Балкон второго этажа Серампурской обители Шри Юктешвара, где обычно ученики ужинали. Я сижу около ног моего Гуру (в центре).

Лицо Шри Юктешвара залила спокойная улыбка. Хотя приближался его восемьдесят первый год рождения, он выглядел здоровым и сильным.

День за днем, купаясь в сиянии любви моего гуру, не выраженной в словах, но ясно ощутимой, я устранил из своего сознательного ума все намеки на приближение конца, которые он мне делал.

– Господин, в этом месяце в Аллахабаде будет происходить Кумбха Мела.– Я показал учителю дату Мелы в «Бенгальском Альманахе»[⁶].

– Ты и в самом деле хочешь отправиться туда? Не поняв того, что Шри Юктешвару не хотелось, чтобы я покидал его, я продолжал:

– Однажды вы узрели на Аллахабадской Кумбха благословенную форму Бабаджи. Может быть, на этот раз я буду настолько счастлив, что увижу его.

– Не думаю, что ты его там встретишь.

Затем гуру погрузился в безмолвие, не желая препятствовать моим планам.

Когда на следующий день я отправился в Аллахабад вместе с небольшой группой, учитель, как обычно, спокойно благословил меня. По всей вероятности я оказался глух к намекам Шри Юктешвара потому, что Господь пожелал избавить меня от тяжелых переживаний – оказаться беспомощным свидетелем смерти гуру. В моей жизни всегда происходило, что в момент смерти горячо любимых мною людей, Господь милостиво устраивал дело так, чтобы я находился в отдалении от сцены смерти[⁷].

Наша компания приехала на Кумбха Мела 23 января 1936 года. Возбужденная толпа, насчитывавшая около двух миллионов человек, являла собою внушительное, даже ошеломляющее зрелище. Своеобразный гений индийского народа проявляется во врожденном уважении, которое питает даже самый темный крестьянин к духовным ценностям, к монахам и садху, которые разорвали мирские узы, дабы найти божественное укрытие. Конечно, и там встречаются лицемеры и обманщики. Но Индия уважает всех ради немногих, которые озаряют землю вышним благословением. Европейцы, видевшие это гигантское зрелище, имели единственную в своем роде возможность ощутить биение пульса целого народа, его духовное рвение, которому Индия обязана своей неиссякаемой жизненностью, неподвластной ударам времени.

Первый день наша группа провела, просто наблюдая за происходящим. Тысячи паломников купались в священном Ганге. Чтобы омыться от грехов, жрецы-брахманы совершали торжественные ритуалы поклонения; поклонники рассыпали дары у ног безмолвных саньяси; проходили целые ряды слонов, лошадей, покрытых попонами, медленно выступающих раджастханских верблюдов; а за ними следовали религиозные шествия из обнаженных садху, махавших золотыми и серебряными скипетрами и волнами шелкового бархата.

Отшельники в одних лишь набедренных повязках спокойно сидели небольшими группами. Их тела были вымазаны золой, что предохраняло их от жары и холода. Единственное пятно пасты из сандалового дерева на лбу каждого из них явственно изображало третий глаз. Тысячами появлялись бритоголовые свами в своих одеждах цвета охры, с бамбуковыми посохами и чашами для подаяния. Когда они прохаживались или вели с учениками философские дискуссии, их лица излучали глубокий мир, приобретенный благодаря отречению.

Здесь и там, под деревьями, среди огромных куч горящих поленьев, встречались живописные садху[⁸] с заплетенными и связанными узлом на макушке волосами. Некоторые из них носили бороды в несколько футов длиной, вьющиеся и связанные узлом. Они или сидели, погрузившись в медитацию, или простирали руки, благословляя проходившую толпу: нищих, махараджей на слонах, женщин во многоцветных сари со звенящими на руках и ногах браслетами, факиров с тощими руками, гротескно вытянутыми вверх, брахмачаринов, несущих подставки для локтей используемых для медитации, смиренных мудрецов, чей торжественный вид скрывал внутреннее блаженство. В вышине, над всем этим шумом, непрерывно звучал призыв храмовых колоколов.

На второй день Мелы мы со спутниками посетили различные ашрамы и временные пристанища, совершая пранам перед святыми людьми. Мы получили благословение от главы ветви «Гири» ордена свами – худого монаха-аскета, с глазами, полными смеющегося огня. Затем наша компания посетила обитель, где гуру в течение последних девяти лет соблюдал обет молчания и питался только фруктами. На возвышении в зале ашрама восседал слепой садху Праджна Чакшу[⁹], глубокий знаток Шастр, высоко почитаемый всеми сектами.

Кришнананда на Кумбха Мела со своей приученной к вегетарианству львицей.

Г.

После того, как я произнес краткую речь на хинди о Веданте, наша группа покинула обитель, дабы приветствовать находившегося вблизи свами Кришнананду, красивого, розовощекого монаха с внушительными бицепсами. Подле него распростерлась ручная львица. Покоренная духовным очарованием монаха (я уверен, что не его физической мощью!), эта представительница диких животных джунглей отказывалась от мяса в любом его виде и ела только рис и молоко. Свами научил своего желтого зверя произносить слово «АУМ» одним глубоким привлекательным рычанием. Это был настоящий зверь-подвижник!

Наше следующее приключение, беседа с молодым ученым садху описана в блестящем путевом дневнике мистера Райта:

На своем форде мы переехали через самое низкое место Ганга по скрипящему понтонному мосту, виляя, подобно змее, протискиваясь сквозь толпы и пробираясь по узким, извилистым переулкам. Далее мы миновали то место на берегу реки, где, как указал мне Иогананджи, произошла встреча Шри Юктешвара и Бабаджи. Немного погодя мы вышли из автомобиля и прошли некоторое расстояние пешком, окутанные густым дымом, струившимся от костров садху, шагая по зыбучим пескам. Наконец мы добрались до группы крошечных построек из земли и соломы. Мы остановились перед одним из таких временных убежищ с небольшим входом без двери. Это было жилье молодого странствующего садху, Кара Парти, известного своим исключительным умом. Он сидел, скрестив ноги, на кучке желтой блестящей соломы. Его единственной одеждой,– а иногда и единственной собственностью – было одеяние цвета охры, висевшее на плечах.

Когда мы вползли на четвереньках в хижину и совершили пранам у ног этого просветленного человека, мы увидели обращенную к нам подлинно божественную улыбку. Керосиновый фонарь у входа мигал; на соломенных стенах плясали тени. Глаза садху излучали счастье, его безупречные зубы блестели. Хотя я не мог понять разговор, шедший на бенгали, выражение лица казалось достаточно ясным, он был исполнен энтузиазма, любви, духовной славы. Никто не усомнился бы в его величии.

Вообразите счастливую жизнь человека, не привязанного к материальному миру: он свободен от проблемы приобретения одежды, от стремления к разнообразным блюдам, никогда не прикасается к вареной пище за исключением немногих дней; он никогда не носит чашу для подаяния. Он свободен от денежных затруднений, ибо никогда не берет в руки деньги, не делает никаких запасов, всегда полагаясь на Бога. Он свободен от беспокойства по поводу способа передвижения, так как никогда не ездит на повозках или машинах, а постоянно странствует пешком по берегам священных рек. Он никогда не остается на одном и том же месте дольше, чем неделю, дабы избегнуть какой бы то ни было привязанности.

Такая умеренность! А ведь он обладал необычным знанием Вед, степенью магистра и титулом "шастри« (учитель писаний), полученным при университете в Варанаси. Когда я сел у его ног, меня наполнили возвышенные чувства; казалось, что переживание было ответом на мое желание увидеть древнюю истинную Индию,– ибо это был подлинный представитель страны духовных гигантов».

– Я расспрашивал Кара Патри о его жизни и странствованиях.

– Неужели у вас нет лишней одежды для зимы?

– Нет, мне достаточно и этой.

– Вы носите с собою какие-нибудь книги?

– Нет, тех, кто хочет слушать меня, я учу по памяти.

– А чем еще вы занимаетесь?

– Я брожу по берегам Ганга.

При этих простых словах меня охватило неудержимое желание вести столь же простую жизнь. Но тут мне на память пришла Америка и все обязанности, висевшие на моих плечах.

«Нет, Йогананда,– подумал я, опечалившись на мгновенье,– эта жизнь скитаний по берегам Ганга,– не для тебя».

После того, как садху рассказал мне о некоторых своих духовных постижениях, я задал ему неожиданный вопрос:

– Вы описываете то, что прочли в Писаниях, или то, что внутренне пережили сами?

– Частично это взято из книг,– ответил он с откровенной улыбкой,– частично из опыта.

Осчастливленные посещением, мы просидели немного времени в безмолвной медитации. Расставшись со святыми, я сказал мистеру Райту: «Это царь, восседающий на троне из золотой соломы».

Вечером мы пообедали под звездами на земле Мела. Мы ели с листьев, сколотых вместе веточками. Мытье посуды в Индии сведено к минимуму!

Прошло еще два дня замечательной Кумбха. Затем мы отправились на северо-запад по берегам Джамны, к Агре. Еще раз я созерцал Тадж-Махал. В моей памяти подле меня стоял Джитендра, пораженный сказочной красотой мраморного дворца. Затем мы посетили Бриндабанский ашрам свами Кешабананды.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: