Предвидение в оценке динамики отношений нормы и патологий

В процессе планирования необходимо научно обосновать эффективную систему мероприятий по развитию не только производительных сил, но и производственных отношений. При этом важно иметь в виду, что совокупность этих отношений всегда включает в себя, с одной стороны, отношения нормы, которые в данный момент содействуют развитию производительных сил; а с другой стороны – экономические патологии, которые в данный момент тормозят экономический рост.

Экономические патологии не следует смешивать с негативными явлениями в экономике (конъюнктурное падение рентабельности, нарушение надлежащих пропорций между размерами поголовья скота и фуражными ресурсами в связи с засухой и т.п.), поскольку в отличие от негативных явлений патологии характеризуются устойчивой повторяемостью своего отрицательного воздействия на воспроизводство.

Исследование экономических патологий не совпадает с изучением «трудностей роста», аналогом которых в медицине могут быть прорезывание зубов, роды, а в экономике – удлинение рабочего дня и повышение его интенсивности в период стихийных бедствий; экономия на потреблении, ускоряющая развитие науки и образования; техническое обновление производства. Если «трудности экономического роста» всегда несут в себе созидательное начало, ускорение развития экономики, то патологиям это никоим образом не присуще. Более того, в общественном восприятии экономические патологии временно могут ощущаться не как болезненные, а как весьма благоприятные и комфортные отношения. Например, когда по принципу «после нас хоть потоп» фонд потребления растет за счет сокращения накоплений, резервов, хищнического использования плодородия почв, а подчас и за счет амортизации; когда благополучие непроизводительных социальных групп повышается за счет снижения реальных доходов и дееспособности рабочего люда.

Различия между отношениями нормы и патологиями нельзя рассматривать на уровне различий между «принципами» и «практикой» функционирования производственных отношений, поскольку патологический характер могут приобретать даже системообразующие элементы базиса. Причем не только в период, когда он себя исторически исчерпал, как крепостничество и американское рабство с распространением машинного производства, но и изначально, как, например, пауперизм (нищенство).

Проблему экономических патологий было бы неверно подменять проблемой экономических противоречий. И потому, что патологиям свойственно специфическое содержание, которое непосредственно из экономических противоречий вывести невозможно. И потому, что противоречия нередко являются источником развитиявсех элементов реального базиса, в том числе тех, которые, подобно состязательности в научно-техническом творчестве, содействуют росту производительных сил. В то же время бесспорно, что познание экономических патологий теснейшим образом связано с анализом противоречий. И потому, что функционирование патологий порождает либо обостряет экономические противоречия. И потому, что существование патологий, в конечном счете, определяется противоречиями общественного бытия.

Экономические патологии нужно отличать от криминальных отношений, т.е. отношений правовых, осуждаемых действующим законодательством. Во-первых, потому что законодательно могут преследоваться не только патологии, но и отношения, содействующие развитию производительных сил. Пример тому – кара за распашку крестьянами пустующих помещичьих земель, за свободное перемещение рабочей силы по территории страны, игнорирующее правила прописки, и т.п. Во-вторых, действующее законодательство нередко освящает и защищает не отношения нормы, а, наоборот, патологии – безработицу, банкротство, экономическую анархию под видом свободы торговли, диспаритет цен, даже войны за раздел рынков сбыта и источники сырья.

И, наконец, будем иметь в виду, что экономические патологии – это не обязательно те отношения, которые мешают нормальному функционированию господствующего способа производства, поскольку если этот способ производства уже исторически исчерпал себя, то все, что помогает сократить его общественно вредное существование, является не патологией, а нормой. Следовательно, разграничение отношений нормы и патологий осуществляется с позиций воспроизводства не одной какой-либо формации, а с позиций производства вообще, безотносительно к его конкретным социальным формам.

В таком случае отношения нормы необязательно те, которые являются наиболее массовыми и типичными для каждой формации. Таковыми могут оказаться и патологии, если они становятся тормозом общественного прогресса. Пример тому – помещичье хозяйство в России начала XX века, охрана коммерческой тайны в современных условиях. Соответственно перепотребление рабочего люда – патология не потому, что сокращается размер капиталистической прибыли либо феодальной ренты, а потому, что уменьшаются накопления и сужаются масштабы развития производительных сил. Безработица укрепляет экономический базис капитализма, но является экономической патологией, поскольку оставляет в бездействии и обрекает на деградацию часть уже созданных производительных сил (рабочую силу), отвлекает от производительного использования немалую часть ресурсов на содержание безработных, на подавление стимулируемых безработицей преступности и социального недовольства.

Нестабильность реального экономического базиса общества, его изменчивость по мере развития производительных сил, сдвиги в надстройке и природных условиях производства могут иметь своим следствием в ряде случаев превращение отношений нормы в патологии, и наоборот. Так, «уравниловка» как форма, вполне адекватная первобытнообщинному хозяйству, в условиях более развитых способов хозяйствования (например, при капитализме) является бесспорной патологией. Однако в экстремальных ситуациях мировой войны и послевоенной разрухи элементы уравниловки оказались объективно необходимыми для простого воспроизводства рабочей силы, что породило в ХХ веке широкое распространение в Европе карточной системы распределения продовольствия.

Но если при определенных условиях отношения нормы способны преобразовываться в патологии, и наоборот, то логично признать, что в каждый данный момент некоторые структурные элементы экономического базиса могут нести на себе одновременно печать отношений, в чем-то содействующих, но в чем-то и тормозящих развитие производительных сил. Что это действительно так, свидетельствует, в частности, прибыль, которая, придя на смену феодальной ренте, заметно ускорила развитие экономики, но под пером наблюдательных художников слова Э. Синклера («Король уголь»), Т. Сватоплука («Ботострой»), А. Чехова («Вишневый сад») выразительно демонстрирует свое в чем-то и негативное влияние на общественное развитие.

Вспомним о таком жесточайшем экономическом бедствии, как аграрный кризис, вызывающий свертывание производства, уничтожение части ранее созданной продукции, деградацию резервной армии труда и т.д. Но не забудем и о том, что попутно данный кризис разрушает менее эффективные структуры и способы хозяйствования, подготавливает поле для обновления основного капитала и перехода к более рентабельному производству. Следовательно, закономерен вопрос, с чем мы имеем дело в данном случае: с отношением нормы, которое «заболевает», патологизирует, или с патологией, выполняющей роль «клина, которым выбивают другой клин», т.е. еще более тяжкие экономические болезни?

Отмечая возможность проявления производственного негатива в отношениях нормы, а позитива – в патологиях, легко объяснить, почему нередко приходится сталкиваться с апологетикой (т.е. неумеренным восхвалением) патологий, и, наоборот, охаиванием отношений нормы. Отсюда получившее в последнее время широкое распространение отбеливание безработицы и очернение всеобщности труда; критика общественных фондов потребления, обеспечивающих всеобщность бесплатного образования и лечения, дешевое питание и жилье, – при одновременном подъеме на пьедестал тех форм рыночных отношений, которые создали в России кризис социальной сферы, обрекли значительную часть населения на нищету, впервые за последние 400 лет определили долговременное превышение смертности над рождаемостью в мирные годы.

Расчленение элементов базиса на отношения нормы и патологии должно осуществляться с помощью показателей эффективности воспроизводства, в частности, путем анализа темпов экономического роста: для экономики, пораженной патологиями, в большей мере характерны относительно низкие темпы развития производительных сил.

Сопоставим темпы экономического развития нашей страны и США за 1871–2005гг. (табл.7).

Таблица 7. Среднегодовые темпы роста ВВП на душу населения в 1871–2005 гг.

Как видим, отставание темпов экономического развития России от США в 1871–1913гг. было достаточно длительным, и объяснить его можно не только явно худшими природными условиями производства, но и значительно большим размахом экономических патологий, в том числе многообразными пережитками феодализма, более выраженной милитаристской направленностью экономики; существенно большим гнетом экономического бюрократизма и др.

Бесспорно, сказывались и заметно худшие природные условия для сельского хозяйства, строительства, транспорта, внешней торговли, низкий уровень грамотности населения (в 1877 году умели читать и писать в европейской России 21,7% жителей, в 1917 году – 42,3%). Однако свидетельством того, что главной причиной отставания были именно разросшиеся патологии, является радикальное изменение темпов роста производства сразу же после введения нэпа и устранения не только тех патологий, которые отличали Россию от США, но и многих из тех, которые тормозили развитие американской экономики: перепотребление в паразитарных структурах, абсолютная рента, горная рента, экономическая анархия и др.

После второй мировой войны экономика СССР, несмотря на огромные материальные, и, особенно, людские потери, не имевшая возможности не только воспользоваться какой-либо помощью со стороны, но и вынужденная взвалить на свои плечи более тяжелое, чем в 20-е годы, бремя милитаризации, вновь продемонстрировала существенно лучшие показатели своего здоровья в сравнении с американской экономикой. Однако нельзя не обратить внимания, что в послевоенное тридцатилетие темпы роста нашей экономики оказались несколько ниже нэповского периода. Можно предположить, что здесь, помимо негативных последствий милитаризма, в значительно большей мере сказывалась роль таких патологий, как экономический волюнтаризм, существенно уродовавший использование инвестиционных ресурсов; связанный с ним экономический консерватизм, тормозивший рациональное развитие рыночных отношений, процессов специализации и плюрализации форм хозяйствования в аграрной сфере, и др.

Весьма примечателен скачкообразный спад темпов экономического развития СССР в последние 15 лет его существования. В итоге если в 1945–1976 годах удалось по производству валового национального продукта на душу населения сократить отставание от США с почти 9 до 2,1 раза, то в 1977–1990гг. ситуация начала меняться в лучшую сторону для США. Детальный анализ причин этого - особая проблема. Но с позиций теории экономических патологий мы вполне уже можем подсказать направление для такого анализа: причины нужно искать в быстром нарастании экономических патологий в рамках советского базиса.

Свидетельство тому в сельском хозяйстве - огосударствление колхозов, укрепление внутрихозяйственного бюрократизма, расцвет уравниловки и иждивенчества. Так, если в 1970 году в Воронежской области на 100 работников в колхозах приходилось 5 занятых управлением, то в 1988 году – 14,7. Если в 1960 году соотношение в оплате труда занятых на конно-ручных работах в полеводстве и механизаторов составляло 100 : 450, то в 1988 году 16% хозяйств оплачивали 1 чел.-день механизаторов ниже, чем на конно-ручных работах. Если к тому же прибавить, что 41% сельскохозяйственных предприятий с худшими в области показателями урожайности и продуктивности через систему иждивенческих надбавок получали возможность оплачивать труд своих работников выше среднеобластного уровня, то разве нельзя было предвидеть, что убиение принципа распределения по труду чревато снижением трудовой активности, что упрочение бюрократизма – стимул процветания «теневой» криминальной экономики, роста бесхозности?

Все это, бесспорно, можно было предвидеть и предупредить, для чего прежде всего следовало сконцентрировать усилия на развитии экономической демократии всех уровней (внутрихозяйственной, межхозяйственной, межрегиональной), поскольку демократия является наиболее действенной формой функционирования общественной собственности, преодоления отчуждения трудящихся от средств производства.

К сожалению, послезастойное реформаторство пошло по другому пути – пути экономической анархии вместо экономической демократии; мафиозно-бюрократического и мафиозно-рыночного разграбления народного достояния вместо распределения по труду; развала сложившихся хозяйственных связей и структур вместо их совершенствования, – и результаты не замедлили сказаться.

Наоборот, в США в те же годы отмечено некоторое повышение темпов роста душевого производства, что, видимо, можно объяснить локализацией негативных последствий таких патологий, как экономические кризисы, безработица, пауперизм и др., благодаря значительному росту общественных фондов потребления, усилению бюджетного регулирования хозяйственной деятельности и т.д.

Общей причиной образования экономических патологий являются противоречия общественного воспроизводства, обусловленные неравномерностью развития отдельных элементов производительных сил, производственных отношений, а также взаимодействий производительных сил с производственными отношениями. В свою очередь, эта неравномерность, помимо собственной логики развития, во многом определяется в одних случаях негативным влиянием природных условий (сезонность процессов производства и реализации продукции, колебания обеспеченности теплом, влагой, запасами почвенного плодородия и др.), а в других - негативным воздействием надстройки как на производительные силы, так и на производственные отношения.

Что же касается «собственной логики» развития, т.е. внутренних закономерностей динамики воспроизводства, то здесь неравномерность проявляется уже в том, что изменения в системе производительных сил и производственных отношений осуществляются не одновременно, а охватывают первоначально лишь отдельные звенья. Это нарушает прежнее равновесие системы, порождает противоречия, часть которых инициирует формирование новых отношений нормы, тогда как другая часть остается временно не разрешенной, заявляющей о себе в форме отношений вчерашнего дня, что при определенных условиях превращает их в патологии. Так возникают патологии атавистические, т.е. пережитки в новом базисе исторически предшествующих отношений нормы. Пример тому – уравниловка, которая из первобытнообщинного хозяйства перекочевала в отношения крестьянского надельного землепользования не только феодальной, но и капиталистической России начала XX века, а затем, встроившись в экономику СССР, все более основательно подтачивала ростки социалистических отношений распределения по труду и народнохозяйственной эффективности производства.

К атавистическим патологиям в развитых странах Запада можно отнести натуральное и мелкотоварное некооперированное фермерское хозяйство, неспособное эффективно использовать наличные земельные ресурсы. Так, в США на 1000 долл. цены земли и строений эти хозяйства дают продукции примерно в два раза меньше, чем фермы капиталистического типа. В условиях СССР из патологий данного вида следует отметить капитал, функционировавший не только в скромных оборотах героев «Золотого теленка», но и в мощных структурах «теневиков» 80-хгг., прибыль которых в большей части формировалась за счет хищений государственного сырья, энергоресурсов, оборудования, продукции.

Так же, как и отношения нормы, экономические патологии можно расчленить на всеобщие, общие и специфические.

К всеобщим патологиям отнесем те, которые в той или иной форме сохраняются во всех формациях. Таковы диспропорциональность и неустойчивость производства, способные проявляться в любой формации в системе межотраслевых, межрегиональных и межхозяйственных связей, в общеэкономических и технико-технологических пропорциях общественного производства. И все это в большей мере характерно для АПК – под влиянием колебаний погодных условий. Такова бесхозность, т.е. отношения неустойчивого, эпизодического присвоения условий и результатов производства. Таков экономический волюнтаризм, т.е. отношения неадекватности управления экономикой – потребностям и возможностям ее пропорционального развития в каждый данный момент, и др.

К общим патологиям относятся такие экономические отношения, которые тормозят развитие производительных сил в нескольких формациях, но не во всех: милитаризм, чистые издержки обращения, непроизводительные издержки, инфляция (обесценение денег), пауперизм (обнищание), тунеядство, товарно-денежный фетишизм (обожествление товара и денег), дифференциальная и монопольная рента, ростовщичество, голод (существенное недопотребление продовольствия) и др. Формирование этих патологий связано с тем, что вся система общих для нескольких формаций производственных отношений обслуживает лишь некоторые и временные потребности растущих производительных сил, а потому для нее всеобщий закон роста производительности труда безусловного значения не имеет.

Значительная часть общих патологий функционирует в качестве вспомогательного инструмента реализации действующих в нескольких формациях отношений нормы. Пример тому - чистые издержки обращения, связанные с обслуживанием актов купли и продажи. Или такие виды непроизводительных издержек, как затраты на промышленный шпионаж, на охрану собственности от несобственников и др. В специфических социальных условиях частного товарного хозяйства они, бесспорно, абсолютно необходимы. Их патогенный характер нередко скрыт за созидательной функцией тех отношений нормы (частная собственность, товарообмен и др.), жизнедеятельность которых они обслуживают. Но их реальная сущность как патологий легко обнаруживается, когда выясняется, что, в отличие от роста объемов частной собственности и объема товарооборота, увеличение чистых и непроизводительных издержек не расширяет, а сужает общественные ресурсы накоплений. Следовательно, не ускоряет, а замедляет темпы экономического роста.

Наконец, необходимо отметить наличие и таких общих патологий, которые проявляют свои негативные функции изначально. В полной мере это относится к товарно-денежному фетишизму, порождающему весомые «перекосы» в распределении труда между отраслями и районами страны - в погоне за максимумом меновой стоимости, часто в ущерб потребительной стоимости (отсюда практика фальсификации товара и денег, злоупотребления рекламой и т.п.), а также незаинтересованное отношение к таким направлениям общественного прогресса, как развитие фундаментальных наук, некоммерческого образования, здравоохранения и т.п.

Специфические экономические патологии – это патологии только одной какой-либо формации. Например, при капитализме таковы – безработица, циклический экономический кризис, длительный аграрный кризис, абсолютная рента, монополия на крупный капитал и др. Образование данной группы патологий связано с тем, что непосредственной целью производства в каждой из до сих пор сменявшихся формаций было не всемерное развитие производительных сил, не отстаивавшееся Д.Рикардо «производство для производства», а решение временно целесообразных социальных задач, ориентированных вначале на эгоистические интересы отдельных родов, затем последовательно класса рабовладельцев, феодалов и т.д.

Специфические патологии и являются той группой отношений, которые регулируют весь спектр расхождений между потребностями производства вообще, «абсолютного производства» и навязываемыми ему эгоистичными потребностями особых классов и социальных групп. Причем на ранних стадиях развития каждой новой формации, пока это расхождение относительно невелико, а утвердившиеся новые экономические отношения в относительно большей мере соответствуют уровню и характеру развития производительных сил, специфические патологии остаются слабо выраженными. И их негативные последствия не идут ни в какое сравнение с преимуществами смены прежнего способа производства новым.

Но с развитием производительных сил специфические патологии разрастаются, в том числе и за счет отношений, которые прежде выполняли функцию отношений нормы. Так, по мере обострения противоречий между монополией на капитал и свободой рыночного оборота рабочей силы растет безработица. По мере обострения противоречий между общественным характером машинного производства и частнокапиталистической формой присвоения процесс производства приобретает импульсивно-циклический характер и реализуется через экономические кризисы.

В системе экономических патологий можно выделить еще одну группу патологий – фрондерские, т.е. такие экономические отношения, которые опережают достигнутый уровень развития производительных сил. Таковы, в частности, ультраобобществление, ультраспециализация, формирование которых чаще всего обусловливается либо негативным влиянием надстройки на экономический базис, либо природными и социальными катаклизмами, вызывающими долговременное и значительное ослабление производительных сил.

Расчленение экономических патологий на атавистические, всеобщие, общие, специфические и фрондерские представляет не столько академический, сколько практический интерес, поскольку в интересах планирования позволяет систематизировать основные мероприятия, направленные на предупреждение образования одних патологий и устранение либо локализацию других, на преодоление либо сглаживание негативных последствий их функционирования. Например, это позволяет с самого начала установить, что задача полного преодоления патологий может быть поставлена лишь в отношении атавистических и специфических, о предупреждении фрондерских и некоторых специфических, но никак не всеобщих и общих, подлежащих особым методам локализации и «лечения».

В АПК функционирование экономических патологий имеет ряд особенностей, связанных с активным воздействием на базис природных факторов процесса воспроизводства. Так, под влиянием импульсивных колебаний погодных условий, землетрясений и т.п. в аграрной сфере существует относительно больше возможностей для проявления негативных последствий таких патологий, как неустойчивость производства, диспропорциональность, бесхозность. Использование земли в качестве пространственного базиса труда может подпитывать экономическую автаркию. Использование земли в качестве специфического средства и предмета труда позволяет в АПК относительно легче переносить беды пауперизма и инфляции, но в то же время АПК более болезненно реагирует на экономический волюнтаризм.

При планировании воспроизводства важно предвидеть, какие меры должны быть введены в действие, чтобы сократить влияние на воспроизводство различного рода патологий, формирующихся в отношениях присвоения условий хозяйственной деятельности, организации производства, обмена, распределения и потребления.

В этой связи первоочередного внимания заслуживают проблемы предвидения целесообразных направлений динамики отношений присвоения, которые можно разделить на три вида:

1) отношения собственности, т.е. устойчивого (по субъектам и объектам) присвоения условий воспроизводства;

2) отношения бесхозности, т.е. неустойчивого присвоения условий воспроизводства;

3) отношения отчуждения от присвоения отдельных условий воспроизводства.

В процессе планирования важно установить, какие формы собственности в плановом периоде позволят более эффективно содействовать развитию наличных производительных сил. Не исключено, что для некоторых отраслей и регионов таковыми окажутся отношения общественной или государственной собственности (например, в современных условиях – собственность на природные ресурсы, предприятия оборонного комплекса, предприятия-монополисты в производстве товаров и услуг). В таком случае патологией в данной сфере отношений окажется сохранение в этих отраслях иных форм собственности, и задача планирования будет состоять в том, чтобы наметить систему мероприятий, позволяющих с минимальными издержками минимизировать ущерб от данных патологий.

Одновременно должны быть выявлены те отрасли и регионы, где наличный уровень производительных сил может быть наилучшим образом использован на базе кооперативных отношений, обеспечивающих заинтересованность всех сособственников в распределении результатов хозяйственной деятельности по труду и пропорционально затратам капитала. Подобная форма собственности хорошо себя зарекомендовала в агроэкономике, где в развитых капиталистических странах подавляющая часть фермеров является членами сбыто-снабженческих, кредитных и производственных кооперативов. В таких условиях патологией оказывается единоличное мелкотоварное производство, в принципе обреченное на банкротство как неспособное эффективно использовать наличные производственные ресурсы. Обратимся к таблице 8.

Таблица 8.Эффективность производства по типам ферм США
(100 – в среднем по фермам США)

Как видим, наибольшую эффективность в США демонстрируют крупные корпоративные фермы. С учетом этого опыта можно предвидеть, что там, где в ходе реформирования сельского хозяйства России продолжится процесс деградации материально-технической базы села, в соответствии с законом соответствия производственных отношений уровню и характеру развития производительных сил нас ожидает переход от крупного коллективного к мелкому частному хозяйству. И наоборот, там, где возобладает тенденция технического прогресса, она объективно будет навязывать в качестве более эффективных такие технологии, которые требуют совместной деятельности многих тружеников, что обеспечивает лучшее сочетание их интересов в условиях коллективных форм хозяйствования и различного рода корпораций.

Особенно интенсивно процесс обобществления должен происходить в сфере обслуживания сельскохозяйственного производства, поскольку многие его отрасли (оптовый оборот, переработка продукции и др.) требуют больших затрат первоначального капитала и предполагают использование ресурсов общественно разделенного и нуждающегося во внешнем регулировании труда.

В то же время следует иметь в виду, что при определенных условиях отношения нормы в присвоении условий воспроизводства предполагают маломасштабное производство и эффективность индивидуальной частной собственности крестьян, ремесленников, лиц свободных профессий. В таких случаях их кооперирование, а тем более огосударствление становится патологией, в форме ультраобобществления производства, что нередко наблюдалось в советские годы.

Если отношения собственности (т.е. регулярное использование, бесспорное владение и полное распоряжение ресурсами) эпизодически нарушаются под воздействием природных (например, засуха, град и т.п.), социальных (война, хищения и др.), а также экономических обстоятельств (неумелое хозяйствование, относительное перепроизводство, дефицит кредитных ресурсов и т.д.), то во всех этих случаях собственность уступает место отношениям бесхозности.

Устойчивое отчуждение может быть полным, исключающим возможность не только распоряжения, но и пользования орудием труда, землей, водоемом – таково, например, положение безработных, заключенных, иностранцев. Устойчивое отчуждение от условий производства может быть частичным, допускающим возможность пользования ресурсами – в форме аренды, лизинга, ипотеки, оплаты труда, пенсий и т.п.

Исследования показывают, что отношения собственности, бесхозности и отчуждения между собой сложным образом взаимосвязаны. Так, преобладание отношений бесхозности землепользования у кочевых племен сочеталось с отношениями коллективной и частной собственности на определенные виды воспроизводимого имущества, при одновременном отчуждении от присвоения – всех иноплеменников.

По мере централизации производства параллельно могут усиливаться отношения отчуждения собственности на базе монополии, т.е. устойчивого неравенства в присвоении условий и результатов производства.

Для АПК характерна специфическая форма монополии. Это так называемая естественная монополия, связанная, во-первых, с общей ограниченностью пригодных для сельскохозяйственной деятельности земель и, во-вторых, с ограниченностью относительно лучших для возделывания участков. Однако, помимо естественной монополии в АПК, хотя и с меньшим успехом, чем в промышленности и в финансовой сферах, могут формироваться монополии, опирающиеся как на социальные, так и на экономически созданные привилегии.

Например, реализация монополии распоряжения сахарными заводами есть ни что иное, как отчуждение всех, кто не является собственником данных предприятий. А это отчуждение нередко становится инкубатором многообразных проявлений бесхозности: нерационального сокращения посевов сахарной свеклы – ввиду устанавливаемых монополистами крайне низких цен на сырье; в связи с ухудшением условий воспроизводства рабочей силы (ввиду невозможности при низких ценах сырья обеспечить производителям прожиточный минимум), и т.д. Развитие таких монополий стало одной из причин финансового удушения экономики и социальной сферы села в 90-е годы и дает ответ на вопрос – куда исчезли средства, которые еще недавно позволяли поддерживать высокий уровень платежеспособного спроса сельского населения, финансировать экономический рост, поддерживать образование, медицину, культуру в сельской местности.

В системе экономических монополий особо нужно отметить монополию на крупный капитал (финансовый, коммерческий, производственный, научно-технический). Эта монополия реализуется в отчуждении предпринимателей от средней нормы прибыли и в снижении прибыли до все более низкого уровня. Она порождает такие проявления бесхозности, как сдерживание рационального перелива капитала в монополизированные отрасли, торможение научно-технического прогресса, существенное обострение межмонопольной конкурентной борьбы и связанных с этим издержек, вплоть до милитаризации экономики и частичного ее разрушения в военных конфликтах.

В России начала XXI века формирование таких монополий в основном осуществлено в банковской сфере, в топливно-энергетическом комплексе, в металлургической, нефтехимической промышленности и в производстве удобрений. Это немедленно привело к глубокому диспаритету цен и стало причиной потери финансовой дееспособности значительной части сельскохозяйственных предприятий. Об этом, в частности, можно судить по следующим данным: если в 1990 году за счет выручки от продажи 1 ц зерна сельхозпроизводители могли приобрести свыше 3 л дизтоплива, то в 2007 году- 0,33л. Соответственно, если в 1990 году было 3% убыточных сельхозпредприятий, то в 2006 г. – около 40%. Причем, рентабельность подавляющей части остальных сельхозпроизводителей объяснялась исключительно экономией на оплате труда.

Отношения отчуждения могут проявляться многогранно. С одной стороны, это относится к средствам производства, что четко просматривается при анализе уровня концентрации собственности на землю, добывающие и перерабатывающие мощности, складское хозяйство, транспорт, сырье, энергоресурсы и т.д. С другой стороны, отчуждение касается предметов потребления – продуктов питания, одежды, жилья, услуг образования, здравоохранения, культуры и искусства. В современных условиях о развитии отношений отчуждения от потребительских благ во многом можно судить по дифференциации доходов отдельных социальных групп.

Так, зная, что в 1990 –г. доля населения с доходами ниже прожиточного минимума составляла в России около 2%, а в 2001 г. – 27,6%, можно количественно конкретно оценивать, как в ходе рыночных реформ усиливался процесс отчуждения россиян даже от государственно установленного минимума потребительских благ.

В качестве субъектов, инициирующих развитие отношений отчуждения, могут выступать не только различные собственники, но и не собственники: иноземные захватчики, отечественные расхитители имущества, менеджеры. С их деятельностью связаны такие формы отчуждения, как контрибуции, хищения, взяточничество и др. Все это не может не снижать устойчивость присвоения, а поэтому усиливает бесхозность. Последующий передел захваченной, похищенной собственности еще более снижает эффект смены собственников.

Высшей формой отчуждения является монополия на общие условия жизнедеятельности, особенно на землю, превращающая часть населения в пролетариев, пауперов, крепостных, рабов. Итогом подобных форм отчуждения становятся гражданские противостояния, безработица, недоиспользование возможностей воспроизводства рабочей силы и др., вплоть до естественной убыли населения.

Формирование собственности в АПК осложнено, поскольку колебания природных условий и особенности местоположения отдельных участков земель затрудняют устойчиво рациональное их использование. Так, на некоторых плодородных пойменных землях далеко не всегда возможен сенокос и выпас. Даже на хорошо освоенных сельскохозяйственных угодьях элементы бесхозности регулярно дают о себе знать в форме эрозии земель, недосева во влажную осень либо засушливой весной, недоубранной площади в случае ранних морозов либо избыточно влажной осени.

Там, где субъекты отношений присвоения разобщены в качестве частных либо коллективных собственников, их пограничные связи, а тем более конкуренция, предполагают определенное отчуждение, и потому искрят бесхозностью. В землепользовании это, в частности, касается общественно нерациональных, а потому непроизводительных затрат на охрану собственности, потерь части площади под межевые знаки, потерь на прокладке излишних дорог, поворотных полос и т.п. Уже поэтому ясно, что по мере обобществления производства, в том числе в форме его централизации, создаются дополнительные возможности сокращения бесхозности.

Развитие производительных сил в тенденции сужает сферу бесхозности, поскольку, вовлекая в оборот все большую массу природных ресурсов, требует упорядочения их использования, а потому и более устойчивого присвоения, т.е. развития отношений собственности. В настоящее время мы наблюдаем этот процесс в форме раздела морских, а частично и океанских просторов, в попытках международного регулирования использования воздушного бассейна. Весьма вероятно, что в перспективе отношения собственности начнут распространяться на внеземные объекты и межпланетное пространство.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: