Сделай Сам Свою Работу на 5

Предварительные замечания





1. Невозможно достичь глубины анализа проблемы НИР, если не составить четких представлений о том, как партийно-государственное руководство Советского государства концептуально истолковывало моральный дух армии.

2. Термин «партийно-государственное руководство Советской России, СССР» имеет под собой историческую основу. Правившая в стране (ноябрь 1917 – 1991 гг.) коммунистическая партия фактически превратилась в «партию-государство». Ни один нормативно-правовой акт в период, указанный выше, не принимался без согласования с ее руководящими органами. Более того, отдельные секретные документы ЦК РКП (б), ЦК ВПК (б), ЦК КПСС принимали де-факто силу закона без соответствующего юридического оформления[337].

Итак, партия большевиков пришла к власти на огромном пространстве (шестая часть Земли) 7 ноября 1917 года. Логика революции привела к тому, что Ленин и его соратники, низвергнув Временное правительство, поставили на отвоеванном пространстве точку отсчета нового времени. Под старым миром подводилась черта. Однако в стране братоубийственная Гражданская война с ноября 1917 г. развивалась по восходящей линии. На повестку дня встал вопрос о создании армии Советского государства — армии нового типа. Но ее строительство началось с нарушения принципа преемственности идей в развитии. Правда, вынужденного нарушения. А ведь данный принцип, является, как известно, одним из стержневых в складывании государственности.



Нарушение принципа преемственности в военном строительстве нашло рельефное отражение в принятии (декабрь 1917 г.) советской властью двух декретов — «Об уравнении всех военнослужащих в правах»[338] и «О выборном начале и организации власти в армии»[339]. Они вбили последний гвоздь в гроб старой Русской армии. Однако данные декреты появились не случайно. Бывшая армия императорской России, перманентно разлагавшаяся в период политического режима Временного правительства, к моменту прихода к власти большевиков (ноябрь 1917 г.) продолжала еще существовать де-юре. Но она окончательно потеряла свою боеспособность де-факто[340]. Приняв два декрета, упомянутые выше, советская власть юридически упразднила и без того агонизировавшую старую русскую армию. Но неправильно полагать, что Ленин и его соратники, принимая решения, которые ставили последнюю точку в истории старой русской армии, исходили только из приведенного выше теоретического постулата марксизма. Для принятия радикальных решений в сфере военного строительства у партии большевиков имелся эмпирический материал, накопленный к тому времени в сфере общественно-исторической практики. После 7 ноября 1917 г. в распоряжении советской власти имелись отряды Красной гвардии и различные полупартизанские формирования, в которых действовали войсковые комитеты и институт выборных командиров.



Следовательно, узаконив декретом «О выборном начале и организации власти в армии» такой порядок во всех вооруженных силах, правящая в стране партия большевиков облекла фактически сложившееся положение дел в юридическую оболочку. Видимо, здесь немаловажным фактом явилось то, что отряды Красной гвардии сыграли большую роль в приходе к власти большевиков. Вместе с тем, декрет «Об уравнении всех военнослужащих в правах» упразднил де-юре офицерский корпус старой русской армии.

«Армия как организация олицетворяется в офицерах и унтер-офицерах регулярной армии и прекращает свое существование с их потерей»[341], — писал Ф. Энгельс. С подобной позицией вряд ли станут спорить даже самые ярые противники марксизма[342], так как она прошла солидную апробацию опытом всемирной и отечественной военной истории. Между тем, правящая в стране большевистская партия творчески развила небезынтересный тезис марксизма, сформулированный Энгельсом, и применила его на практике с точностью до наоборот. Советская власть вывела русское офицерство как социальную общность за рамки законодательного поля, создававшегося в рамках формирования новой государственности.



Собственно говоря, новый политический режим, пришедший к власти в России, поставил офицерство как социальную страту вне закона. Генерал М. Д. Бонч-Бруевич одним из первых поступил на службу в РККА и являлся лояльным по отношению к советской власти. Но, в целом, в апологетических мемуарах бывший царский генерал все-таки написал, что такой декрет произвел тягостное впечатление даже на тех офицеров, которые смирились уже было с новой властью. «Человеку, одолевшему хотя бы азы военной науки, казалось ясным, что армия не может сосуществовать без авторитетных командиров, пользующихся нужной властью и несменяемых снизу… генералы и офицеры, да и сам я, несмотря на свой сознательный и добровольный переход на сторону большевиков, были подавлены… Не проходило и дня без неизбежных эксцессов. Заслуженные кровью погоны, с которыми не хотели расставаться иные боевые офицеры, не раз являлись поводом для солдатских самосудов»[343]. Помимо моральных и физических страданий декреты советской власти, упомянутые выше, ставили офицерство в крайне тяжелое материальное положение, особенно в тылу. Офицеров и их семьи лишили всякого содержания, сделав это без всякого предварения. Очевидцы оставили потомкам соответствующие воспоминания: «…Депутация офицерских жен целый день моталась по разным комиссарам с просьбой отменить запрещение выдавать содержание за декабрь; одна из представительниц, жена полковника Малютина, спросила помощника военного комиссара товарища Бриллианта, что же делать теперь офицерским женам, на что товарищ сквозь зубы процедил: “Можете выбирать между наймом в поломойки и поступлением в партию анархистов”», — вспоминал барон Алексей Будберг, одна из заметных фигур Белого движения в Гражданской войне в России[344].

Итак, советская власть поставила русское офицерство, ставшее и без того в революционном 1917 году главным объектом, в который были выпущены основные стрелы социального насилия, в невыносимое положение. Получается, что большевистская партия приступила к созданию новой государственности, уничтожив, в то же время, одну из самых мощных несущих конструкций любого государства — офицерство. У советской власти в лице офицерства, сведенного до положения маргиналов, появилась масса потенциальных врагов. Кроме того, в формировании новой армии властное решение, не вписывающееся в классические политико-правовые каноны государственного строительства, породило серьезные осложнения в закладывании основ новой государственности.

Нельзя не отметить, что короткий промежуток времени большевистская партия не испытала негативных последствий военных реформ, выходивших за пределы здравого смысла, продиктованного опытом всемирной военной истории. Революционные войска, сформированные на базе Красной гвардии[345], добились в ноябре 1917 – январе 1918 гг. больших успехов в борьбе с силами внутренней контрреволюции, в частности в подавлении мятежа Донского атамана А.М. Каледина[346]. Это утвердило руководителей Народного комиссариата по военным делам (Н.В.Крыленко, Н.И. Подвойский и др.) во мнении, что строительство новой армии нового государства можно проводить на принципах выборного начала, наличия войсковых комитетов и. т. д. Между тем, игнорирование исторических закономерностей рано или поздно, но приносит отрицательные результаты. Вот и в нашем случае печальный опыт отражения наступления войск Четвертного союза в феврале 1918 г. показал: в критический момент с 18 по 25 февраля в распоряжении Наркомвоена молодой Советской республики, что были вынуждены признать его руководители, не оказалось «никаких вооруженных сил для сопротивления врагу»[347]. Это несмотря на то, что Ленин, в качестве председателя Совнаркома, подписал 15(28)[348] января 1918 г. декрет об организации Рабоче-крестьянской армии[349]. Ее верховным руководящим органом, согласно декрету, стал СНК[350]

Высшее государственное руководство Республики Советов пришло к твердому убеждению: для спасения революции необходимо создание армии нового типа, и здесь принципы военного строительства, практиковавшиеся при формировании Красной гвардии, неприемлемы. Точно так же и как принципы, на которых строилась армия императорской России, от которых большевистская партия решительно отмежевалась, как было выше показано, на практике, прервав связь времен. Сложившуюся ситуацию хорошо подметил Троцкий. Он писал: дело шло о том, чтобы «смести начисто остатки старой армии и на ее месте строить под огнем новую, схемы которой нельзя было пока еще найти ни в одной книге»[351].

Необходимо подчеркнуть, что большевистское руководство смогло оперативно извлечь уроки из неудачного опыта отражения в феврале 1918г. агрессии Четвертного союза и энергично приступить к созданию армии нового типа, способной обеспечить победу советской власти в разгорающейся Гражданской войне. Началась интенсивная практическая реализация декрета о создании Рабоче-крестьянской армии. Ее отправной точкой можно считать ночь с 3 на 4 марта 1918 г. Тогда Ленин при поддержке Троцкого, сменившего Крыленко на посту народного комиссара по военным делам, принял решение о создании высшего органа военного управления — Высшего военного совета. Ему вменили в обязанность «руководство всеми военными операциями с безусловным подчинением Высшему совету всех без исключения учреждений и лиц»[352].

Представляется важным констатировать, что Ленин, Троцкий скоро избавились от революционного романтизма — наивного желания строить новую армию исключительно на добровольных началах. Это было провозглашено в декрете от 15 (28) января 1918 г., где, в частности, отмечалось: «В Красную Армию поступает каждый, кто готов отдать свои силы, свою жизнь для защиты завоеваний Октябрьской революции, власти Советов и социализма»[353]. Выступая 19 марта 1918 г. на заседании Моссовета, Троцкий особый акцент сделал на том, что надо решить задачу — «наиболее быстро создать сильную армию, не надеясь на восстание европейского пролетариата, армию вполне боеспособную и дисциплинированную»[354]. В плане практической реализации курса на создание сильной, вполне боеспособной и дисциплинированной армии, можно отметить следующие мероприятия советской власти:

— декрет ВЦИК об обязательном всеобщем военном обучении от 22 апреля 1918г.[355];

— отмена выборности командиров. Специальным декретом и о порядке замещения должностей в РККА от 22 апреля 1918 г. взамен выборности командиров вводился порядок, согласно которому командиры взводов, рот и батальонов во вновь формируемых частях рекомендовались на должность местными военными комиссариатами, в боевой и походной обстановке назначались командиром части. Командиры отдельных частей, бригад, дивизий и выше назначались Наркомвоеном с согласия высшего военного совета[356];

— введение первой военной присяги, текст которой составил Троцкий[357];

— первый важный шаг к переходу от добровольного принципа формирования армии к всеобщей воинской обязанности: все граждане, вступившие в РККА, должны были прослужить в ней не менее 6 месяцев. Причем, определялось, что всякий солдат за самовольный уход из рядов армии до истечения установленного срока, «подвергается ответственности по всей строгости революционных законов, вплоть до лишения прав гражданина Советской республики»[358].

И, наконец, как логическое законодательное завершение решения проблемы создания регулярной Красной армии, можно расценивать то, что в мае 1918 г. ВЦИК принял постановление «О переходе к всеобщей мобилизации рабочих и беднейших крестьян»[359]. В этом же месяце все члены партии большевиков специальным постановлением ЦК РКП (б) обязывались «немедленно приступить к обучению военному делу»[360].

Заметим, что общественно-историческая практика показала правильность стратегического курса правящей коммунистической партии на строительство регулярных вооруженных сил молодой Советской республики на базе всеобщей воинской повинности. Если в кратковременный период безраздельного господства принципа добровольчества по состоянию на 20 мая 1918 г. в состав армии удалось зачислить лишь 300 тыс. добровольцев, из которых только 199 тыс. были вооружены, то к началу сентября 1918 г. в рядах Красной армии насчитывалось 550 тыс. человек. В 1919г. численность Красной армии достигла 3 млн человек, а к осени 1920г. — 5,5 млн[361]. Но такие впечатляющие цифры появятся несколько позже. А пока что политические лидеры большевизма каждодневно ощущали, насколько верна вроде бы азбучная истина, что от принятия правильных нормативных актов до их практической реализации — «дистанция огромного размера». Строительство Красной армии на новых основах оказалось сложным делом. Проблема оказалась исключительно многоаспектной.

Ленин как лидер правящей партии большевиков обращает внимание на разработку концепции морального духа Красной армии и его укрепления. Причем, и это принципиально подчеркнуть, концепцию, указанную выше, Ленин разрабатывал в комплексе с тремя крупными проблемами:

1. Общие проблемы военного строительства как составная часть формирования новой российской государственности, аналогов которой еще не имелось в истории мировых цивилизаций.

2. Дальнейшее развитие теории мировой революции.

3. Теоретическое обоснование значимости и выработки основ организации партийно-политической работы в Красной армии.

При этом следует отметить, что проблемы военного строительства, как составная часть формирования новой российской государственности в годы Гражданской войны, у большевистского политического режима постоянно находились в числе приоритетных. Так, на заседании Политбюро ЦК РКП (б) 19 декабря 1918 г. среди обсуждавшихся вопросов 8 являлись военными. В том числе о порядке выделения партийных работников на фронт, о Дисциплинарном уставе Красной армии и др.[362]

Относительно дальнейшей разработки Лениным теории мировой социалистической революции следует отметить, что она являлась одной из несущих опор марксизма-ленинизма в большевистском его измерении. Разработка теории мировой революции имела непосредственное отношение к военному строительству, а следовательно, и к проблемам морального духа Красной армии.Подчеркнем, что к моменту прихода к власти (ноябрь 1917г.) в арсенале РСДРП (б) в лице ее лидеров имелось единство не только взглядов на развитие мировой революции, но и примерно одина­ковая оценка потенциальных возможностей трудящихся наиболее развитых стран в свершении революционных преобразований в своих государствах[363]. В то же время реалии 1917 – 1920 гг. заставили Ленина стать чуть-чуть осторожнее в прогнозах о скорой победе мировой революции. Уже в апреле 1918г. он признавал: «... наше международное положе­ние такое критическое, что мы должны напрягать все силы, что­бы продержаться как можно дольше, пока зреет западная револю­ция, зреющая гораздо медленнее, чем мы того ждали и желали...»[364].

В то же время, некоторая осторожность в оценках не мешала Ленину в 1918г. из месяца в месяц в своих выступлениях и статьях говорить о приближающихся социалисти­ческих революциях в разных странах[365]. Случались и скоропали­тельные выводы. Например, о том, что германский империализм уже рухнул[366]. Много надежд возлагал Ленин в данной связи на то, что 21 марта 1919г. провозгласили Венгерскую социалистическую республику. Вроде бы был сделан первый практический шаг к воплощению ленинской мечты о мировой революции[367]. И все же прагматизм восторжествовал. К концу 1919г. Ленин признал, что «развитие революции в более передовых странах оказалось гораздо более медленным, гораздо более трудным, гораздо более сложным»[368], чем предполагалось прежде. Это был откровенный и мужествен­ный шаг.

Идея мировой революции в проблеме укрепления морального духа Красной армии оказывала самое сильное влияние на патриотическое и интернациональное воспитание бойцов и командиров РККА. Н.А.Бердяев был, безусловно, прав, когда подметил уникальную специфическую особенность коммунистических идей российской со­циал-демократии. Он писал: «Русский коммунизм трудно по­нять вследствие двойного его характера. С одной стороны он есть явление мировое и интернациональное, с другой стороны явление русское и национальное»[369].

Между тем, мне представляется важным констатировать следующее: при всей важности общих проблем военного строительства, дальнейшего развития теории мировой революции, Ленин уделял особое внимание (в плане обоснования концепции морального духа бойцов и командиров Красной армии) именно проблеме теоретического обоснования значимости и выработки основ организации партийно-политической работы в Красной армии.

Еще до прихода к власти, в 1906 г., Ленин писал: «Развитие сознания масс остается, как и всегда, базой и главным содержанием всей нашей работы»[370]. Будучи лидером политического режима в экстремальных условиях Гражданской войны, основатель Советского государства остался верен своим теоретическим позициям, высказанным до революции 1917 года. Он говорил в 1920 году, что чем глубже преобразование, которое хочет провести правящая партия большевиков, тем «больше надо поднять интерес к нему и сознательное отношение, убедить в этой необходимости новые и новые миллионы и десятки миллионов»[371].

Относительно значения партийно-политической работы в армии известна четкая позиция Ленина: там, где наиболее заботливо проводится политработа в войсках, там тверже их дух и крепче дисциплина[372]. По нашим подсчетам, в военной переписке Ленина за 1918 – 1920 гг. имеется свыше 70 писем, телеграмм и записок членам Реввоенсоветов фронтов и руководящим партийным работникам, находившимся на фронтах Гражданской войны, в которых он прямо или косвенно поднимает проблемы политической работы[373].

Ленин постоянно требовал от партийных функционеров четче проводить в войсках партийно-политическую работу, оказывать ей постоянное внимание. Запрашивая сведения о состоянии войск, их боеспособности, он обязательно напоминал: «Следите за политработой, не ослабляйте политработы»[374]. Причем, вся политработа, по оценке большевистского вождя, должна вестись не абстрактно, не в стиле академических лекций, а конкретно, живо, и самое главное — в гуще красноармейцев. Тогда будет обеспечена эффективная обратная связь. Он говорил С.К. Тимошенко, будущему маршалу Советского Союза, что необходимо опираться на бойцов. «Они всегда подскажут. Главное быть среди бойцов, в массе»[375].

Разрабатывая концепцию морального духа Красной армии и его укрепления, Ленин исходил из данной им четкой методологической посылки: «Во всякой войне победа, в конечном счете, обусловливается состоянием духа тех масс, которые на поле брани проливают свою кровь»[376].

Мы не случайно привели данную цитату в качестве эпиграфа именно к данной главе монографии. Она действительно стала хрестоматийной, а в советские времена — еще и плакатной. Но вряд ли стоит ставить под сомнение правильность ленинского высказывания только по тем основаниям, что сегодня идет процесс переоценки личности и деятельности большевистского лидера и основателя Советского государства. Позиция Ленина нашла подтверждение в общественно-исторической практике. Например, в величии подвига советского народа, победившего германский фашизм. А простейший текстологический анализ цитаты Ленина свидетельствует, что для большевистского лидера значимо понятие «дух масс».

Массы в понимании Ленина — не абстрактная величина. Не те массы, о которых говорят на митинге, или «массы», фигурирующие в политическом лозунге. Массы в ленинском изречении понимаются конкретно. Это те массы, что «на поле брани проливают свою кровь». Ясно, что понятие «дух» — чрезвычайно разнообразно трактуемое. Но для большевистского вождя оно связывается именно с моральными аспектами готовности бойцов и командиров РККА биться за победу над мировой буржуазией не щадя жизни. Не случайно, основатель Советского государства, судя по воспоминаниям С.И. Аралова, видного большевистского военно-политического работника, выступая перед военными комиссарами, убывающими на фронт, сказал, что они должны поднять дух красноармейцев и на этой основе объединить их для достижения победы над врагом[377].Нельзя также не заметить, что понятие «масса» — довольно объемно как в количественном, так и в качественном выражении. Следовательно, концепция морального духа Красной армии и его укрепления в большевистском измерении априори являлась многоаспектной.

Необходимо акцентировать особое внимание на том, что большевистский лидер понимал: в основание концепции морального духа Красной армии должно быть положено доведение до ума и сердца комбатантов целей и задач, которые достигает советская власть в Гражданской войне. «Один прусский монарх в XVIII веке, — писал Ленин, — сказал умную фразу: «Если бы наши солдаты понимали, из-за чего мы воюем, то нельзя было бы вести ни одной войны». Старый прусский монарх был неглупым человеком»[378]. Что тут можно возразить?!

Ленин, следуя постулату Маркса о том, что цель, «для которой требуются неправые средства — не есть правая цель»[379], приложил максимум усилий для обоснования справедливого характера Гражданской войны со стороны советской власти. Показывал благородство цели, преследуемой большевиками. Уже провожая в бой первые эшелоны социалистической армии 1(14) января 1918 г., Ленин, говоря о характере и назначении армии нового типа, подчеркивал, что эта армия предназначена для того, чтобы оберегать завоевания революции, народную власть, «весь новый истинно демократический строй от всех врагов народа»[380].

Характерно, что в первое время большевистский вождь строил доказательства справедливости борьбы Красной армии исходя из того, что законодательно был закреплен ее принципиально новый характер в качестве вооруженной силы государства. Анализ декрета об организации РККА позволяет заключить, что Красная армия, по замыслу ее создателей, имеет существенно отличающуюся социальную природу и историческое назначение, так как является армией социалистического государства. В отличие от старой армии, которая, по большевистской оценке, служила орудием классового угнетения трудящихся буржуазией, новая армия имела предназначение стать оплотом советской власти и состоять из наиболее сознательных и организованных элементов трудящихся, готовых отдать свои силы, свою жизнь для защиты завоеваний Октябрьской революции[381]. Налицо классовый подход к оценке событий и явлений, которому так сильно были привержены Ленин и его соратники.

Плюс — серьезное отличие в том, что Красная армия в начальный момент формировалась как добровольная[382]. Характерно, что Ленин никогда не стеснялся свого ошибочного революционного романтизма — желания строить армию на основе принципа добровольчества. Он считал это нормальным историческим опытом. «Мы шли от опыта к опыту, — говорил Ленин, — мы пробовали создать добровольческую армию, идя ощупью, нащупывая, пробуя, каким путем при данной обстановке может быть решена задача. А задача стояла ясно. Без вооруженной защиты социалистической республики мы существовать не могли»[383].

Но и после введения всеобщей воинской повинности правящая большевистская партия не отказалась от принципа классового подхода в строительстве Красной армии. Более того, классовый подход закладывался в основу военного строительства на долгосрочную перспективу. Так, в Программе Российской Коммунистической партии (большевиков), принятой на VIII съезде РКП (б) в 1919 году[384], в разделе «В области военной»[385] ставится задача создания новой армии и подчеркивается следующее. Красная армия, как орудие пролетарской диктатуры, должна по необходимости иметь «открыто классовый характер», т.е. формироваться «исключительно из пролетариата и близких ему полупролетарских слоев крестьянства»[386].

Однако декларированная ставка на пролетариат в формировании Красной армии, получившая обоснование даже в приоритетах названия вооруженных сил молодой Советской Республики (Рабоче-крестьянская Красная армия), изначально исторически выглядела несостоятельной. Даже с количественной точки зрения. В 1917 г. число рабочих крупной промышленности составляло около 2% от всего населения, а с учетом транспортных рабочих — около 2,5%[387]. В целом, в годы Гражданской войны удельный вес рабочих в Красной армии и флоте составлял 14,8%, а крестьян — 77%[388]. Более того, в составе командных кадров РККА превалировали крестьяне: из 217 тыс. человек на конец 1920 г. они составляли 67,3%, тогда как рабочие всего 12%. Среди лиц среднего, старшего и высшего командного состава насчитывалось 17,2% рабочих и 48,5% крестьян[389]. Плюс — 12 тыс. бывших белых офицеров, насчитывавшихся в кадрах РККА[390]. Такие цифры идут явно вразрез с позицией Троцкого, озвученной им в качестве председателя РВСР на 7 Всероссийском съезде Советов в декабре 1919 г. Он объяснял делегатам съезда, что Красная армия — это не «общенародная» и не «общенациональная», а «армия трудящихся классов, которые борются за пересоздание всего общественного строя»; она отражает общий режим, характеризующийся «политическим господством рабочего класса, опирающегося на широкие массы крестьянской бедноты и трудового крестьянства»[391].

Полагаем, что правившей партии большевиков удалось осуществить доказательство справедливости цели и задач Красной армии в Гражданской войне простым и доступным для понимания бойцов и командиров языком. И это был, не без преувеличения сказать, исторический успех.

Однако доказательство справедливости цели и задач Красной армии в Гражданской войне — необходимое, но далеко недостаточное условие того, чтобы концептуальное видение проблемы морального духа Красной армии и его укрепления в большевистском измерении приобрело достаточно стройную форму, наполненную конкретным содержанием, что можно было бы реализовывать на практике. Поэтому в концептуальное видение органически вписались позиции, связанные с темой патриотизма.

Не станем вступать в полемику с многочисленными публицистами 1909-х гг. XX в., которые пытались доказать, что якобы большевики не были патриотами России. Это легковесный политизированный взгляд в духе социального заказа определенных политических сил. Современный уровень накопления знаний свидетельствует: лидеры большевиков хорошо осознавали, что государство сильно идеей, объединяющей нацию в одно целое. А в условиях Гражданской войны для правящей элиты в Советской России злободневно звучала глубокая мысль Энгельса о том, что национальный энтузиазм «имеет огромное значение для борьбы»[392].Для Ленина, например, существовало понятие «социалистическое Отечество». Причем, в ленинской концепции патриотизм неразрывно связан с интернационализмом[393], что естественно, с точки зрения общечеловеческих ценностей, ибо любовь к Родине, своему народу несовместима с ненавистью к другим народам и странам. Тем более, теоретическая посылка марксизма-ленинизма о единстве патриотизма и интернационализма нашла практическую реализацию с первых дней советской власти. Уже в Декларации прав народов России, принятой 2 (15) ноября 1917г., провозглашались равенство и суверенность народов России, отменялись все и всякие национальные привилегии, гарантировалось свободное развитие всех меньшинств[394].

Данные принципы национальной политики легли в основу строительства Красной армии. По-другому и быть не могло. К концу Гражданской войны в Красной армии, по данным политуправления при РВС Республики, насчитывалось: русских — 77,6%; украинцев — 13,7 %, белорусов — 4%; других национальностей — 4,7% и 250 тыс. воинов-интернационалистов, граждан зарубежных стран[395].

Но Ленин и соратники понятие интернационализма сузили, взяв его в жесткие рамки «пролетарского интернационализма», тесно увязав с победой мировой революции. Так, Троцкий, выступая 28 июля 1919 года на собрании партийных работников в Пензе, отмечал хорошие перспективы мировой революции[396]. Он, повторим еще раз, фанатично верил в идею мировой революции. Выступая, например, на заседании Московского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, говорил, что при помощи Красной армии большевистский политический режим будет не только защищаться и обороняться сами, но «сможем содействовать борьбе международного пролетариата»[397].

Троцкий вообще рассмат­ривал Красную армию не только как защитницу советских респуб­лик, но и как «Красную Армию III Интернационала»[398]. Причем, идея, что Красная армия призвана воплощать в жизнь идею мировой революции, у Троцкого доминировала буквально с первых дней создания вооруженных сил Республики Советов. В марте 1918 г. он заявил: Красная армия должна отвечать духу советского режима, уметь обороняться и содействовать мировой революции[399]. В данной связи особенно подчеркнем, что фанатичная вера Троцкого, «демона русской революции», в идею мировой революции, все время толкала его к практическим делам. Так, 5 августа 1919 года он представил в ЦК РКП (б) секретную записку, в которой обосновал выступление частей Красной армии через Туркменистан и Афганистан на Индию для разжигания пожа­ра мировой революции в колониальных странах[400].

Своеобразное понимание патриотизма как любви к социалистическомуОтечеству и слияние его с пролетарским интернационализмом (помощью рабочему классу всего мира в свержении правящих эксплуататорских режимов) привело большевистских лидеров к осознанию необходимости в сильной армии с крепким моральным духом. Между тем, узкоклассовый подход нес серьезные изъяны в концептуальных построениях, в частности, и в концепции морального духа Красной армии и проблем его укрепления в годы Гражданской войны.

Ленин, Троцкий, другие большевистские военно-политические деятели осознавали: каждая страна нуждается в собственных вооруженных силах и отводит им определенное место в политической жизни. Задача армии — защита национальных интересов, суверенитета или олицетворение символа этого суверенитета. Вот почему основатель Советского государства разработал учение о «защите социалистического Отечества», представлявшее собой комплекс мероприятий по «обороне победившего пролетариата против буржуазии других стран»[401]. Ленин неоднократно подчеркивал, что «именно в интересах «укрепления связи» с международным социализмом обязательно оборонять социалистическое отечество»[402]. Поэтому большевистский лидер утверждал, что его политический режим — безусловно, сторонники защиты Отечества. А защищать его призвана твердая и крепкая армия[403].

Аксиоматично: армии вне политики не существует. Из бойцов и командиров Красной армии необходимо было сделать патриотов социалистической России. «Нам необходима советская армия, т.е. такой военный организм, который отвечал бы общей природе рабочей и крестьянской власти», — писал Троцкий[404]. Своеобразие Советского государства как изначально государства, где партия сосредоточила в своих руках всю полноту власти в форме диктатуры, сказалось и здесь.

В концепции морального духа армии и его укрепления заняло свою нишу соответствующее теоретическое обоснование значимости воздействия на сознание бойцов и командиров в плане воспитания у них чувства глубокого патриотизма, которое необходимо проводить сугубо с позиций правящей партии большевиков в системе партийно-политической работы. Недаром Троцкий в своих воспоминаниях пишет: «Политическая и организационная работа моя по созданию армии целиком сливалась с работой партии»[405].

Исторический опыт показывает: правящей большевистской партии удалось органически вписать в канву концепции морального духа Красной армии и проблем его укрепления тему патриотизма, патриотического и интернационального воспитания бойцов и командиров РККА. У Ленина имелись основания утверждать, что патриотизм рабочих и крестьян был лучшим революционным патриотизмом, без которого не удалось бы добиться защиты Советской республики[406]. Анализ источников и литературы позволяет заключить: Ленин, другие большевистские лидеры вырабатывали концепцию морального духа Красной армии и его укрепления в тесном диалектическом единстве с теоретическим обоснованием значимости и выработкой основ деятельности по дальнейшему укреплению воинской дисциплины и правопорядка.

По нашим подсчетам, Ленин более чем в 100 своих произведениях, статьях, письмах, телеграммах, записках поднимал те или иные аспекты вышеозначенной проблемы[407]. Кроме того, помимо теории, основатель Советского государства внес значительный вклад и в решение практической стороны дела, разработав и обосновав основные направления, формы, методы, средства укрепления воинской дисциплины и правопорядка в войсках и на этой основе — подъема их морального духа. Только за годы Гражданской войны он более 210 раз выступал на массовых собраниях и митингах, более 40 раз — перед войсками московского гарнизона[408].

Между тем, в обилии ленинских трудов по вышеозначенной проблематике особое место следует отвести знаменитой речи большевистского лидера по военному вопросу, которая была произнесена им на закрытом пленарном заседании VIII съезда РКП (б) 21 марта 1919 г. Ее текстологический анализ[409] позволяет заключить: Ленин — убежденный противник партизанщины в управлении Красной армией, поборник крепкой воинской дисциплины и правопорядка. «Без дисциплины железа, без дисциплины, осуществляемой, между прочим, пролетариатом, над средним крестьянством, ничего сделать нельзя»[410], — вот главная идея речи Ленина по военному вопросу на VIII съезде РКП (б). Причем, и это принципиально отдельно констатировать, Владимир Ильич верен классовому подходу к определению сущности воинской дисциплины. Она — производное от диктатуры пролетариата.

Исследование процесса выработки Лениным концептуальных основ решения проблемы укрепления морального духа Красной армии, привело нас к небезынтересному, по личностной оценке, заключению: у вождя большевизма боролись две взаимоисключающие тенденции, которые причудливым образом переплелись и вошли в диалектическое единство:

— первая тенденция — построение концепции морального духа Красной армии и проблем его укрепления на основе доминанты принуждения, репрессивных мер как естественного хода событий, детерминированного конкретно-исторической обстановкой;

— вторая тенденция— приоритет в определении сущности и содержания концепции морального духа Красной армии и проблем укрепления доминанты убеждения, апеллирования к пролетарской сознательности, критике недостатков.

Первая тенденция на могла не появиться, ибо Ленин, верный последователь Маркса и Энгельса, — апологет теории и практики диктатуры пролетариата. Он глубоко усвоил постулаты, высказанные в данной связи классиками марксизма-ленинизма: акт насилия — акт политический, насилие есть только средство, «целью же является экономическая выгода» (Энгельс)[411]; необходимо подавлять сопротивление свергнутых эксплуататоров в переходный от капитализма к социализму период. «…Покуда существуют другие классы, особенно класс капиталистический, — писал Маркс, — покуда пролетариат с ним борется (ибо с приходом пролетариата к власти еще не исчезают его враги, не исчезает старая организация общества), он должен применить меры насилия, стало быть правительственные меры…»[412].

Но Ленину, признанному вождю большевизма, в отличие от его идейных вдохновителей[413], история предоставила шанс не только теоретически развить постулаты марксизма о насилии и диктатуре пролетариата, но и настойчиво проводить их в жизнь[414]. Причем, в экстремальных условиях Гражданской войны, войны безумно жесткой, братоубийственной. По-другому и быть не могло. Культ насилия в решении любых проблем сложился в условиях, когда РКП (б) в 1918 г. установила диктатуру одной партии. А вернее диктатуру партийно-государственной бюрократии.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.