ЙЕМЕН И ВЕЧЕРИНКА С КАТОМ

К концу 1970-х годов одной из немногих территорий на Ближнем Востоке, которую я еще не посетил, был Йемен - местонахождение библейского королевства Шеба и место, от которого начиналась легендарная «Дорога благовоний». Во время моего визита 1977 года страна находилась в состоянии жестокой гражданской войны между придерживавшимися традиционной ориентации группами на севере и радикальными марксистскими силами, занимавшими доминирующее положение в южной части страны. Северный Йемен (Йеменская Арабская Республика) имел тесные союзнические связи с Саудовской Аравией, в то время как Народно-Демократическая Республика Йемен была сателлитом Советского Союза. Эта Республика предоставила советскому Военно-Морскому Флоту доступ на бывшую британскую военно-морскую базу в Адене, дав таким образом в руки Советам стратегическую базу, позволявшую контролировать доступ как в Красное море, так и к Африканскому Рогу.

Северный Йемен имел небольшие запасы нефти, но обладал значительным экономическим потенциалом, поскольку сотни тысяч йеменцев работали на нефтяных месторождениях стран Персидского залива и ежемесячно посылали домой миллионы долларов в виде переводов. Главная причина моего визита заключалась в том, чтобы задать премьер-министру Абдалазизу Абдал Гани вопрос: не мог бы «Чейз» установить более широкое сотрудничество с его правительством? По прибытии мы узнали, что Абдал Гани с несколькими друзьями находится в своем доме примерно в 20 милях от Саны. Он просил передать нам, что мы все приглашены к нему домой.

Приехав, мы обнаружили, что находимся исключительно в обществе мужчин. Они сидели на полу, на подушках и коврах, слушая арабскую музыку. Иногда двое мужчин вставали и танцевали друг с другом. Стульев, столов или какой-то другой мебели не было. Премьер-министр не прервал вечеринки, а тепло ввел нас в число ее участников. Самым необычным было то, какие подавали угощения. В большинстве исламских стран спиртное запрещено. В Йемене излюбленным, так сказать, стимулятором был кат, довольно легкий наркотик, о котором говорят, что он обладает галлюциногенным эффектом. Листья растения разжевывают, после чего скатывают в маленький шарик, который помещается под нижнюю губу. Если его жевать в достаточном количестве и в течение достаточного периода времени, возникает ощущение радости. Таким образом мы присоединились к вечеринке с катом. Все гости жевали кат, и мне тоже дали несколько листьев, которые я начал жевать. Листья обладали слабым вкусом, и я не ощутил никаких галлюцинаций. Долгие годы употребления неразбавленного мартини, вероятно, достаточно иммунизировали меня! Однако, к моему удивлению, премьер-министр пригласил меня на танец - довольно необычный способ знакомства с потенциальным клиентом. Это был запомнившийся день!

К сожалению, жизнь премьер-министра оборвалась в результате трагического эпизода всего лишь через несколько недель после нашей встречи. «Специальный посланник» из Южного Йемена прибыл к нему с подарком от президента Южного Йемена. Подарок фактически представлял собой бомбу, которую посланник привел в действие после того, как оказался в кабинете премьер-министра. Оба они мгновенно погибли.

ИРАК И САДДАМ ХУСЕЙН

В конце XX века Саддам Хусейн стал одним из наиболее безжалостных диктаторов в мире, постоянно ввергая свой народ в войны и подвергая его невероятным лишениям, чтобы сохранить свою власть. Я встретился с ним только один раз. Хусейн был продуктом партии Баас, экстремистской политической группировки, организованной в 1940-х годах сирийскими и иракскими интеллигентами, проповедовавшими смесь социализма, антиколониализма и арабского национализма. С одной стороны, баасистская риторика была чрезвычайно популярна среди масс иракского народа, с другой - исполнена политических и экономических противоречий. Партия захватила власть в 1958 году, убив короля Фейсала II, который был схвачен, привязан к автомобилю и протащен по улицам Багдада.

Так баасисты вели себя в то время, и создается впечатление, что именно так они продолжают вести себя сегодня. Новые правители Ирака немедленно приняли просоветскую внешнюю политику, национализировали активы иностранных компаний и создали полицейское государство. Ирак стал радикальным членом ОПЕК, постоянно выступая за более высокие цены и строгие лимиты на поставки нефти западным индустриальным странам. Во многих отношениях Ирак также стал наиболее непримиримым врагом Израиля на Ближнем Востоке. Саддам Хусейн и его предшественники не только участвовали во всех арабских войнах против Израиля, они также предоставляли финансирование возглавлявшейся Арафатом ООП, поддерживали террористические группы во всем мире и преследовали собственное еврейское местное население.

Хотя прямые деловые связи «Чейза» с Ираком были незначительны, мы на протяжении многих лет поддерживали скромные корреспондентские отношения с их центральным банком - «Банком Рафидиан». Когда Ирак разорвал дипломатические отношения с Соединенными Штатами после войны 1967 года, связь с этим банком осталась одной из немногих связей между двумя странами. Генри Киссинджер, занимавшийся поиском способов включить Ирак во всеобъемлющий мирный процесс на Ближнем Востоке, спросил, не мог ли я попытаться установить контакты с руководством Ирака во время одной из моих поездок в этот регион.

Я согласился на это и через президента «Банка Рафидиан» получил визу, позволявшую мне приехать в Багдад для обсуждения вопросов банковской деятельности. Я также смог запланировать встречу с министром иностранных дел Саддумом Хаммади. Хаммади был выпускником Висконсинского университета и свободно говорил по-английски, однако его отношение ко мне было враждебным с того самого момента, когда я вошел в его кабинет. Эта враждебность еще больше усилилась, когда я заявил ему, что приехал по просьбе Генри Киссинджера, чтобы доставить послание Саддаму Хусейну, который повсеместно считался сильной личностью в иракской политике.

Хаммади сказал: «Абсолютно невозможно. Он не сможет принять вас». Я ответил, что буду в Багдаде в течение 24 часов и готов встретиться с ним в любое время дня или ночи. Хаммади настаивал: «Встреча невозможна. Передайте послание мне». «Извините, господин министр, - ответил я, - мое послание предназначено для ушей только Саддама Хусейна, и я не уполномочен передавать его кому бы то ни было еще». Когда Хаммади продолжал настаивать, что встреча не сможет состояться, я ответил: «Я собираюсь пробыть здесь до завтрашнего полудня и буду вам признателен, если вы проинформируете Саддама Хусейна, что я привез ему послание от государственного секретаря и что я был бы рад встретиться с ним, если он пожелает меня принять». Вечером этого дня, когда я уже был готов отбыть на обед, устроенный «Банком Рафидиан», мне сообщили, что Хусейн примет меня в девять часов в своем кабинете. Мне передали, что я должен прийти один.

Автомобиль довез меня до здания Национального совета на берегу реки Тигр. От здания исходила аура каких-то дурных предчувствий, причем это ощущение не исчезло после долгого пути по бесконечным темным коридорам мимо вооруженных часовых. Наконец, я добрался до его кабинета, маленькой пустой комнаты без окон, находящейся где-то глубоко в чреве здания, и там Хусейн любезно приветствовал меня. Это был человек среднего роста и плотного телосложения. Его лицо было строгим и неулыбчивым, и у него уже тогда были ставшие его характерным атрибутом усы.

Мы разговаривали через переводчика более часа. Хотя в комнате были только мы трое, несколькими днями позже почти дословное изложение беседы появилось в бейрутской газете «Ан Нахар». По какой-то причине Саддам захотел, чтобы суть нашего разговора стала достоянием общественности.

Я довел до его сведения, что, по мнению Генри Киссинджера, отсутствие средств общения между нашими странами противоречило интересам как Ирака, так и Соединенных Штатов, и что государственный секретарь хотел бы найти способы установления диалога. Я спросил его: как этого достичь?

Показав пальцем на дверь, через которую я вошел в комнату, Саддам сказал: «Дверь может приоткрыться, если будут удовлетворены два условия». Во-первых, Соединенные Штаты должны прекратить поставки вооружений Израилю, которые могут быть использованы против Ирака, и должны начать «играть решительную роль в обеспечении прав палестинского народа». Во-вторых, Соединенные Штаты должны прекратить продажу вооружений Ирану или, по крайней мере, обусловить такие продажи обещанием Ирана не использовать это оружие против «Ирака или любой другой арабской страны». Саддам настаивал, что он не будет заинтересован в восстановлении дипломатических отношений с Соединенными Штатами до тех пор, пока шах будет продолжать вооружать мятежных иракских курдов.

Я доложил об этом Генри Киссинджеру после своего возвращения в Соединенные Штаты. Первое условие Саддама в отношении Израиля было, конечно, чем-то таким, на что Соединенные Штаты никогда бы не пошли. Однако происшедшее за несколько месяцев сближение между Ираком и Ираном привело к окончанию оказания военной помощи курдам и за несколько лет привело к резкому улучшению отношений между США и Ираком.

Саддам показался мне человеком, практически лишенным чувства юмора, высокомерным, но не враждебным по отношению ко мне в изложении своих взглядов. Сидя напротив него той ночью, я совершенно не имел оснований думать, что за относительно короткий срок он приобретет известность как «багдадский мясник», как один из самых безжалостных и презренных лидеров, которых когда-либо знал мир.

Историческая преемственность саудовцев и кувейтцев, дисциплина и финансовая смекалка шейхов из эмиратов, злой ум Саддама Хусейна, трагедия Ливана и палестинского народа, сила и мужество израильтян, честь и героизм короля Хуссейна и Анвара Садата - все эти образы приходят мне в память, когда я думаю о своем ощени в этом запутанном и непредсказуемом регионе мира. Насколько он был непредсказуемым, мне еще предстояло узнать, когда я оказался вовлечен в усилия по нахождению убежища для оказавшегося в изгнании шаха Ирана.

ГЛАВА 21

В ВИХРЯХ БИЗНЕСА

В октябре 1972 года, когда Билл Бучер вступил в должность главного операционного директора «Чейза», я впервые после того, как стал тремя годами раньше главным исполнительным директором, почувствовал уверенность, что мои усилия по преобразованию банка в более сильную, инновационную и способную к конкуренции структуру будут проводиться в жизнь целенаправленно и активно. Теперь «Чейз» располагал руководством, необходимым для того, чтобы идти к успехам в мировом масштабе.

Но ни Билл, ни я не ожидали тех больших ухабов на предстоящем пути, которые нам предстояло повстречать. По мере того, как десятилетие шло к концу, и еще задолго до того, как наши реформы и стратегии могли быть полностью реализованы, «Чейз» и лично я подверглись целой серии грубых - а иногда и буквально дикарских - публичных нападок. Все открыто ставилось под вопрос - наша компетентность в плане управления, инвестиционная политика и стратегическое направление деятельности. В такие трудные дни я никогда не терял уверенности в отношении своего видения «Чейза» как величайшего международного финансового учреждения и не сомневался в качествах того корпуса талантливых сотрудников, который мы создавали. Я был привержен задаче проведения банка через трудные времена, с которыми ему - а также лично мне - неизбежно предстояло столкнуться.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: