СЦЕНА 22 - СОН В ВАЛЬПУРГИЕВУ НОЧЬ, или ЗОЛОТАЯ СВАДЬБА ОБЕРОНА И ТИТАНИИ

Интермедия.

Директор театра

Дам я, Мидинга сыны,

Отдых вам и смену,

Холм и поле здесь должны

Заменить вам сцену.

Герольд

Ах, для свадьбы золотой —

Пятьдесят лет дата,

Но и мир междучетой

Драгоценней злат!

Оберон

Пусть сегодня духов рой

Верность мне покажет:

В этот час меня с женой

Дружба снова свяжет.

Пук

Пук идёт, вертясь, крутясь,

В такт ногой ступая;

Духов рой за ним, смеясь,

Мчится припевая.

Ариэль

Много знает Ариэль

Песенок чудесных;

Много рож пленяет трель,

Много лиц прелестных.

Оберон

Чтобы в мире муж с женой

Жили, мы — наука;

Чтобы дружной быть четой,

Нам нужна разлука.

Титания

Зла жена, ворчун супруг, —

Надо разлучиться!

Пусть жена спешит на юг,

Муж на север мчится.

Оркестр

(очень громко)

Мухи, мошки и жучки,

Разные таланты,

И лягушки, и сверчки —

Вот и музыканты!

Solo

Вон волынка там гудит,

А пузырь-то мыльный;

Толстый нос жужжит, сопит,

Мелет вздор обильный.

Дух, только что образующийся

Жаба, ноги паука

И, как прибавленье,

Крылья: нет ещё зверька,

Есть стихотворенье.

Парочка

Краток шаг, высок прыжок

По траве росистой...

Ходишь ты, но ты б не мог

Взвиться в воздух чистый.

Любопытный путешественник

Маска ль это? Кто бы мог

Верить? Что за чудо!

Оберон, прекрасный бог,

Ты пришёл откуда?

Ортодокс

Нет рогов и нет когтей,

Но причислен нами

Всё ж и он к числу чертей

С древними богами.

Северный художник

Схвачу один я здесь кругом

Эскизы, я уверен;

Зато в италию потом

Уехать я намерен.

Пурист

О я несчастный! Для чего

Пришёл я? Что за мерзость!

Я вижу: ведьмы две всего

Напудрены. О дерзость!

Голая ведьма

Я пудры с платьем не взяла —

старухам уступаю.

Нагая села на козла

И тела не скрываю.

Капельмайстер

Мухи, мошки и жучки,

Что пристали к голой!

Вы, лягушки и сверчки,

Дайте такт весёлый!

Флюгер

(в одну сторону)

В прекрасном обществе я тут:

Невесты взор прельщают,

И кавалеров круг не худ —

Премного обещают!

(в другую сторону)

Коль не раскроется сейчас

Земля, их поглащая,

Готов уйти от них как раз

Хоть в самый ад тогда я.

Ксении

Как мухи, в этой стороне

Примчались мы с клещами:

Хотим папаше сатане

Мы поклониться сами.

Геннингс

Они слетелись в тесный рой —

Хотят острить над нами —

И скажут: «С доброй мы душой,

И с добрыми сердцами».

Мусагет

Недурно здесь: как раз мой вкус!

Мне ведьмы очень милы:

Скорей меж них, чем между муз,

Гожусь я в заправилы.

Ci-devant гений своего времени

Ты ладь с людьми, так в люди сам

Пройдёшь и ты бесспорно.

Как на Парнасе нашем, нам

На Брокене просторно.

Любопытный путешественник

Скажите, как его зовут?

Надменный, сановитый,

Готов везде он нюхать: тут

Не скрыты ль иезуиты?

Журавль

Чиста ль вода, мутна ль вода —

Ловлю я рыбу всё же.

Так и святоша иногда

К чертям заходит тоже.

Сын мира

Святоши, верьте мне, возьмут

Все средства без разбора:

Пожалуй, Брокен изберут

Как место для собора.

Танцор

Как? Новый хор примчался к нам?

Вдали трезвонят что-то.

Нет, это выпи стонут там,

Крича на всё болото.

Танцмайстер

Пошли плясать и так и сяк, —

Стараться все решили;

Бежит хромой, бежит толстяк,

О грации забыли.

Скрипач

Весь этот сброд всего сильней

Друг друга съесть желает;

Но, как Орфей смирял зверей,

Волынка их смиряет.

Догматик

Не может критика спугнуть,

Ввести меня в сомненье:

Чёрт должен быть хоть чем-нибудь,

А то — он измышленье.

Идеалист

Клянусь, фантазия моя

На этот раз чрезмерна;

И если это всё есть я,

То глуп я стал наверно.

Реалист

Меня всё это здесь сейчас

Как будто злит нарочно:

Стою сегодня в первый раз

Я на ногах непрочно.

Супернатуралист

Мне в этой весело стране!

Возможно, без сомненья,

По духам зла составить мне

О добрых духах мненье.

Скептик

За огоньком бегут опять

И ищут клад до смерти.

Я — на посту, чтоб рифмовать,

Где «черти», там «не верьте».

Капельмайстер

Вы, лягушки и сверчки, —

Просто дилетанты!

Мухи, мошки и жучки,

Вы же музыканты!

Ловкие

Sans souci нас все зовут;

Не сравняться с нами:

Ноги больше не идут —

Ходим вверх ногами.

Неловкие

Ловили прежде мы куски,

А нынче — ну их к Богу!

Идём, стоптавши башмаки,

Мы на босую ногу.

Блуждающие огоньки

Мы явились из болот,

Из далёкой чащи,

Но средь сброда мы — народ

Всё-таки блестящий!

Падающая звезда

Я с высоты упала, свет

Повсюду разливая, —

И вот подняться силы нет,

Лежу в траве одна я.

Массивные

Нам места, места, тесно тут!

Ложись трава под нами:

То духи, духи к вам идут

С тяжёлыми ногами.

Пук

Что за грубый шум и стук!

Вы, слоны, смирнее!

Хочет сам сегодня Пук

Быть всех тяжелее!

Ариэль

Если дал вам дух живой

Иль природа крылья,

В край цветущих роз за мной

Мчитесь без усилья!

Оркестр

Мгла тумана на полях

Проясняться стала;

Ветер шепчет в камышах —

Мигом всё пропало.

СЦЕНА 23 - ПАСМУРНЫЙ ДЕНЬ. ПОЛЕ

Фауст и Мефистофель.

Фауст

В одиночестве! В отчаянье! В страданиях долго блуждала она по Земле — и вот теперь заключена, заключена в темницу на ужасные мучения, как преступница, — она, это несчастное, милое создание!

Вот до чего дошло! И ты, изменник, недостойный дух, смел скрывать всё это от меня! Стой

же, стой теперь и вращай яростно своими сатанинскими очами! Стой и терзай меня невыносимым своим присутствием! В плену! В невыразимом мучении! Предана власти духов и бесчувственно осуждающего человечества! И ты стараешься развлечь меня отвратительными удовольствиями, скрываешь от меня её растущее горе, оставляешь её гибнуть без помощи!

Мефистофель

Она не первая.

Фауст

Пёс! Отвратительное чудовище! — О дух бесконечный! Преврати его, преврати червя этого в его собачий образ, который он так часто принимал ночью, бегая предо мною, вертясь под ногами беззаботного путника и бросаясь на плечи, чтобы увлечь падающего.

Преврати его в этот излюбленный им образ, чтобы он пресмыкался передо мной по земле, чтоб я мог ногами топтать его, отверженного.

Не первая! О муки, муки, невыносимые для души человека! И не одно такое создание погибло в бездне горя и несчастья! И эта первая недостаточно искупила пред очами Всепрощающего все грехи прочих в своём ужасном, смертном горе!

Мозг мой и моё сердце терзаются, когда я смотрю на одну эту страдалицу, а ты издеваешься хладнокровно над судьбою тысяч существ!

Мефистофель

Да, теперь мы снова приближаемся к границам нашего остроумия, — туда, где человек теряет управление своим рассудком. К чему же ты вступаешь в общение с нами, когда не в силах поддержать его? Хочешь летать — и боишься, что голова закружится? Мы ли тебе навязывались или ты нам?

Фауст

О, не скаль же так на меня свои прожорливые зубы: это отвратительно! О великий, чудесный дух, удостоивший меня видеть лицо своё! Ты знаешь сердце моё, душу мою: к чему же было приковывать меня к этому постыдному спутнику, который во зле видит свою жизнь, а в убийстве — наслажденье!

Мефистофель

Скоро ты кончишь?

Фауст

Спаси её или — горе тебе! Тягчайшее проклятие на голову твою на тысячи лет!

Мефистофель

Не в моих силах разрывать узы мстителя и снимать его затворы. Спаси её! Но кто, скажи, ввергнул её в бездну погибели: я или ты?

(Фауст дико озирается кругом.)

За громы схватиться хочешь? Счастье, что не вам даны они, жалким смертным! Сокрушить непокорного — вот известный приём тиранов, к которому они прибегают, когда их поставят в тупик.

Фауст

Веди меня туда! Она должна быть свободна.

Мефистофель

А опасность, которой ты сам подвергаешься? Знай, что в городе ты оставил следы твоего кровавого греха. На месте убийства парят мстительные духи и ждут возвращения убийцы.

Фауст

Что ещё предстоит мне от тебя? Смерть и проклятие всей Вселенной на тебя, чудовище! Веди меня, говорят тебе, и освободи её!

Мефистофель

Изволь, я сведу тебя. Слушай же, что я могу сделать, — ведь не все же силы Земли и неба в моей власти. Я могу помрачить ум тюремщика, а ты завладей ключами и выведи её человеческою рукою. Я буду на страже: волшебные кони, которые умчат вас, будут готовы. Вот всё, что я могу.

Фауст

Туда — и сейчас же!

СЦЕНА 24 - НОЧЬ. ОТКРЫТОЕ ПОЛЕ

Фауст и Мефистофель мчатся на вороных конях.

Фауст

Зачем там слетелись у плахи они?

Мефистофель

Не знаю, но вижу, там что-то творят.

Фауст

Взлетают, кружатся, спускаются вниз.

Мефистофель

То ведьмы.

Фауст

Свершают какой-то обряд.

Мефистофель

Пускай их колдуют! За мною, вперёд!

СЦЕНА 25 - ТЮРЬМА

Фауст со связкой ключей и лампой перед железной дверью.

Фауст

Вся скорбь людей скопилась надо мною:

Давно мне чуждым страхом я объят;

Вот здесь её, за влажною стеною,

Невинную, оковы тяготят.

Что ж медлишь ты, войти не смея?

Боишься встретить милый взгляд?

Твой страх — ей смерть! Вперёд скорее!

(Хватается за замок.)

Песня внутри

Мать, распутница мать,

Погубила меня;

Мой отец, негодяй,

Изглодал всю меня;

А сестричка моя

Мои кости нашла,

Тайно в поле снесла.

Резвой птичкою я

Мчусь в чужие края!

Фауст

(отворяя дверь)

Не чувствует она, что милый здесь стоит!

Лишь цепь на ней гремит, солома шелестит.

(Входит.)

Маргарита

(прячась на кровати)

Идут! Настал час смертный мой!

Фауст

(тихо)

Молчи, молчи: свободна будешь!

Маргарита

(бросаясь перед ним на колени)

Кто б ни был, сжалься надо мной!

Фауст

Потише: стражу ты разбудишь!

(Начинает разбивать цепи.)

Маргарита

(на коленях)

Кто власть тебе такую дал,

Палач, над бедной надо мною?

Меня будить ты в полночь стал...

О, сжалься и оставь живою

Хоть до утра, — казни тогда!

Я молода, так молода —

И вот заутра умираю!

(Встаёт.)

Я хороша была — за то и погибаю!

Был близок друг, теперь далёк,

Цветы увяли, сорван мой венок...

О, не хватай меня ты, умоляю!

Тебе я зла не делала, поверь:

Мы в первый раз встречаемся теперь.

Палач, палач, услышь мои моленья!

Фауст

Переживу ль все эти я мученья!

Маргарита

Палач, твоя теперь я, вся твоя!

Свою бы дочь я только накормила:

Всю ночь её в слезах ласкала я...

Её украли, чтобы я тужила,

А говорят, что я её убила.

Я никогда не буду весела:

Ведь про меня и песня ходит злая...

Такая в сказке, правда, мать была,

Но разве я такая?

Фауст

(становясь на колени)

Возлюбленный у ног твоих лежит;

Он от цепей тебя освободит.

Маргарита

(падая рядом с ним на колени)

Скорей на колени!

Смотри, у ступени,

У двери зияет

Весь ад и пылает;

Злой дух там стоит,

Шумит и гремит.

Дрожу от испуга!

Фауст

(громко)

Маргарита! Маргарита!

Маргарита

(прислушиваясь)

Это голос друга!

(Вскакивает. Цепи падают.)

Я слышу, он зовёт меня!

Свободна я, свободна я!

К нему помчусь я, изнывая,

К нему прильну я, отдыхая!

Он звал меня: «Маргарита!» У двери стоял он,

Сквозь крики бесовские громко взывал он;

Сквозь хохот, и грохот, и яростный вой

Я слышала голос знакомый, родной.

Фауст

Я здесь!

Маргарита

Ты здесь? О, повторить нельзя ль?

(Обнимая его.)

Ты здесь, ты здесь? Где вся моя печаль,

Где страх тюрьмы? Ты цепи разбиваешь!

Ты здесь: пришёл и из тюрьмы спасаешь!

Я спасена! А вот и улица опять,

Где в первый раз тебя пришлось мне повстречать.

А вот и сад я увидала,

Где с Мартою тебя я поджидала.

Фауст

(увлекая её)

Идём, идём!

Маргарита

О милый, подожди!

(Ласкается к нему.)

Так любо мне с тобой!

Фауст

Выходи!

Спеши — не то ты горько пожалеешь!

Маргарита

Иль целовать ты больше не умеешь?

Ты лишь на миг со мной в разлуке был

И целовать меня уж позабыл!

О, отчего теперь перед тобой дрожу я,

Когда ещё вчера в тебе, в твоих словах

Я находила рай, как в ясных небесах,

И ты душил меня в объятиях, целуя?

Целуй, целуй скорей меня!

Не хочешь — поцелую я

Тебя сама!

(Обнимает его.)

Увы, остыла

Твоя любовь; твои уста

Так стали холодны! Твоих объятий сила

Исчезла... То ли прежде было?

О, горе, горе мне! Иль я уже не та?

(Отворачивается от него.)

Фауст

За мной, за мной! Опомнись, дорогая:

Я твой всегда от сердца полноты!

Иди — молю лишь об одном тебя я!

Маргарита

(оборачиваясь к нему)

Так это ты? Наверно это ты?

Фауст

Я, я! Идём!

Маргарита

И ты освобождаешь

Меня, мой друг, и к сердцу прижимаешь?

Ужель тебе не страшно быть со мной?

Да знаешь ли, кого ты, милый мой,

Освободил?

Фауст

Уж стало рассветать!

Маргарита

Ах! я свою убила мать,

Своё дитя убила я!

Ребёнок, дочь моя, твоя...

Твоя? Ты здесь? Да, это он!

Дай руку! Это был не сон?

Рука твоя; но оботри

Её скорее: посмотри —

Дымится кровь его на ней!

Что сделал ты! Скорей, скорей

Вложи в ножны свой страшный меч,

Вложи, чтоб больше не извлечь!

Фауст

Что было — вновь тому не быть;

Но ты нас можешь погубить.

Маргарита

О нет, живи, живи, мой милый!

Послушай, вырой три могилы...

С зарёй придётся умирать...

На первом месте будет мать,

С ней рядом брат мой будет спать,

А я — поодаль, но немного,

Немного, милый, ради Бога!

Ребёнка ж положи ты на груди моей:

Кому ж, как не ему, лежать теперь со мною?

А помнишь, милый друг, как много мы с тобою

Когда-то провели блаженно-чудных дней!

Теперь мне обнимать уж больше не придётся

Тебя, мой дорогой, затем, что мне сдаётся,

Что ты меня в ответ с презреньем оттолкнёшь.

А всё же это ты, всё так же добр, хорош!

Фауст

Коль любишь ты меня, за мною ты пойдёшь!

Маргарита

Куда?

Фауст

На волю!

Маргарита

Что ж, когда могилу там

Найду и с нею смерть, — пойдём дорогой тою

К загробной тишине, к безмолвному покою;

Но дальше — ни на шаг... Идёшь ты, милый мой?

О, если бы и я могла идти с тобой!

Фауст

Ты можешь, если б только захотела!

Маргарита

Нет, мне нельзя! Надежда улетела!

Зачем бежать? Меня там стража ждёт...

Жить в нищете так тягостно и больно!

А совесть? Как не вспомнить всё невольно!

Так горько мне идти в чужой народ...

Да и поймают скоро нас, я знаю!

Фауст

Я остаюсь!

Маргарита

Спеши же, заклинаю!

Ступай всё вниз, всё вниз,

К ручью спустись,

Тропинку там найди

И в лес войди.

Налево под мостом

Одна она лежит,

И плачет, и кричит,

Влекомая ручьём.

Она жива. Хватай,

Хватай её, спасая!

Фауст

Приди в себя! Не медли боле!

Опомнись: шаг — и ты на воле!

Маргарита

Нам только бы гору скорей миновать:

На голом там камне сидит моя мать, —

По жилам мороз пробегает...

На голом там камне сидит моя мать

И мне головою кивает.

Недвижны глаза; голова тяжела...

Не встать ей: увы! она долго спала, —

Уснула, чтоб мы без неё наслаждались...

Дни счастья минули; куда вы умчались?

Фауст

Ни словом, ни просьбой увлечь не могу я —

Так силой с собою тебя увлеку я!

Маргарита

К чему насилье? О, оставь, молю!

Не жми так крепко руку ты мою —

И без того покорною была я.

Фауст

Уж скоро день! Опомнись, дорогая!

Маргарита

День? Скоро день? То день последний мой,

А мог бы стать днём свадьбы нам с тобой!

Смотри, мой друг, чтоб люди не узнали,

Что был ты у меня. Венок мой разорвали, —

Увы, беда стряслася надо мной!

Постой, ещё мы встретимся с тобой, —

Не в хороводе только, нет, едва ли!

Безмолвно дыханье своё затая,

Теснится толпа; их так много:

Вся площадь полна, вся дорога...

Чу, колокол слышится... Вот уж судья

Сломал свою палочку... Разом схватили,

Связали, на плаху меня потащили!

И каждому страшно: пугается он,

Как будто топор и над ним занесён...

Вокруг тишина, как под крышкою гроба!

Фауст

О, если б не был я рождён!

Мефистофель

(в дверях)

За мной, иль вы погибли оба!

Скорей, восток уж озарён!

Оставьте ваши вздохи, ахи!

Дрожат уж кони, жмутся в страхе.

Маргарита

Кто из земли там вырос? Он!

То он! Нельзя дышать при нём!

Зачем на месте он святом?

За мной?

Фауст

Ты жить должна! Скорее!

Маргарита

Суд божий, предаюсь тебе я!

Мефистофель

За мной, иль с ней тебя покину я!

Маргарита

Спаси меня, Господь! О Боже, я твоя!

Вы, ангелы, с небес ко мне слетите,

Меня крылами осените!

Ты, Генрих, страшен мне!

Мефистофель

Она

Навек погибла!

Голос Свыше

Спасена!

Мефистофель

(Фаусту)

За мной скорее!

(Исчезает с Фаустом.)

Голос Маргариты

(из тюрьмы, замирая)

Генрих! Генрих!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЖИВОПИСНАЯ МЕСТНОСТЬ

Фауст лежит, утомлённый, на цветущем лугу, в беспокойном сне. Сумерки. Над Фаустом парит хор прелестных малюток-духов.

Ариэль

(Пение, сопровождаемое звуками эоловых арф.)

В дни, когда весна сияет,

Дождь цветов повсюду льёт,

Поле в зелень одевает,

Смертным радости несёт, —

Крошек-эльфов дух великий

Всем спешит смягчить печаль:

Свят ли он иль грешник дикий,

Несчастливца эльфам жаль.

Вы, что сюда слетелись в рой свободный,

Исполните долг эльфов благородный:

Смирите в нём свирепый пыл борьбы,

Смягчите боль жестокую упрёка,

Изгладьте память ужасов судьбы.

В безмолвии ночном четыре срока —

Не медлите ж! Слетясь со всех сторон,

Его склоните нежно к изголовью, —

Росою Леты брызните с любовью, —

Усталые расправит члены сон,

И день он встретит бодр и укреплён.

Итак, скорее подвиг свой начните:

К святому свету вновь его верните!

Хор эльфов

(поодиночке, по два и по нескольку,

чередуясь и соединяясь)

(Serenade)

Тёплый воздух безмятежен,

Тихо в зелени полян,

Сладок запах, и безбрежен

Лёгкий вечера туман;

Нашепчите ж мир ночлега,

Детским отдыхом маня,

И очам усталым нега

Пусть закроет двери дня!

(Notturno )

Ночь восходит, рассыпая

Сотни звёзд по небесам;

Рой светил горит, мерцая,

Блещет здесь, сияет там;

Спят озёр зеркальных воды;

Чисто небо; ночь ясна, —

И над тихим сном природы

Пышно царствует Луна.

(Mattutino )

Пусть текут часы забвенья,

Грусть и радость устраня;

Близко время исцеленья, —

Верь же вновь сиянью дня!

По долине меж холмами

Тихо в зелени дерев,

И сребристыми волнами

Нива зыблет свой посев.

(Reveil)

Достижимы все стремленья;

Посмотри: заря ясна!

Слабы цепи усыпленья, —

Сбрось же, сбрось оковы сна!

Меж медлительной толпою

Будь творцом отважных дел!

Всемогущ, кто чист душою,

Восприимчив, быстр и смел.

(Сильный шум возвещает восход Солнца.)

Ариэль

Чу! Шумят, бушуют Оры!

Шум их слышат духов хоры;

Новый день увидят взоры.

Чу! Скрипят ворота неба!

Чу! Гремят колёса Феба!

Сколько шуму вносит свет!

Трубный звук гудит и мчится,

Слепнут очи, слух дивится,

Лишь для смертных шума нет!

Поскорей к цветам спешите,

Глубже, глубже в них нырните;

Скройтесь в листьях, в щели скал,

Чтоб вас шум не оглушал!

Фауст

Опять ты, жизнь, живой струёю льёшься,

Приветствуешь вновь утро золотое!

Земля, ты вечно дивной остаёшься:

И в эту ночь ты в сладостном покое

Дышала, мне готовя наслажденье,

Внушая мне желанье неземное

И к жизни высшей бодрое стремленье.

Проснулся мир — и в роще воспевает

Хор стоголосый жизни пробужденье.

Туман долины флёром одевает,

Но озаряет небо предо мною

И глубь долин. Вот ветка выступает,

Не скрытая таинственною мглою;

За цветом цвет является, ликуя,

И блещет лист трепещущей росою.

О чудный вид! Здесь, как в раю, сижу я!

А там, вверху, зажглися гор вершины,

Зарделись, час весёлый торжествуя.

Вы прежде всех узрели, исполины,

Тот свет, который нам теперь сияет!

Но вот холмы и тихие долины

Весёлый луч повсюду озаряет,

И ниже все светлеют очертанья.

Вот Солнца диск! Увы, он ослепляет!

Я отвернусь: не вынести сиянья.

Не так ли в нас высокие стремленья

Лелеют часто гордые желанья

И раскрывают двери исполненья, —

Но сразу мы в испуге отступаем,

Огнём объяты и полны смущенья:

Мы светоч жизни лишь зажечь желаем,

А нас объемлет огненное море.

Любовь тут? Гнев ли? Душно; мы страдаем;

Нам любо, больно в огненном просторе;

Но ищем мы земли — и пред собою

Завесу снова опускаем в горе.

К тебе я, Солнце, обращусь спиною:

На водопад сверкающий, могучий

Теперь смотрю я с радостью живою;

Стремится он, дробящийся, гремучий,

На тысячи потоков разливаясь,

Бросая к небу брызги светлой тучей.

И между брызг как дивно, изгибаясь,

Блистает пышной радуга дугою,

То вся видна, то вновь во мгле теряясь,

И всюду брызжет свежею росою!

Всю нашу жизнь она воспроизводит:

Всмотрись в неё — и ты поймёшь душою,

Что жизнь на отблеск радужный походит.

ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ

Тронный зал. Государственный совет. Трубы. Входит император с блестящей свитой и садится на трон. Справа от него становится астролог.

Император

Привет вам, други! Весь вполне

Вокруг меня мой двор собрался.

Мудрец со мной; куда ж девался

Дурак, мой шут, скажите мне?

Юнкер

За вашим шлейфом он влачился,

Упал при входе и разбился.

Толстяк был поднят, унесён:

Не знаю — пьян иль умер он.

Другой юнкер

За ним другой — откуда взялся,

Не знаю — быстро протолкался.

Одет был очень пышно он,

Но безобразен и смешон.

Уж он пробрался до чертога,

Но алебарды у порога

Пред ним скрестила стража тут.

Да вот и он, наш смелый шут!

Мефистофель

(входя и склоняясь перед троном)

Что ненавистно — и отрадно?

Что всяк и звать и гнать готов?

Что все ругают беспощадно,

Чтоб защищать в конце концов?

Кого ты звать не должен смело?

Чьё имя всех к себе влекло?

Что к трону путь найти сумело?

Что гнать само себя могло?

Император

Довольно, шут, слова плести лукаво;

Твои загадки здесь некстати, право;

Загадки любы этим господам:

Им разгадай их; это будет нам

Приятней. Старый шут покинул сцену;

Пожалуй, стань сюда, ему на смену.

(Мефистофель становится по левую сторону трона.)

Говор толпы

Вот шут другой — к другой беде!

Откуда он? Как он вошёл?

Приелся прежний. Прежний где?

Тот бочка был, а этот — кол.

Император

Итак, о други дорогие,

Привет! Сошлись передо мной.

Вы под счастливою звездой:

Сулит нам небо радости большие.

Хотели мы взглянуть на божий свет

Повеселей, от дел освободиться

И маскарадом пышным насладиться.

Помех, казалось, для веселья нет, —

К чему ж сошлись на скучный мы совет?

Сказали вы: «Так надо!» Покоряюсь —

И вот пред вами я теперь являюсь.

Канцлер

Как лик святых сияньем окружён,

Так добродетель высшая венчает

Чело владыки: ею обладает

Лишь он один, и всем он одарён;

Всё, что народу нужно, любо, мило,

Нам божество в лице его явило.

Увы! К чему рассудка полнота,

Десницы щедрость, сердца доброта,

Когда кругом всё стонет и страдает,

Одна беда другую порождает?

Из этой залы, где стоит твой трон,

Взгляни на царство: будто тяжкий сон

Увидишь. Зло за злом распространилось,

И беззаконье тяжкое в закон

В империи повсюду превратилось.

Наглец присваивает жён,

Стада, светильник, крест церковный;

Хвалясь добычею греховной,

Живёт без наказанья он.

Истцы стоят в судебном зале,

Судья в высоком кресле ждёт;

Но вот преступники восстали —

И наглый заговор растёт.

За тех, кто истинно греховен,

Стоит сообщников семья —

И вот невинному «виновен»

Гласит обманутый судья.

И так готово всё разбиться:

Всё государство гибель ждёт.

Где ж чувству чистому развиться,

Что к справедливости ведёт?

Перед льстецом и лиходеем

Готов и честный ниц упасть:

Судья, свою утратив власть,

Примкнёт в конце концов к злодеям.

Рассказ мой мрачен, но, поверь,

Ещё мрачнее жизнь теперь.

Пауза.

И нам нельзя откладывать решенья!

Средь этой бездны зла и разрушенья

И даже сан небезопасен твой.

Военачальник

Все нынче буйны, удержу не знают,

Теснят друг друга, грабят, убивают,

Не слушают команды никакой.

Упрямый бюргер за стенами

И рыцарь в каменном гнезде

Сидят себе, смеясь над нами,

И нас не слушают нигде.

Наёмные роптать солдаты стали:

Упорно платы требуют у нас,

И если б мы им так не задолжали,

Они бы нас покинули сейчас.

Чего б себе они ни запросили —

Не дать попробуй: будешь сам не рад.

Мы защищать им царство поручили —

Они ж страну разграбить норовят.

Полцарства гибнет; если их оставят

Так буйствовать — пропала вся страна!

Хоть короли кой-где ещё и правят,

Но никому опасность не ясна.

Казначей

Взывать к союзникам — не много прока;

Обещанных субсидий нет притока:

Казна у нас — пустой водопровод!

В твоих обширных, государь, владеньях,

Какие нынче господа в именьях?

Куда ни глянь, везде живёт не тот,

Кто прежде жил; всяк нынче независим;

Мы смотрим, чтоб по вкусу мы пришлись им,

А подчинить ни в чём не можем их.

Мы столько прав гражданских надавали,

Что не осталось прав для нас самих;

От разных партий, как бы их ни звали,

Поддержки тоже нет на этот раз.

Хвала и брань их безразличны стали,

Бесплодна их любовь и злость для нас.

Ни гибеллинов нет, ни гвельфов нет и следу:

Все спрятались — потребен отдых им.

Кто нынче станет помогать соседу?

Все делом заняты своим;

У золота все двери на запоре, —

Всяк для себя лишь копит: вот в чём горе!

А наш сундук — увы, нет денег в нём!

Кастелян

Беда и у меня: огромны

Издержки наши; как ни экономны,

А тратим мы всё больше с каждым днём.

Для поваров, как прежде, нет стеснений:

Бараны, зайцы, кабаны, олени

У них ещё в порядке, как всегда;

Индейки, гуси, утки и цыплята —

Доход наш верный: шлют их торовато.

Всё это есть; в вине одном нужда:

Где прежде горы полных бочек были

И лучших сборов лучший цвет хранили —

Всё до последней капли истребили

Попойки вечные сиятельных господ.

Для них открыл и магистрат подвалы:

И вот звенят их чаши и бокалы;

Все под столом лежат, и пьянство всё растёт.

Я счёт веду: платить за всё ведь надо;

И ростовщик нам не даёт пощады.

По векселям он вечно заберёт

Изрядный куш на много лет вперёд.

Давно у нас уж свиньи не жирели,

Заложен каждый пуховик с постели,

И в долг мы каждый подаём обед.

Император

(после некоторого размышления, Мефистофелю)

Ты тоже, шут, немало знаешь бед?

Мефистофель

Я? Никогда! Я вижу блеск чудесный,

Тебя и пышный двор. Сомненья неуместны,

Где нерушимо сам монарх царит,

Врагов своих могуществом разит,

Где светлый ум, и доброй воли сила,

И мощный труд царят на благо нам, —

Как может зло и мрак явиться там,

Где блещут эти чудные светила?

Говор толпы

Мошенник, плут! Умён, хитёр!

Он лжёт бесстыдно! С этих пор

Я знаю, что нам предстоит.

А что? Проект он сочинит.

Мефистофель

Везде своя нужда: таков уж белый свет!

Здесь — то, другое — там. У нас вот денег нет;

И деньги на полу искать напрасно,

Но золото есть под землёю, ясно.

Войдите в тьму пещер глубоких: там

В кусках, в монетах золото сверкает;

А кто его из бездны извлекает?

Дух выспренний, природой данный нам,

Канцлер

Природа, дух — таких речей не знают

У христиан; за это ведь сжигают

Безбожников: такая речь вредна!

Природа — грех, а дух есть сатана:

Они лелеют в нас сомненье,

Любимое сил адских порожденье.

Нет, здесь не то! Два рода лишь людей

Имеет государь в империи своей:

То божьих алтарей служители святые

И рыцари. Они хранят нас в бури злые;

Лишь в них себе опору трон найдёт.

За то им земли государь даёт.

Пустой толпы безумные затеи

Противостать пытаются порой,

Еретики и злые чародеи

Мутят страну и потрясают строй.

Шуту они любезны свыше меры:

Душе преступной всех они милей.

И смеешь дерзкой шуткою своей

Ты омрачать возвышенные сферы!

Мефистофель

О, как учёный муж заметен в Вас сейчас!

Что осязать нельзя — то далеко для Вас;

Что в руки взять нельзя — того для Вас и нет,

С чем не согласны Вы — то ложь одна и бред,

Что Вы не взвесили — за вздор считать должны,

Что не чеканили — в том будто нет цены.

Император

К чему ты эту проповедь читаешь?

Мне надоело это: перестань!

Вот денег нет, — скорей же их достань;

Словами ж ты беды не уменьшаешь.

Мефистофель

Достану больше я, чем кажется вам всем;

Всё это хоть легко, но трудно вместе с тем.

Клад не далёк, но чтобы докопаться,

Искусство нужно и уменье взяться.

В тот давний век, как массы дикарей

Губили жадно царства и людей,

Напора орд их человек пугался

И укрывать сокровища старался.

То было в мощный Рима век, давно;

Но и теперь немало так зарыто,

И всё, что там лежит, в земле сокрыто,

Правительству принадлежать должно.

Казначей

Да, хоть дурак, а рассудил он здраво!

Конечно, это государя право!

Канцлер

Вам ставит дьявол золотой капкан:

В преступный вас желает ввесть обман.

Кастелян

Чтоб провиант был у меня в запасе,

Я на обман даю своё согласье.

Военачальник

Дурак умён: всем благ наобещал!

Солдат не спросит, где он деньги взял.

Мефистофель

Я вижу, что у вас сомнений много?

Вот вам мудрец: спросите астролога;

Как дважды два, он знает день и час.

Скажи, что видно в небесах для нас?

Говор толпы

Плуты! Союз уж заключён:

Шут и авгур взошли на трон.

Вся песня та ж — сюжет избит.

Глупец велит — мудрец гласит.

Астролог

(повторяя громко тихий подсказ Мефистофеля)

Как золото, нам Солнце свет свой льёт;

Меркурий, вестник радостный, несёт

Любовь и милость; благосклонный нам

Бросает взор Венера по утрам

И вечерам; Луны капризен вид;

Марс хоть бессилен, гибелью грозит;

Юпитер всех ясней всегда сиял;

Сатурн велик, а кажется нам мал.

Хоть, как металл, он низко оценён,

Но если взвесить — полновесен он.

Да, коль сойдутся Солнца лик с Луной,

Сребро со златом, — это знак благой!

Всё явится, что б пожелать ты мог:

Дворцы, сады, балы, румянец щёк;

Учёный муж доставит это вам,

Исполнив то, что невозможно нам.

Император

Всю речь вдвойне как будто слышу я,

Однако трудно убедить меня.

Говор толпы

Что мелет он

На старый тон?

Врёт звездочёт!

Алхимик врёт!

Сто раз слыхал!

Напрасно ждал!

Опять и тут

Обманет плут!

Мефистофель

Находке верить ли, не знает

Никто из них; дивятся все:

Один альравнов вспоминает,

Другой о чёрном бредит псе.

Тот трусит, тот смеяться хочет;

Но образумьтесь, верьте мне:

Когда в подошве защекочет

У вас иль зазнобит в спине,

То знайте, что на вас влияет

Природа силою своей:

Струя живая возникает

Из глубочайших областей.

Когда мороз знобит вам тело

И не сидится что-то вам,

Вы в землю вкапывайтесь смело

И тотчас клад найдёте там.

Говор толпы

Ух, тяжко! Что-то беспокоит

Меня. Рука, озябнув, ноет.

Мне что-то палец заломило.

А у меня в спине заныло.

По этим признакам — под нами

Лежат сокровища пудами.

Император

Ну, к делу ж! Так ты не уйдёшь отсюда!

Правдивость слов своих нам докажи

И нам места сокровищ укажи.

Свой меч и скипетр я сложу покуда

И к делу сам немедля приступлю.

Когда не лжёшь, осуществлю я чудо,

А если лжёшь, тебя я в ад сошлю.

Мефистофель

Туда-то я дорогу твёрдо знаю.

Конечно, я всего не сосчитаю,

Что там лежит, на свет не выходя.

Пример: крестьянин, землю бороздя,

Златой сосуд порой зацепит плугом;

Порой селитры ищет он простой —

И видит слитки золота. С испугом

И радостью он бедною рукой

Старинные нам открывает своды.

Туда-то, в эти галереи, ходы,

В подземный мир, с киркой проникнуть рад

Искусный муж, преследуя свой клад.

В тех погребах сокровищ чудных груда:

Тарелки, чаши, золотые блюда

Везде рядами пышными стоят;

Что ни бокал — рубинами сверкает;

А из него испить кто пожелает,

Найдёт в бочонке старое вино;

А обручи на бочке той старинной —

Поверите ль? — скрепляет камень винный,

А дерево истлело уж давно.

И чем та область мрака не богата!

Да, не одних каменьев там и злата

Довольно — есть и вин большой запас.

Но лишь мудрец их вынесет оттуда;

При свете видеть это всё — не чудо,

А мрак всё тайной делает для нас.

Император

К чему нам мрак, к чему нам тайны эти?

Что драгоценно — покажи при свете:

Кто плутовство во мраке уличит?

«Все кошки ночью серы», — говорит

Пословица. Даю приказ тебе я

Доставить те сокровища скорее!

Мефистофель

Так сам возьми лопату, бур и лом,

И возвеличен будешь ты трудом,

Причём душою снова ты воспрянешь.

Златой телец предстанет вновь тогда,

И всех — себя и свиту — без труда

Вновь украшать алмазами ты станешь,

А камни те, играя и горя,

И красоту возвысят, и царя.

Император

Смелей за труд! Скорей за исполненье!

Астролог

(как выше)

Умерь, монарх, могучее стремленье:

Сперва окончить праздник свой решись!

За много дел ты сразу не берись:

Ведь заслужить сперва должны мы сами

Дары земли достойными делами.

Добра кто хочет, должен добрым быть;

Кто жаждет благ, тот должен дух смирить;

Кто алчет вин, тот у тисков трудися;

Кто ждёт чудес, тот верой утвердися.

Император

Прекрасно! Пустим празднества мы в ход,

А там — пускай суровый пост придёт.

Итак, повеселей, во что бы то ни стало,

Отпразднуем теперь мы время карнавала!

(Трубы. Все уходят.)

Мефистофель

Глупцы! Судьба своих даров,

Заслуг не видя, не истратит!

Имей вы камень мудрецов —

Для камня мудреца не хватит.

МАСКАРАД

Обширный зал с примыкающими к нему покоями, декорированный и украшенный для маскарада.

Герольд

Не думайте, что здесь, в стране германской,

Шутов иль бесов танец басурманский

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: