Война и мир. Исследование о принципе и содержании международного права. В 2 т. М., 1864.

[Извлечение]

ВОЙНА И МИР

ИССЛЕДОВАНИЕ О ПРИНЦИПЕ И СОДЕРЖАНИИ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА Глава I. О ФЕНОМЕНАЛЬНОСТИ ВОЙНЫ

Не думаю, чтобы могли найтись у меня читатели, которые нуждались бы в объяс­нении, что такое война в физическом, или эмпирическом, смысле. Все имеют об этом какое-нибудь понятие: одни как свидетели, другие как участники, третьи, наконец, читали тысячи описаний. И потому, не останавливаясь на этом значении войны, я пойду далее.

Далеко не имеют столь же достаточного понятия о самой природе войны, чисто юридической по самому существу своему, о ее нравственной феноменальности, ее идее и, следовательно, о той роли, столько же положительной, сколько и законной, которую она выполняет в устроении человечества, в религиозных его отправлениях, в развитии цивилизующей мысли, в добродетели и даже в самом благополучии наро­дов. Осмеливаюсь сказать, что в этом случае военные, историки, юристы и публици­сты разделяют общее неведение. Наше знание о войне ограничивается почти одними только внешними фактами, внешнею обстановкою, громом сражений, числом жертв. Самые прилежные изучают стратегию и тактику, другие занимаются формальной стороной войны; но все это по отношению к войне то же, что процедура, полиция, наказание по отношению к правосудию, обряд по отношению к религии; это столько же не война, сколько формулы права — не право, обряды религии — не религия. Ни­кто еще не пытался уразуметь войну в ее сокровенной мысли, в ее разуме, ее совести, скажу решительно, в ее высокой нравственности, тогда как именно в этом, т.е. в этой сфере чистого разума и совести, и надо изучать войну и наблюдать ее явления, если не хотят осудить себя на совершенное непонимание.

Писатели лепечут что-то о праве и законах войны, но кто их читал, тот знает, что под этими словами: «право войны, законы войны» — следует разуметь только разные условные правила, установленные ради человеколюбия, а никак не положительное право, присущее силе и из нее истекающее, — право, которое; обнаружившись и освятившись победою, было бы так же обязательно для совести побежденного, как при­говор гражданского суда обязателен для совести тяжущегося. Если следовать юри­стам, то право войны, взятое в буквальном смысле, есть противоречие в выражениях (фикция, эвфемизм), которое было бы ребячливо, смешно, нелепо принимать за серь­езное; в действительности, и по свидетельству всех писавших об этом, право войны не существует, акты силы не имеют никакого разумного, никакого нравственного значения. Очевидно, что при этой точке зрения под войною разумеются только ее материальные проявления и, следовательно, отрицается совершенно ее нравственная феноменальность, ее духовность. Мы гордимся, и справедливо, нашим прогрессом, но что касается войны, то мы во сто раз невежественнее, чем сами варвары, для кото­рых война была высшим проявлением правосудия и воли богов. [...]

Знать материальную сторону сражений и осад, проследить на карте все движение армий, свести счет людям, лошадям, пушкам, снарядам, ранцам, перечитать все ноты, которыми обменялись воюющие стороны пред объявлением войны, — все это еще не значит знать, что такое война. Стратегия и тактика, дипломатия и интрига имеют свое место на войне, как вода, хлеб, вино, масло — в богослужении, как жандармы и швейцар, тюрьма и цепи — в правосудии, как звуки голоса и азбучные фигуры — в произведениях ума. Но все это, взятое само по себе, не раскрывает никакой идеи. Ви­дя, как две армии режут одна другую, недоумеваешь, даже прочитав их манифесты, что делают и чего хотят эти добрые люди: то, что называют они сражением, есть ли это игра, упражнение, жертвоприношение богам, исполнение судебного приговора, физический опыт, припадок сомнамбулизма или безумия, следствие опиума или алко­голя.

И действительно, не только материальные акты борьбы сами по себе ничего не выражают, но нисколько не раскрывает значения войны и то объяснение, которое дают им юристы, а за юристами историки, государственные люди, поэты и военные, а именно: что люди воюют между собой потому, что их интересы приводят в столкно­вение. Удовольствоваться таким объяснением значило бы уподобить войну драке собак, грызущихся за кость; одним словом, значило бы признать войну фактом чисто животной жизни. Но это отвергается общечеловеческим чувством и фактами; это противоречит самой природе человека, существа разумного, нравственного и свобод­ного.[...]

Так как ни материализм военных, ни болтовня юристов и дипломатов не могут нам раскрыть значения войны, то одно, что нам остается: рассматривать войну, по­добно судебной процедуре, как обнаружение одного из актов нашей внутренней жиз­ни, и поэтому искать ее формы и законы не только во внешнем опыте, в рассказах историка, в восторженных описаниях поэтов, в дипломатических документах, в сооб­ражениях стратега, но также, и преимущественно, в откровениях совести, в наблюде­нии психологическом.

Прежде всего война пробуждает только мысль о бедствиях и крови. Прошу чита­теля на несколько времени удалить от себя эти печальные представления: его ожида­ет немалое удивление увидеть, что все, что мы ни делаем и ни думаем, предполагает войну и что война есть самая объемлющая и самая необходимая категория нашего разума. Как время и пространство, как прекрасное, справедливое и полезное, так и война есть форма нашего разума, условие нашего существования. Это-то всемирное, умозрительное, эстетическое и практическое значение войны и хочу я выяснить, пре­жде чем приступлю к исследованию о ее природе, причине и законах.

Глава II. ВОЙНА ЕСТЬ ФАКТ БОЖЕСТВЕННЫЙ

У всех народов война является первоначально как факт божественный.

Я называю божественным все то, что в природе имеет начало непосредственно от творческой силы, а у человека — непосредственно в разуме или совести.[...]

Но в чем же заключается эта божественность войны?

Если бы война, как я сейчас говорил, была не более как столкновение сил, стра­стей, интересов, то она ничем не отличалась бы от драки между зверями и вошла бы в категорию явлений животной жизни; она была бы, подобно гневу, ненависти, сладо­страстию, одним из явлений, производимых волнением крови, и этим все было бы сказано. Есть даже основание предполагать, что она в таком случае исчезла бы уже несколько столетий тому назад, осужденная и разумом, и совестью. Из уважения к самому себе человек перестал бы воевать с человеком, как перестал есть человека, обращать в раба, как перестал жить в беспорядочном плотском смешении, боготво­рить крокодилов и змей.

Но в войне есть нечто другое; в ней есть нравственный элемент, что и делает ее самым блистательным и в то же время самым ужасным выражением человеческого существа.[...]

Слава войне! Благодаря ей человек, едва вышедши из грязи, где зародился, явля­ется великим и доблестным: на трупе убитого врага — его первая мечта о славе и бессмертии.[...]

Если бы община поглощала всего человека, нашей цивилизацией была бы конюш­ня. Не будь войны, могли ли бы понять, чего стоит человек, — что такое народ, пле­мя? Был ли возможен прогресс? Имели ли бы мы даже понятие о ценности, уа1еиг, перенесенное из языка воина в язык торговца?.. Нет народа, сколько-нибудь просла­вившегося, который бы не гордился своими военными летописями: это его лучшее право на уважение потомства.[...]

Глава VI. ВОЙНА — ШКОЛА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Итак, война есть неотъемлемое свойство человечества и будет существовать, пока человечество существует; она есть часть его нравственности сама по себе, независи­мо даже от образа своего проявления, независимо от правил, по которым могут со­вершаться битвы, независимо от определения прав победителя и обязанностей побе­жденного.[...]

Глава VIII. ВОЙНА И МИР — ВЫРАЖЕНИЯ СООТНОСИТЕЛЬНЫЕ

Как людям не воевать, когда вся их мысль полна войною; когда их понятие, вооб­ражение, диалектика, промышленность, искусство — все связано с идеей войны; ко­гда все в них и вокруг них представляет сопротивление, противоречие, антагонизм.

Но вот насупротив войны становится божество не менее таинственное, чем война, и не менее ее уважаемое смертными; это божество есть мир.

Идея всеобщего, вечного мира также присуща сознанию народов, как и идея вой­ны, и не менее ее категорична.[...]

Война и мир, которые масса представляет себе как два порядка вещей, исклю­чающие друг друга, составляют попеременное условие жизни народов. Они обоюдно вызывают друг друга, взаимно определяются, пополняются и поддерживаются как обратные, равные и нераздельные термины антиномии. Мир предполагает войну, война предполагает мир.[...]

Итак, война и мир, явления соотносительные, равно действительные и необходи­мые, суть две главные функции человечества. Они чередуются в истории, как в жизни индивидуума — бдение и сон, как у работника — потеря сил и их возобновление, как в политической экономии — производство и потребление. Мир есть еще война, а война есть мир: было бы ребячество воображать, что они исключают друг друга.[...]

Пока мир продолжается, упражняются в искусстве владеть оружием. В продолже­ние сорока столетий занимается человечество метафизикой, поэзией, комедиею, ро­маном, наукою политическою и земледелием и не придумало для минут отдохнове­ния более благородного занятия, как война.[...]

Общие выводы. НОВОЕ ПРАВО: НОВАЯ МИССИЯ

Феноменальность войны. Война есть самый глубокий и самый великий феномен нашей нравственной жизни. Никакие величественные процессии, никакие акты вла­сти, никакие гигантские создания промышленности не могут сравниться с ним. В гармониях природы и человечества война дает самую сильную ноту; она действует на душу как удар грома, как голос урагана.[...]

Идея войны. Идея войны равна ее феноменальности. Это одна из тех идей, кото­рые с первой минуты их появления овладевают всем разумом человека, проникают все его созерцания, все его чувства и которые по причине этой их всеобъемлемости логика называет категориями. Действительно, война заключает в себе три начала:

силу — принцип движения и жизни, который мы находим также в идеях о причине, воле, свободе, уме; антагонизм — действие-противодействие, всемирный закон мира, который, как и сила, есть одна из двенадцати категорий Канта; правосудие — высшая способность души, принцип нашего практического разума, которое обнаруживается в природе равновесием.

Предмет войны. Если мы от феноменальности и идеи войны перейдем к ее пред­мету, наше удивление к ней нисколько не уменьшится. Цель войны, ее роль в человечестве состоит в том, чтоб возбуждать все человеческие способности и чрез это соз­давать право, универсализировать его и с помощью этой универсализации права оп­ределять и двигать общество.[...]

Война есть нормальное явление в жизни человечества, хотя она и не есть такое явление, которое бы мы должны были признать вечным. Она есть только первона­чальная форма, в которую облекается антагонизм, этот закон человечества, как и за­кон природы, — необходимое условие общественного развития. Следовательно, можно рассматривать войну с двух различных точек зрения: с точки зрения полити­ческой и законодательной и с точки зрения экономической.

С точки зрения политической и законодательной война есть орган самого перво­начального из всех прав, права силы. Существование этого права свидетельствуется всемирным сознанием: без этого права рушится все здание правосудия, без него не­объяснимы ни строение общества, ни ход цивилизации, ни смысл религиозных ми­фов. С признанием же этого права, напротив, все становится рационально и ясно, становится ясным, как цивилизация постоянно развивалась войною, как закон уста­новил свои формулы, как все виды права: право войны, право международное, право политическое, право гражданское, право экономическое, право философское, право разума, право свободы, право любви и право семейное, право труда — как все эти виды права истекают один из других, различаются и определяются по принципу и образцу права сильнейшего.

Впрочем, компетентность войны как специального органа силы ограничивается только вопросами силы. Вот почему, создав государство как свой субститут для ре­шения споров между частными лицами, она предоставила себе только решение спо­ров между народами. Ужасна эта юрисдикция без судей, без свидетелей, без присяж­ных, без аудитории, где спорящие суть в то же время и свои собственные судьи и свои собственные адвокаты. Но тем не менее приговоры войны безошибочны, дейст­вительны, неподкупны! Горе тому, кто вздумал бы уклониться от них! Горе тому, кто отказался бы от битвы или, приняв битву, нарушил бы ее законы! Победа будет для него бесплодна, и рано или поздно оскорбленная им сила обратится против него.[...]

Война, создавая право и возводя изучение этого права в науку положительную, объективную, выше всех теорий; ее авторитет выше всех возможных авторитетов. Право любви не произвело ничего, что могло бы сравниться с созданиями права си­лы. Война раскрыла нам, наконец, что, вопреки всем господствующим до сего време­ни учениям, ни монархия всемирная, ни федерация, ни иерархия, как ее понимали Средние века, не могут быть политическою конституцией) человечества. Всемирная монархия была бы слиянием всех сил, следовательно, отрицанием антагонизма, абсо­лютной неподвижностью; всемирная федерация привела бы к инерции сил, подчинив их общей власти: федеративная система применима только по отношению к неболь­шим государствам, соединяя их для взаимной защиты против нападений со стороны больших государств; всемирная иерархия, наконец, была бы не что иное, как всемир­ное порабощение, и необходимо повлекла бы за собой прекращение антагонизма и, следовательно, смерть. Политическая система человечества состоит в общем равно­весии государств, взаимно друг друга ограничивающих, причем свобода, жизнь не­престанно истекали бы из взаимного воздействия государств одного на другое, скажу даже, из угрожающего положения их в отношении друг к другу. Это равновесие есть Мир в значении отрицательном; война, с точки зрения экономической, представит нам его положительное значение.[...]

Цель войны, смотря по степени цивилизации, — грабеж, дань, экспроприация и, наконец, эксплуатация человека без различия победителей и побежденных. Доведен­ная до абсурда этим превращением завоевания в эксплуатацию человека, война теря­ет все свое обаяние и становится невозможной. Возникает новая проблема, решение которой — вне пределов военной юрисдикции — проблема экономическая. Решение этой проблемы, преображая антагонизм, дает реальность миру. Таким образом, во­преки пауперизму, который ее развратил, и даже под влиянием этого пауперизма война, оставаясь неуклонно на пути правосудия, приводит нас к обезоружению. Мы уже видели, каким образом, рассматриваемая с точки зрения политической и законо­дательной, она приводит нас к обезоружению чрез международное равновесие; рас­сматриваемая с точки зрения экономической, она нас также приводит к обезоруже­нию, ставя пред нами экономическую проблему и объявляя себя некомпетентной для ее решения.

Демократия и война. Для того, кто проследил изложенный мною ход войны, должно быть очевидно, что общее течение дел ведет к миру. Осмелюсь даже сказать, что недалеко то время, когда наступит окончательное умиротворение: по всей веро­ятности, это будет делом XIX столетия. Но тем не менее справедливо, что в настоя­щую минуту, как я пишу эти строки, народы и правительства, по-видимому, более чем когда либо расположены к войне.[...]

Но кто же хочет войны вопреки стремлениям и самым достоверным выводам са­мой войны? Я предоставляю моим читателям труд самим оценить политику держав и воздерживаюсь сказать что-либо, что могло бы оскорбить правительства. Но да будет мне дозволено высказать мое сожаление, что часть французской демократии, увлека­ясь ложным революционным рвением, подстрекает правительства к войне наперекор своей идее, наперекор истинному назначению Франции.[...]

Французские демократы! Вместо того чтоб пережевывать старые формулы, ста­рые идеи и старые парадоксы, вместо того чтобы увлекаться устарелыми утопиями и возбуждать угасшие страсти, — станьте в уровень событиям, изучайте дух и дела ва­шего столетия, наблюдайте его стремления, и вы убедитесь, что война не имеет более ни малейшей причины существовать, что она не может более иметь ничего органиче­ского, цивилизующего, либерального.

Человечество подобно обширному мозгу, в котором могут рождаться всякого рода мысли, но в конце концов истина торжествует над заблуждением. От Франции зави­сит война и мир. Ни одно государство не думает нападать на нее; напротив, все ее боятся и не доверяют ей, что не очень должно льстить ее гордости. Как Франция ре­шит, так и будет. Война приходит к концу: таков результат всех наших исследований. Не хотим ли мы снова восстановить войну? Установленные нами принципы, анализ поводов и причин войны, теперешнее положение Европы — все свидетельствует, что в настоящее время не существует ни одного рационального казуса войны. Политика войны исчерпана.[...]

Впрочем, как бы люди ни решили, нам нечего бояться за будущее. Люди ничтож­ны: они могут только до некоторой степени потревожить ход вещей и этим сделают вред только самим себе. Только одно человечество — велико; оно — непогрешительно. И я смело говорю от его имени: Человечество не хочет более войны!

АЛЬБЕРДИ ХУАН БАУТИСТА

Преступление войны. М., 1960.

[Извлечение]

ПРЕСТУПЛЕНИЕ ВОЙНЫ Глава I. ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРАВО ВОЙНЫ

I. ИСТОРИЧЕСКИЕ КОРНИ ПРАВА ВОЙНЫ

Преступление войны. Этот термин нас поражает лишь в силу того, что мы уже свыклись с другим определением, хотя именно оно поистине непостижимо и чудо­вищно: право войны, иными словами — право на убийство, на кражу, на поджог, на опустошение в самых невероятных размерах, ибо все это входит в понятие войны; в противном случае — и война не война.

Согласно законам всех наций мира, подобные действия считаются преступными. Война же их санкционирует, превращает в законные и вполне справедливые акты, хотя в действительности война — это право на преступления, ужасная и кощунствен­ная бессмыслица, злобное издевательство над цивилизацией.

Объяснение этому дает история. Международное право, которое принято у нас, восходит к римскому праву, равно как наш народ и наша цивилизация восходят к Древнему Риму.

Римское международное право регулировало взаимоотношения народа Древнего Рима с иностранцами.

А поскольку для римлянина понятие иностранец было синонимом варвара и врага, то римское внешнее право в целом означало право войны.

Действие, квалифицируемое как преступление в отношениях между двумя римля­нами, не признавалось таковым в отношениях римлянина с иностранцем.

Естественно, что, с точки зрения римлян, существовало два права и два правосу­дия, ибо не все люди считались братьями и не все были равны между собой. Позднее возникла христианская мораль, но все же в римском праве навсегда остались два пра­восудия, существуя рядом с ней, подобно рутине более сильной, чем закон.

Общепринято считать, что у римлян мы позаимствовали только их гражданское право; это было, конечно, самое лучшее в их законодательстве, потому что являлось законом, на основе которого они строили взаимоотношения друг с другом — челове­колюбие у себя дома.

Однако больше всего мы позаимствовали у них худшего, а именно внешнее и внутреннее публичное право: деспотизм и войну, или, если сказать точнее, войну в обоих ее ликах.

От римлян мы унаследовали войну, иначе говоря — преступление как законное средство разрешения споров, и прежде всего средство возвеличения, как источник обогащения и как постоянный метод внутреннего управления. Война породила пра­вительство меча, военное правительство, правительство армии, следовательно, пра­вительство силы, заменившей правосудие и право принципом власти. Поскольку не смогли сделать так, чтобы справедливое стало сильным, стали считать сильное спра­ведливым (Паскаль). [...]

II. СУЩНОСТЬ ПРЕСТУПЛЕНИЯ ВОЙНЫ

Война — это преступление суверенов, носителей верховной власти, т.е. уполно­моченных осуществлять права государства и разрешать его споры с другим государ­ством.

Любая война предположительно справедлива, поскольку любой акт суверена, бу­дучи вполне законным актом, вернее, актом законодателя, предположительно счита­ется справедливым. Однако как любой судья перестает быть справедливым, как толь­ко судит свое собственное дело, так и война, будучи правосудием одной стороны, становится несправедливой с правовой точки зрения.[...]

Говорить о преступлении войны — это значит касаться всего международного права в целом.

Преступление войны заключено и в несовместимости войны с моралью, с абсо­лютной справедливостью, с исповедуемой религией, т.е. со всем тем, что составляет естественный закон или естественное право наций, равно как и право индивидуумов.

Совершено ли преступление одним или тысячей, против одного или тысячи, оно неизменно остается преступлением.

Для доказательства того, что война — преступление, т.е. правонарушение, влеку­щее уничтожение свободных и правомочных индивидуумов, процедура должна быть такой же, какую уголовное право повседневно применяет для доказательства пре­ступности того или иного деяния и преступления того или иного человека.

И не статистикой надо доказывать, что война — это преступление. Поскольку преступление является преступлением вне зависимости от того, совершено ли оно одним человеком или тысячей, то количество может служить лишь для оценки об­стоятельств, при которых совершено преступление, а не для установления его сущно­сти, которая заключается в несовместимости с законами морали.

Под христианской моралью подразумевается мораль современной цивилизации; во всяком случае, нет такой морали цивилизованного общества, которая не совпадала бы с христианской в абсолютном осуждении войны.

Христианство, будучи основным законом современного общества, отвергает вой­ну или, точнее сказать, осуждает ее как преступление.

В свете ясных законов христианства война, бесспорно, является преступлением. Отрицать возможность ее абсолютного и окончательного упразднения — это значит сомневаться в претворении в жизнь христианских законов.!...]

VI. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ВОИНЫ И ПОБОЧНЫЕ ПРИЧИНЫ ИХ ВОЗНИКНОВЕНИЯ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

К наиболее модным для нашего времени причинам, или предлогам, войны отно­сятся выгода и необходимость расширить свою территорию. Ни одно государство не считает себя достаточно обширным — в противоположность людям, каждый из кото­рых считает себя совершенством. А поскольку понятие достаточности или недоста­точности явно относительно, то, что сегодня считается достаточным, перестает быть или казаться таковым завтра; сегодня это способствует сохранению мира, завтра мо­жет явиться причиной объявления войны.

Из всех предлогов войны это самый несправедливый и самый незаконный. Он сродни мнению о неравенстве в распределении богатств, используемому социалиста­ми в качестве обоснования для переустройства гражданского общества путем неспра­ведливого уравнительства, которое подавит творческие индивидуальности человека.

Примечательно то, что истолкователями этого «социализма» применительно к международным отношениям являются отнюдь не самые слабые и самые бедные го­сударства, а, наоборот, самые мощные и самые обширные. А это доказывает, что эти несправедливые домогательства есть не что иное, как властолюбивое стремление из­вестных империй к мировому господству или к господству на континенте. Во имя социализма для каждого индивида войну начинают обездоленные; во имя социализма применительно к международным отношениям беспорядки начинают обеспеченные. Далекие от того, чтобы служить равновесию, подобные войны имеют своей целью нарушение порядка на благо сильным, в ущерб слабым. Подобные войны отмечает печать беззакония. Другими словами, вечной и главной причиной всех человеческих войн было и будет властолюбие, инстинктивное желание человека завоевать себе возможно большее число людей, наибольшую территорию, наибольшее богатство, наибольшую власть и престиж.

Такого рода желание — источник правонарушения — может найти корректив только в самом себе. Чтобы пресечь это желание, надо, чтобы оно столкнулось с подобным же желанием, а это произойдет в том случае, если власть, а следовательно, разум, воля и действие перестанут быть монополией одного или немногих, а перейдут в руки многих или почти всех.

Международное правосудие, т.е. независимость, ограниченная независимостью, начинает признаваться и уважаться государствами лишь тогда, когда одновременно сосуществует много государств.

VII. ВОЙНА И ВЛАСТОЛЮБИЕ

Вообще в Южной Америке война преследует одну цель, хотя эта цель и прикры­вается тысячей предлогов: это стремление к захвату власти и к обладанию ею. Власть является наиболее ярким и общим выражением всех удовольствий и выгод земного существования и, можно сказать, — даже будущей жизни, если учесть, с какой на­стойчивостью претендует на власть и церковь — эта великая ассоциация душ.

Остается лишь установить, где и когда это обстоятельство не было тайным моти­вом и движущей силой войн между людьми.

Кто сражается за расширение границ, тот в той или иной степени борется за рас­ширение своей власти. Кто сражается за национальную независимость или независи­мость какой-то провинции, борется за то, чтобы овладеть властью, которую захватил чужеземец. Кто борется за установление правительства лучшего, чем существующее, тот борется за участие в новом правительстве. Кто сражается за права и свободы, бо­рется за расширение своей личной власти, поскольку право есть полномочие, или власть, располагать чем-то. Кто борется за наследование суверенных прав, естествен­но, борется за захват известной доли в этих правах.

Что такое власть в ее философском смысле? Это распространение своего собст­венного я, расширение и осуществление нашего коллективного или индивидуального действия в этом мире, который служит нам театром нашего существования. А по­скольку каждый человек и каждая группа людей стремится к власти в силу своей природы, то конфликты являются следствием совпадения целей; однако за этим сле­дует другое, а именно мир, или разрешение конфликтов путем уважения права или естественного закона, согласно которому власть каждого индивидуума является огра­ничением власти ему подобного.

Конфликты будут возникать, пока существует антагонизм интересов и воли среди подобных друг другу существ, пока естественные стремления подобных друг другу существ имеют общую и одинаковую цель.

Однако такие конфликты исчезнут в силу их естественного разрешения, которое зиждется на уважении к праву, охраняющему всех и каждого. Таким образом, кон­фликты будут возникать лишь для того, чтобы искать и находить выход именно в та­кого рода решении, как мир или согласование и гармония всех схожих прав.

Р.Гильфердинг

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: