Сакральное и светское искусство Возрождения.

Прежде всего, рассмотрим кратко религиозный быт, на котором сказался

стихийный разгул секуляризованного индивида. Ведь все недоступные предметы

религиозного почитания, требующие в средневековом христианстве абсолютного

целомудренного отношения, становятся в эпоху Возрождения чем-то очень

доступным и психологически чрезвычайно близким.

Одним из интересных бытовых типов Возрождения, несомненно, было

приключенчество, и даже прямой авантюризм, о чем свидетельствует знаменитая

поэма Людовика Ариосто “Неистовый Орландо” (1532). То, что эти бытовые

формы оправдывались и не считались нарушением человеческой нравственности,

в историческом смысле было чем-то передовым. Это был все тот же

возрожденческий стихийный индивидуализм, который здесь уже не связывал себя

с какими-нибудь возвышенными платоническими теориями, но который уже

начинал давать большую волю отдельным страстям и чувствам человека, правда,

еще не в их окончательной разнузданности и аморализме.

Далее, городской тип возрожденческой культуры, как это видно из французских

фабльо и немецких шванков и вообще из возрожденческой новеллы, изобилует

натуралистическими зарисовками предприимчивого и пробивного героя

восходящих плебейских низов, с глубоким сатирическим содержанием. В этих

новеллах критикуются тогдашние общественные язвы и особенно злоупотребления

и моральная расшатанность духовенства. Атеизм тоже не был возрожденческой

идеей, но антицерковность была самой настоящей возрожденческой идеей,

коренящейся в быту.

В эпоху Ренессанса возникла новая — первая современная - литература. В

заметке, озаглавленной “Различие положения в конце древнего мира (ок. 300

г.) ив конце средневековья (в 1453 г.)” Ф. Энгельс говорит о “могучем

литературном подъеме XIV в.”, а в его известной оценке места Данте в

истории культуры в качестве рубежа выступает 1300 г. Ренессансной

литературе приходилось вскрывать свойственное многим людям того времени

переплетение героического энтузиазма, титанической энергии и

разносторонности с чертами феодальными и с Хищничеством “первоначального

накопления”. Не случайно художниками Возрождения, особенно в Англии —

Кристофером Марле и Шекспиром, — была создана галерея персонажей,

исторических, легендарных, современных, у которых необузданный

индивидуализм перерастает в неслыханное злодейство. Завоеватель Тамерлан,

ростовщик Варавва у Марле, шекспировские короли — от Иоанна до Ричарда III,

многие частные лица — Эдмунд, Яго, Шейлок — отражают и воплощают жестокость

времени, злодейские умыслы, ранее не доступные средневековому

“патриархальному” варварству. “Первоначальное накопление” в эпоху

Возрождения было двойником исторического прогресса.

В миропонимании Возрождения важным рубежом является творчество Николло

Макиавелли. Индивидуалистическая антропоцентрическая концепция мира у него

сохранилась, но она претерпела серьезные уточнения. Рядом с проблемой

личности в произведениях Макиавелли встали проблемы народа, класса, нации.

Как почти все великие мыслители эпохи Возрождения, Макиавелли был подлинным

художником. В своей классической характеристике Возрождения Ф. Энгельс

поставил его имя рядом с именем Леонардо да Винчи, Альбрехта Дюрера и

Мартина Лютера. “Мандрагора” — одна из лучших комедий XVI в., а “Сказка о

Бельфагоре” не уступает весьма красочным рассказам Банделло. Но самым

значительным произведением Макиавелли стал преисполненный трагических

противоречий “Государь”. Музой Макиавелли была политика, причем реализм

политических концепций органически у него сочетался с реализмом

художественного метода. В его “Государе” политическая идеология и

политическая наука сплетаются в драматической форме “мифа”, своеобразной

антиутопии. Макиавелли считал нужным отделить политику, прежде всего от

христианской морали, которую он считал общественно вредной и даже

объективно безнравственной, ибо именно христианство “сделало мир слабым и

отдало его во власть негодяям”.

Одним из самых ярких явлений эпохи Ренессанса в традиционном изложении

обычно представляется гелиоцентрическая система Коперника и учение о

бесконечных мерах Джордано Бруно. Тем не менее, открытие Коперника было

передовым и революционным событием для последующих веков, но для Ренессанса

это было явлением не только упадка, но даже возрожденческого самоотрицания.

Дело в том, что Ренессанс выступил в истории западной культуры как эпоха

возвеличивания человека, как период веры в человека, в его бесконечные

возможности и в его овладение природой. Но Коперник и Бруно превратили

Землю в какую-то ничтожную песчинку мироздания, а вместе с тем и человек

оказался несравнимым, несоизмеримым с бесконечной темной бездной мирового

пространства. Возрожденец любил созерцать природу вместе с неподвижной

Землей и вечно подвижным небесным сводом. Но теперь оказалось, что Земля —

это какое-то ничтожество, а никакого неба и вообще не существует.

Возрожденческий человек проповедовал могущество человеческой личности и

свою связь с природой, которая для него была образцом его творений, а сам

он тоже старался в своем творчестве подражать природе и ее создателю —

Великому художнику. Но вместе с великими открытиями Коперника, Галилея и

Кеплера все это могущество человека рухнуло и рассыпалось в прах. Возникла

картина мира, в которой человек превратился в ничтожество с бесконечно

раздутым рассудком и самомнением. Таким образом, гелиоцентризм и

бесконечное множество миров не просто противоречили культуре Ренессанса, но

были ее отрицанием.

В недрах культуры Ренессанса сформировались в эмбриональном виде

мировоззрение и стиль барокко. Эпоха барокконаступила после глубокого

духовного и религиозного кризиса, вызванного Реформацией. В эту эпоху

своеобразный взгляд на человека и пристрастие ко всему театральному рождают

всепроникающий образ: весь мир — это театр. Для всех знающих английский

язык этот образ связан с именем Шекспира — ведь он взят из его комедии “Как

вам это понравится”. Но его можно найти во всех крупных произведениях

европейской литературы. Богатый порт Амстердам открыл в 1638 г. городской

театр, над входом в который можно было прочесть строки крупнейшего

голландского поэта Вондела: “Наш мир — сцена, у каждого здесь роль своя и

каждому воздается по заслугам”. А в соперничавшей с Голландией Испании

современник Вондела Кальдерон де ла Варка создал свой знаменитый шедевр

“Великий театр мира”, представляющий мир как сцену в истинно барочном

смысле.

Люди того времени всегда чувствовали на себе глаз божий и внимание всего

мира, но это наполняло их чувством самоуважения, стремлением сделать свою

жизнь такой же яркой и содержательной, какой она представала в живописи,

скульптуре и драматургии. Подобно живописным портретам, дворцы эпохи

барокко отражают представление их создателей о самих себе. Это панегирики в

камне, превозносящие добродетели тех, кто в них живет. Произведение эпохи

барокко, прославляя великих и их свершения, поражают нас своим вызовом и в

то же время демонстрируют попытку заглушить тоску их создателей.

Тень разочарования лежит на искусстве барокко с самого начала. Любовь к

театру и сценической метафоре обнажает осознание того, что любое внешнее

проявление иллюзорно. Восхваление правителей и героев — в пьесах

французского драматурга Корнеля, английского поэта Драйдена и немецкого

писателя и драматурга Грифиуса, — возможно, было попыткой отсрочить

забвение, грозившее неизбежно поглотить всех, даже самых великих.

Многоцветная, сверкающая и жизнерадостная литература эпохи барокко могла

быть и другой — темной и пронзительной. Римский император Тит в трагедии

Корнеля “Тит и Береника” говорит: “Каждое мгновение жизни — шаг к смерти”.

Острое ощущение несущегося времени, поглощающего всё и вся; чувство

тщетности всего земного, о которой твердили поэты и проповедники всей

Европы; могильный камень, неизбежно ожидающий каждого и напоминающий о том,

что плоть смертна, человек — прах, — все это, как ни странно, вело к

необычному жизнелюбию и жизнеутверждению. Этот парадокс стал основной темой

барочной поэзии, авторы звали людей срывать цветы удовольствий, пока вокруг

бушует лето; любить и наслаждаться многоцветным маскарадом жизни. Знание,

что жизнь окончится как сон, открывало ее истинный смысл и цену для тех,

кому улыбалась удача. Несмотря на особое внимание к теме бренности всего

сущего, культура барокко дала миру литературные произведения небывалого

жизнелюбия и силы. А главное мы не можем не поражаться дерзновению

художников, три столетия назад нарисовавших образ мира, полного радости и

чудес, и поставивших последнюю точку в созданной европейской культурой

картине мироздания, связанной с идеей божественного начала.

30. Культура эпохи Просвещения.

Эпоха европейского Просвещения занимает исключительное место в истории

человеческой цивилизации благодаря мировому масштабу и долговременному

значению. Хронологические рамки данной эпохи определены крупным немецким

ученым В. Виндельбандом как столетие между Славной революцией в Англии и

Великой французской революцией 1789 г. Социально-экономическими

предпосылками культуры эпохи Просвещения являются кризис феодализма и

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: