Представление референта в положительном свете
задает референту благоприятную среду обитания. Коммуникативная стратегия, предполагающаяся в таком случае, есть коммуникативная стратегия, неконфликтная по отношению к референту (что, однако, может не помешать ей быть конфликтной по отношению к коммуникативной стратегии адресата). Интенция одобрения воплощается в создании следующих коммуникативных актов:
акт пропаганды, процедура вербовки,
акт агитации, процедура поощрения,
акт рекламы, и т. п.
В каждом из этих случаев положительная интенция стимулирует к принятию референта, т. е. фактически означает приглашение адресата разделять одобрительное отношение адресанта к предмету взаимодействия.
В отличие от первого случая презентация референта в соответствии с отрицательной интенцией ставит референт в отношения конфликта с говорящим (что опять-таки может не означать конфликта со слушателем, который, предположим, оказывается солидарным с агрессивно настроенным адресантом). При таких обстоятельствах внимание говорящего зафиксировано на тех сторонах предмета, которые заслуживают осуждения, что воплощается в создании коммуникативных стратегий типа:
акт порицания, процедура отказа,
акт критики, процедура выговора,
и т. п.
Со всей очевидностью все виды соответствующих коммуникативных актов направлены на формирование негативных оценок по поводу референта с последующим неприятием его.
Презентация референта в соответствии с конструктивной интенцией фактически означает приглашение к
анализу референта «без гнева И пристрастия». В! этом случае коммуникантами осуществляется попытка (слишком часто, увы, тщетная) взвесить все «за» и «против» и сделать некий объективный вывод. Конструктивная интенция предполагает коммуникативные стратегии типа:
акт констатации, процедура обсуждения, акт демонстрации статистическая процедура, признаков, процедура анализа
и т. п.
Однако, как справедливо заметил А. Роб-Грийе, единственно возможный способ объективной характеристики предмета есть констатация его присутствия в мире. Такой результат коммуникативного акта обычно не может устроить коммуникантов, и потому «объективный» вывод о состоянии референта по окончании коммуникативного акта с интенцией конструктивного типа, как правило, также оказывается пристрастным, хотя, может быть, и более обстоятельно обоснованным.
Сказать определенно, что существует специальная группа референтов, заслуживающих исключительно похвалы или исключительно порицания, разумеется, нельзя. Но нельзя и утверждать, что в каждом случае возможно дать конструктивную характеристику предмету или явлению. Конструктивная характеристика, как отмечено, предполагает анализ. Для анализа же не всегда бывает достаточно фактов, с одной стороны, и беспристрастности — с другой. Поэтому лучшим советом в связи с выбором той или иной интенции могла бы быть рекомендация к соблюдению таких постулатов принципа кооперации, как постулат искренности, постулат истинности и постулат мотивированности.
Совет этот дается еще и потому, что интенция имеет обыкновение проявляться не только прямо, но и косвенно. Более того, хороший стратег сделает все для того, чтобы не обнаруживать своей интенции прямо — и не столько по причине «скрытности», сколько по причине
недейственности прямых форм выражения интенции на собеседника (см. гл. 5, § 6).
Иногда работа через непрямую интенцию (вместе с прочими способами непрямого воздействия на адресата) квалифицируется как языковая демагогия (Т. В. Бу-лыгина, А. Д. Шмелев. Языковая концептуализация мира, с. 461 и далее). В данном пособии это выражение не используется в силу присущей ему отрицательной оценки соответствующего явления, необходимость которой для нас не столь очевидна.
Коммуникативный опыт, накопленный современниками, свидетельствует о том, что «лобовое воздействие» интенцией часто приводит к результату, обратному ожидаемому. Так, например, если меня «поймали» на акте пропаганды (даже в том случае, если я искренне убежден в необходимости публичного одобрения референта и имею для этого все необходимые мотивы), доверие ко мне собеседника уже отчасти подорвано. Более того, есть речевые ситуации, вообще исключающие прямое обозначение интенции (скажем: сейчас я начну хвалить Вас; я ругаю Вас и др. под.).
Вот почему коммуникантам необходимо знать некоторые приемы косвенного выражения интенции в речи. Приемы косвенного выражения интенции подчинены, в частности, следующим принципам:
•всегда существует возможность выбора нужного слова из группы слов, характеризующих один и тот же предмет (одно и то же явление) принципиально по-разному (ср.: баловник — правонарушитель);
•всегда существует возможность выбора способа представить одно и то же количество (одно и то же число) принципиально по-разному. Ср.: эффект от представления численности населения Москвы: восемь с лишним миллионов человек,
8 с лишним миллионов человек, 8.793.000 человек, около девяти миллионов человек, около 9 миллионов человек,
около 9 000 000 человек,
почти десять миллионов человек, почти 10 миллионов человек,
почти 10 000 000 человек;
<...>
•всегда существует возможность нужным — модаль- ным — образом оттенить выгодное или невыгодное слово (ср.: якобы преступник — определенно пре ступник);
•всегда существует возможность сыграть на противо- речии (ср.: У меня к Вам маленькая просьба: Вы не за- держитесь часиков на шесть-семь после работы?);
•всегда существует возможность проекции одной си- туации на другую (ср.: N — бабник. N — донжуан);
•всегда существует возможность уйти в многословие или в специальную терминологию (ср.: Поэтическая функция проецирует эквивалентности с оси селек- ции на ось комбинации);
•всегда существует множество других возможностей.
Впрочем, безусловно, право выбора «направления» коммуникативной интенции, а также предпочтения прямых или косвенных форм ее выражения есть свободное право каждого говорящего. Единственным в этом смысле следует иметь в виду в качестве обязательной рекомендации — это непротиворечивость в выражении интенции.
На самом деле, для говорящего даже не так важно выбрать «правильную» интенцию. Тем более, что как таковых «правильных» интенций не существует: существуют, может быть, более и менее оправданные интенции. То есть, например, положительная интенция при описании злодеяний преступника не относится к разряду ожидаемых; точно так же, как отрицательная интенция при рассказе о детях-сиротах едва ли встретит сочувствие собеседника. Хотя, вообще говоря, ни в той, ни в другой ситуации названные интенции отнюдь не исключены: они могут быть спровоцированы как
самим референтом, так и социальным, например, контекстом,— если преступник, скажем, окажется сиротой, а дети-сироты — преступниками и т. д.
В любом случае для говорящего гораздо важнее оставаться верным выбранной им интенции на протяжении всего коммуникативного акта. Ибо ничто не удаляет говорящего от коммуникативной цели так стремительно, как внутренняя противоречивость интенции.
Одобрять и в то же время порицать, рекомендовать и в то же время предостерегать, утверждать и в то же время отрицать, т. е. осуществлять любую коммуникативную стратегию по модели: с одной стороны, нельзя не сознаться — с другой стороны, нельзя не признаться,— прагматически безответственно. Стратегии подобного типа, вне всякого сомнения, саморазрушительны или, по-другому, не имеют коммуникативной перспективы.
Правила транспорта референта
Вторая группа серьезных проблем связана с перемещением референта в структуре коммуникативного акта. В этом параграфе будет рассмотрена предложенная выше (см. гл. 3, § 3.4) совокупность приемов транспорта референта. Эти приемы были лишь обозначены применительно к процедуре распределения предмета в структуре коммуникативного акта: актуальной задачей остается их анализ.
Правило фокуса
(Ср.: Предмет не «забывается» надолго, между тем как коммуниканты обсуждают проблемы, к собственно предмету отношения не имеющие.)
Этот постулат при транспорте референта имеет первостепенное значение. В соответствии с ним требуется постоянно держать референт, что называется, в фокусе
внимания. Поскольку любой разговор строится вокруг определенного референта (определенной референтной группы), высказывания, которыми коммуниканты обмениваются в ходе разговора, так или иначе соотнесены с данным референтом. В этой связи удобно ввести такое понятие, как «референтная среда».
Под референтной средой можно понимать некое активное смысловое поле, в котором все, что обсуждается, приобретает соответствующий референту «заряд». Это означает, что коммуниканты, чисто автоматически, «привязывают» к соответствующему референту любое вновь возникающее высказывание, справедливо полагая, что в осмысленном коммуникативном акте вероятность появления высказывания, не имеющего связи с референтом, ничтожно мала. Разумеется, не имеются в виду случаи «влияний извне», типа появления в ходе беседы, происходящей в ресторане, официанта с высказыванием «Ваша куропатка, сэр».
Только если попытка привязать высказывание к референту не удается, высказывание может быть как бы «отложено в памяти» — либо до тех пор, пока все-таки не обнаружится его связь с референтом и высказывание можно будет вписать в речевую ситуацию, либо до тех пор, пока оно не перейдет в состав неактуальных высказываний.
Однако, несмотря на наличие референтной среды, сплошь и рядом в речевой практике возникают случаи, когда референт на более или менее длительный срок оказывается не в фокусе или фокус вообще смещается. Это может происходить по многим причинам, главные из которых:
•нарушение коммуникантом (коммуникантами) принципа релевантности;
•возникновение барьеров и препятствий в ходе ком- муникативного акта (случайные вопросы собеседника; паразитические ассоциации, появляющиеся у адре- санта или адресата; непродуктивные речевые ходы; феномен случайной цели и под.);
• внешние помехи (подключение новых собеседников, искажающих соответствующий фрейм; изменения параметров речевой ситуации и под.) и др.
Обратимся еще раз к энциклопедии «Мифы народов мира» — в данном случае к словарной статье «ФОРСЕ-ТИ» (как к примеру короткого и целенаправленного коммуникативного акта). Статья эта будет приведена целиком. Нам придется обращаться к ней постоянно, анализируя каждое правило транспорта референта.
«ФОРСЕТИ (др.-исл. Рогзеи, «председатель»), в скандинавской мифологии бог из асов, разрешающий споры (председатель тинга); сын Бальдра и Нанны. Соответствует божеству племени фризов, упоминаемому Алкуи-ном(8в.)».
(Отметим два случая курсива, как бы свидетельствующих о возможности получить дополнительную информацию. Между тем в словарной статье об асах Форсети упоминается лишь при перечислении асов; в словарной статье «БАЛЬДР» дополнительной информации о Форсе-ти тоже нет: еще раз повторяется лишь, что Форсети — сын Бальдра.)
Будем считать, что данная словарная статья тем не менее — довольно успешно состоявшийся коммуникативный акт, который вполне можно считать актом общения (т. е. не-фатическим актом, как это было в случае со статьей «Тваша»). Действительно, перед нами пример референтного высказывания, т. е. высказывания, дающего необходимые, в свете жанра энциклопедии, представления о соответствующем референте, то есть: •референт принадлежит скандинавской мифологии
(древнеисландская ветвь);
•референт принадлежит к асам (основной группе
богов, о чем можно узнать, обратившись к статье
«асы»);
•имя референта означает «председатель», отсюда функция референта — разрешать споры;
•генеалогию референта можно проследить (путь указан).
Однако — при всей доброкачественности словарной статьи — приходится отметить ощутимый просчет в коммуникативной стратегии адресанта, который следует, видимо, классифицировать как непродуктивный речевой ход: это передача сведений о том, что Форсети «соответствует божеству племени фризов, упоминаемому Алкуином (8 в.)».
Данный речевой ход способен поставить в тупик даже относительно подготовленного адресата, которому, скорее всего, мало что, мягко говоря, известно о боже-стве племени фризов — небольшой народности в по-граничной между Нидерландами и Германией области, а а также об Алкуине, советнике Карла Великого, богослове и философе раннего Средневековья. Наличие обеих пресуппозиций в сознании читателей проблематично, но возможностей навести соответствующие справки нет: предложение не содержит курсива, отсылающего к каким-либо дополнительным статьям.
Таким образом, на последней стадии короткого ком-муникативного акта фокус смещается и референт бесследно исчезает для обычного адресата: аналогия, понятная адресанту, ничего не говорит другой стороне; Коммуникативный акт обрывается раньше, чем планировал его инициатор, фактически на стадии сообщения генеалогических сведений.
Кстати, незначительная угроза утраты фокуса возникает и на шаг раньше: предположив у адресата знание того, что значит «тинг», адресант фактически совершает первый непродуктивный коммуникативный ход, харак-теризуя Форсети в качестве председателя тинга. Чита-тель, имеющий представление о скандинавских языках (а предположить, что каждый читатель имеет такое пред-ставление, по меньшей мере, рискованно!), конечно, со-отнесет ting с устаревшим значением «палата» и истори-
ческим значением «вече, суд» (поскольку современное значение этого слова — «парламент»: ср. Folketing тд). Но для других читателей слово это, подлинное значение которого «народное собрание», окажется напрасно занимающей их внимание «лакуной» (пустым местом).
Впрочем, этот «грех» по сравнению с божеством племени фризов все же незначителен. Конечно, и внезапная «расфокусированность» внимания адресата при получении сведений о божестве племени фризов не делает коммуникативный акт неуспешным, однако легко представить себе случаи, когда исчезновение референта из поля зрения на более продолжительное время способно полностью «расфокусировать» внимание адресата и даже привести коммуникативную стратегию адресанта к провалу.
Заметим, что здесь речь идет исключительно о случаях утраты фокуса,— случаи же, когда референт изначально вообще не в фокусе, есть случаи референцированных (а не референтных!) высказываний, т. е. принадлежат к области фатических актов (см. гл. 3, § 7).
Правило стереоскопии
(Ср.: Предмет не характеризуется односторонне, между тем как другие его стороны вообще остаются вне поля зрения.)
Выше уже говорилось о тщетности задачи исчерпать предмет (референт) в ходе какого бы то ни было коммуникативного акта. Сфокусированность же внимания общающихся на референте в процессе коммуникации означает лишь способность постоянно держать «референт в целом» в поле зрения коммуникантов. Между тем на каждом отдельном этапе речевого взаимодействия обсуждаются лишь какие-то отдельные аспекты (стороны) референта. Какие из них делать предметом обсуждения, а какие — нет, зависит от характера коммуникативного акта, а также от потребностей собеседников. Однако,
какие бы из сторон референта ни подлежали обсуждению в данный момент, упускать из виду его прочие стороны есть показатель плохой коммуникативной стратегии.
Безусловно, собеседник с большим коммуникативным опытом в состоянии оценить важность правила стереоскопии:умение постоянно видеть предмет объемным, т. е. в единстве разных его сторон, время от времени концентрируя внимание то на одной, то на другой стороне, обеспечивает порядок в том, что мы, вслед за Аристотелем, обсудили как иерархию «иметь» (единство признаков в составе одного предмета).
Коммуникативные стратегии, которые отвечают правилу стереоскопии, вовсе не предполагают рассмотрения референта с каких-либо определенных (не важно — существенных или несущественных) сторон. Понятно, что пресуппозиции как набор предварительных знаний о референте обеспечивают коммуникантам всякий раз иной набор признаков референта, подлежащих обсуждению,— в зависимости от того, какие из признаков референта в данном случае не вошли в набор пресуппозиций.
Признаки эти могут быть как основными(при необходимости совместно понять природу референта), так и факультативными(при необходимости совместно рассмотреть какие-то частные его свойства). Все, что принимается, так сказать, по умолчанию, остается за рамками данного коммуникативного акта, но возможность при желании или при необходимости воспользоваться и этими сведениями Должна оставаться открытой.
Следует вообще соблюдать очень большую осторожность в том случае, когда у коммуникантов (или у одного из Коммуникантов) возникает искушение поставить слишком жесткие рамки референту (модели типа: это каждому понятно; это к делу не относится; данный аспект проблемы вообще не подлежит обсуждению и т. п.). При видимости соблюдения максимы релевантности результатом подобных коммуникативных стратегий является, как правило, невозможность продвигаться к коммуникативной цели. Ведь не очевидно, что представ-
ления о пути, к ней ведущем, у коммуникантов непременно совпадут. Жесткие рамки, поставленные референту (гипертрофия постулата релевантности), обычно свидетельствуют о склонности говорящего к авторитарным коммуникативным стратегиям, которые редко имеют успех.
Возвращаясь к нашему примеру с Форсети, обратим внимание на явный просчет автора статьи по линии правила стереоскопии. Поставленные соответствующему референту жесткие рамки (сосредоточенность лишь на одной, пусть и главной, функции божества — председательстве в народном собрании, в соответствии с этимологией имени) привели к тому, что составитель статьи счел необходимым ориентироваться лишь на, так сказать, однобокую характеристику, которая, к сожалению, не дает стереоскопического представления о Форсети.
Следование правилу стереоскопии привело бы к тому, что в статью были бы дополнительно включены, как минимум, следующие — проясняющие референт — сведения:
•референт есть внук Одина (гораздо шире известного читателю,— проблема пресуппозиций! — чем Бальдр и Наина; к тому же такая степень родства по отноше- нию к Одину делает Форсети действительно замет- ным богом, т. к. большинство прочих асов — дети Одина);
•референт есть один из 12 основных в скандинавской мифологии богов-асов (глухая отсылка к асам мало что добавляет к образу Форсети в пределах данной словарной статьи);
•референт есть участник всех событий, связанных с асами, но персонально в соответствующих мифоло- гических источниках упоминается редко;
•референт описан в «Младшей Эдде» (с возможной отсылкой).
Стереоскопичность как признак коммуникативной стратегии позволяет оптимально учесть особенности конкретной речевой ситуации. Так, в нашем случае сле-
дование правилу стереоскопии позволило бы автору словарной статьи взглянуть на соответствующий коммуникативный акт не как на предназначенный для специалистов в области скандинавской мифологии (им и так известны приведенные в статье сведения), а как на предназначенный для тех, кто не слишком сведущ в данной области.
Только следуя правилу стереоскопичности, можно решить, какие именно из сторон референта необходимо представить в данном случае, какие — можно опустить.
Правило панорамы
(Ср.: предмет не берется изолированно, вне его связи с другими предметами данной предметной группы, и с предметами, входящими в другие (смежные) предметные группы.)
Правило панорамы есть правило создания ближайшего контекста. Тот факт, что референт находится в фокусе, отнюдь не означает, что в поле зрения говорящего не попадает ничего другого. «Ближайшее окружение» референта (тоже заряженное им, как уже сказано при обсуждении правила фокуса) видно менее отчетливо, но тем не менее присутствует, и обрывать эти естественные связи референта с соответствующей референтной группой и даже с близлежащими референтными Труппами не особенно прагматично.
Другой вопрос, что коммуниканты должны действительно хорошо представлять себе, до какой степени Естественны связи, ими актуализируемые. На примере с Форсете мы уже имели возможность убедиться, что связи, естественные для адресанта, отнюдь не так естественны для, по крайней мере, некоторых из адресатов. Имеется в виду фрагмент словарной статьи, Доставляющий последнее предложение, т. е. «Соответствует божеству племени фризов, упоминаемому Алкуином (8 в.)».
Разумеется, в некотором смысле это и есть соблюдение" правила панорамы: в качестве ближайшей референтной группы приводится то, что автор статьи действительно считает подобным основному референту, и у нас ни в коем случае нет оснований сомневаться в том, что так оно и есть. Доверие к адресанту (одному из авторов солидного издания) велико, и, если он полагает аналогию удачной, ему вполне можно поверить.
Другое дело, что у нас нет ни малейшего шанса воспользоваться этой аналогией для прояснения вопроса, связанного с Форсети. Божество племени фризов может оказаться сколько угодно хорошим примером, но оценить этого «подарка» адресат, к сожалению/не в состоянии. Положение мог бы спасти курсив, которым было бы набрано имя этого божества (отсутствующее в тексте) и который бы отсылал нас к другой словарной статье в составе той же энциклопедии (при том, что божество это, скорее всего, действительно присутствует в ней!),— при таком тактическом ходе претензий к автору было бы гораздо меньше.
И совсем не потому, что у адресата появилась бы возможность проверить, действительно ли хороша эта аналогия, но только и исключительно потому, что в таком случае: референт продолжал бы, во-первых, оставаться в фокусе (до конца коммуникативного акта) и, во-вторых, предлагаемый панорамный ракурс практически ориентировал бы нас в направлении смежного референта.
При том ходе, который нам предлагается, панорамный ракурс лишь безответственно обозначен, но взглянуть на открывающуюся смысловую перспективу нам не дано. Ситуация напоминает поездку в автобусе с непрозрачным задним стеклом, когда экскурсовод говорит нам: «Если вы обернетесь назад, то увидите на горизонте одну из самых знаменитых горных вершин мира».
Представление о смежной референтной группе в случае с Форсети, таким образом, было бы действительно сформировано, если бы:
фризское божество было названо по имени (при наличии отсылки к другой статье энциклопедии); или
племя фризов являлось бы отсылкой к статье наподобие «мифология племени фризов» и в статье этой содержалась бы — в соответствующем месте — отсылка назад, например, «см. Форсети»); или
при «Алкуине» давалась бы информация, способная, по крайней мере, ориентировать в том, какое из множества принадлежащих ему произведений — не только философских, но и богословских, а также конкретно-научных (например, учебник математики!) — имеется в виду, чтобы оставалась возможность самостоятельного исследования аналогии. Указания просто на «8 в.» явно недостаточно (может быть, указание такое даже избыточно, т. к. провоцирует паразитическую ассоциацию, в соответствии с которой «алкуинов» было больше, чем один, только жили они в разное время).
Без осуществления одной из этих акций соблюдение правила панорамы приходится оценить как сугубо формальное.
Многое при выполнении правила панорамы зависит не от того, насколько удачно найден референт в пределах той же или смежной референтных групп, а от того, насколько легко можно воспользоваться предложенным панорамным ракурсом. Ведь вполне мыслимы коммуникативные стратегии, когда интересующий нас референт легче прояснить с помощью далекой аналогии (не-смежной референтной группы) или с помощью вовсе даже не-аналогии (ср. известный анекдот: «Арбуз знаешь? Виноград знаешь? Так вот айва совсем на них не похожа!» — тоже, между прочим, в некотором роде Информация о референте).
Может возникнуть вопрос о том, в любом ли коммуникативном акте необходимы панорамные ракурсы?
Несмотря на большой соблазн ответить на данный вопрос утвердительно, следует все-таки отметить, что обязательной рекомендации на сей счет никто не даст. По существу вопрос этот является вариацией вопроса о том, до какой степени возможно представление референта только через сам референт.
Крайним случаем такого представления является знаменитая тавтология (типа: дети есть дети, война есть война, заграница есть заграница), уже упоминавшаяся нами как недобрым, так и добрым словом. Строго говоря, ею одной и исчерпывается представление референта только через сам референт, ибо все прочие случаи предполагают обращение к правилу панорамы.
Любая дефиниция (включая самые сухие, такие, например, как отсылка к соответствующему роду, ср.: воробей — птица) предполагает большее или меньшее панорамирование с захватом смежных видов; т. е. воробей/вид (как и грач, журавль, орел <...>/виды) — птица/род, или с проекцией на референт (референты), подобный определяемому, ср.: безработица — та же форма отдыха (т. е. безработица подобна отдыху).
Вот почему соблюдение правила панорамы не столько необходимо, сколько практически неизбежно: вопрос только в том, что именно попадает в поле зрения коммуникантов при осуществлении панорамирования. Решение этого вопроса, как мы уже видели, прагматически очевидно: в поле зрения попадает (и должно попадать) то, чем действительно можно воспользоваться.
Правило унитарности
(Ср.: преимущественного права на «владение предметом» в ходе коммуникативного акта не имеет ни одна из сторон.)
Это правило предполагает разговор о равноправии коммуникантов по отношению к референту в условиях коммуникативного акта. Иными словами, ни социальный
статус коммуникантов, ни их коммуникативный опыт, ни их осведомленность о положении дел в той или иной предметной области не являются их «привилегиями». Если я приглашен к обсуждению предмета (пусть даже как пассивный слушатель), я уже тем самым обеспечиваю коммуникативному акту возможность состояться, ибо без меня — как второй стороны! — коммуникативный акт все равно не будет иметь места (модель: без нас не начнут).
Поэтому я в той же степени, что и инициатор коммуникативного акта, могу предъявить мои права на «разделяемый» со мной референт. И если мой собеседник склонен к авторитарным коммуникативным стратегиям, я вовсе не обязан следовать им. В конце концов от меня зависит, будет ли соответствующий референт «адаптирован» (усыновлен) мною. Например, меня вполне может не устроить то, в каком виде референт (или часть референта) передается в мои руки. И тут уже второй.стороне придется считаться с моими условиями, если коммуникативная цель действительно дорога собеседнику.
Практически это означает, что собеседник, «работая» референтом, обязан учесть и мои интересы, представляя референт не так, чтобы это было удобно только ему, но еще и так, чтобы это было удобно мне. Иными словами, референт (как главная забота коммуникантов) требует от участников коммуникативного акта унитарности,т. е. единства действий. Как такое единство действий могло бы выглядеть, скажем, на примере Форсе-ти? А следующим образом — автор энциклопедической статьи обязан предусмотреть, что:
• мне неизвестно понятие тинга, и я предпочел бы краткий комментарий или отсылку к другой словар- ной статье (обязательное условие);
• мне скорее известен Один, чем Бальдр и Наина, и я предпочел бы генеалогию от Одина (желательное ус- ловие);
• в моем сознании нет необходимых готовых сведе- ний об асах, и я предпочел бы краткую справку о них в пределах данной статьи (желательное условие);
• я не способен увидеть референт за последним предложением и предпочел бы краткий комментарий или отсылку (обязательное условие).
Не удовлетворив, по крайней мере, эти мои требования, автор энциклопедической статьи не может похвастаться тем, что он учел мое право на владение референтом в нужном мне виде и объеме, т. е. что он действовал в соответствии с правилом унитарности.
Другой пример. Если я предлагаю вниманию неспециализированной аудитории то учебное пособие, которое в данный момент лежит перед Вами, я обязан — в соответствии с правилом унитарности — освободить учебное пособие, по крайней мере, от таких специальных терминов, требующих серьезной лингвистической подготовки или нуждающихся в развернутых (и неостро необходимых для наших целей) комментариях, как «иллокуция», «перлокуция», «перформати-вы» и т. п.
Иными словами, я должен учесть возможности партнеров по коммуникативному акту и, с одной стороны, не недооценить их, с другой — не переоценить. Я обязан также позаботиться о том, чтобы любой специальный термин — из вошедших в это учебное пособие — получил необходимый комментарий. Только в этом случае я могу рассчитывать на то, что интересующий меня референт будет доставлен «потребителю» в сохранности.
К сожалению, в речевой практике более часто, чем хотелось бы, встречаются случаи, когда правило унитарности не соблюдается. Как и в случае с нарушением других правил принципа транспорта референта, несоблюдение этого правила может привести к тому, что контакт коммуникантов приобретет характер фатичеекого акта, т. е. «как минимум» референт будет потерян в ходе коммуникации.
Для соблюдения правила унитарности я обязан, скорее, осуществить предварительную работу по оцен-
ке собственных пресуппозиций (решив вопрос, насколько они приемлемы и для других), а также предварительную работу по оценке собственных представлений о фрейме (решив вопрос, насколько они присущи моему собеседнику), чем гадать насчет пресуппозиций и представлений о фрейме, свойственных моему партнеру. Кроме того, мне, видимо, следует, как всегда, рассмотреть параметры конкретной речевой ситуации, в которую я ввергаю партнера. Скажем, каковы параметры речевой ситуациипод названием «энциклопедическая статья»?
Речевая ситуация — ситуация открытого типа (модель: приглашаются все желающие), т. е. не рассчитана на участие исключительно специалистов в той или иной области знаний;
речевая ситуация сильно ограничена во времени, т. е. предполагает компактность «упаковки» сведений;
речевая ситуация фиксирована на факте (т. е. практически исключает мнения, пересказ «своими словами», слухи, догадки и т. п.);
речевая ситуация не относится к разряду самодостаточных: она предполагает обращение к другим речевым ситуациям (т. е. другим словарным статьям);
речевая ситуация исключает метатекст (т. е. оценку коммуникантами данной речевой ситуации через высказывания типа: «как уже говорилось», «подведем итог», «рассмотрим предмет с другой стороны» и т. п., поскольку они иррелевантны).
Учет этих параметров требует от адресанта и учета права адресата «не знать» референт, т. е. конкретно адресант обязан предвосхитить возможные вопросы и недоумения собеседника, а также отчетливо указать ему направления поиска нужной дополнительной информации. Соблюдение же правила унитарности будет состоять в том, чтобы не считать само собой разумеющимся то, что является само собой разумеющимся для адресанта.
Правило изоморфизма
(Ср.: предметом не оперируют, искажая его внутреннюю структуру или деформируя его.)
Правило изоморфизма предполагает, что референт и его вербальный эквивалент должны находиться в отношениях соответствия друг другу.
Вопрос о том, насколько такое соответствие возможно, уже затрагивался нами, так что будем просто исходить из следующего очевидного положения: необходимо создать условия для того, чтобы предмет, представленный посредством слов, давал по возможности адекватное представление о реальном предмете.
Если я, сообщая, например, о каком-нибудь театральном представлении, сосредоточу свое внимание исключительно на исполнителях эпизодических ролей, ничего не сказав об исполнителях главных, я фактически искажу структуру театрального представления в моем рассказе. Безусловно, у меня могут быть на то самые разнообразные причины, и я могу ставить перед собой самые разнообразные цели (например, я намерен таким образом косвенно обозначить мое негативное отношение к исполнителям главных ролей).
Более того, эти причины и цели могут даже сколько угодно оправдывать мой избирательный интерес к исполнителям исключительно эпизодических ролей, но характеристика театрального представления (референта в данном случае) оказывается все равно объективно неполной. И, если я не найду способа каким-нибудь образом обозначить оставшуюся вне поля зрения часть театрального представления (случай полного игнорирования исполнителей главных ролей), я должен отдавать себе отчет в том, что фактически деформирую целое, отсекая от него пусть даже невысоко оцениваемую мной, но все же присущую ему часть.
Понятно, что деформация может быть и еще более грубой, т. е. приводящей к прямому искажению референ-
та. Так, передавая кому-нибудь информацию, базирующуюся на непроверенных слухах и на самом деле, скажем, не отвечающую реальному положению вещей, я не только вступаю в конфликт с постулатом истинности (см. гл. 3, § 2), но и совершаю «преступление» в адрес референта, не гарантируя его неискажения. Разумеется, «поправки на точность» сведений следует делать всегда, но нужно помнить и о том, что грубые искажения референта (даже если на момент взаимодействия они не приводят к провалу коммуникативной стратегии) задним числом способны аннулировать результат, достигнутый в ходе коммуникативного акта.
К счастью, пример с Форсети, с которым мы работаем на протяжении анализа всех правил транспорта референта, не дает оснований упрекнуть автора соответствующей словарной статьи в сильном искажении референта, однако некий элемент деформации отметить все же можно.
Приведенная в энциклопедии формулировка («... в скандинавской мифологии бог из асов, разрешающий споры (председатель тинга)») способна, в частности, привести к не вполне точной ориентации адресата по поводу референта, якобы исключительно «заседающего» в тинге (вместе с другими судьями?) и осуществляющего суд (не очень понятно над кем).
На самом же деле сведения о нем даются вот какие: «Han (Balder. — E. K.) er gift med Nanna og bor pe Breidablik; deres sun hedder Forsete, og ban er til genguld den viseste dommer, der findes. Alle, som kommer til ham med en sag, ger forligte bort»,, т. е . «Он (Бальдер. — Е. К.) женат на Нанне и живет в Брайдаблике; их сына зовут Форсете, и он, напротив (по сравнению с самим Бальде-ром.— Е. К.), мудрейший из судей, которые есть на свете. Все приходящие к нему с каким-нибудь делом уходят примиренными» » (Nordiske gude— og heltesagn, fortalt af Niels Saxtorph, Forlaget Sesam, 1992, s. 21).
Или «Nordisk gud for vind og fiskeri, samt gud for lov og ret, som residerer den guld— og sulvskinnende sal Glitnir,
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:
©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|