Смертерадостный покойничек

Был такой смертерадостный покойничек, — ходит себе по злачному месту, зубы скалит и очень весело радуется. Другие покойники его унимают, корить было стали, говорят:

— Ты бы лежал, смирнехонько, ожидая Страшного Суда, — лежал бы, о грехах сокрушался.

А он и говорит:

— Чего мне лежать, — я ничего не боюсь.

Ему говорят:

— Сколь много ты нагрешил на земле, все это разберут, и пошлют тебя в тартарары, в адскую преисподнюю, в геенну огненную, на муки мученские, на веки вечные, — смола там будет кипучая кипеть, огонь воспылает неугасимый, а демоны-то, зело страховитые, будут мукам нашим радоваться.

А смертерадостный покойничек знай себе хохочет:

— Небось, — говорит, — меня этим не испугаешь — я расейский.

Смертеныши

Нарожала Смерть ребят, наложила их в подол, несет, трясет, сама спрашивает:

— Кому смертенышей надо? По пятаку пара.

А кому смертенышей надо! Никто не берет их и даром. Говорят:

— Сама родила, сама и корми чадушек.

Смерть говорит людям:

— Чем я их кормить-то стану? Они у меня не какие-нибудь, благородные — их всячинкою не накормишь.

Идет навстречу Смерти чертово отродие, генеральское благородие; рожа у него великопостная, однако усы кверху закручены, как у берлинского спотыкайзера.

Говорит ему Смерть:

— Здравствуй, чертово отродие, генеральское благородие! Не надо ли тебе смертенышей? Уважая тебя, уступлю дешево.

У чертова отродия, генеральского благородия, от радости селезенка скрипнула. Говорит он с упованием:

— Есть у меня кололыциков и мололыциков, бегунцов и топтунцов достаточно, а нехватка у меня приключилася: иройского духа мало отпущено.

Говорит ему Смерть:

— И, чертово отродие, генеральское благородие! Ты об этом не кручинься. Моих смертенышей на это взять, — у них духу на десять Расей хватит. Как мой смертеныш дышит, — на тысячу верст кругом смердит.

У чертова отродия, генеральского благородия, все суставы возликовали. Понюхал он смертенышей с восхищением, руки упер в боки, возвел оки в потолоки, посылает смертенышей на далекие востоки, говорит им напутственное слово:

— Вы, смертеныши, поспешайте, — на дальние востоки духу напущайте, — волоките наши храбрые войска в смертные бои, — будьте, мать вашу вспоминаючи, расейские ирои.

Хвасти и вести

В одном лесу жили хвасти. Маленькие, грязненькие, поганенькие, как лишаи. На весь лес расширились, и хвастают:

— Все леса, все поляны заберем под себя, и никто не посмеет противиться.

А в соседнем лесу жили вести. Тоже маленькие, только юркие, как ящерицы. Бегают, шныряют везде, где что делается, сейчас вызнают.

И вот вызнали вести, что хотят хвасти их завоевать. Собрали вести, не долго думая, войско, пошли на хвастей, идут, не зевают.

Встретились. Хвасти встали, растопырились, принялись хвастаться:

— Мы — такие, сякие, немазаные. Лучше нас нет никого. Мы вас поколотим, в плен заберем, лес ваш отвоюем.

Вести говорят:

— Ну, что стоять, давайте драться.

А хвасти отвечают очень важно:

— Подождите, мы еще не все перехвастали. Мы, хвасти, и сами очень хорошие, и порядки у нас за первый сорт…

А тут вести, не говоря худого слова, быстро на хвастей напали, расколотили их на славу, и говорят:

— Ну, хвасти, битые, колоченые, по земле поволоченные, полно драться, давайте мириться, платите нам выкуп.

А хвасти говорят очень жалобно:

— Мы — хвасти, у нас голые пясти, платить вам выкуп нам не из чего.

Но только вести хвастям не поверили, карманы у хвастей повыворотили, большой себе выкуп вытрясли.

Вернулись хвасти домой, сидят, пригорюнились, а все-таки хвастают:

— Наши войски бились по-свойски, очень геройски! Боятся нас вести, не смеют к нам в лес лезти, нас, хвастей, ясти.

Карачки и обормот

Не за нашу память то дело случилось, не в нашей земле оно сталось. При царе Горохе, у черта на куличках, жили-были карачки, — ходили на четвереньках, носом землю нюхали, хвостом в небо тыкали, и очень собою были довольны.

Забрел к ним, невесть откуда, Обормот. Голову держит кверху, прямо перед собою весело посвистывает, на обе стороны бойко поплевывает. Не понравилось такое поведение карачкам — говорят Обормоту:

— Как ты смеешь на задние лапы становиться, головой в небо выдыбать? Мы тебя за это засудим.

Повели его всем народом к судье неправильному.

— Судья, — говорят, — неправильный, суди ты этого Обормота: он головой фордыбачит, против нашего карачьего закона весело идет, на карачьи наши спины бойко поплевывает.

Ну, судья неправильный, со всею своею перемудростью тотчас же порешил: оттяпать Обормоту голову.

Повели карачки Обормота на лобное место. Идет Обормот, кается, горючими слезьми умывается, а между прочим думает:

«Как-то вы, карачье безмозглое, до моей головы доберетесь?»

И вот на самом интересном месте вышла у карачек заминка: надо Обормоту голову рубить, да Обормот на четвереньки не становится, а карачкам, на четвереньках стоючи, до его головы не добраться. И против своего закона поступить и на ноги вздыбиться им тоже никак невозможно. Повякали, повякали промеж собой карачки, да и погнали Обормота из своей страны далеча.

— Иди себе, — говорят, — с Богом по морозцу, мы, — говорят, — народ очень добрый.

Телята и волк

В одно стадо повадился волк — теляток и козляток таскать. И он их таскает и таскает, зубами рвет, когтями режет, в лес волочит, своих волчат телятиною да козлятиною кормит. И был он такой большой, и был он такой злой, и был он такой серый.

Ну, известное дело, завели собак злых-презлых. Собаки круг стада рыщут, по ночам лают, добрым телятам спать мешают, а только волк их ничуть не боится. И таскает он себе телят и козлят, и таскает. Большой, злой, серый.

Вот один раз жевала корова свою жвачку, своим коровьим хвостом помахивала, тупыми глазами на траву поглядывала и ни о чем не думала. И вдруг она слышит, — говорит ей коровий сын, молодой, ласковый теленок:

— Мы, молодые телята да козлята, всякую надежду на собак наших потеряли. Не справиться им с нашим лихим злодеем, с серым волком — только попусту они лают, наших сосунков по ночам зря пугают. А слышали мы, проходил вчера мимо стада заморский немец, сказал он такое хитрое слово: «В единении сила». Вот и сговорились мы, удалые добрые телята и козлята, — соберемся мы все вместе, пойдем мы в лес прямо к волчьему логовищу, злого серого волка задавим, злую волчиху его погубим, да и волчат его не пожалеем.

Корова коровьим своим хвостом помахала, жвачку пожевала, на сына поглядела довольно тупо и промолвила ему такое коровье тихое слово:

— Дай бог нашему теляти волка поймати. А только я так понимаю, что из этого ничего путного не выйдет. Сами вы лезете господину волку в лапы, всех вас господин волк перережет за милую душу. Вспомнить бы вам старую прибаутку: «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена».

Но не послушался ее коровий сын, молодой удалой теленок, да и хорошо сделал. Собрались из того стада все телята и все козлята, пошли они в лес к серому волку, окружили его нечистое логовище, забили копытами все волчье семейство.

А потом и собак прогнали, чтоб они по ночам не лаяли, сосунков бы не пугали.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: