Сделай Сам Свою Работу на 5

Глава 3. НЕПОЛНАЯ ПРАВДА: ПОЧЕМУ РАЗЛИЧИЯ – ЭТО ЕЩЕ НЕ ВСЁ





В 2005 году в журнале American Psychologist появилась статья под названием «The Gender Similarities Hypothesis» [1], которая выделялась своей необычностью, так как цель большинства исследований — найти различия между мужчинами и женщинами. Тем не менее автор статьи Дженет С. Хайд доказала, что результаты исследований чаще показывают сходство, чем различие.
Хайд — психолог, специализирующийся на метаанализе, статистической методике, позволяющей сопоставить несколько результатов различных исследований и сделать на их основании общие выводы. В отличие от средств массовой информации, чьи «научные» статьи многократно обсуждают какую-либо броскую находку, ученые считают, что одно исследование ничего не доказывает. Результаты считаются достоверными, только если они были достигнуты в ходе нескольких различных опытов. Литература по любому разделу знаний содержит многочисленные исследования одной и той же проблемы. Так как полученные в разных исследованиях результаты неоднозначны, необходимо обобщить их и вычленить общее.

Таблица 1
Результаты метаанализа исследований гендерных различий в речевом /коммуникативном поведении



Предмет исследования Количество проанализированных исследований Значение d Масштаб различий
Понимание прочитанного текста -0,06 Близкий к нулю
Словарный запас -0,02±0,06 Близкий к нулю
Правописание 5* -0,45 Средний
Словарная аргументация 5* -0,02 Близкий к нулю
Речепорождение -0,33 Незначительный
Перебивание разговора +0,15±0,33 Незначительный
Словоохотливость -0,11 Незначительный
Агрессивность в речи +0,11 Незначительный
Дружественность в речи -0,26 Незначительный
Самораскрытие -0,18 Незначительный
Улыбка -0,40 Средний

 

Примечание. Звездочками отмечены случаи, когда малое количество исследований компенсировалось большой выборкой.
Источник: из статьи Janet Shibley Hyde «The Gender Similarities Hypothesis».

Возьмем для примера вопрос «Кто чаще перебивает: мужчины или женщины?». Некоторые ученые обнаружат, что больше перебивают мужчины, некоторые — что женщины, а какие-то не увидят существенных различий. В некоторых исследованиях разница между полами будет значительной, а в некоторых — нет. Число людей, чье поведение подверглось наблюдению, также отличается от исследования к исследованию. Метаанализ позволяет собрать различные результаты, учитывая особенности, затрудняющие прямое сравнение, и рассчитать общие данные.
Хайд использовала этот метод, чтобы обобщить многочисленные опыты, затрагивающие все предполагаемые различия между мужчинами и женщинами: начиная от дальности метания какого-либо предмета и заканчивая готовностью заняться случайным сексом. В таблице 1 я выделила результаты опытов, касавшихся гендерных различий в языковом и коммуникативном поведении.
Чтобы понять эту таблицу, необходимо знать, что d — это степень гендерных различий: отрицательные значения d говорят о превосходстве женщин над мужчинами, а положительные — о превосходстве мужчин над женщинами. Например, из таблицы видно, что если собрать все исследования, получится, что мужчины больше перебивают, а женщины больше раскрываются в разговоре. Однако самая интересная информация находится в последней колонке, где говорится, обозначает ли d очень значительные, значительные, средние, незначительные или различия, близкие к нулю. Два пункта — правописание и частота улыбок — обнаруживают большую степень различий, хотя она лишь средняя, а не значительная.
Существует несколько областей, где Хайд обнаружила значительные и очень значительные гендерные различия. К примеру, исследования агрессивности и дальности метания показали существенный разрыв между полами (мужчины более агрессивны и могут метать дальше). Но в исследованиях языковых способностей и поведения различия между мужчинами и женщинами были незначительными.
Это наблюдение не ново. В 1988 году Хайд и ее коллега Марсия Линн провели метааналитическое исследование, предметом которого были исключительно гендерные различия в области языковых навыков [2]. Вот заключение, к которому они пришли: различия между мужчинами и женщинами составили «около одной десятой одной стандартной девиации». В переводе с языка статистиков это означает «ничтожные». Другой ученый, занимавшийся этим вопросом, лингвист Джек Чемберс считает, что степень различий в способностях мужчин и женщин-рассказчиков в любой популяции равна «примерно четверти процента». Следовательно, «на каждую отдельную женщину, обладающую неким набором языковых способностей, почти непременно найдется один мужчина с точно такими же качествами» [3].
Слова Чемберса об «отдельных» мужчинах и женщинах указывают на еще один недостаток обобщений типа «мужчины чаще перебивают, чем женщины» или «женщины словоохотливее мужчин». Преуменьшая сходство, утверждения вроде «женщины поступают так, а мужчины — иначе» скрывают величину вариаций внутри каждой группы. Поясняя свое недоверие к утверждению, что женщины говорят в три раза больше мужчин, фонетист Марк Либерман высказал следующее предположение: «Каким бы ни оказалось различие между среднестатистической женщиной и среднестатистическим мужчиной, оно ничего не будет значить по сравнению с разбросом значений среди женщин и среди мужчин» [4]. Это предсказание основано на опыте: для многих лингвистических переменных разброс значений внутри каждого пола по меньшей мере такой же, как между полами. Концентрация внимания на различиях между группами и игнорирование различий внутри них часто приводит к заблуждениям.
Несомненно, статистика полезна, но при исследовании языка и коммуникации ее следует использовать с осторожностью. Есть и другое упущение в опытах, подобных подсчету количества перебиваний. Такие опыты вырывают исследуемый объект из контекста. А языковое поведение имеет значение только в контексте. Большинство речевых актов способно передать одновременно несколько зачастую противоположных значений, и только контекст дает возможность определить, что имеется в виду в том или ином случае.
При определенных обстоятельствах, когда один человек прерывает другого, имеет место грубое и агрессивное поведение: он подавляет и принижает собеседника. В другом случае он поддерживает собеседника, выражая заинтересованность в его словах. Если не принимать эти размышления во внимание и лишь подсчитывать, как часто перебивают мужчины и женщины, результат ничего не скажет о значении различий.
Теоретически подсчеты в отсутствие контекста могут даже скрыть значимое различие. Что, если мужчины и женщины будут перебивать примерно равное число раз, но большинство мужчин будут делать это, чтобы подавить собеседника, а большинство женщин — чтобы его поддержать?
Чтобы разобраться в языковом поведении, необходимо обратиться к контексту и посмотреть, зачем использовался исследуемый прием. Но, поступая таким образом, мы можем обнаружить, что гендерные различия не напрямую связаны с полом, что между гендером и речью существует «недостающее звено».





Недостающие звенья
В главе 1 я упомянула работу Робин Лакофф «Language and Woman's Place», в которой она ввела понятие особого «женского языка» [5], передающего бессилие. В качестве одной из его особенностей Лакофф упомянула грамматическую конструкцию под названием «расчлененный вопрос». Расчлененный вопрос состоит из утверждения с вопросом на конце, например «Сегодня погожий денек, не правда ли?», «Ты ведь не забыл, так?» или «Я приготовлю обед к шести, ладно?» Лакофф предположила, что женщины используют расчлененный вопрос чаще, чем мужчины. Она пишет, что представители обоих полов используют подобные вопросы для проверки информации, в которой они не уверены («Встреча будет в 3.30, да?»), но женщины с их помощью не только выражают свое мнение, но и ищут одобрения окружающих («Сегодня погожий денек») или сообщают о своих планах («Я приготовлю обед к шести»).
Идеи Лакофф о женском языке были основаны скорее на интуиции, чем на системном изучении, но ее заявления побудили других ученых отправиться на поиск доказательств. Было проведено много опытов, при которых подсчитывалась частотность расчлененных вопросов в речи мужчин и женщин, и многие исследователи заключили, что Лакофф ошиблась: женщины использовали расчлененные вопросы не чаще, чем мужчины. Но в тех ранних опытах причины использования мужчинами и женщинами расчлененных вопросов часто опускались. Исследователи подсчитывали только их количество.
В 1984 году значение расчлененных вопросов стало предметом исследования лингвиста Дженет Холмс [6]. Данные Холмс подтвердили предположение Лакофф о том, что одна из функций расчлененных вопросов — проверка информации, в которой не уверен говорящий. Холмс также обнаружила (как предсказывала Лакофф), что в ее выборке у мужчин эта функция была самой частой. Но она не согласилась с Лакофф в отношении функций расчлененных вопросов, не служащих для проверки информации.
Лакофф предполагала, что функция таких высказываний — поиск поддержки, а женщины обращались к ним чаще из-за незащищенности и неуверенности в собственном мнении. Холмс же пришла к выводу, что в большинстве случаев их функция — дать собеседнику возможность высказаться. Например, когда кто-то говорит «Уютная комната, не так ли?», он сообщает не «Я не уверен, что действительно считаю комнату уютной», а скорее «Я думаю так. А теперь ты выскажи свое мнение». Холмс назвала такой тип расчлененного вопроса «вспомогательным», так как он помогает другим говорящим включиться в общение. Она обнаружила, что женщины используют вспомогательные расчлененные вопросы чаще, чем мужчины, но, по ее мнению, это происходит не от недостатка уверенности. Она предположила, что это связано с тяготением женщин к взаимодействию, в которое они каждого побуждают внести свой вклад.
Через два года исследовательница Кэти О'Лири пронаблюдала за использованием расчлененных вопросов в профессиональной деятельности [7]. Данные О'Лири были получены из телевизионных ток-шоу, общения учителей и учеников в классе и радиопередачи, в ходе которой слушатели звонили на радиостанцию, чтобы получить консультацию врача. Она заметила, что роль участника разговора больше влияла на частоту использования расчлененных вопросов, чем его пол. Профессионалы (ведущие, учителя, врачи) чаще всего использовали расчлененные вопросы, причем в основном вспомогательные. Аудитория, ученики и радиослушатели использовали расчлененные вопросы реже, и их вопросы были в основном рассчитаны на проверку информации.
Причина этого достаточно очевидна. Ведущие, учителя и врачи — профессиональные помощники: их работа заключается в вовлечении окружающих в разговор при помощи вопросов. Члены аудитории, пациенты и ученики, наоборот, не обязаны заставлять профессионалов разговаривать. Их задача — отвечать на вопросы. Если они и задают вопросы, то скорее всего проверяют, правильно ли что-то поняли, стремятся к дополнительной информации, ищут поддержки.
Находки Кэти О'Лири подтверждают слова Дженет Холмс о том, что расчлененные вопросы не являются показателем незащищенности и бессилия. В исследовании О'Лири больше всех использовали расчлененные вопросы обладатели более высокого статуса, владеющие ситуацией. Но результаты О'Лири не поддерживают напрямую предположение Холмс о том, что использование расчлененных вопросов отражает женское тяготение к поддержанию беседы. Когда роль обязывала поддерживать разговор мужчин, они так же часто задавали вспомогательные расчлененные вопросы. И наоборот, женщины, не играющие соответствующую роль, редко задавали вспомогательные расчлененные вопросы.
Но если решающий фактор — роль говорящего, а не пол, то как объяснить находки Дженет Холмс, указывающие на разницу между полами? Ответ в том, что в жизни возникает больше ситуаций, когда женщины отвечают за течение разговора. Это может отражать не только предпочтения женщин в манере ведения беседы, как предлагает Холмс, но и социальные ожидания и установки, обязывающие женщину быть более расположенной к разговору независимо от ее желания.
Исследование смешанных пар, проведенное Памелой Фишман, обнаружило, что женщины задавали мужчинам гораздо больше вопросов (не только расчлененных), чем мужчины женщинам [8]. Вопросы зачастую используются как начало разговора. Вопросы наподобие «Как прошел твой день?», «Кто был на вечеринке?» являются побуждениями к обсуждению некой темы и заменяют более конкретные вопросы. Одной из причин того, что женщины в опыте Фишман задавали много вопросов, было то, что их собеседники избегали некоторых тем. Они либо вообще не отвечали на вопросы, либо давали неполные ответы, пока женщины не добирались до того, что им действительно было интересно услышать.
Исследование Фишман было проведено до появления современной трактовки мифа о Марсе и Венере, и она объясняла свои находки не тем, что женщинам постоянно хочется говорить, а мужчинам, по словам Джона Грея, — забраться в свои пещеры. Ее данные показывали, что во многих случаях мужчины были не против пообщаться. Если женщины предлагали интересующую их тему, они зачастую говорили больше, чем их собеседницы, но не считали себя ответственными за начало разговора и поиск темы. Они предоставляли партнершам выполнить «грязную коммуникативную работу», как Фишман назвала вспомогательные действия.
Работы, подобные исследованиям О'Лири и Фишман, показывают, что речь может быть связана с полом не напрямую. Мужчины и женщины говорят по-разному не потому, что они — мужчины и женщины, а потому, что занимаются различной деятельностью или исполняют в разговоре различные роли. Речь действительно зависит от деятельности или роли. Она косвенно связывается с полом из-за того, что некоторые действия и роли чаще выполняются мужчинами, чем женщинами, и наоборот. Но если изучить ситуации, в которых мужчины и женщины делают одно и то же и играют одни и те же роли, можно обнаружить, что ожидаемые различия не проявляются, что и сделала Кэти О'Лири.
Какая разница, связаны язык и пол напрямую или косвенно? Не будет ли излишним следующее уточнение: «В целом женщины чаще задают вопросы, чем мужчины, но это не потому, что они женщины, а потому, что им приходится чаще выступать в роли помощников, чем мужчинам»? А оно действительно важно. Если связь между речью и полом не прямая, если она обусловлена третьими факторами, такими как занятия людей, их роли, их статус по отношению к окружающим, значит, мы не можем сделать вывод, столь популярный среди специалистов по мифу о Марсе и Венере. Не можем, исходя из наблюдений за различиями в поведении мужчин и женщин, делать выводы о «более глубоких» различиях в их языковых способностях или в их правилах общения.
Например, если обнаружится, что мужчина-ведущий и мужчина-врач из исследования Кэти О'Лири приходят после работы домой и ведут себя как мужчины из исследования Памелы Фишман, предоставляя своим женам заботу о поддержании разговора, это вряд ли можно объяснить тем, что они, будучи мужчинами, не знают, как облегчить разговор. В профессиональной деятельности эти мужчины — опытные помощники. Более правдоподобным будет объяснение их поведения тем, что на речь влияют роли, отношения, ожидания и обязательства, существенные в каждом отдельном контексте. Хотя мы и остаемся мужчинами и женщинами в любых обстоятельствах, наши роли мужчин и женщин различаются от ситуации к ситуации, и наше языковое поведение отражает эти изменения.
Сложности отношения языка к полу на этом не заканчиваются. Иногда самые важные гендерные различия — не различия между женщинами и мужчинами, а внутриполовые отличия.

Акты самовыражения
В 2006 году британское реалити-шоу «Из дамочки в даму» отобрало группу «дамочек» и отправило их в старомодный пансион благородных девиц, где их учили вести себя, как подобает «дамам» из высшего общества. Героинями были молодые женщины из рабочей среды, в жизни которых случались вечеринки, злоупотребление алкоголем, буйное поведение на публике и случайные половые связи. Их учили готовить бисквиты и составлять букеты. Они ходили с книгами на головах, чтобы исправить осанку. Также предполагалось, что они овладеют особой манерой выражаться.
Учителям не нравился акцент дамочек, с которым они успешно боролись, тренируя их дикцию. Но речь дамы отличает не только произношение. Дамочкам делали замечания о том, что они разговаривали слишком много, слишком громко и слишком прямо. Их язык был резок, а манера общаться с окружающими — недостаточно почтительной. В смешанном обществе они слишком много кокетничали, шутили и смеялись, а также часто затрагивали «неподобающие» темы. Если они хотели стать дамами, им следовало об этом забыть.
Шоу «Из дамочки в даму» показало, что нет такого понятия, как «женщина вообще», как нет и общего для всех женщин языка. Может быть, речь дамочки и отличается от речи молодого человека, но она еще более отличается от речи дамы. С точки зрения учителей пансиона, дамочки не были «настоящими» женщинами: их поведение было грубым и «неженственным». Но сами дамочки воспринимали ситуацию по-другому. Они считали свою версию женственности обыкновенной, а версию пансиона — искусственной и высокомерной. Столкновение мнений становилось наиболее ощутимым, когда каждую неделю учителя собирались, чтобы обсудить успехи учениц и отчислить самую отстающую. Во время последнего интервью отчисленные дамочки испытывали скорее облегчение, чем разочарование. Иные даже открыто критиковали «дамские» манеры, которые им навязывали.
Различия между дамочками и дамами показывают, что женственность и мужественность неоднозначны. Эти воплощения (подразумевающие манеру говорить) зависят от других параметров человека: его возраста, социальной группы, этнической принадлежности, национальности, образования, профессии, сексуальных предпочтений, политических и религиозных взглядов, принадлежности к той или иной субкультуре. То, как общаются люди, зависит от перечисленных мною занятий, ролей и отношений, влияющих на их речь. Одна из причин, по которым дамочки не говорили как дамы, — привычные им роли. Но есть причина, менее поддающаяся наблюдению: личностное своеобразие.
Общеизвестно, что речь — акт самовыражения. О чем бы мы ни говорили, мы всегда передаем информацию о том, кто мы такие. Пол как важный личностный фактор — одно из свойств, о которых сообщает наша речь. Но так как пол находится во взаимодействии с другими составными частями личности, эти сообщения никогда не сокращаются до «я мужчина, а не женщина» или «я женщина, а не мужчина».
Акт самовыражения — это еще и акт отграничения. Сообщая окружающим, что вы за человек, вы не только объясняете, кем себя считаете, но и определяете, от кого вы отличаетесь. Часто отличия, на которые мы опираемся при самопрезентации в качестве мужчин или женщин, отделяют нас не столько от противоположного пола, сколько от представителей собственного пола. Поведение дамочки говорит: «Я женщина, но не „дама”, не „хорошая девочка” и не „модница”». Поведение девочки-подростка может выражать «я женщина, но не такая, как моя мать». Некоторые гетеросексуальные мужчины ведут себя «сверхмужественно», чтобы дистанцироваться от гомосексуалистов. А некоторые гомосексуалисты избирают похожий стиль, чтобы отделить себя от других гомосексуалистов, ведущих себя более ярко.
Эти примеры наводят на мысль, что самовыражение имеет частный, индивидуальный характер: зачастую самые незначительные различия имеют самое большое значение. Эти незначительные, но важные несходства выражаются любыми способами: через стиль одежды, увлечения, предпочтения в пище и в том числе через язык. Язык, при его способности передавать тончайшие нюансы и четкие различия, лучше всего пригоден для отграничения нашей компании от чужой, нас самих от всех остальных.
Из этих рассуждений следуют два вывода для понимания отношений между языком и полом. Во-первых, связь между ними существует. Пока люди считают пол основной составляющей своей личности, различия между мужчинами и женщинами будут отмечены в их речи. Во-вторых, никогда не будет единого способа выражения различий. Разные мужчины и женщины будут делать это по-разному, потому что они принадлежат не к классам мужчин и женщин, а к более частным местным формам воплощения мужественности и женственности. Именно поэтому бессмысленно искать одну манеру общения, свойственную всем женщинам, и противоположную манеру общения, свойственную всем мужчинам.
Тем не менее миф о Марсе и Венере подталкивает нас к поиску обобщений, передающих суть всех мужчин и всех женщин, и Одного Большого Различия между ними. У каждого автора своя версия, но формула едина для всех: «Мужчины поступают так, а женщины — иначе». Дебора Теннен утверждает, что мужчины говорят, чтобы добиться статуса, а женщины — чтобы установить связи [9]. Саймон Бэрон-Коуэн предполагает, что мозг женщины больше подходит для сочувствия, а мозг мужчины — для понимания и создания сложных систем [10]. На обложке книги «Why Men Don't Iron» написано, что мужчины действуют, а женщины разговаривают [11].
У этих обобщений целый ряд изъянов, но их общий недостаток в том, что они относятся к мужчинам и женщинам как к категориям, внутри которых нет никаких различий. Независимо от своей сути любое утверждение о мужчинах и женщинах, не берущее во внимание различия внутри каждой группы, упрощает картину, так как использует телескоп тогда, когда требуется микроскоп.

Акты исключения
Вы, наверное, думаете: «Хорошо, но разве не бывает исключений из правил?» Когда мы рассматриваем жизнь общества через призму законов материального мира, ответ на этот вопрос, безусловно, утвердительный. Не многие обобщения верны на все сто процентов. Но мы должны с осторожностью относиться к тому, что описываем или упускаем в качестве «исключения».
В главе 1 мы наблюдали, как известные общие заключения о речи мужчин и женщин расходятся с системами, существующими в неевропейских обществах. В равной степени эти заключения не подходят и для всех мужчин и женщин в современных европейских обществах. Например, несомненно, что молодые женщины из рабочей среды, участвующие в шоу «Из дамочки в даму», не соответствуют образу женщины, воплощающей сотрудничество, сочувствие, изысканность и учтивость. Но являются ли они исключениями или кажутся необычными, потому что исследования, сформировавшие наши представления о норме, неполны?
Изучение связей языка и гендера, как и другие виды социальных исследований, имеет тенденцию охватывать белых представителей среднего класса, проживающих на Западе. Например, Робин Лакофф, хотя у нее не было испытуемых как таковых, дает понять, что ее описание женского языка основано на наблюдении за мужчинами и женщинами ее социальной среды. Другие лингвисты записывали разговоры своих родственников, друзей и знакомых. Психологи, которым требовалось для опытов большое количество испытуемых, часто использовали выборки, целиком состоящие из учащихся колледжей. Исследователям, работающим при университетах, легче всего привлечь к экспериментам эту группу людей, но среди них недостаточно представлены другие слои (такие, как пожилые люди и люди с низким достатком).
В большинстве случаев подобная тенденция — не результат определенной системы. Ее причина в том, что сами исследователи — белые жители западных стран, принадлежащие к среднему классу и работающие в такой среде, где самыми доступными испытуемыми являются им подобные. В итоге, сами того не предполагая и не желая, ученые собирают все больше знаний об одном и том же небольшом слое людей. Немногочисленные исследования других групп, находящие различия в их поведении, считают исследованиями исключений. Мы забываем, что белые люди среднего класса, о поведении которых нам так много известно, не воплощают мировую норму.
Разумеется, это не означает, что речь белых представителей среднего класса недостойна изучения. Она не менее интересна, чем любая другая. Проблемы начинаются тогда, когда утверждения, основанные на наблюдениях над ней, трактуются как относящиеся к речи всех мужчин и женщин. Даже при том, что ученые делают соответствующие заявления, в отсутствие достаточного количества исследований других групп остается искушение перенести знания о некоторых мужчинах и женщинах на всех мужчин и женщин.
Эта тенденция сильна в популярных книгах о Марсе и Венере. Данные исследований приводятся в них, чтобы придать правдоподобие заявлениям автора, но авторы редко воспроизводят пояснения источника или объясняют подробности проведения эксперимента. Их произведения читаются легче, чем труды исследователей, но при этом увеличиваются искажения, и так присутствующие в научной литературе. Они подчиняются шутливому закону журналистов: «Сначала упрости, потом преувеличь».
В середине 1990-х годов началась новая волна исследований языка и гендера, заполняющая пробелы в наших знаниях и исправляющая самые очевидные заблуждения. Эти недавние исследования подтверждают, что многие из популярных заключений о манере общения мужчин и женщин в лучшем случае являются неполной правдой. Чем больше мы расширяем круг мужчин и женщин, которых изучаем, и круг контекстов, в которых мы это делаем, тем сложнее поддерживать мнение, что мужчины говорят на одном языке, а женщины — на другом.
Этот тезис является основой мифа о Марсе и Венере. В последующих главах я обращусь к более частным суждениям, составляющим эту доктрину.
__________________________________
[1] Janet Shibley Hyde, 'The Gender Similarities Hypothesis', American Psy chologist, 60/6 (2005), 581-592
[2] Janet Shibley Hyde and Marcia Linn, 'Gender Differences in Verbal Ability: A Meta-Analysis', Psychological Bulletin, 104(1988), 53-69
[3] J. K. Chambers, Sociolinguistic Theory (Oxford: Blackwell, 1995), 136
[4] Цит. по: 'Do Women Really Talk More?', Guardian, 27 November 2006, G2,p. 7.
[5] Robin Lakoff, Language and Woman's Place (New York: Harper & Row, 1975).
[6] Janet Holmes, 'Hedging Your Bets and Sitting on the Fence: Some Evidence for Tag Questions as Support Structures', Те Reo, 27 (1984), 47-62.
[7] См. Deborah Cameron, Fiona McAlinden, and Kathy O'Leary, 'Lakoff in Context: The Form and Function of Tag Questions', in Jennifer Coates and Deborah Cameron (eds.). Women in Their Speech Communities (London: Longman, 1988).
[8] Pamela Fishman, 'Interaction: The Work Women Do', in Barrie Thorne, Cheris Kramarae, and Nancy Henley (eds.). Language, Gender and Society (Rowley, Mass.: Newbury House, 1983), 3.
[9] Deborah Tannen, You Just Don't Understand (New York: Morrow, 1990).
[10] Simon Baron-Cohen, The Essential Difference (London: Allen Lane, 2003).
[11] Anne Moir and Bill Moir, Why Men Don't Iron (New York: Citadel, 1999).

Глава 4. ОТДЕЛЬНЫЕ МИРЫ? МАРС И ВЕНЕРА В ДЕТСТВЕ И ЮНОСТИ
Мальчик-подросток однажды объяснил ученому, чем мальчики отличаются от девочек. «Ребята, я не думаю, что мы говорим много о том, о чем болтают девчонки, — сказал он. — Я думаю, что они говорят о всяких отношениях, всякой мелочи»[1].
Миф о Марсе и Венере строится на этом наблюдении.
Согласно ему, женщины говорят больше, чем мужчины, так как в процессе беседы естественно создаются близкие отношения и завязываются связи с окружающими. Мужчины используют речь, чтобы достичь практических целей. Они не чувствуют необходимости «говорить о всякой мелочи». Однако им более необходимо, чем женщинам, занять лидирующее положение в отношениях с равными. В то время как женская речь направлена на сотрудничество и поддержку, мужчины противостоят друг другу и соперничают в разговоре.
В книге «You Just Don't Understand» Дебора Теннен предполагает, что эти различия происходят из детских игр, «Даже если они растут по соседству, в одном квартале или в одном доме, — говорит Теннен, - девочки и мальчики растут в разных мирах»[2].
Мальчики обычно играют на улице, в больших группах с иерархической организацией, где существует лидер, который говорит другим, что делать и как, и отказывается делать то, что предлагают другие мальчики. <...> В играх мальчиков есть победители и побежденные, а также сложная система правил, которые часто обсуждаются. Наконец, часто можно слышать, как мальчики хвастаются своими способностями и спорят, кто и что умеет делать лучше, чем другие.
Девочки, напротив, играют в малых группах или в парах. Центр социальной жизни девочки — лучшая подруга. <...> В самых часто встречающихся играх девочек, таких как прыжки через скакалку и классики, все участвуют по очереди. Во многих из их занятий (например, дочки-матери) нет победителей и побежденных. <...> Девочки не отдают приказы, они выражают свои предпочтения в форме предложений. <...> Они не захватывают центральное положение, оно им не нужно, поэтому они не бросают друг другу вызов напрямую. И большую часть времени они просто сидят вместе и разговаривают. Девочки не привыкли к открытой борьбе за статус; они больше озабочены тем, чтобы понравиться.
Теннен настаивает, что различные занятия и социальные нормы в однополых группах девочек и мальчиков учат и тех и других различным правилам общения. Это, заявляет она, является источником непонимания, губящего отношения взрослых мужчин и женщин. Разделение, происходящее в детстве, делает представителей двух полов такими же различными в общении, как люди разных национальностей или культур. «Общение между мужчинами и женщинами — это межкультурное общение»[3].
Я еще вернусь к вопросу непонимания между мужчинами и женщинами в главе 5. Здесь же мы рассмотрим вопрос гендерных различий в разговорах детей и подростков. Правда ли, что девочки и женщины говорят «о всякой мелочи», а «ребята не говорят об этом много»? Правда ли, что разговоры девочек строятся на основе сотрудничества, а разговоры мальчиков — на основе соперничества? И если эти различия действительно существуют, правильно ли Теннен определила их причины?

Соперничество и сотрудничество
Ниже приведены два отрывка из разговоров, записанных исследовательницей Джудит Бэкстер[4]. Говорящим, школьникам четырнадцати-пятнадцати лет, дали задание представить себя в роли оставшихся в живых после крушения самолета в пустыне. У них есть различные предметы, добытые из-под обломков, — солнечные очки, компас, аптечка. Их задача — распределить эти предметы по принципу необходимости для выживания. Они работают в однополых группах по собственному выбору. Один из предлагаемых ниже отрывков взят из обсуждения, происходившего между мальчиками, а другой — из обсуждения в группе, целиком состоящей из девочек. Можно ли определить, кому принадлежат отрывки, проанализировав степень соперничества и сотрудничества в двух разговорах?

ГРУППА А
С.: А очки нужны?
Ш.: Да, я думаю, что да.
С.: Потому что там очень жарко, и нужно будет защищаться от солнца. А еще в них будет лучше видно.
Дж.: Да, но если ты заботишься о том, чтобы выжить, важно ли, [насколько хорошо тебе видно]?
Ш.: [Ты можешь ослепнуть.]
Дж.: Точно, но если ты пытаешься выжить, разве это для тебя важно?
Ш.: (сердито): Мне бы не хотелось [ослепнуть].
С.: [Верно, ведь если ты слепой, ты не можешь видеть, что делаешь. Это все равно закончится смертью. Все равно так у тебя меньше шансов остаться в живых].
Дж.: Да, но ты вряд ли ослепнешь, если не будешь смотреть прямо на солнце.

ГРУППА Б
Ч.: (указывает): Отлично, что у тебя?
М.: Компас.
Ч.: (указывает): А что у тебя?
Т.: Я за солнечные очки.
Ч.: Хорошо, я за парашют (долго объясняет выбор парашюта).
Другие голоса: Зеркало, зеркало... Факел.
Ч.: А ты умеешь стрелять из ружья, правда? Ты можешь застрелить...
X.: Ты можешь застрелить пилота.
Ч.: Верно. Итак, никто не передумал? (Указывает.) Ты что думаешь?
X.: Я предлагаю компас.
Т.: Я считаю, что солнечные очки вполне полезны. Ведь прежде всего нужно быть в состоянии видеть, что показывает компас (группа смеется).
X.: Тебе нужно только сделать вот так (прикрывает глаза рукой). Просто ненадолго прикрой глаза.
Ч.: Ладно. Твоя очередь (указывает). Объясни, почему ты считаешь самой полезной аптечку.

Кто-то может заметить, что разговор в группе Б больше ориентирован на сотрудничество. Тем не менее там есть доминирующий участник — Ч. Он выполняет роль неофициального председателя, предоставляющего слово и направляющего общий ход обсуждения. Четыре из реплик Ч. облегчают ход обсуждения, вводя в него других участников. Другой признак сотрудничества в этом отрывке — отсутствие или избегание открытого противостояния. Когда двое из членов группы не согласны друг с другом (как это было в случае, когда Т. и X. разошлись во мнениях о полезности солнцезащитных очков и компаса), они выражают несогласие учтиво, прибегают к приемам приуменьшения, таким как уклончивость («Я считаю, что солнечные очки вполне полезны») и юмор.
В противовес группе Б в обсуждении группы А присутствует больше признаков соперничества. Отрывок начинается в духе сотрудничества: в первых трех репликах С. и Ш. приходят к единому мнению по поводу важности солнцезащитных очков. Но затем развивается противостояние, когда Дж. начинает спорить с остальными. В результате обмен репликами приобретает вовсе не дружественный характер. Участники разговора перебивают друг друга, показывают, что сердятся. Создается впечатление, что они не приближаются к какому-либо решению. Все это приводит нас к заключению, что группа А — это группа мальчиков, а группа Б — группа девочек.
Противоположная точка зрения также имеет свои основания. Одним из них может стать то, что обсуждение в группе Б проходит более упорядоченно и более деловито. Во многом это обусловлено тем, что все соглашаются делать то, что их просит Ч. Хотя Ч. принимает на себя функции помощника, его стиль речи достаточно отрывистый. Он задает прямые вопросы («Отлично, что у тебя?») и использует глаголы в повелительном наклонении («Объясни, почему ты считаешь самой полезной аптечку»). Никто из группы А не берет на себя роль лидера. В таком случае, быть может, группа А состоит из девочек, а группа Б — из мальчиков?
На самом деле группа А действительно состоит из девочек, а группа Б — из мальчиков. Если вам неизвестно, кто есть кто, трудно вычислить это исключительно при помощи языковых средств. Разговоры в каждой группе содержат как сопернические, так и сотруднические составляющие. Некоторые из использованных приемов могут быть восприняты как те и другие. Например, Ч. из группы Б можно определить и как помощника в разговоре (сотрудническая роль, часто достающаяся женщинам), и как говорящего другим, «что делать и как» (присвоение себе положения лидера Теннен связывает с поведением мальчиков в группах с иерархической организацией). Когда вы узнали, что Ч. — мальчик, у вас может возникнуть искушение воспользоваться этой информацией, чтобы избавиться от двойственности. Другими словами, вам захочется осмыслить его поведение как более близкое к руководству, чем к помощи. Таким образом, утверждение, что мальчики более склонны к соперничеству, может замкнуть цепочку наших рассуждений.

Не такие, как полагается быть девочкам?
У нас могут возникнуть трудности с определением поведения девочек из группы А С[офи], Ш[арлотты] и Дж[ины] как сотруднического и устремленного к взаимной поддержке. Их общение трудно подогнать под заявления Теннен. Напомню: она утверждает, что девочки «не бросают друг другу вызов напрямую», «не привыкли к открытой борьбе за статус», «больше озабочены тем, чтобы понравиться». Джина три раза открыто возражает Софи и Шарлотте. Она настаивает, несмотря на то что ей дают понять, что ее поведение не по душе окружающим. Не похоже, что она действительно озабочена тем, нравится она Софи и Шарлотте или нет. Итак, что же там происходит?
После групповой работы Джудит Бэкстер побеседовала с учениками, участвовавшими в опыте, и с их учителем. Она попросила их поделиться мнением о том, что произошло. Софи случайно не оказалось в классе, когда опрашивали девочек. Остальные девочки воспользовались возможностью пожаловаться на ее поведение. В разговор включилась и Элен. Она принимала участие в обсуждении, но ее слов не было в том отрывке, который я процитировала. Вот что они говорили [5]:

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.