К теме «Профессиональная и гражданская журналистика»

Суд в песочнице

Суд истории не имеет конца: люди всегда будут оценивать исторические явления по тому, как они отразились на их собственной судьбе. Меняя это мнение в зависимости от того, какой бок отлежали. Окончательной формой исторического оправдания может сделаться лишь забвение. А в промежуточных инстанциях прокурор и адвокат никогда не придут к согласию. Ибо за мнениями стоят интересы, а полное их согласие возможно лишь на кладбище, как выразился один исторический деятель, сумевший подчинить интересы миллионов единой воле.

Оттого-то в недавней телепередаче "Суд времени", посвященной проблеме гласности, я больше был восхищен не прокурором и адвокатом, хорошо знавшими свое дело, а мнением, да, мнением народным. Ибо лично я не в силах даже понять обсуждаемый вопрос "Гласность - путь к подлинной свободе или информационная война?". Поскольку не представляю, что такое "подлинная" свобода.

Если это полная свобода, то ее никак нельзя противопоставить войне: полная возможность каждому следовать своим интересам неизбежно ведет к их столкновению. В котором слово превращается в оружие. Поскольку, вопреки Бродскому, не человек и даже не поэт - орудие языка, а язык, даже самый длинный, всегда был и будет орудием человеческих интересов.

Проще всего было обличать противников гласности в историческом контексте посткрымского подъема средины XIX века: те, кто успел достаточно накрасть, возмущались неуважением печати к праву собственности, мастера палки возмущались неуважением начал гуманности, профессиональные лжецы негодовали на тенденциозность, а люди, еще недавно одни имевшие возможность ездить за рубеж, посрамляя там русское имя, волновались, что скажут о нас за границей. И все же я понимал, что у противников гласности есть свои резоны: ваша "правда" одного мздоимца обличит, зато десятеро, ее начитавшись, сами брать начнут, чтоб не оказаться дурней других; солдатам перед боем нужно внушать, что смелого-де пуля боится, смелого штык не берет, а не пророчить, что половину вас перебьют, а половину перекалечат...

Если отойти от естественного желания победить в информационной схватке, мало кто усомнится, что свободу слова можно использовать как в мирных, так и в военных целях - это типичная продукция двойного назначения. Спорить обычно начинают о практических мерах: вводить цензуру - не вводить цензуру, кто должен отличать злоупотребления свободой слова от благоупотреблений - чиновник или профессиональная этика и кто будет сторожить сторожей и воспитывать воспитателей, и, кажется, никто не замечает, что это спор без хозяина. Во власти которого положить конец свободе слова, не спрашиваясь ни у государства, ни у профессионального сообщества, - это тот слушатель, в чьей власти в любую минуту повторить царственный жест Ахматовой: "Но равнодушно и спокойно руками я замкнула слух".

Свобода нашего слова заканчивается у чужого уха. Самым неумолимым способом нежелательную информацию отфильтровывает ее потребитель, отказываясь покупать раздражающую газету или выключая раздражающую программу. Попутно вылавливая информацию желательную из намеков, обмолвок, слухов, сплетен - и тиражируя ее с прибавлениями.

Когда российская публика желала слышать звон герценовского "Колокола", он и в нелегальном статусе расходился тысячными тиражами. А когда публика к нему охладела, перестал расходиться и сотенными. Причем у Александра Ивановича хватило мужества не валить свое поражение на чинимые государством препоны: контрабандным шелковым чулкам эти препоны удавалось преодолевать вполне успешно.

В прошлом году мне случилось выступить на семинаре по российской публицистике не то в Сорбонне-5, не то в Сорбонне-10. Звучит примерно как Ватикан-6, но все равно довольно шикарно, однако на деле это была небольшая аудитория, где расположились с десяток милых девушек, все до одной российского происхождения - настолько огромен интерес к нашей публицистике ("Европа нам поможет"). Первое, о чем меня попросили рассказать, - как в России подавляется свобода слова. И я со стыдом был вынужден признаться, что никакого понятия об этом не имею. Сам я печатаю решительно все, что хочу, и хуже того: петербургский журнал "Нева", где я около десяти лет тружусь в качестве заместителя главного редактора, тоже печатает что хочет. Увы, не было ни единого случая, когда нам кто-то что-то бы запретил или хотя бы намекнул - я бы чувствовал, что работаю недаром: мы сильны, нас боятся!

Ветераны журнала и через двадцать лет с гордостью вспоминали, как они пробивали "Белые одежды" Дудинцева - писали Горбачеву, потом журнал рвали из рук, тираж взлетел под миллион, и если бы не происки партократии, взлетел бы еще выше!..

А между тем мы и сейчас печатаем вещи, которые двадцать лет назад были бы сенсациями, однако они находят отклик только в среде особой "толстожурнальной" публики, которой власть предоставляет полную возможность предаваться в своей песочнице самым смелым изыскам и поискам.

То есть свобода слова опять-таки наиболее неумолимо регулируется не войском, нет, не польскою помогой, а мнением; да! мнением народным. Советская власть имела полную монополию на вещание, и это лишь ускорило ее превращение в предмет издевок и пародирования. И так будет с каждым, кто покусится на право миллионных масс слышать то, что несет надежду, и не слышать того, что сеет безнадежность, слышать то, что возвышает, и не слышать того, что унижает.

А порассуждать, кто за них будет что-то решать - интеллигенция или власть, - почему бы и не порассуждать, у нас в песочнице свободного времени много.

3 февраля 2011, 13:45 | Александр Мелихов

Вечный бой и конский топ

В публичной сфере мы и впрямь смахиваем на публичный дом - на авансцене дамы полусвета, лакеи и шуты, в глаза ударяют топовые новости: драка, взятка, поп-звезда рассталась с бойфрендом. И вечный бой... И конский топ... Ведь плохие (гадкие) новости лучше продаются?.. Вряд ли. Лучше продаются их распространители, а люди, которым предстоит бой, стараются переодеться в чистое. Сегодня же ощутить себя чистым можно лишь в одиночку, и в итоге едва ли не каждый достойный человек чувствует себя последним солдатом в брошенном окопе. Хотя таких солдат у нас минимум Финляндия.

Финская ассоциация помощи людям с детским церебральным параличом и свела меня с двумя матерями-героинями: финны давно, в рамках специального проекта, возят к себе в гости "колясочников" - знакомить со своими стандартами. И две наши вполне просвещенные мамы были поражены, что самые тяжелые дэцепэшники не обречены на пожизненное домашнее или интернатное заточение, их регулярно привозят в центр дневного пребывания, а "просто колясочники" в вечерних кафе чуть ли не каждый пятый. Ну а меня поразили эти мамы с сыновьями.

Светлана - беленькая, в очках, с виду девочка-отличница - историю своего несчастья рассказывает как выученный урок, чтобы не плакать. В 92-м на Крайнем Севере ее мужа-офицера застрелили дезертиры. А через несколько лет, на даче, неудачно нырнув, сломал шею 16-летний сын Боря. Местная "скорая" отказалась - не довезем, питерская тоже - не их район, выручила платная. Был выходной, пока разыскивали хирурга, парень начал отходить, и мать собственным дыханием вернула его к жизни. И с тех пор борется за его способность двигаться. Правда, "когда нам исполнилось восемнадцать", стали платными процедуры, которые за день до того делали бесплатно. "Локомат", "Армео", без запинки перечисляет она медицинские аппараты, пятнадцать минут, сорок минут, три тысячи, полторы тысячи...

На самые дорогие операции, спасибо, до сих пор скидываются армейские отцовские друзья. Каждая процедура - новое сражение, но отчаяния незаметно ни в ней, ни в сыне. Он уже одним пальцем может работать на компьютере; мог бы учиться компьютерному делу, но не удается найти бесплатное дистанционное обучение. Тем не менее обсуждать какие-то законодательные проблемы "колясочников" его мать не желает: эти разговоры лишь обостряют чувство бессилия.

Зато благодаря друзьям Борис почти никогда не остается один, они и возят его на процедуры, и переодевают, выгуливают - а сначала даже не хотел показываться на люди. Теперь же спокойно ездит с парнями на шашлыки. И об этом будничном рыцарстве, если б не Финляндия, я бы тоже никогда не узнал, так и слышал бы одни выкликания о бездуховности нашей молодежи, о наркоманах и брошенных детях...

Никогда бы я не узнал и про вторую маму, инженера-металлурга Ольгу, подчинившую всю свою судьбу прелестному Саше, от рождения пораженному ДЦП. Ольга тоже избегает крупномасштабных разговоров о проблемах инвалидов, хотя на любую другую тему готова говорить и умно, и остроумно. Вот чего мы добились пропагандированием мерзостей и замалчиванием подвигов: благородные люди сторонятся того, в чем могли бы обрести поддержку, - эмоциональной связи со своей страной.

Но упрятывая с глаз долой из сердца вон своих соотечественников, где-то за кулисами ведущих одинокую борьбу, каждый из нас тоже остался один на один со всякой нежитью, в когтях разрушительной иллюзии, будто он и его друзья - последние приличные люди в своем отечестве.

Финские журналы для женщин постоянно печатают интервью с бизнес-леди и "звездами" - как они помогают обойденным судьбой и какое удовлетворение им это приносит. У нас же можно прочесть, похоже, только об их сексуальном удовлетворении. Глянцевый презерватив гламура, отделив своих читателей от мира несчастий и страданий, отделил их и от подвигов. Не оставив им ничего духоподъемного на тот вполне вероятный случай, если меч не ДЦП, так ДТП падет и на их шею.

Полезнее читать о страданиях, пробуждающих героизм, чем прятать то, что спрятать невозможно.

7 мая 2010, 11:08 | Ирина Петровская

Прославленные ублюдки

Этот сюжет показали в минувшую среду почти все новостные программы: в Петербурге вынесен приговор двум молодым каннибалам, которые убили и съели свою шестнадцатилетнюю подружку. Они получили серьезные сроки, но, по свидетельству корреспондентов, присутствовавших в зале суда во время оглашения приговора, удовлетворенно переглянулись. Их товарищи, поддерживавшие убийц и людоедов во время судебного процесса, также высказали удовлетворение приговором: мол, боялись худшего. Позируя перед телекамерами, эти молодые люди специфической внешности (серьги и кольца в носу, ушах, губах, жуткий грим на лице, всклокоченные волосы разнообразных оттенков, черные одежды в заклепках) держались победительно. Комментировавшая этот процесс женщина в погонах отметила, что осужденные не проявили ни грана раскаяния, а свой жуткий поступок объяснили... неодолимым чувством голода.

Примерно неделей раньше дикое преступление в Питере обсуждали в ток-шоу Андрея Малахова "Пусть говорят". В зале - те же раскрашенные юноши и девушки, скептически ухмылявшиеся во время обсуждения кошмарных подробностей произошедшего. На диванах в качестве "героев" - бабушка убитой девочки, ее подружка, мать одного из отморозков, брат другого, их экзотические подруги.

В креслах - эксперты: адвокат, педагог, депутат, психиатр, артистка. Всем интересно, как именно это произошло: они сначала ее убили, а потом зажарили и съели, или девочка каким-то неведомым образом убилась сама, а парни лишь попытались убрать улики? Да и тема программы сформулирована не без претензии на остроумие: "Гот назад". "Готы" это убийцы, исповедовавшие идеологию готов. А год назад они убили и съели девушку. Игра слов, видите ли.

Мать одного из каннибалов убийственно спокойна: "Он не мог этого сделать. Я православный человек и ребенка воспитывала в вере. Девочки сами вешались на мальчиков, а они называли их "мясом" и употребляли по отношению к ним слово "есть". Не в прямом смысле, а в переносном - поесть свежего мяса, которое они еще не употребляли. Мальчики предпочитали экстремальный секс - для усиления ощущений сначала придушивали девочек. Возможно, в этот раз произошел несчастный случай, и они испугались. Но мой в это время сидел за компьютером..."

Подружка уродов тоже их защищает: ну, выпили ребята, потом не помнили, как и что случилось. Их пристрастие к "экстремальному сексу" ее нисколько не смущает: "Меня он тоже придушил немножко, но не со зла".

Никто не смущается, не прячет глаза, не приносит соболезнований бабушке. Они, пожалуй, даже чувствуют себя героями - их показывает телевидение, сам "Первый канал", к ним обращается сам Малахов.

Один из экспертов на вопрос Малахова, следует ли запрещать субкультуру готов, к которой принадлежат каннибалы, ответил осторожно: мол, запрещать ничего не надо, но надо понять этих ребят. Возможно, им в детстве не хватило внимания и любви родителей, вот они и отдалились, выбрали свой путь. В то же время популяризация подобных субкультур опасна - в молодом возрасте самые дикие идеи бывают заразительны.

А Малахов, уходя на рекламные паузы и вновь возвращаясь после них в студию, раз за разом повторяет подробности жуткой истории. К ним добавляют деталей следователи. Звучат слова "противень, картошка, приправа, внутренности..."

Напомню: ток-шоу "Пусть говорят" выходит в самый что ни на есть прайм-тайм, когда у экрана за ужином собираются и старые, и малые. Они уже привыкли, что в программе обязательно будет что-нибудь "жареное". Но чтобы до такой степени буквально...

Зрители привыкли также, что истории, представленные в программе "Пусть говорят", непременно шокируют: здесь показывают детей-маугли, их родителей, потерявших человеческих облик, милых девушек, ради научного интереса убивающих животных, на худой конец, избитую мужем до потери сознания телезвезду, которая делится своей бедой со всей страной.

Несть числа человеческим порокам, и у всех у них есть шанс быть прославленными в программе Андрея Малахова. И на каждую найдется с десяток экспертов, готовых с жаром обсуждать увиденное и услышанное. А что тут обсуждать? Что человеческое сообщество состоит из некоторого количества моральных уродов? Но почти всегда в студии находятся не только их обвинители, но и их горячие адвокаты, оправдывающие эти уродства тяжкими условиями жизни и сложившимися не по вине "героев" обстоятельствами. И моральные уроды, сидя на гостевых диванах, приободряются, распушают хвосты - им лестно, что они в центре внимания, им лестно, что их защищают известные в стране люди. Некоторым только того и надо, чтобы прославиться любой ценой. К тому же иногородним еще и дорогу в оба конца оплатят, и, возможно, дадут какой-никакой гонорар.

Так создается порочный круг: редакторы в разнообразных изданиях, специализирующихся на публикации шокирующих материалов, добросовестно ищут все новые и новые истории, способные поразить мир. "Герои" с готовностью светятся перед телекамерами. Эксперты используют любую возможность, чтобы показаться в телевизоре и заявить о себе. А зрители, привыкшие к перманентному шоку, хотят еще погорячее, еще пострашнее. Этим и объясняется неизменно высокий рейтинг программы "Пусть говорят", заметно падающий, когда здесь изредка заводят разговор на спокойные социальные или культурные темы.

Аномалии благодаря ТВ начинают восприниматься как норма. Чувство ужаса уступает место любопытству и элементарному зоологическому интересу. Сострадание заменяется равнодушием. Кто-то, насмотревшись кошмаров, засыпает успокоенным: "Моя жизнь все-таки не так ужасна, как только что показанная". Кто-то воспринимает увиденное как пример для подражания - ведь у нормальных людей, ведущих обычный образ жизни, никаких способов заявить о себе и прославиться сегодня нет, а у ублюдков - пожалуйста!

Я не к тому, чтобы вводить цензуру. Я к тому, что не все человеческие пороки следует тащить на экран. В учебниках по психопатологии и криминалистике наверняка полно историй, от которых у нормальных людей волосы встанут дыбом, но это не значит, что их следует популяризировать и экранизировать. Иначе человеческое сообщество окончательно утратит представления о добре и зле, о норме и патологии, как утратили эти представления "герои", защищающие каннибалов в программе "Пусть говорят".

11 ноября 2010, 10:37 | Елена Яковлева, редактор отдела "Общество" "Российской газеты", в "Известиях" - 1992-2003 гг.

Жизнь навылет

"Российская газета" вышла в свет, когда время принадлежало всем, кто чего-то хотел или ждал.

Вся ее биография - 20 лет, но это рубеж веков. На рубеже прощаются со старым и ждут нового. Некрасивые, честные тру-женицы-племянницы повторяют дядям Ваням всех времен: мы увидим небо в алмазах.

Иногда мы смотрим на время, как на дело. То есть ждем от него "эффективности". Измеряя ее сбывшимися мечтами. Конечно, личными. Но а уж когда личные мечты легко складываются в общую, общество верит в себя и по-своему счастливо.

В 1990-м, как раз в такие времена, моя вернувшаяся из Голландии подруга-журналистка продавала старую голландскую маслобойню башкирскому фермеру, и на вопрос: "а когда у нас будет так же, как ТАМ?" - отвечала: "ну, не раньше, чем через 20 лет". "Как же не скоро!" - отчаянно крутилось в голове, еще не знавшей "космических перегрузок" эпохи перемен.

Два десятилетия это очень много для человеческой судьбы. Особенно если это биографии "детей лейтенанта Шмидта", коих времена перемен всегда рождают в избытке (см. историю Сергея Мавроди и т.п.). Это долго для политических сюжетов и биографий, кометно пролетающих по небосклону исторических перемен, и стареющих с неумолимостью портрета Дориана Грея, меньше чем за десятилетие. И очень мало для истории.

И посему не мудрено, что за два десятилетия мы, наглядевшись на публичных красавиц в бриллиантах, так и не увидели "неба в алмазах" - справедливости, политической и социальной гармонии, высоких смыслов, святых душ, культурных вершин, научных прорывов (чего мы еще там ждали и жаждали в начале 90-х?).

Мы сегодня невероятно другие, нашим фермерам уже не нужны старые маслобойни голландских коллег, мы смело о "Сколково" думаем, а не о подбирании технологических крошек с чужого стола. И все те же, потому что так и не увидели своего "неба в алмазах".

Однако для журналистов сквозь все глобальные нестыковки истории все равно продолжался счастливый век. Конечно, это был не "медовый месяц" гласности и перестройки, когда мы были самыми авторитетными людьми в обществе, но годы хоть и мучительной, но спасительной "притирки характеров". То с ветвями власти, то с ветвями народа. И в этой притирке терпеливые и качественные издания, к коим "Российская газета" несомненно относится, быстрее вышли к смыслу, итогам и лучшей части аудитории.

Смотрите, общество объединяют сегодня не столько цели, сколько ценности. И одна из них несомненно всеми (кроме коррупционеров) признаваемая - "из тени в свет". (По Тарковскому, а не по запустившему эти изысканные строки в рекламный оборот Мавроди.) В этом заинтересованы все - начиная от социальных гедонистов (средний класс) и кончая стоиками (интеллигенция, работяги).

"Из тени в свет", наверное, наш единственный прогресс. Мы "вылетаем в свет", делая беззаконные нравы милиции новостеобразующей реальностью, судебные драмы и трагедии - фоном социального самочувствия, процеживая символические усилия политиков через критический вкус обывателя, а то и гражданина. Именно потому что мы "вылетаем в свет", как в копеечку, у нас мировой бум "ЖЖ", превративший механизм переписки для вчерашних приятелей в страстную публичную агору.

"Вылетая в свет", мы еще не до конца освоили публичные, светские привычки (в смысле civility, а не ломанья великосветских манекенщиц), уж не говоря об опыте публичной прозрачности. Но кажется, уже поняли, что в новые времена это не только потрафление нашим вкусам, но и проступающие контуры бытия, не только нами, но и Божиим промыслом задуманного.

Хирургия совести

Какую роль сыграла "желтая пресса" в том, что не стало Людмилы Гурченко

Валерий Кичин (блог автора)

Пришло известие о смерти актрисы Людмилы Гурченко. Об этом сообщил ее супруг Сергей Сенин. "Они своего добились", - сказал он, имея в виду "желтую" прессу.

Наберите в "Гугле": "Гурченко сломала шейку бедра" - получите десятки ссылок на издания печатные, эфирные и онлайновые. Вранье идет влет, как в кино - попкорн.

Я напросился к Людмиле Гурченко в гости. Она встретила меня у порога квартиры, опираясь на приспособление, с помощью которого в фильме-мюзикле "Продюсеры" лихо отплясывает группа женщин в нью-йоркском Центральном парке. Шутки шутками, а дело серьезное: без этой металлической штуковины ходить пока больно. Дело, однако, идет к поправке - медленно, но верно.

Цель нашей беседы - рассказать правду о том, что произошло. И о том, как делается Большая Сенсационная Ложь. И о том, что у нас правда - менее "рейтинговый продукт", чем репортерское вранье.

Пьем чай. Гурченко подкладывает мне эклер. "Это я должен за вами ухаживать!" - протестую. "А мне нужно больше двигаться!" - объясняет она.

Как все случилось? Актриса пошла выгуливать собак. Москву в тот день сковал гололед, сверху припорошил снег - опасность не сразу разглядишь. "Пошла бы на каблуках - лучше бы чувствовала неровности, - объясняет Гурченко. - А я зачем-то надела такие плоские, знаете? Наступила на какую-то острую ледяную горку под снегом - и полетела". Хорошо - рядом были люди, помогли, вызвали скорую. Муж актрисы Сергей Сенин был в командировке, поезда ждать почти сутки - примчался с первым же автобусом.

Была реальная опасность получить самую опасную из травм - перелом шейки бедра. К счастью, рентгенограммы показали: пронесло. Но это скучно - написать в газете, что опасности нет! Пусть читатели волнуются, обсуждают, смакуют беду, нависшую над актрисой. "Я репортерам объясняю: никакого перелома шейки бедра - все равно написали: перелом шейки!" - говорит Сергей Сенин.

Домой ему теперь надо было пробираться через черный ход: у парадного беспробудно дежурили репортеры "желтой прессы". Они успели проинтервьюировать всех соседей и теперь охотились за сенсационными фото. "Я уж не говорю о том, сколько засланных "казачков" я просто с лестницы спускал, - говорит Сенин. - У больницы на карауле стояли камеры, хватали в кадр всех, кто выходил. Но главное для них было - проникнуть в палату. Актриса больна, перенесла травму, ее мучают боли - но им же важно получить ее фото именно в таком состоянии!".

Людмила Гурченко рассказывает: "Лежу в палате. Входит девушка в одежде хирурга. По первым же ее вопросам понятно: никакой не хирург. Вмешался Сергей, стал выяснять, кто такая, а тут и врачи подошли, говорят, что не знают такого хирурга. Сергей ее вывел из палаты, потребовал показать сумку - и действительно: там были камера, микрофоны и даже запись, которую накануне сделал молодой человек в таком же хирургическом прикиде. Тогда готовились к операции, было много врачей - в суете ему удалось затесаться, снять материал, и уже вечером "сенсация" была в эфире РенТВ. Вот так же они снимали и больную Гундареву: залезали на дерево, фотографировали через окно"...

Я тоже помню эту историю: "Ненавижу ваших собратьев! - горько сказала мне тогда в интервью Наталья Гундарева. - Любое добро обращают во зло. Нельзя распоряжаться чужой жизнью. Они ужасные: подглядывают, подслушивают, вынюхивают, звонят - что за профессия такая! Стоит приоткрыть форточку - как они вторгаются и разрушают твою жизнь. Это ведь так легко - разрушить то, что не тобой создано!".

"Самое удивительное, что правда "желтой прессе" и не нужна, - говорит Сергей Сенин. - Когда вранье было разоблачено, звонить перестали вообще: им ведь чем хуже - тем лучше! Гурченко уже ходит, тренируется - а это, мол, читателям неинтересно. А знаете, что эта девушка-"хирург" ответила, когда я попробовал ее устыдить? "Мне тоже кушать хочется!". Я слышал, что за фото Гурченко в больнице обещали пятьсот тысяч рублей! Судя по всему, между некоторыми больничными служащими и прессой давно существуют такие "коммерческие отношения": все, что связано с несчастьями известных людей, хорошо продается. Говорю с редактором одной газеты о практической стороне дела: "Вы же понимаете, что если перелом шейки - значит, актриса полгода не сможет двигаться! Все планы летят, ее работе наносится серьезный урон". Но убеждать бессмысленно: они просто делают свой бизнес за счет других. Тогда я позвонил журналистке, которая эти статьи написала. Стала оправдываться: я, мол, знаю лечащего врача Гурченко - и называет имя не известного нам человека. Захожу к хирургу, который делал операцию, с мобильником и предлагаю ей получить информацию из первых рук. Оказалось, хирурга уже замучили звонками. Уже переврали его фамилию в печати, уже печатают "интервью", которых он не давал. Хуже всего то, что вот так люди привыкают на несчастьях делать бизнес. При аварии бегут не помочь человеку, а снять его на мобильник. Так было и во время теракта в Домодедово: люди молят о помощи, а их снимают и бегут дальше - фотографировать новые жертвы.

Чай допит, и я перехожу к вопросу номер два - о скандале с высказыванием Людмилы Гурченко о Борисе Моисееве. Высказывание было столь резким, что в телеэфире его пришлось "запикать". Гурченко в ответ безнадежно махнула рукой. Рассказать снова взялся Сергей Сенин:

"У Гурченко был юбилей. Съемки для телевидения, интервью с утра до ночи. И вдруг за два дня до юбилея звонят из программы Малахова: "Не можем вообразить, чтобы такое событие - да без нас!". Уговорили. Ломаем планы, приезжаем к назначенному времени. Ждем час, два… А Малахов, нам объясняют, снимает в это время другую программу. Понимаете: актриса с трудом находит для него время в своем расписании - а он считает, что его могут и подождать! И уйти невозможно: вся съемочная группа на стреме, умоляет не срывать съемки. И вот программа вышла, мы ее не смотрели, но наутро в Интернете шум по поводу того, что позволила себе Гурченко! А позволила она вот что. Уже запись закончена, камеры выключены, и Малахов как бы за кадром спросил о ее конфликте с Моисеевым - как известно, Гурченко одно время выступала с ним в одной программе, потом концерты прекратились. И Гурченко рассказала, что Моисеев, с ее точки зрения, вел себя непорядочно. И употребила непарламентское выражение (что делать, они в актерской среде в ходу). И тут же напоролась на новую непорядочность: никто камеры, как выяснилось, выключать не собирался, и Малахов тайком записал разговор, не предназначенный для широкой публики.

"Зачем вы ходите на передачи Малахова, Людмила Марковна? - спрашиваю. - Там провокация - обычное дело, и все уже давно поняли им цену". - "Он когда-то брал у меня едва ли не первое свое интервью, и у нас сохранились добрые отношения. А теперь я ему сказала: так от тебя многие отвернутся!".

…Все новые и новые гремят скандалы, все новые звезды становятся жертвами телевизионных и газетных грифонов. На днях Ефим Шифрин рассказал в своем блоге о том, какими методами в канун юбилея его донимал непрошеный гость-репортер. А пипл все это хавает, и пока хавает - вруны процветают. Жутковатая картина: стоит страна, прильнув к замочной скважине, и балдеет. Желтая пресса перевела ее на сплошной попкорм - рахит мозга гарантирован

Остановите насилие

Валерий Панюшкин
№ 43 (226) 12 ноября 2010, ВЕДОМОСТИ

После того как избили журналиста Олега Кашина, я подписал адресованное президенту письмо с требованием найти тех, кто калечил Олега. Мне не очень нравится письмо. И мне не очень нравится просить что бы то ни было у президента. Но я подписал, потому что человека избили и нечего теперь миндальничать из-за стилистики, подписывать надо.

Я стоял у здания ГУВД с плакатом «Избит журналист Олег Кашин, требую найти исполнителей и заказчиков преступления». При том что Олег не друг мне совсем. Более того, несколько лет я демонстративно не подавал Олегу руки, и у меня есть на то причины. Но вот его избили, и теперь я стою с плакатом в его поддержку. И если Олегу понадобится что-нибудь — деньги, кровь, — я сдам. Потому что жизнь и здоровье Олега Кашина важнее моих с ним идеологических разногласий. И я всей душой желаю Олегу скорейшего выздоровления. А когда он выздоровеет, я сначала очень обрадуюсь, а потом снова не буду подавать ему руки. Только пусть он сначала выздоровеет.

Мне очень нравится солидарность журналистов, обнаружившаяся вдруг в связи с избиением Олега Кашина. Такой солидарности я не припомню за всю свою журналистскую карьеру. Даже когда убили Анну Политковскую не было такой солидарности. И мне очень нравится солидарность.

Что сделали полмиллиарда индусов в ответ на голодовку Махатмы Ганди? Прекратили резню

Мне только не нравится, что солидарность журналистов направлена на возмездие, а не на прекращение насилия. Мы стояли все вместе около ГУВД на Петровке и требовали «найти и наказать». И я стоял, потому что где же мне было еще стоять? И я требовал, потому что — ну да, конечно, преступники должны быть наказаны.

Но я стоял, мерз и думал про Махатму Ганди. Я думал про то, что, когда Индия обрела независимость, там немедленно началась резня, а Махатма Ганди объявил голодовку в знак протеста против резни. Мусульмане резали индусов, индусы — мусульман, те и другие резали сикхов, но Махатма Ганди объявил голодовку не с требованием найти и наказать зачинщиков резни. Он объявил голодовку с требованием — прекратите резню. И знаете, что сделали полмиллиарда индусов в ответ на призыв Махатмы Ганди? Телевидения не было, интернета не было, газет не было, знаете, что они сделали? Они прекратили резню.

Я стоял около ГУВД на Петровке с плакатом про «найти и наказать», но мне хотелось стоять где-нибудь на Пушкинской или на Красной площади с плакатом «Прекратите насилие». Я обращался к следователям ГУВД с требованием работать быстрее, а мне хотелось обратиться к домохозяйке, которая бьет ребенка по попе: «Не надо, остановите руку!» Мне хотелось обратиться к президенту: «Не надо начинать войну, никогда не надо начинать войну». Хотелось обратиться к премьер-министру: «Не надо говорить “в сортире замочим”, не надо так говорить, от этого насилие разливается в воздухе над нашей страной». И к «жемчужному прапорщику» мне хотелось обратиться: «Не на-до! Не надо называть людей хорьками, не надо хватать человека за волосы! Останови руку!»

Я стоял на ветру. Рядом не было ни президента, ни премьера, ни «жемчужного прапорщика»… И даже коллеги-журналисты стояли чуть поодаль. Я был один.

И тогда я вспомнил: в какой-то статейке я ведь писал в ответ на какую-то статью Олега, что «морду надо бы набить этому Кашину». Зачем я это писал? Разве я хотел того, что с Олегом случилось? Нет, не хотел. На вверенной мне газетной полосе я лично мог бы остановить насилие и не остановил. И теперь вот что случилось: избит журналист Олег Кашин, в этом есть и моя вина.

Послушайте, остановите насилие. Дома, в офисе, в полку, на факультете — где можете остановить, там и остановите.

29 декабря 2006, 13:47 | Ирина Петровская

Звезды в обойме

В последнем выпуске программы "К барьеру!", где обсуждалась целесообразность введения в школьную программу Основ православной культуры, ведущий Владимир Соловьев задал участникам поединка - Никите Михалкову и Виктору Ерофееву - принципиальный вопрос: кто сейчас в стране является моральным авторитетом? "Патриарх всея Руси", - не задумываясь ответил Михалков. "Сегодня в России нет духовного лидера. Он отсутствует, и это очень плохо для страны", - ответил с глубокой печалью Ерофеев. "Виктор, ты глубоко несчастный человек", — парировал оппонент. "Страна", а точнее — голосующие по телефону зрители, тем не менее поддержала в его печали и скепсисе писателя, а не режиссера. Выходит, что несчастен не один отдельно взятый писатель Ерофеев — несчастной в отсутствие моральных авторитетов ощущает себя и значительная часть населения страны.

С моральными авторитетами у нас действительно проблема. Раньше при ответе на подобный вопрос люди моментально называли Дмитрия Сергеевича Лихачева — он был и совестью, и интеллектом нации, хотя публичным человеком стал довольно поздно, в перестроечные годы, когда ТВ, освободившись от идеологических оков, обратило свой взор на всемирно известного питерского ученого, имевшего, однако, в своем жизненном багаже "политическую статью" и отсидку на Соловках. То есть Лихачев к тому моменту, когда его сделали фигурой, как сейчас говорят, медийной, уже был и научным, и моральным авторитетом — ТВ лишь предоставило ему трибуну, с которой он мог обратиться к максимально широкой аудитории.

Недавно двенадцатилетний сын моих друзей схлопотал трояк за сочинение на тему "Герой нашего времени". Дети должны были написать не о лермонтовском Печорине, а о реальном герое, выражающем чаяния времени. Сын друзей, не придумав ничего путного, назвал героем нашего времени Гарри Поттера, чем и заслужил тройку и порицание учительницы: мало того что герой вымышленный, так еще и иностранный. Не раскрыл тему. Другой мальчик — видимо, из политизированной семьи — назвал героем нашего времени рядового Андрея Сычева и тоже получил тройку и учительский комментарий: Сычев — не герой, а жертва, ибо, будь он героем, он бы сопротивлялся истязателям, а не сидел полночи на корточках, лишившись впоследствии жизненно важных органов, необходимых для "комплектации" настоящего героя.

Шестеро из класса написали про президента Путина и не прогадали. Двое назвали Жириновского — по принципу "прикольный дядька". Остальные, впрочем, тоже плясали от "ящика". Героями по версии шестиклассников стали Евгений Плющенко, Андрей Малахов, Дима Билан, Ксения Собчак и "прекрасная няня" Анастасия Заворотнюк, что не вполне удовлетворило учительницу. Но это хотя бы местные. Свои.

Новое поколение выбирает героев по телевизору. А откуда их еще брать? В былые годы героями были ударник труда, космонавт, пограничник со своей верной собакой, прославленный ветеран. О них тоже много писали газеты, о них снимали фильмы и передачи, но они сначала сделали что-то в своей основной профессии, а потом ими заинтересовалось ТВ, прославив, что называется, на всю страну.

Нынешняя ситуация уникальна. Телевидение превратилось в самовоспроизводящуюся структуру, создавая героев внутри себя, тиражируя их и тем самым бесконечно прославляя. Герои наших дней в современной версии — это те, кого показывают по телевизору. А кто они, эти герои?

Возьмем, к примеру, кумира — "кумиршу" — юных Анастасию Заворотнюк. Мало кому известная театральная актриса вытащила счастливый билет и снялась в долгоиграющем ситкоме "Моя прекрасная няня". Не бог весть что — неприхотливая историйка про приезжую с Украины дивчину, попавшую няней в семью богатого и известного продюсера. Но народ, в особенности молодой, пронял — молодым нравятся истории со счастливым финалом, когда герои без особого труда попадают из грязи в князи, что по нынешним временам, как правило, означает счастливое замужество безродной красотки, отхватившей богатого "папика".

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: