II. Зачем пришёл командор?

Что могут значить жизни мрак,

Страстей и недовольства бури,

Когда двух чёрных крыльев знак

Тебе нисплослан из лазури.

Доны Жуаны – герои произведений многих авторов и, как правило, мотивация их поведения и жизненные цели не являются загадкой и не порождают лишних вопросов. Особняком среди них стоит Дон Гуан из пьесы Пушкина «Каменный гость»: уже в само́м названии произведения есть нечто интригующее.

В сравнении с Донами Жуанами других авторов пушкинский Дон Гуан есть не только нечто из ряда вон выходящее, но и превосходящее остальных по своей глубине; отчасти поэтому, приступая к анализу этого образа, я решил отступить от общепринятой манеры объяснения поведения литературного героя.

Прежде всего, отмечу, что из всех «Маленьких трагедий» только в «Каменном госте» происходит фантастическое событие: статуя сходит с пьедестала и приходит к дверям Доны Анны, а затем проваливается, захватив Дон Гуана с собой. По этому поводу в литературоведении преобладает мнение, что Гуана настигает кара судьбы за его прегрешения; не теряя времени на изложение подобных предположений, приступаю к развёртыванию своей версии.

На мой взгляд, фантастическое в трагедии оправдано тем, что приход статуи и последовавшее являются ключом к разгадке образа Дон Гуана. Мной ранее отмечалась глубина этого героя, но в чём вообще критерий глубины человеческой души? На мой взгляд, на этот вопрос можно правильно ответить только с идеалистической позиции, тем более что Пушкин по мере взросления, как известно, становился всё более религиозным, что, безусловно, сказывалось и на его творчестве.

В начале предыдущего исследования мной был сделан небольшой обзор душевных особенностей Доны Анны. Данное эссе мне также придется начать с проникновения в душу героя, причём, более глубокого.

Достоевскому принадлежит фраза: «Идея о бессмертии есть сама жизнь». Будет неправильным понимать её так, что, дескать, уже наличествующая жизнь стремится к своей бесконечности, то есть, что это сознательная «идея». Глубинный смысл приведённых слов состоит в том, что само наличествование жизни невозможно без того, чтобы каждый элемент существования, каждое его мгновение не были направлены на выявление в них ускользающей сущности, их абсолютности: для наличия жизни необходимо самосознание. Чтобы пояснить сказанное, приведу аналогию: луч света, упав на кусок стекла и проникнув внутрь, искривляется и замутняется, что обусловлено свойствами стекла. Луч может исказиться настолько, что возникнет эффект, будто свет зародился в стекле и сквозь стекло он не сможет пройти, так как очень крепко связан с его свойствами – в то время как на самом деле никакое стекло не порождает свет. Нечто подобное происходит и в человеческой душе. В христианском мировоззрении есть представление о «Троице»: Бог-Отец посредством Бога-Духа порождает Бога-Сына в мире. Бога-Духа, названного Христом, «Духом животворящим», уместно понимать как творческую деятельность Творца, созидающую мир и человека «по образу и подобию», подобно лучу света, проникающему в стекло и продолжающемуся в нём в искажённом виде так, что в существовании луча в стекле участвует само стекло. Представьте себя на месте этого стекла: легко ли Вам было бы поверить, что Вы когда-то были за пределами стекла, что стекло существует лишь потому, что прежде был луч? Без луча стекло лишь форма, не имеющая содержания.

Подобно лучу, входящему в стекло, Абсолютное при сотворении проникает в Относительное, внося в него образ того, во что должно развиваться живое. Это совершенно необходимо, так как, подобно лучу, искажающемуся в стекле, искажается и образ Творца в творении. Подобно тому, как солнце посредством своих лучей поддерживает жизнь, Творец посредством Духа создает основу не только физической, но и духовной жизни. Посредством Духа формируются не только человеческие качества, но и внешность человека, поэтому Дух, соприкасающийся с человеческой душой, воспринимается последней в виде существа с человекоподобным обликом – ангела. Характе́рность этого явления в том, что каждая психологическая единица имеет как бы своего ангела-хранителя; он словно к ней приставлен, хранит не плоть, а душу, имея свойства самого Бога, прежде всего Бесконечную Любовь.

Предположим теперь, что один из этих ангелов не удержался и слишком проник в мир, стремясь исправить его несовершенство. Беда в том, что он оказался почти «здесь», но Любовь его, будучи бесконечной по причине своей божественной сути, осталась «там», ибо не могла вместиться в конечный мир. И не может он больше любить и нет большей муки! И прав старец Зосима из «Братьев Карамазовых»: «…ад есть страдание о том, что нельзя более любить».

Как чаша полон я, до края,

Кругом пылает адский полдень,

Но мне закрыты двери Рая,

Когда я слышу зов господень!

Он ещё не человек, но уже не Бог и не ангел, он Дьявол, Сатана, Демон… Соединение абсолютного, страдающего ангела с земным началом делает его таковым, становясь истоком сложной мифологии души. То, что Достоевский называл «тоской по мировой гармонии» есть не что иное, как тоска Демона по Раю, передавшаяся человечьей душе.

Этот ангел, ослеплённый любовью, стал ангелом-хранителем Дон Гуана, то есть, духовное Первоначало, указывающее глубинным, бессознательным сферам его души образ, согласно которому следовало совершенствоваться его душе, пережило вышеописанные изменения. Так как Дьявол – явление, находящееся на грани мира и сверхреальной действительности, часть Абсолютного, то пространство и время, как нечто сотворённое, относительное – над ним не властны, и следовательно, Гуан вбирает от него одновременно обе ипостаси. Подобное в разных людях способно приводить к различным последствиям: от полной апатии к окружающему до неистовой привязанности к одной из сторон раздвоенности: в одном типаже могут помещаться противоположные характеры. Энергичность Дон Гуана является следствием того, что его дуалистичность имеет своей особенностью сглаженность внутреннего противоречия, и именно эта сглаженность является главной причиной его обаяния: притяжения к нему тех, в ком эта раздвоенность переживается тяжелее.

В результате привязанности к своему ангелу-хранителю, то есть благодаря духовности, Дон Гуан не воспринимает счастье как что-то чисто человеческое: ни в каком человеческом счастье он не сможет не испытывать страданий Демона. Как уже отмечалось, характе́рность демонского начала в том, что оно соединяется с относительным миром более тесно, нежели начало ангельское, – следовательно, оно более близко воспринимает человеческое и бессознательно старается участвовать в его делах. Что касается возможных возражений – дескать, ангелы и Дьявол не существуют – отвечу: их не существует в трёхмерности нашего мира, но в основе мира, в сверхреальной действительности, в сфере Духа они не могут не существовать. Наше душевное соприкасается в своей глубине с духовной сущностью Вседержителя; в нас происходит великое таинство: совершенное Бога, проникая в несовершенное мира, развивает его до сближения с Собой – совершается «Троица».

Должен оговориться: делая экскурс в глубины человеческой души, я вовсе не ставлю себе целью создание психологической системы, то есть обоснования всего поведения человека. Так же как в предыдущем исследовании, где мной был произведен анализ только тех свойств души Доны Анны, которые наиболее отчётливо проявились в произведении, в данном эссе я объясняю в Дон Гуане только те его душевные моменты, которые являются ключом к ответу на вопрос, поставленный мной в заглавии. То, что в этой работе я касаюсь более глубоких сфер души, не свидетельствует о том, что Гуан, якобы, «глубже» Доны Анны. Дело лишь в том, что для ответа на вопрос прошлого исследования можно было обойтись меньшим проникновением в человеческую суть.

Демонизация психики не является действием над готовой психикой, а представляет собой непременное условие существования психики вообще, её эволюции. При этом абсолютное начало качественно не меняется, изменению подвергается относительное, сотворённое; следовательно, зловещий образ Дьявола, бытующий в обыденном представлении, необоснован. Точнее, он обоснован в отношении соединения потустороннего и посюстороннего, когда земное, скажем, стремится помочь неземному. В данном случае, земная душа, вовлечённая в страдания Демона, переоценивающая его возможности, видит исход в том, чтобы сместить Творца и поставить на его место своего хранителя. Стремление стать равным Господу, по сути, есть гордыня. В пушкинском «Подражании Корану» прекрасно выражено это явление:

С тобою древле, о всесильный,

Могучий состязаться мнил,

Безумной гордостью обильный;

Но ты, господь, его смирил.

Ты рек: я миру жизнь дарую,

Я смертью землю наказую,

На всё подъята длань моя.

Я также, рек он, жизнь дарую,

И также смертью наказую:

С тобою, боже, равен я.

Но смолкла похвальба порока

От слова гнева твоего:

Подъемлю солнце я с востока;

С заката подыми его!

Как писал апостол Иоанн: «Бог есть Любовь». И в подсознании Гуана должна была возникнуть ассоциация: любовь = Бог. Дон Гуан полон ослепляющей эйфории: желаемое вот-вот сбудется… Послушно сходит с пьедестала статуя командора и грохочут каменные шаги по пустынным, стремительно темнеющим улицам. Но то не ночь настаёт, то Демон чёрным, опалённым молниями крылом, накрывает небосвод над Мадридом. Пушкин своим гениальным чутьём отыскал и мастерски выразил то, что происходит в глубинах души при зарождении в ней зла.

Демон не мог стать повелителем мира, он изначально знал это, но развитие Относительного, а вышеописанное стремление является основой самоутверждения и индивидуализации личности, также является его задачей. Статуя закономерно проваливается.

«Зачем вы скользите упруго

Из мрака, сомнения змеи», –

Стонет голосом друга

Камень, воскреснуть не смея!

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: