ИБН АЛЬ-АРАБИ - ВЕЛИЧАЙШИЙ ШЕЙХ 8 глава

ТАЙНЫ НА ЗАПАДЕ

Тайное учение

Я спросил ребенка, несущего свечу: "Откуда этот свет?" Он сразу же задул ее и сказал: "Скажи мне, куда он исчез, и я скажу тебе, откуда он появился".
(Хасан басрийский)

Независимо от того, на Востоке мы живем или на Западе, все мы в какой-то мере являемся наследниками достижений и неудач средневековой арабской философии. Одним из недостатков этой системы были попытки применить ее в наиболее подходящей для этого сфере, которой являлось, несомненно, собирание, сравнение, идентификация и толкование традиций Пророка.

Применение этой техники, которая была результатом использования методов христианской греческой теологии мусульманами, и ее традиций, распространялось очень быстро. Овладеть ею было нетрудно, так как суть ее заключалась в сборе фактов и нагромождении их друг на друга с целью получения чего-то законченного.
Наряду с этой системой в мусульманских странах большую роль играл еще один фактор. Имеется в виду наличие обучающих и практических школ особого рода, в которых учитель, учение и ученик по крайней мере в одном смысле представляли собой единое целое. Этот аспект системы был передан в несколько искаженном виде, ибо он не годился для создания каких-либо организаций, которые так быстро развивались на Западе. Даже до изгнания мусульман из Испании на Западе переводились в основном их книги, и это "одностороннее" знание использовалось наряду с теми материалами, которые проникли в Европу из еще более ранних средиземноморских источников. "Ввозились консервированные ананасы, поэтому рецепты касались именно консервированных фруктов. Выращивание и упаковка ананасов относились к другой области, которой в большинстве случаев не уделили должного внимания", - как сказал об этом один современный суфий.

Вследствие личного присутствия учителя, обладавшего особыми достижениями, который противодействовал созданию каких-либо устоявшихся организаций, эта идея была упущена. Она продолжала существовать в умах отдельных людей, которых называли оккультистами. Они проповедовали учение, опасное для подобных организаций, несовместимых с потребностью в разносторонне развитом учителе, который знал то, чего не было в книгах.

После падения Константинополя греческое знание, содержавшееся в книгах, обеспечило другие народы еще большим количеством "одностороннего" материала (консервированных ананасов). Ученики, поддерживающие своим существованием монашеские или академические организации, с восхищением и удивлением относились к передовым продуктам этой системы, то есть к великим индивидуальностям. В цели организаций не входила подготовка таких людей, и они появились не благодаря им, а несмотря на их существование. Их считали своими, и это уже входило в функции религиозной организации.

С другой стороны, интеллектуальное движение специализировалось на подготовке большего количества интеллектуалов и достижении более ясного понимания с помощью человеческого разума, который использовался примерно так, как сегодня используют машины. Все это воспринималось почти как священнодействие, главным образом из-за относительной новизны этой деятельности.

Сами мусульмане подчас тоже обучали чисто интеллектуальным методам, но они считали их не целью, а средством.

Мы до сих пор носим на себе отпечаток различных способов мышления и реакций. В результате одни становятся схоластами, другие - набожными священниками, а третьи - сухими педантами. Есть и такие люди, которые столь сильно ненавидят саму идею организации, что начинают восставать против нее и обращаются к неграмотным провидцам древности, считая, что величие человека является исключительно результатом вдохновения. К этому близка психология и другие современные науки, указывающие на несостоятельность всего остального. Во многих случаях это превращается в монотонное повторение, аргументы которого основаны на новых застывших идеях. Оно имеет сходство с религиозным догматизмом и т.п. вещами.
Даже в формалистической арабской философии (которая часто фактически является греческой) было немало ценных аспектов - элементов тайного учения (или же определенных акцентов), на что западные ученые университетского типа, воспринимавшие эту философию, просто не обращали внимания. На востоке же традиция мастера, обучающего учеников, продолжалась, несмотря на засилье чистого схоластицизма.

Общепризнанно, что "интеллектуальное движение, отцом которого был Ибн Рушд (XII в.), оказывало влияние на европейскую мысль до момента появления современной экспериментальной науки" (проф. Филипп Хитти, "История арабов", стр. 584). Начиная с XIII в. арабы изучали греческую философию, приспосабливая ее к своим идеям. Подобно западным ученым более позднего времени, большинство из них имели дело только с книгами, полагая, что книга может охватить собой все учение.

Ибн Рушд отстаивал право философа на интеллектуальный подход ко всему, кроме сверхъестественного. Он был врачом, комментировал Аристотеля и занимался астрономией. Он занимался также изучением музыки и написал о ней трактат, вошедший в его знаменитые комментарии к учению Аристотеля, который изучали в Париже после того, как он прошел церковную цензуру. Этого уроженца Кордовы называли на Западе Аверроэсом; он оказал огромное влияние на иудейских мыслителей. Сообщается, что он, подобно своему учителю Ибн Туфейлю, излагал определенные положения суфийского учения в контексте обычной философии. Ибн Туфейль (которого на Западе называли Абубацер, так как его первое имя Абу Бакр) также был врачом, философом и, наконец, визирем двора в Гранаде. Он написал выдающуюся книгу под названием "История Хай ибн Якзана". По мнению западных исследователей, она была основой "Робинзона Крузо", а имя Александра Селкирка было использовано только для придания актуальности роману Даниэля Дефо. В свою очередь, книга Ибн Туфейля основывалась на истории, приведенной Авиценной из Бухары (980 - 1037), учение которого было почти чисто философским. Авиценна также был врачом, философом и ученым. Он был последователем другого великого философа Аль-Фараби (Альфарабиуса), суфийские идеи которого считались неоплатоническими. Аль-Фараби умер более 1000 лет назад.

Труды этих людей составляют неотъемлемую часть современного философского наследия. Многие считают, что отрицательное отношение к попыткам средневековых мыслителей сформулировать логически последовательную концепцию жизни и творения было для нас едва ли более полезным, чем легковерие. Даже в относительно недавнее время считалось, что пытливый ум ученого, стремящийся к новым открытиям, берет на себя слишком многое. Современные исследователи признают, что ученый, вынужденный сосредоточиваться на раз и навсегда застывшей и узкой области исследования, подвергает себя опасности дисквалификации. Он может либо слишком сосредоточить, либо слишком распылить свое внимание. Его эмоциональная гармоничность подчас приносится в жертву интеллектуальному развитию. Эта опасность всегда была очевидной для суфиев, занимавшихся научной деятельностью.

Один из них, Анвар Фарис, пишет:

"Близкие по духу упражнения по отождествлению и разделению являются ценными для самоподготовки. Слишком сильное отождествление уничтожает способность к разделению. Результатом его часто бывает фанатизм. Человек привязывается к чему-либо, а потом не может освободиться. Когда мудрый Ибн Сина (Авиценна) писал свой труд по минералогии, он исследовал мир минералов и в целом и в частностях. Он концентрировал свое внимание на отдельных примерах, а потом отделялся от этого и погружал себя в целое. Так, с помощью отождествления и разделения он добивался равновесия и в других областях мышления и духа".

Внешним средством для этого был "совершенный человек", которого мавры считали отражением внутреннего совершенного человека. Джозеф Маккей ("Слава Мавританской Испании", Лондон, 1935) описывает внешний облик культурного человека мусульманской Испании:

"...все, за исключением лишь некоторых маньяков-буквалистов, понимают теперь, что в основном прогресс человека определяется тем, в какой степени дух науки влияет на его жизнь. Однако следует твердо помнить, что это было только частью представлений арабов о жизненном идеале. Большинству их мыслителей вопрос, не существует ли некоторой опасности того, что наука может сделать человека грубым, не в меру расчетливым, слишком интеллектуальным, холодным и невосприимчивым к красоте и искусству, показался бы совершенно бессмысленным. Их ученые были в такой же мере поэтами и музыкантами. Мысль о том, что между интеллектуальной и эмоциональной жизнью существуют какие-то противоречия, и что один человек не может заниматься обоими этими видами деятельности, они посчитали бы просто парадоксальной".
Такой образ жизни, который можно считать к суфийским, не получил широкого распространения на получившем новый толчок к развитию Западе. В эпоху Ренессанса предпринимались попытки достижения культурного идеала, но в это понятие не вкладывали идей о внутреннем измерении, гармонии и совершенствовании восприятии. Люди воспринимали фрагменты искусств, наук и теорий, а затем копировали; изучали или даже развивали их. Внутренний смысл был утерян, а там, где он сохранился, его подвергали осмеянию схоласты и "поклонники чистого искусства". Эти материалы изучались и передавались дальше в разобщенном виде, превращаясь в чисто философские, астрономические или медицинские труды. Многие развивающиеся научные школы Северной Европы, находившиеся под жестким контролем духовенства, считали необходимым исключать из этих материалов нехристианские высказывания, что еще более ограничивало их жизнеспособность.

Благодаря немецким "крещеным султанам" из династии Гоген-штауфенов в Северную Европу из Сицилии проникла одна из форм этого знания, несомненно, подвергшегося такой же обработке. Это произошло несмотря на то, что большой дворец Гогенштауфенов возводился в соответствии с принципами суфийской архитектуры, а суфийские символы украшали коронационную мантию короля Роджера I.

Не будет преувеличением сказать, что люди, придерживавшиеся суфийского образа мышления, очень скоро объявлялись оккультистами. Этот ярлык переходил и на их последователей. В результате возникли искаженные и даже патетические представления о мастерстве, понимании и личных достижениях, которые приходят благодаря занятиям оккультизмом. Роджер Бэкон цитирует суфийский труд "Тайные мудрости посвященных" Ибн Сабана, который поддерживал переписку с Фридрихом II фон Югенштауфеном (Хитти, указ. сочинение, стр.587, 610). Бэкону суждено было считаться оккультистом и не потому, что он, как принято считать, проповедовал его идеи, а потому, что он излагал теорию "живой передачи" тем людям, которые отрицательно относились к догматизму и были вследствие этого одинокими в схоластическом окружении. Сегодня их духовные наследники называют себя оккультистами и все еще блуждают, подобно индийским неприкасаемым, считающим, что они находятся вне других каст.

Запад (который чаще всего представляет церковь) взял то, что считал необходимым, но отказался от остального. Сжигались книги, Испания призывала к истинной вере. На другом конце диаметра остались странные люди, веши и идеи. Некоторые из них, в том числе трубадуры, игра в карты, арлекины, некоторые тайные общества, впоследствии вызывали недоумение, но не были странными для суфиев.

В закрытых дверях были трещины, позволявшие очень немногим вещам проникать туда и обратно.

В конце XVIII в. Наполеон завоевал Египет. Один из генералов со своими людьми основал Орден Искателей Истины, который называли также Суфийин (Суфии).
В книге, получившей, возможно, правильное название "Смесь", этот генерал рассказывает, как он обнаружил среди восточных адептов истоки "осиротевшей" тайной мудрости Запада. "Это был источник. Мы же веками плыли по широкой, но мутной реке".

Похоже на то, что "Суфийин", испытавшие в ограниченных масштабах (хотя и не по своей вине) то же самое, что пришлось пережить их предшественникам, в конце концов поняли, в силу чего эта река на Западе постоянно загрязнялась. Они считали, что на Запад следует привезти только учение и методологию, но забыли об учителе.
Всего через шесть лет после образования Ордена они признали свою неудачу в "Заявлении суфиев Франции":

"Нам лучше расстаться, чем бесконечно продолжать заниматься ритуалами и деятельностью, которые из-за отсутствия обучающего мастера не смогут создать совершенного человека. Сложность этого процесса можно преодолеть только с помощью более высокого знания о потребностях человека. Мастер использует известную ему тайну, чтобы вызвать и развить изменения в тех, кто займет его место. Без учителя организация не может добиться реального прогресса, хотя внешний облик ее и может оставаться неизменным".

Но суфийских мастеров невозможно нанять или привезти с собой. Декларация о самороспуске жалобно продолжает: "Кто может привязать к себе посвященного? Он знает о потребностях человека и удовлетворяет их. Нам же остается только мечтать об этом".

"Суфийин", по крайней мере, хоть чему-то научились. Похоже на то, что осколки этой организации кое-где сохранились, так как много лет спустя появилось сообщение о существовании одного из ее ответвлений в Индии.

Сыграли ли закрытые двери положительную роль? Наверное, да. Запад располагал не только развитой наукой, искусством и другими материалами, которые необходимо было усвоить, но и средствами пропаганды. Геополитическая борьба, которую так хорошо описывает проф. Тойнби (А. Дж. Тойнби. "Изучение Истории", т. VIII: Героическая эпоха - Контакты между мировыми цивилизациями, Оксфорд, 1956, стр. 216 и далее: "Мусульманский мир в окружении Запада, Персии и Тибета"), и военный психоз крестовых походов привели к тому, что все мусульманское, "языческое" или арабское стали называть не только еретическим, языческим и неприятным, но и дьявольским и опасным. Запад до сих пор следует этой традиции, которую постоянно укрепляют текущие события. Сначала необходимо было отбросить испанских арабов от границ Франции. Затем наступила очередь язычников, захвативших святую землю. Потом турки стали готовиться к захвату Вены. В представлении западных умов мухаммаданство было некоей непонятной смесью, таившей в себе опасности и зло, которое необходимо было сдержать и контратаковать. Ощущение необходимости последнего умело поддерживалось миссионерскими устремлениями, с помощью которых пытались во славу церкви одерживать верх над исламом. Существование Оттоманской империи лишний раз доказывало, что языческий враг все еще представляет собой угрозу. Во всяком случае, от людей, являвшихся во многих случаях членами зависимых обществ, научиться можно было немногому, вне зависимости от их известности.

Восточной философией интересовались только чудаки, которых можно найти в любом обществе. Следовало ли человеку превращаться в турка или лучше было оставаться таким, каким он был? Было непохоже, что люди, пренебрегавшие правилами гигиены, не принявшие Евангелия, да к тому же еще находившиеся в зависимости от кого-то, могут чему-либо научить. Пусть они, по крайней мере, сначала наведут порядок у себя.
И тем не менее находились люди, сумевшие подняться выше этой временной точки зрения на развитие человека, несмотря на то, что они никогда не поверили бы, что условия, в которых жили они сами, тоже были только временными, как мы сейчас знаем об этом. Этот процесс начался уже давно, раньше, чем можно себе представить. Деятельность суфиев оказывала свое воздействие.

Для того, чтобы обнаружить следы двойной жизни, которую вели мистики того времени, бывшие одновременно христианскими затворниками и суфийскими учителями, необходимо побывать на средневековой Майорке.

Брат Ансельм из Турмеды был средневековым мистиком с Майорки, а впоследствии его причислили к лику христианских святых. Но это еще далеко не все. Для испанских мусульман он был посвященным суфием Абдаллахом аль-Гарджуманом. Чему он учил? Некоторые части его книги "Спор осла с братом Ансельмом" представляют собой буквальный перевод одного из разделов энциклопедии "Братьев Чистоты". В буквальном переводе с суфийского его имя означает "раб божий", "переводчик", поэтому есть все основания полагать, что с помощью перевода он пытался передавать суфийское учение. Один из современных испанских ученых (Анхел Гонсалес Паленсия, Журнал "Испания", № XVIII, 3, октябрь, 1935), говоря о нем, называет его "тупым подражателем". Здесь следует отметить, что в средние века знание не всегда считалось собственностью отдельных лиц, особенно такое, которое распространяло тайное общество или группа неизвестных мудрецов наподобие "Братьев Чистоты". Об авторском праве еще ничего не было известно.

Эту живую связь между арабским учением и христианством подчеркивает еще одна странная личность - священник-ренегат. В 1782 г. Отец Хуан Андрее, изгнанный из Ордена иезуитов, опубликовал замечательную книгу, в которой он пытался доказать, что Европа находится в долгу перед испано-арабской наукой, указывая на ее распространение и признав даже, что Св. Фома тоже пользовался этим источником. Он отмечал, что испанская поэзия складывалась под непосредственным влиянием развития арабской культуры в Испании. То же самое можно сказать о романтической поэзии трубадуров, итальянской лирической поэзии, а также о романах, притчах и музыке Альфонсо Мудрого, который знал арабский язык.

Откуда бывший иезуит мог узнать все это? В то время он не мог еше обладать никакими документами, подтверждающими эти выводы, тем не менее он сумел совершенно необъяснимым образом установить много фактов относительно арабского и частично суфий-ского наследия Запада, которые впоследствии приходилось собирать по крупицам, главным образом из арабо-испанских документов. Даже предполагаемое происхождение иезуитской системы от египетских фатимидских школ (документы приводятся в авторитетном труде Амира Али "Краткая история мусульман") едва ли может объяснить проницательность бывшего иезуита отца Андерса, ибо эта школа не была суфийской. А может быть, существовало тайное учение, являвшееся частью древнего знания, которым сумел воспользоваться бывший иезуит?

Конечно, такое учение существовало. Восточные влияния в средние века воспринимались на нескольких уровнях. Наиболее важными из них были теологический и оккультистский. Раймунд Дул-лий, Франциск Ассизский, Скотт и многие другие занимались передачей теологического аспекта. Для того, чтобы понять суть тайного учения, в какой бы искаженной форме оно не передавалось, нужно обратить внимание на деятельность известных людей, занимавшихся оккультной деятельностью в Европе.
Оккультисты считают Раймунда Луллия алхимиком и членом тайного общества. Для религиозного человека он был христианским миссионером. Собственные труды его говорят о том, что он использовал суфийские труды и упражнения. Другой жрец оккультизма Роджэр Бэкон писал о тайнах суфизма. Парацельс, пытавшийся преобразовать западную медицину, был выразителем суфий-ских идей. Он также является одним из героев "магов" и алхимиков. Алхимик Гебер был одним из самых известных суфиев Ирака. Его считают оккультным учителем. К оккультной традиции причисляют и Альберта Великого, являвшегося и схоластом и магом. Он обучался в арабских школах и был вдохновителем Св. Фомы Аквинского. Многие Папы, считавшиеся магами или передатчиками тайного (скрытого) учения, проходили обучение в арабских школах, наподобие Герберта (Сильвестра II). Считается, что архиепископ Майорки Доуренс воспринял тайное знание от Сильвестра. Этот процесс развивался дальше подобным же образом.

То же самое имело место и с организациями. В результате суфийских влияний возник не только Францисканский Орден, но и организации розенкрейцеров и масонов. Терминология современных ведьм Англии включает (в качестве "неизвестных слов") обычные непереведенные арабские фразы. Приветствие "Будь благословен!" является наименее важной из этих фраз, но оно представляет собой буквальный перевод суфийского приветствия "Мабрук бошад!", выражающего пожелание приобретения бараки отдельному человеку или целому обществу.

Таким образом, большинство доступных нам проявлений тайного учения является не очень сложным для тех, кто обладает терпением или общим представлением о том, что именно находилось по обе стороны двери, в которую стучались все эти века.
В жизни каждого ученого бывают ситуации, когда наряду с драматичностью и восторженностью момента открытия он чувствует близость понимания. Оно может являться результатом неуловимого процесса мышления, терпеливо соединяющего разрозненные обрывки информации и превращающегося в конце концов в ослепительный свет. Это переживание знакомо изобретателям, ученым, историкам и т.д. Хотя известный испанский арабист Мигель Асин Паласиос был ревностным христианином, он тоже ощутил близость этого понимания, когда начал исследовать деятельность суфийских философских школ и понял, что то, что они дали миру, ни в коей мере не уступало высшим достижениям католичества.

В IX в. Ибн Масарра из Кордовы поведал группе избранных учеников о том, что было ему известно о высотах, которых может достичь сознание человека. Это заложило основы деятельности посвященных, которая дала материал для аллегорий Данте, стала основой учения школы средневековых августинианских схоластов, помогла обрести мудрость некоторым из основоположников современной западной философии: Дунсу Скотту и Роджэру Бэкону из Англии, Раймунду Дуллию с Майорки. Основой книги "Источник жизни" еврейского мыслителя Соломона Ибн Гебироля из Малаги послужили труды ибн Масарры. В свою очередь, это произведение вдохновило францисканцев (Хитти. "История арабов", стр. 580 и далее).

Восторг проф. Паласиоса увеличивался по мере того, как он все глубже и глубже постигал смысл древних рукописей, лежавших в Испании практически нетронутыми со времени изгнания мусульман. Эти документы тысячелетней давности, написанные иногда неразборчивым, необычным магрибским почерком испанских суфиев, содержали не только идеи философии просвещенных, но и много дословных цитат из трудов мистиков и философов, имена которых не сходили с уст европейских христиан. Однако Паласиос не был одинок в этом, так как проф. Ривера указывал на утверждения великого мистика с Майорки Луллия о том, что его произведение "Книга о любящем и любимом" было создано по суфийскому образцу.

Все это тем более замечательно, что суфийские посвященные являются представителями наиболее известных и одновременно наиболее тайных суфийских школ. В своих общедоступных произведениях такие интеллектуальные гиганты, как Сухраварди, Ибн аль-Араби из Мурсии и Аль-Газали, настойчиво подчеркивают невозможность передачи важнейшей информации, призванной осуществить подлинное преобразование ума человека и завершить тем самым "алхимию счастья", как называл ее Газали. Кажущееся странным и противоречивым утверждение о том, что на определенной стадии суфийского пути гностицизм и агностицизм сливаются друг с другом, сбивало с толку поверхностных исследователей, пытавшихся постичь опыт этих школ. Оно и до сих пор смущает некоторых людей.

Однако очевидно, что самые тайные стороны суфийской деятельности были связаны с деятельностью мистиков христианского Запала. Философия просвещенных оказала глубокое влияние и на Восток, ибо ее последователями были все персидские, турецкие и афганские мистики. Аркон Дарауль ("История тайных обществ", Нью-Йорк, 1962) показал, что процесс просветления, как и другое тайное знание, скрыто до настоящего времени. Члены тайных обществ Англии, Франции и Германии, "Адюмбрадос" Испании и многие другие тайные организация продолжают передавать учение этих испанских ученых.

Прежде чем рассматривать, что такое иллюминизм, следует упомянуть о том, что говорят о его происхождении его последователи. Здесь мы снова сталкиваемся с теорией тайного учения. В тайной книге "Мудрость озарения" говорится, что эта философия идентична учениям древних греков, персов и египтян. "Мудрость озарения" называет ее наукой Света, глубочайшей истиной, с помощью которой человек может достичь таких высот, о которых он обычно может только мечтать.

Об этом неоднократно говорил Роджер Бэкон, а благодаря ему эта идея была подхвачена во всей Европе, что способствовало образованию многочисленных тайных школ. Некоторые из них были истинными, другие - полностью ложными. Бэкон утверждал, что этим знанием обладали Ной и Авраам, халдейские и египетские учителя, Зороастр и Гермес, такие греческие мыслители, как Пифагор, Анаксагор и Сократ, а также суфии. Как отмечал барон Карра де Во ("Азиатский журнал", XIX, стр. 63), Бэкон упоминал о Сухраварди, который написал свою тайную книгу за сто лет до рождения Бэкона и был казнен за это, или приводил цитаты из его книги.

Среди малоизученных исторических документов можно встретить упоминания о том, что Бэкона называли розенкрейцером, то есть идущим по пути Розового Креста, что является позднейшим неправильным переводом суфийской фразы "Путь Розы".
Совершенно естественно, что религиозные фанатики и другие стали подвергать нападкам тех западных ученых, которые устанавливали, что суфийские ученые были основой той деятельности, которой веками восхищались самые ортодоксальные христиане. Именно этим объясняется резкий ответ проф. Асина ("Избранные труды", 1, Мадрид, 1946) на их высказывания:

"Автор опубликованной недавно докторской диссертации на тему "Характер и истоки идей благословенного Раймунда Луллия" (Тулуза, 1912) мистер Пробост с детским бесстрашием называет Мендеса-и-Пелайо, Риверу и меня лжецами и романтиками за то, что мы считаем, что система Луллия формировалась под арабскими влияниями. Этот неискушенный молодой человек незнаком с моей работой "Психологические концепции Мухиддина ибн Араби", опубликованной в "Материалах XIV конгресса ориенталистов" семь лет назад, где я документально доказал заимствование аллегории Света". Даже в то время, когда Асин еще не завершил своих исследований иллюминизма суфиев, он был готов представить документы, подтверждавшие его точку зрения, и желал этого.
В деятельности таких людей как Паласиос нашел свое отражение тот факт, что положение начинает изменяться и суфийские влияния стали признавать. Но открытия, показавшие, что христианские мыслители использовали суфийские книги, софийские методы и суфийскую терминологию, не могли не вызвать новых объяснений, посыпавшихся из келий современных схоластов. Появились заявления о том, что суфизм может способствовать приобретению подлинного мистического опыта потому, что суфии почитают Христа. Более того, христианство оказало большое влияние на первых суфиев. Смысл этих высказываний в том, что суфийские идеи отбрасывать не следует. Если уж Св. Иоанн Креста и Луллий могли пользоваться ими, значит в них есть что-то ценное. Схоласты проследили часть собственного пути и занялись пересмотром своей истории, чтобы в случае необходимости найти объяснение различным неприятным фактам. Единственная опасность этого в том, что по мере опубликования новых материалов приходится изменять официальную точку зрения. Это - интеллектуальная гимнастика. Люди, не подверженные столь сильно влиянию теологии, заняты поисками "совпадений" суфизма с древними учениями.

Контакты с суфиями, которые на поверку оказались вовсе не людоедами, дали толчок другому интересному направлению западной мысли, которое существует и сейчас. Это направление наиболее точно можно охарактеризовать как узнавание. Осознание сходства суфийской мысли с западной интуицией и идеями заставило многих людей заняться серьезным изучением этой системы. Суфии считают, что это обусловлено двумя факторами - во-первых, потому что основа суфийского пути скрыта в уме каждого человека ("существует только Один Истинный Путь") и, во-вторых, потому, что в любой современной западной системе подготовки ощущается влияние идей суфийских передатчиков из Испании, Сицилии и других стран. Суфийские высказывания Хайама и других авторов, которые почти полностью натурализовались на Западе, представляют собой другой источник распространения этого учения. В этой книге рассматриваются различные аспекты этого распространения, подобранные с целью его пояснения, а не всестороннего описания.

Теории непрерывного существования тайного учения, по отношению к которым философские труды были только фрагментами без ключа к пониманию целого и аргументами, оторванными от практики, передавались на Запад просвещенными суфиями Испании и, возможно, Ближнего Востока. Один из таких каналов нам уже известен - проф. Паласиос и его коллеги проследили путь этих идей из Андалусии к Роджэру Бэкону и Луллию. Другие обнаружили следы этих влияний в трудах Александра Хейлса и Дунса Скотта, отметив их определенное влияние на так называемых августинианских схоластов Запада.

Традиционное объяснение того, как и откуда распространялись эти теории, частично приводится в труде мученика Сухраварди "Мудрость озарения". Он родился в 1154 г. и был казнен в 1191 г. Он пришел с Востока и осел в Алеппо, где и был убит по приказу местного правителя, племянника Саладина, который не мог противостоять давлению ортодоксального духовенства. Впоследствии его стали называть "Убитым Сухраварди". Он является одним из величайших суфийских учителей, а деятельность его школы, как показал Паласиос, была источником идей Данте. "Убитый шейх" не был ни творцом иллюминистической теории, ни первым звеном в цепи передачи учителей, берущей начало в глубокой древности, однако в предисловии к его книге кратко излагаются его воззрения по данному вопросу. Большинство экземпляров его книги было сожжено, но некоторые (особенно на Востоке) все же сохранились.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: