Гилберт Кийт Честертон (Gilbert Keith Chesterton) 1874-1936

Наполеон Ноттингхилльский (The Napoleon of Nottinghffl)

Роман (1904)

В наши времена, в начале двадцатого столетия, пророков столько раз­велось, что, того и гляди, ненароком исполнишь чье-нибудь предска­зание. Да вот просто плюнь куда-нибудь — и окажется, что плюешь в пророчество! А все же большинство человечества, состоящее из нор­мальных людей, предпочитающих жить собственным умом (о кото­ром пророки и понятия не имеют), обязательно сумеет так устроиться, чтобы всем пророкам нос натянуть. Ну, вот каким будет Лондон сто лет спустя или, скажем, восемьдесят?

В 1984 г. он, представьте, оказывается таким же, каким и был. Ничего, в сущности, не изменилось, нация заболотилась и покрылась ряской. И весь скучный и серый мир к тому времени упорядочился и был поделен между великими державами. Последнее малое независи­мое государство — свободолюбивое Никарагуа — пало, и последний мятеж — индийских дервишей — был давно подавлен. Британская монархия окончательно обратилась в явление для реальной жизни безразличное, и, чтобы подчеркнуть это, наследственный ее характер

был упразднен и введена система, по которой король определялся по алфавитной книге жребием.

И вот однажды по лондонской улице двигались два высоких джен­тльмена, в сюртуках, цилиндрах и безукоризненных воротничках. Это были солидные чиновники, о которых можно сказать, что отличались друг от друга они только тем, что один из них, будучи человеком глу­пым, определенно являлся дурак дураком, зато второй, весьма умный, несомненно мог быть определен как идиот идиотом. Так размышлял, следуя за ними, человечек по имени Оберон Квин — малорослый, кругленький, с совиными глазками и подпрыгивающей походкой. Дальнейший ход его мыслей принял и вовсе неожиданный оборот, так как вдруг ему открылось видение: спины его приятелей предстали двумя драконьими мордами с мутными пуговичными глазами на хлястиках. Длинные фалды сюртуков развевались, драконы облизыва­лись. Но самое поразительное было то, что затем определилось в его уме: если это так, то, стало быть, и тщательно выбритые, серьезные лица их были не чем иным, как воздетыми к небесам драконьими задницами!

Не прошло и нескольких дней, как тот, в голове которого совер­шались подобные открытия, стал по жребию королем Англии. Король Оберон целью своей поставил позабавиться на славу, и вскоре его осе­нила счастливая мысль. Повсеместно и громогласно была объявлена Великая Хартия предместий. Согласно этому эпохальному документу, все лондонские районы объявлялись независимыми городами, со всеми обязанностями, законами и привилегиями, соответствующими средневековым обычаям. Северный, Южный, Западный Кенсингтоны, Челси, Хаммерсмит, Бейзуотер, Ноттинг-Хилл, Памплико, Фулэм и другие районы получили своих лорд-мэров (избираемых, разумеется, по жребию среди граждан), гербы, девизы, геральдические цвета и отряды городской стражи — алебардщиков, одетых в строго выдер­жанные национальные цвета. Кто-то был раздражен, кто-то посмеял­ся, но, в общем, причуды короля лондонцы приняли как должное:

ведь их обывательская жизнь текла по прежнему руслу.

Прошло десять лет.

Лорд-мэры большинства районов Западного Лондона оказались людьми порядочными и деловыми. Но их тщательно согласованный и учитывающий взаимные интересы план прокладки нового, удобного городу шоссе встретил препятствие. Снести старые здания Насосного переулка не соглашался Адам уэйн, лорд-мэр Ноттинг-Хилла. На со-

вещании в присутствии короля Оберона мэры предложили Уэйну хо­рошую плату, но пылкий патриот Ноттинг-Хилла не только отказался продать Насосный переулок, но поклялся защищать до последней капли крови каждую пядь священной родной земли.

Этот человек воспринял все всерьез! Он считает Ноттинг-Хилл своей родиной, вверенной ему Богом и Великой королевской хартией. Ни благо — разумные мэры, ни сам король (для которого такое от­ношение к его изобретению хотя и приятная, но совершенно неожи­данная несуразица) ничего не могут поделать с этим сумасшедшим. Война неизбежна. И между тем Ноттинг-Хилл готов к войне.

Впрочем, это ли называть войной? Городские стражники быстро наведут порядок в мятежном Ноттинг-Хилле. Однако во время про­движения по Портобелло-роуд синие алебардщики Хаммерсмита и зеленые протазанщики Бейзуотера подверглись внезапному нападе­нию ноттингхилльцев, одетых в ярко-алые хламиды. Противник дей­ствовал из переулков по обе стороны улицы и наголову разбил пре­восходящие силы здравомыслящих мэров.

Тогда мистер Бак, лорд-мэр Северного Кенсингтона, удачливый бизнесмен, более всех заинтересованный в прокладке шоссе, принял на себя командование новым объединенным войском горожан, в че­тыре раза превосходившим силы Ноттинг-Хилла. На этот раз ве­чернее наступление было обеспечено предусмотрительным блоки­рованием всех переулков. Мышеловка захлопнулась. Войска осторож­но продвигались к Насосному переулку — центру беззаконного со­противления. Но вдруг всякий свет исчез — погасли все газовые фонари. Из тьмы на них яростно обрушились ноттингхилльцы, сумев­шие отключить городскую газовую станцию. Воины союзников падали как подкошенные, раздавался лязг оружия и крики: «Ноттинг-Хилл! Ноттинг-Хилл!»

Наутро, однако, деловитый мистер Бак подтянул подкрепления, осада продолжалась. Неукротимый Адам уэйн и его опытный генерал Тарнбулл (в мирное время торговец игрушками, обожавший разы­грывать на своем столе битвы оловянных солдатиков) устроили кон­ную вылазку (это им удалось благодаря тому, что они выпрягли лошадей из кебов, предусмотрительно заказанных накануне в разных районах Лондона). Храбрецы во главе с самим уэйном пробились к водонапорной башне, но были там окружены. Битва кипела. Со всех сторон напирали толпы воинов в пестрых одеяниях стражей разных лондонских предместий, развевались знамена с золотыми птахами За-

падного Кенсингтона, с серебряным молотом Хаммерсмита, с золо­тым орлом Бейзуотера, с изумрудными рыбками Челси. Но гордели­вый алый стяг Ноттинг-Хилла с золотым львом не склонялся в руках могучего героя Адама Уэйна. Кровь лилась рекой по водостокам улиц, трупы загромоздили перекрестки. Но несмотря ни на что, ноттингхилльцы, заняв водонапорную башню, продолжали яростное сопро­тивление.

Очевидно, однако, что положение их было безнадежно, ибо мис­тер Бак, проявив еще раз свои лучшие деловые качества и недюжин­ный талант дипломата, собрал под свои знамена воинов всех районов Южного и Западного Лондона. Несметное войско медленно стягива­лось к Насосному переулку, заполняя собой улицы и площади. В его рядах, кстати, шел и король Оберон, который принял необычайно де­ятельное участие в событиях в качестве военного корреспондента, по­ставляя весьма восторженные и красочные, хотя и не всегда точные репортажи в «Придворный вестник». Его Величеству, таким образом, повезло оказаться свидетелем исторической сцены: в ответ на реши­тельное и последнее предложение сдаться Адам уэйн невозмутимо отвечал, что сам требует от своих противников немедленно сложить оружие, иначе он взорвет водонапорную башню и на Южный и За­падный Лондон хлынут бешеные потоки воды. Объятые ужасом взоры обратились к мистеру Баку. И бизнесмен-предводитель склонил свою здравомыслящую голову, признавая безоговорочную победу Нот­тинг-Хилла.

Прошло еще двадцать лет. И вот Лондон 2014 г. был уже совер­шенно иным городом. Он воистину поражал воображение. Пестрые одежды, благородные ткани, зубчатые стены, великолепно украшен­ные здания, благородство речей и осанки славных горожан радовали глаз, полные достоинства бароны, искусные ремесленники, мудрые чернокнижники и монахи составляли теперь население города. Вели­чественные памятники отмечали места былых сражений за Насосный переулок и Водонапорную башню, красочные легенды излагали герои­ческие деяния ноттингхилльцев и их противников. Но... двадцать лет срок достаточный, чтобы вдохновенные идеи национальной независи­мости превратились в мертвящие стандарты имперского мышления, а борцы за свободу — в чванных деспотов.

Предместья вновь объединяются против тирании могущественного Ноттинг-Хилла. Вновь Кингз-роуд, Портабелло-роуд, Пиккадилли и Насосный переулок обагряются кровью. В алокалиптической битве гибнут Адам уэйн и сражавшийся с ним плечом к плечу король Обе-

рон, гибнут также почти все участники легендарных событий. Исто­рия Ноттинг-Хилла завершается, и за небывалыми новыми времена­ми настают неведомые новые времена.

В объятом тишиной и туманом рассветном Кенсингтонском саду звучат два голоса, одновременно реальные и чаемые, нездешние и не­отторжимые от жизни. Это голоса насмешника и фанатика, голоса клоуна и героя, Оберона Квина и Адама Уэйна. «уэйн, я просто шутил». — «Квин, я просто верил». — «Мы начало и конец великих событий». — «Мы отец и мать Хартии предместий».

Насмешка и любовь неразделимы. Вечный человек, равный сам себе, это сила над нами, и мы, гении, падаем ниц перед ним. Наш Ноттинг-Хилл был угоден Господу, как угодно ему все подлинное и неповторимое. Мы подарили нынешним городам ту поэзию повсе­дневности, без которой жизнь теряет сама себя. И теперь уходим вместе в незнаемые края.

А. Б. Шамшин

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: