эмоционального настроя картины имеет цвет. На фоне ярких, киноварно‑красных подушек особенно выделяются фигура матери в белой кофточке, нежно‑розовое личико грудного ребенка и золотистая головка подошедшей к колыбели девочки. Несмотря на подчеркнутую яркость и кажущуюся на первый взгляд пестроту, все в картине сгармонировано, все служит одной цели – созданию настроения радостной приподнятости» (М. Ситина).

Надо отметить работу Пластова над иллюстрациями к произведениям художественной литературы, например, к рассказам Л.Н. Толстого «Холстомер» (1952–1954) и «Три смерти» (1953–1954), выполненные акварелью и гуашью.

Художник продолжал работать до самых последних дней. Умер Пластов 12 мая 1972 года.

ДАВИД АЛЬФАРО СИКЕЙРОС

(1896–1974)

«Реализм – это не раз навсегда установленная формула, не догма, не неизменный закон. Реализм, как форма отражения действительности, должен находиться в постоянном движении», – говорит Сикейрос. И еще одно его высказывание: «Зритель – не статуя, которая включается в линейную перспективу картины… он тот, кто движется по всей ее поверхности… человек, обозревая роспись, своим движением дополняет творчество художника».

29 декабря 1896 года в мексиканском местечке Чиуауа у дона Сиприано Альфаро и Терезы Сикейрос родился сын Хосе Давид Альфаро Сикейрос. К одиннадцати годам у него проявился дар живописца, поэтому в 1907 году мальчика отдают учиться в Национальную подготовительную школу в Мехико. Вскоре после этого Альфаро начинает обучаться в классах художественной Академии «Сан‑Карлос».

Здесь Сикейрос становится одним из студенческих вожаков и поднимает академию на протест и забастовку. Художник вспоминает: «Какие цели преследовала наша забастовка? Чего мы требовали? Требования наши касались как вопросов учебных, так и политических. Мы хотели покончить с затхлой академической рутиной, безраздельно господствовавшей у нас в школе. Вместе с тем мы предъявляли и некоторые требования экономического характера… Мы требовали национализации железных дорог. Над нами хохотала вся Мексика… Откровенно говоря, я глубоко убежден, что именно в тот день и родился в душе каждого из нас художник‑гражданин, художник, живущий общественными интересами…»

После выхода из тюрьмы вместе с друзьями Сикейрос создает школу в предместье Мехико – «Санта‑Анита». Она становится не только художественным заведением, но и центром подпольной политической организации студенчества. В сентябре 1910 года народ Мексики поднялся против тридцатилетней диктатуры президента Порфирио Диаса, и молодые художники уходят в боевые повстанческие отряды.

Всего за два года Сикейрос проходит путь от рядового до капитана, члена Главного штаба генерала революционных войск Диегеса. В перерывах между боями он рисует. Так с той поры и соседствуют кисть и винтовка.

Революция завершилась в 1917 году приходом к власти буржуазно‑демократического правительства. Мексиканское искусство встает на путь утверждения демократических идеалов. В 1918 году под руководством Сикейроса проводится «Конгресс солдатских художников», где прозвучал призыв создать новое искусство, отражающее страдания народа и его борьбу.

В 1922 ходу Сикейрос вместе со своими друзьями‑единомышленниками в искусстве организует «Синдикат революционных живописцев, графиков и технических рабочих». Программа Синдиката была сформулирована в «Социальной, политической и эстетической декларации»: «…Мы провозглашаем, что данный момент – это момент социального перехода от дряхлости к новому порядку: творцы нового должны вложить все свои силы в создание искусства, ценного для народа… которое просвещает и направляет в борьбе». Таким искусством для художников Синдиката стала монументальная живопись.

С 1922 года по заказу директора Национальной подготовительной школы в Мехико художники Синдиката, в их числе прославившаяся в дальнейшем «великая тройка» мастеров (Сикейрос, Клементе Ороско, Диего Ривера), расписали стены школы. Из росписей Сикейроса – цикла «Земля и свобода» – сохранилось немногое. Подсказанные революцией идеи выражены языком, близким древнему индейскому искусству.

В то же время Сикейрос большое внимание уделяет редактированию газеты Синдиката «Эль мачете», ставшей позднее печатным органом ЦК мексиканской компартии. Еще в начале двадцатых годов он вступает в компартию. Вскоре Сикейроса избирают в ее Центральный комитет. Сикейрос организует латиноамериканскую профсоюзную конференцию. Он редактирует, оформляет и издает профсоюзный еженедельник «Молот», который объединил вокруг себя передовые силы мексиканского пролетариата.

К середине 20‑х годов в стране активизируются реакционные силы. Художники вынуждены объявить роспуск Синдиката. Лишенные работы, подвергающиеся преследованиям, многие прогрессивные мастера покидают Мехико. Сикейрос уезжает в Гвадалахару.

С профсоюзной делегацией рабочих в 1927 году Сикейрос впервые приезжает в Москву, на IV конгресс Профинтерна.

В мае 1930 года за свою политическую деятельность Сикейроса заключают в тюрьму. Затем его ссылают в город Таско. Непосредственным поводом для ареста послужило участие художника в народной демонстрации.

В ссылке Сикейрос пишет станковые картины, создав менее чем за год более ста полотен, самые известные из которых – «Несчастный случай на шахте», «Эмилиано Сапата», «Крестьянская мать». Кто‑то из друзей Сикейроса, глядя на картину «Несчастный случай на шахте», сказал: «Если Ривера изображает человека, который может страдать, а Ороско изображает страдающего человека, то Сикейрос воссоздает само страдание».

В январе 1932 года после короткого пребывания в Мехико Сикейрос из‑за преследования властей уезжает в США. В Лос‑Анджелесе он расписал стену художественно‑промышленного училища. На стене площадью шесть метров на девять, с проемами окон и дверью, художник создал многофигурную композицию «Митинг на улице». Причем лишь при помощи аэрографа – устройства, напоминающего пульверизатор.

Сикейрос вздумал изобразить в композиции негров, стоящих рядом с белыми. И это не где‑нибудь, а в Лос‑Анджелесе! На него ополчились все американские расисты.

Неудивительно, что фреска была уничтожена. Тем не менее там же, в Лос‑Анджелесе хозяин крупнейшей художественной галереи заказал роспись одной из наружных стен галереи размером тридцать метров на двадцать на тему «Тропическая Америка».

«Нетрудно догадаться, – говорит художник, – что в его представлении "Тропическая Америка" была райским местом, где люди ведут беззаботное существование среди пальм и попугаев и где спелые плоды сами падают в рот блаженным смертным. А я изобразил на своей фреске человека, распятого на кресте… на котором сверху торжествующе восседает орел, такой же, как на американском долларе…

За это я поплатился – изгнанием из Соединенных Штатов… Но фреска моя свое назначение выполнила. Она была произведением мексиканского художника, сражавшегося за революцию и стремившегося не к тому, чтобы запечатлеть трепет своих эстетических переживаний, а к тому, чтобы выполнить свой великий долг: дать в образной форме выражение революционной идеологии».

Вскоре Сикейрос совершает поездку по странам Латинской Америки. Его первая остановка – в Монтевидео. Там он впервые экспериментирует с технико‑индустриальным материалом – пироксилином. В новом материале он выполняет картину «Пролетарская жертва».

«Сикейрос не замыкается в пределах одного жанра, одной выбранной темы или приема, – пишет И.А. Каретникова. – Наряду с идейно‑тематическими композициями, пейзажами он создает портреты. Сикейрос выявляет в них главные черты характера человека. Как и в росписях, обобщенность формы выражает монументальность образов, а в этой монументальности – признание значительности и активности человека в жизни.

Когда смотришь на "Портрет негритянки" Сикейроса, один из лучших портретов, созданных художником, кажется, что свет грандиозного прожектора скользит по ее лицу. Игра света и тени выражает психологическое состояние человека, сильного и мужественного по природе своей, но затравленного, на достоинство которого не раз посягали.

В портрете известного американского композитора и пианиста Джорджа Гершвина – это скорее живописная сцена, нежели традиционный портрет, – Сикейрос создает композицию, словно пронизанную звуками музыки и насыщенную эмоциями концертного зала. Музыкант кажется единым целым с роялем, на котором он играет, – черный фрак, белая манишка, черный полированный инструмент и ослепительно белые сверкающие клавиши, изогнутая фигура исполнителя и словно подавшийся ему навстречу рояль».

В 1934 году художник возвращается в Мексику и возглавляет «Национальную лигу борьбы против фашизма и воины». Как художника его увлекают поиски нового стиля, свободного от этнографизма и подражания древности. Он пишет картину «Взрыв в городе». Сикейрос словно предчувствовал то страшное, что несет человечеству фашизм.

С конца 1935 по конец 1936 года Сикейрос живет в Нью‑Йорке, где основывает Экспериментальную мастерскую живописной техники, разрабатывающую новые краски и приемы монументальной живописи. Его картины «Коллективное самоубийство», «Эхо плача», «Остановите войну!» и многие другие наполнены пафосом политической борьбы.

С началом гражданской войны в Испании Сикейрос отправляется добровольцем в республиканскую армию. В звании подполковника он бьется с фашистами в легендарной бригаде Энрико Листера. Вернувшись на родину в 1939 году, художник пишет несколько станковых картин. Среди них – превосходная по реалистической ясности образа, силе чувства, выраженного в мощной пластике форм, картина «Рыдание». В том же году он выполняет при участии Л. Ареналя, А. Пухоля и Х. Рено большую роспись «Портрет буржуазии». Роспись охватывает три стены и потолок центрального зала Клуба электриков в Мехико.

Г.С. Оганов пишет:

«…В росписи здания Мексиканского профсоюза электриков, занявшей три стены и потолок, достигнут зрительный эффект единого сферического пространства. Человек, оказавшийся перед этой огромной фреской, названной "Портрет буржуазии" и представляющей зрителю политическую и социальную действительность капиталистического мира, как бы не замечает стенных граней, углов помещения. Изображение естественно перетекает с одной плоскости на другую, "стирая" их границы.

Сикейрос будет развивать этот прием и дальше. В росписи, посвященной легендарному герою борьбы индейцев против испанских завоевателей, "Немифический Куатемок", он не только объединит фрески нескольких стен, но и введет в композицию полихромную скульптуру‑рельеф. Позже этот прием он повторит – уже с другими, более сложными целями создания пластико‑динамической выразительности – в рельефе здания ректората в университетском городке в Мехико».

Шесть лет спустя Сикейрос вновь обращается к образу национального героя Мексики в двухчастной росписи «Воскресший Гуатемок». В 1945 году во Дворце изящных искусств в Мехико Сикейрос создает роспись «Народная демократия».

Обнаженная женская фигура словно вылеплена мощными ударами цвета, контрастами света и тени. Лицо и тело женщины напряжены. Ее могучие руки пытаются разорвать оковы и одновременно сжимают факел свободы и цветок жизни. Это символический образ народной борьбы с фашизмом.

С конца сороковых годов Сикейрос обращается к конструктивно новым поверхностям, на которых располагаются росписи: «Будущие росписи покончат с исключительно плоской поверхностью панелей, присущей станковой живописи, они будут покрывать выпуклую и вогнутую, то есть активную поверхность стен».

В вестибюле госпиталя де ля Раса в Мехико Сикейрос расписывает овальную стену. Сферическая поверхность стены придает фигурам динамику, насыщает их активностью, соединяет статическое изображение, каким по природе своей является живопись, с ритмами движения окружающей жизни.

Большинство росписей, выполненных Сикейросом в сороковых–шестидесятых годах, располагается на стенах со сферическими поверхностями. Это «Аллегория равноправия рас» на Кубе, «Смерть захватчика» в Чили, «Гуатемок против мифа» и многие другие росписи в Мексике.

Росписи и пластическая мозаика, выполненные Сикейросом в Университетском городке в Мехико, располагаются на внешних стенах здания ректората. Они занимают площадь свыше 4 тысяч квадратных метров. Их тема – «Университет на службе наций». Огромные, достигающие десятиметровой высоты фигуры – символическое олицетворение науки и прогресса – выполнены в рельефе, включающем в себя мозаику, керамику и окрайенные электролитическим способом металлические плитки.

Национальная ассоциация мексиканских актеров в конце пятидесятых годов заказала Сикейросу настенную роспись в театре Хорхе Негрето, высказав при этом пожелание, чтобы художник изобразил историю сценического искусства, включая кинематографию. «Моим намерением с самого начала было создать произведение, которое бы внушало актерам, а косвенно и драматургам, мысль о необходимости совершить в театре такой же переворот, какой мы совершили в живописи», – пишет Сикейрос.

Исполнительный комитет Национальный ассоциации актеров пришел к заключению, что роспись Сикейроса представляет собой антиправительственную агитацию. Государственные власти приказали приостановить работу над росписью и наложили на нее арест. Сикейрос уезжает из Мексики. Он едет на Кубу, посещает Венесуэлу. Затем он был арестован на родине 9 августа 1960 года за участие в студенческой забастовке.

В камере Лекумббрийской тюрьмы он провел более тысячи шестисот дней. По выходе из заключения Сикейрос создает серию «Современная Мексика из окон тюрьмы».

Но заточение не укоротило творческие планы художника. В своем стремлении к новому синтезу живописи и архитектуры Сикейрос с помощью 50 других художников расписал в 1965–1972 годах Полифорум Мехико огромными фресками, общей площадью 4600 квадратных метров. В этом комплексе архитектура и зрители буквально сливаются с мощной динамической живописью.

Умер Сикейрос 6 января 1974 года в Куэрнаваке.

САЛЬВАДОР ДАЛИ

(1904–1989)

Уже при жизни имя Дали было окружено ореолом мировой славы. Никто, кроме Пабло Пикассо, не мог сравниться с ним в известности.

Известный кинорежиссер Альфред Хичкок писал: «Я ценил Дали за режущие контуры его картин – конечно, во многом схожих с картинами де Кирико – за его длинные тени, бесконечное остранение, ускользающую линию, которая уходит в бесконечность, за лица без формы. Естественно, он изобрел еще много очень странных вещей, которые не могли быть реализованы».

Дали говорил о своей живописи: «Как вы хотите понять мои картины, когда я сам, который их создал, их тоже не понимаю. Факт, что я в тот момент, когда пишу, не понимаю моих картин, не означает, что эти картины не имеют никакого смысла, напротив, их смысл настолько глубок, сложен, связан, непроизволен, что ускользает от простого логического анализа».

Сальвадор Доминго Фелипе Хасинто Дали‑и‑Доменек родился 11 мая 1904 года в маленьком городке Фигерас (провинция Херона), в семье адвоката. Его окрестили тем же именем, что и его брата, умершего в семь лет от менингита. В своей автобиографии художник пишет: «Родившись, я встал на место обожаемого покойника, которого продолжали любить через меня… Все мои последующие эксцентричные поступки, все мои непоследовательные выходки были трагической константой моей жизни: я должен был доказать самому себе, что я являюсь не моим умершим братом, но собой – живым. Именно так я столкнулся с мифом о Касторе и Поллуксе: убивая внутри меня самого своего брата, я завоевал свое собственное бессмертие».

Творческие способности проявились у Дали в раннем детстве. Когда ему было всего четырнадцать лет, в театре Фигераса прошла выставка его произведений, привлекшая внимание критиков. В 1919 году юноша публикует в местном журнале статьи об искусстве «старых мастеров» и стихи «Когда смолкает шум».

Не без труда сдав в 1921 году экзамены на аттестат зрелости, Сальвадор попросил отца отпустить его в мадридскую Академию изящных искусств в Сан‑Фернандо.

В академии Дали научился технике, характерной для его будущего творчества, которая позволяла ему придавать своим картинам эффект оптической иллюзии. Он испытал значительное влияние кубистических полотен, соприкоснулся с пластически‑архитектурными фантазиями своего соотечественника Гауди, проявил интерес к наследию Босха, творчеству которого впоследствии будет во многом привержен. Как считал сам Дали, он состоялся как мастер благодаря подражанию: «Из тех, кто не хочет ничему подражать, ничего не выходит. И я хочу, чтобы об этом знали».

Вскоре Сальвадор примкнул к мадридским авангардистам и стал главой кружка, куда входили, в частности, Федерико Гарсиа Лорка и Луис Бунюэль.

В 1923 году Дали как зачинщика студенческих беспорядков на год исключают из академии, и 35 дней он проводит в тюрьме. В ноябре 1925 года в барселонской галерее Далмау проходит его первая персональная выставка.

В 1926 году Дали окончательно исключили из академии за то, что он подстрекал однокашников протестовать против назначения одного посредственного живописца на профессорскую должность. После этого молодой художник уехал в Кадакес.

В том же году появляется одно из наиболее известных ранних произведений мастера – натюрморт «Корзинка с хлебом», написанный для Гарсиа Лорки. Дали демонстрирует безукоризненное владение рисунком, цветом, пространством.

Талантом художника восхищается Гарсиа Лорка: «Он, по‑моему, уникум, и у него спокойствие и ясность суждения в отношении того, что он считает по‑настоящему волнующим. Он ошибается – ну и что? Он живой… Он трогает меня; Дали вызывает во мне такое же чистое чувство (да простит меня наш Господь Бог), как заброшенный в Вифлеемском дворике Иисус‑младенец, под соломой постельки которого уже таится росток распятия».

С февраля по октябрь 1927 года Сальвадор служит в армии. Он публикует поэму в прозе «Св. Себастьян» и разрабатывает эстетическую теорию «Священной объективности».

В начале 1927 года он провел неделю в столице Франции. По собственным словам Дали, его пребывание в Париже ознаменовалось тремя важнейшими событиями – он посетил Версаль, побывал в Музее Гревен и познакомился с Пабло Пикассо: «Меня представил ему Мануэль Анхелес Ортис, гранадский художник‑кубист, ни на пядь не отклонявшийся от путей, проложенных Пикассо. Ортис дружил с Лоркой – у него мы и познакомились. Когда я появился в доме Пикассо на улице Ла‑Боэти, я был взволнован и преисполнен уважения, словно мне предстояла аудиенция у папы. "Я решил сначала прийти к вам, – сказал я, – а потом уже в Лувр". – "Правильно сделали", – отвечал он».

Дали примыкает к сюрреализму, направлению в искусстве, где делается попытка выразить действительное движение мысли словами, рисунком или любым другим способом. Первые сюрреалистические работы Дали – «Кровь слаще меда», «Великолепие руки», «Раскрашенные удовольствия» – датируются 1928 годом.

В том же году Дали пробует себя в кинематографе: совместно с Бунюэлем он делает два ставших уже классикой фильма – «Адалузский пес» (1928) и «Золотой век» (1930). В 1929 году после раскола сюрреалистов Дали становится главой нового центра и организует свою первую выставку в Париже.

Летом того же 1929 года Дали в небольшом городке Кадакесе знакомится с Еленой Дьяконовой (Гала). Инфантильный образ идеальной женщины материализуется, трансформируется в живого человека, женщину из плоти. К тому времени Дали, по своему собственному утверждению, находился буквально на грани безумия. Его состояние сильно влияло на творчество, картины становятся более вычурными и насыщенными всякими странностями.

В 1930 году художник начинает разрабатывать свой «параноидно‑критический метод»: «Это спонтанный метод иррационального познания, основывающийся на критической интерпретации цепочек безумных видений». В качестве синтеза он предлагает – визионерскую живопись, которая в многочисленных деталях сплавляет реальность и сон, человека и природу, так что каждый образ может скрывать в себе другой образ.

Андре Бретон пишет: «Дали подарил сюрреализму инструмент первого порядка, в данном случае параноико‑критический метод, который, как он показал, можно применять одинаково в живописи, поэзии, кино, конструировании сюрреалистических объектов, моде, скульптуре, истории искусств и, в случае надобности, в любого рода экзегезе».

Гала становится своеобразным импресарио Сальвадора Дали. Целыми днями она ходит из галереи в галерею, предлагая его работы, делая все для того, чтобы художника наконец‑то заметили. Именно Гала настояла на том, чтобы художник не терял отношений с сюрреалистами, авторитет которых в парижских художественных кругах был велик.

Зимой 1934 года Дали и Гала поженились во французском консульстве Испании и вскоре уехали в Париж.

Тридцатые годы – время самых дерзких выходок Дали, время, когда он всерьез заявляет о себе на весь мир. Об этом говорят многочисленные картины «Фонтан» (1930), «Настойчивость памяти» (1931), «Остатки автомобиля, дающие рождение слепой лошади, убивающей телефон» (1932), «Призрак Либидо» (1934), «Портрет Гала» (1935), «Эхо морфологии» (1936), «Пылающая жирафа» (1936), «Осенний каннибализм» (1936–1937), «Метаморфозы Нарцисса» (1937), «Сон» (1937), «Изобретение монстров» (1937), «Испания» (1938). Дали не замечает мнимые границы сюрреализма, обогащая его достижениями великих мастеров прошлого, привнося фантастическое видение действительности.

После недолгого пребывания во Франции молодожены отправляются в США. Выставка художника в галерее на Мэдисон‑авеню прошла с огромным успехом, его полотна отлично продавались. Как ни странно, американцам Дали оказался куда ближе, чем консервативным жителям Старого Света. Дали и Гала возвращаются в Европу. Но узнав о том, что началась Вторая мировая война, вновь переплывают океан.

Гала позаботилась о том, чтобы условия для работы ее любимого «маленького Дали» были созданы самые что ни на есть идеальные. Помещение, где он писал свои полотна, было недоступно для жильцов дома, даже для хозяйки Кэрес. Именно тут была создана первая книга художника «Тайная жизнь Сальвадора Дали», вышедшая в 1941 году.

Вскоре его картины приобретает миллиардер Морс. Сразу же после этого – еще одно предложение, более выгодное. Семья Клевеленд решает купить сразу несколько десятков полотен Дали (в итоге в частную коллекцию этих миллиардеров попали 94 картины художника).

Стремясь стать богачом, Дали, по его собственным словам, преследовал цель обрести как можно больше власти. Под влиянием Галы Дали соглашается на любую работу – лишь бы платили. Именно тогда реализовались многие его идеи в области рекламы.

Помимо чисто коммерческих заказов и полотен, которые были на «ура» приняты покупателями, но оцениваются потомками художника, мягко говоря, неоднозначно, Дали в это же время создает целый ряд настоящих шедевров.

Среди них всемирно известное полотно «Сон, вызванный полетом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения» (1944). Художник объясняет: «Впервые средствами живописи было проиллюстрировано открытие Фрейда – типичный повествовательный сон вызван тем, что будит нас. Если на шею спящему падает какой‑то предмет, он одновременно и будит его и подготавливает длинный сон, оканчивающийся гильотинированием; сходным образом жужжание пчелы на картине подготавливает штык, который будит Галу… Лопнувший гранат воплощает весь процесс биологического сотворения. Слон Бернини на заднем плане несет обелиск с папской эмблемой».

Дань «атомной моде» отдана в такой композиции, как «Атомная Леда» (1947). Дали пишет: «Взрыв атомной бомбы в августе 1945 года отозвался во мне сейсмическим толчком. С той поры атом занял в моих мыслях центральное положение. Многие из написанных в тот период картин передают то ощущение безмерного страха, обуявшее меня после того, как я услышал о взрыве. С помощью параноидно‑критического метода я стремился постичь мир, желая понять природу вещей, их скрытых сил и законов, которыми они управляются, для того чтобы подчинить их себе и властвовать над ними. Блистательное озарение – и я понял, что в моем распоряжении имеется необычное оружие, и благодаря ему я и проникну в самое средоточие реальности. Это оружие – мистицизм, то есть глубокое, интуитивное понимание сути, прямая связь со всем, абсолютное видение, дарованное благодатью истины и Божьей милостью».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: