III. Как открыть райские двери?

Я вырвался за все пределы,

Теперь я неостановим,

И, что бы я теперь ни делал,

Я буду лишь собой самим.

В предыдущем исследовании мной был рассмотрен вопрос о причине прихода статуи командора. В данной работе я, в частности, отвечаю на вопрос: почему вместе со статуей проваливается и Дон Гуан?

Среди исследователей принято не сомневаться в искренности чувства Дон Гуана к Доне Анне, я же берусь утверждать, что чувство это вовсе не любовь, хотя мне не поверил бы прежде всех сам Дон Гуан. Это чувство не имеет названия, вероятно, по причине того, что редко встречается. В мировой литературе оно фигурирует (как, по крайней мере, мне известно) только у двух авторов в четырёх произведениях. Эти произведения – пушкинские «Евгений Онегин» и «Каменный гость», а также «Преступление и наказание» и «Подросток» Ф. М. Достоевского. Носителями данного чувства являются Онегин, Дон Гуан, Свидригайлов и Версилов. В своём очерке «Пушкин» Достоевский недвусмысленно высказывается об Онегине: Татьяна знает, «что не её даже он любит, что, может быть, он и никого не любит, да и не способен даже кого-нибудь любить, несмотря на то, что так мучительно страдает». Я убежден, что Дон Гуан не лжёт, говоря Доне Анне о прежних своих женщинах: «Ни одной доныне / Из них я не любил». Но вот слова Свидригайлова, обращённые к Авдотье Раскольниковой, казалось бы опровергающие вышесказанное: «Я вас бесконечно люблю. Дайте мне край вашего платья поцеловать, дайте! Дайте! Я не могу слышать, как оно шумит. Скажите мне: сделай то, и я сделаю! Я все сделаю! Не смотрите, не смотрите на меня так! Знаете ли, что вы меня убиваете…» Это «бесконечно люблю», однако, должно вызвать сомнение: на земле не может быть бесконечной любви и устами Свидригайлова, словно говорит кто-то живущий в Бесконечности. В разговоре с Раскольниковым Свидригайлов сам удивляется странности своего чувства: в отсутствии Авдотьи Романовны он к ней совершенно ничего не чувствует. Интересно, что Версилов, герой романа «Подросток», из всей четвёрки наиболее рефлексирующий персонаж, пытается даже убить Катерину Ахмакову, не найдя иного способа избавления от бесплодного чувства. А когда оно оставляет его, он, по наблюдению Аркадия Долгорукого, словно утрачивает часть души, что неудивительно: в нём угасло одно из его стремлений. Все четверо: Онегин, Гуан, Свидригайлов, Версилов способны к чувству любви не в большей степени, чем Дьявол, опекающий их души; по причине этой опеки они и не способны любить (как читатель помнит, именно невозможность любить стала для Дьявола Адом). Что касается их чувства, наличие которого, разумеется, нельзя отрицать, то происходит оно от того, что в сверхреальной действительности в них Дьявол рвётся из Ада в Рай. Безусловно, предметы их чувств достойны любви и это имеет немаловажное значение для зарождения такого неординарного чувства, но это не значит, что они были покорены достоинствами героинь. Всех их – Татьяну Ларину, Дону Анну, Авдотью Раскольникову и Катерину Ахмакову объединяет одно характерное свойство: они обладают непоколебимым нравственным стержнем. Нравственную высоту Татьяны Лариной отметил в очерке «Пушкин» Достоевский: «<…> это тип твердый, стоящий твердо на своей почве. Она глубже Онегина и, конечно, умнее его. Она уже одним благородным инстинктом своим предчувствует, где и в чем правда <…> Может быть, Пушкин даже лучше бы сделал, если бы назвал свою поэму именем Татьяны, а не Онегина, ибо бесспорно она главная героиня поэмы». Другие героини, однозначно, ей под стать. Всех их сближает вера, под которой я подразумеваю не просто убеждение в бытии Божием, но и чувство своей сопричастности к Богу – вхождения в «Троицу».

Казалось бы, при чём здесь вера? В одном месте «Евангелия» Христос, называемый Богом, говорит: «<…> иначе не будешь делить части со мной». Дело в том, что «Царство божие», Рай небесный это и есть сам Бог. Встретив Дону Анну (о том, как её нравственное чувство самоотверженно проявилось, написано в первом эссе), Дон Гуан через её веру в Бога, а соответственно, и в Рай, был захвачен демоническим стремлением вломиться в «Царство божие», которое недавно отвергал. «Вас полюбя, люблю я добродетель» – эти слова свидетельствуют о возрождении веры при наличии источника добродетели. И опять из очерка «Пушкин»: «Ведь она же видит, кто он такой: вечный скиталец увидел вдруг женщину, которою прежде пренебрёг, в новой блестящей недосягаемой обстановке, – да ведь в этой обстановке-то, пожалуй, и вся суть дела. Ведь этой девочке, которую он чуть не презирал, теперь поклоняется свет – свет, этот страшный авторитет для Онегина, несмотря на все его мировые стремления, – вот ведь, вот почему он бросается к ней ослеплённый! Вот мой идеал, восклицает он, вот мое спасение, вот исход тоски моей, я проглядел его, а «счастье было так возможно, так близко!» Приведённая цитата лишний раз подтверждает вышесказанное: светское общество – своего рода игра в «мировую гармонию», но эту игру Онегин, как человек, выросший в «свете», воспринимал как нечто безусловное в решении вопроса достоинств Татьяны. Чувство эйфории, которое все вышеперечисленные герои принимают за любовь, происходит от предчувствия близости избавления от мучения. Версилов из «Подростка», прекрасно понимающий в чём дело, стремится убедиться в том, что Ахмакова способна на нравственный компромисс, чтобы, пошатнув в себе элемент веры, избавиться от наваждения. Когда же Ахмакова в тяжёлой для себя ситуации проявляет моральную стойкость, демонстрируя непримиримое отвращение к низости, Версилов, в полубезумном отчаянии пытается убить её, а после неудачи – покончить с собой. Что касается пушкинского Дон Гуана, то он проваливается вместе со статуей, так как и его, казалось бы, любовь, оказывается вовсе не любовью.Но, тем не менее, оно было чувством, словно ждавшим своего часа для прыжка из глубины души, дождавшимся и охватившим душу – жаль, что напрасно.

Что такое любовь на земле? Гегель назвал любовь «полаганием себя в другом». Я придерживаюсь такого мнения, что любовь скорее узнавание себя в другом. Если вкратце, любящий видит внутренним взором сквозь душу любимого существа Бога, которого не может увидеть в связи с различием психологий сквозь души других существ. Дон Гуан тоже видит сквозь душу Доны Анны Бога и тянется к нему, поэтому его чувство имеет симптомы любви. Но не для соединения с Творцом он стремится к нему, а для его устранения – потому его чувство не является любовью.Чтобы быть способным любить надо не только иметь общность с Богом, но и признавать эту общность предсознанием.

Почему же обширнейшая область человеческой души остается неосознаваемой? У человека как бы две личности: первичный свет, попавший на стекло, и вторичный – искажённый, движущийся в стекле, не желающий даже знать о существовании своего прародителя. Это одна из причин наличия, кроме сознательной области души, значительной бессознательной сферы, необходимой для существования психики. Тем не менее, страх истины есть главный враг как человека в отдельности, так и человечества в целом. Одоление в себе страха истины есть то, что называют гениальностью. Луч, падающий на все стеклышки, – один; следовательно, изначальное «Я» – одно на всех: у всех людей одна сверхреальная личность. Без неё отдельная человеческая индивидуальность совершенно невозможна, так как не имеет ни причины для своего существования, ни абсолютной реальности. Именно чувство единства Души до её расхождения во множество являлось, является и всегда будет являться единственным источником нравственности в человечестве.

Взаимопредрасположенность мужской и женской психик позволяет им почти полностью слиться в единую личность. Мужчина, обладающий достаточно глубоким самосознанием, может почувствовать сферу слияния своей и женской душ и, подбирая слова, жесты, прикосновения, усилить сближение. И, кажется, только женская душа, несколько приземлённая большим числом инстинктов, остаётся препятствием полного слияния. Поднятие женской души до уровня мужской становится необходимостью и неизбежностью. Самое время проявиться Дьяволу. Казалось, не войти ему в Обитель господню, но неистощима бесовская изобретательность: подобно змию проникнув из души носителя в изгибы души женской, нежно и мощно уносит он её к неземной безбрежной Благодати. Отрываемая от всего земного, в ужасе хватающаяся за простыни, уносимая к духовным вершинам, озаряемая божественным светом, женщина обретает высшее оправдание страсти, соединяясь через неё с тем Абсолютным Началом, о котором преподобный Серафим Саровский сказал: если б знал ты, что такое есть Царствие Божие, за мгновение его отдал бы жизнь. Она предчувствовала это: знала в элементах нераскрытого сознания. Об этом хорошо сказано в блоковском «Демоне»:

Я от дождя эфирной пыли

И от круженья охраню

Всей силой мышц и сенью крылий

И, вознося, не уроню.

И на горах, в сверканье белом,

На незапятнанном лугу

Божественно-прекрасным телом

Тебя я странно обожгу.

Ты, знаешь ли, какая малость

Та человеческая ложь,

Та грустная земная жалость,

Что дикой страстью ты зовешь?

Потом, когда высыхают слезы счастья, она задумчиво ощупывает его тело, силясь понять: что в нём особенного – но не понимает, что особенное не в теле, а в глубинах сердца. Таковой, по замыслу Творца, и должна быть близость, не случайно ещё в «Ветхом завете» мужчина назван «сыном небес», женщина – «дщерью земной».

19 июля 2014 года

* Здесь и далее – курсивом выделены стихотворные строки, написанные автором исследования. – Примеч. ред.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: