Тема 6. Хозяйственно-культурная дифференциация и этнизация

1. Постановка вопроса

2. Теория этнизации

3. Передача этнокультурной информации

4. Хозяйственно-психологическая самоидентификация

5. Хозяйственно-культурные типы и этногенез

1. Постановка вопроса.В доиндустриальных обществах живой труд преобладает над ове­ществленным, над природной составляющей конечного продукта. В тех обществах, которые молено назвать традиционными, труд, вложенный в орудие, гораздо меньше труда, который тратится для достижения цели. Скажем, создание сохи или бороны менее трудоемко, чем пахота или боронование. Поэтому в традицион­ных обществах производство нестабильно, сильно зависит от капризов природы. Зато сам труд становится главным способом выживания коллектива, доминантой его ценностей. Таким обра­зом, в традиционных обществах опыт хозяйствования служит стержнем всех культурных ценностей. Собственно эта зависи­мость и была подчеркнута теорией хозяйственно-культурных типов (ХКТ).

При дифференциации хозяйственно-культурных типов, нахо­дящихся в определенном соотношении с разнообразием культур народов, возникает вопрос о месте этнической специфики, о ее историческом отношении к тому или иному хозяйственно-куль­турному типу. В самом понятии хозяйственно-культурных типов, впервые четко сформулированном Максимом Левиным и Нико­лаем Чебоксаровым, был сделан акцент на конвергентно возни­кающее сходство у народов, живущих в близких естественно-гео­графических условиях при определенном уровне их социально-экономического развития. Это принципиально правильное поло­жение было ответом на теоретический вопрос о причинах сход­ства и различия в культуре разных народов, на вопрос, который ставила и решала со своих методологически неверных позиций школа «культурных кругов» и сходные диффузионистские тече­ния, особенно модные в 30—40-е годы.

Проблема соотношения хозяйственно-культурных типов с эт­ническими обшностями была сформулирована Геннадием Марко­вым. Он подчеркнул, что есть опасность придавать основное зна­чение в комплексах хозяйственно-культурных типов культуре как компоненту. В таком случае хозяйственно-культурные типы дро­бятся, теряют четкость границ и вместе с тем имеют тенденцию сливаться с этническими традициями.

На конкретном сибирском материале соотношение хозяйст­венно-культурных типов с этническими параметрами было рас­смотрено Алексеем Окладниковым. Он писал: «В действительнос­ти те общие для населения определенных ландшафтных областей Элементы культуры, которые так или иначе можно назвать про­изводными от природных условий и обусловленного ими образа жизни и хозяйства (например, войлочная юрта для степей; чум, крытый берестой, в тайге; полуземлянка с каркасом из костей кита и моржа в Арктике), вовсе не безразличны для этнограф-ческой «диагностики». Без переносных жилищ — чумов, крытых берестой или шкурами, без распашной одежды с передником или нагрудником, ноговицами и обувью типа мокасин, без особого вида детской колыбели характеристика эвенкийской культуры, по мысли Окладникова, была бы обедненной, неконкретной. То же можно сказать об эскимосах — охотниках на морского зверя. Их полуподземные зимние жилища, глухая меховая одежда в два слоя, техника охоты (знаменитый поворотный гарпун, жи-ровая лампа и т.д.) — все это одновременно черты этнической культуры и хозяйственно-культурного типа. Показательны разли­чия подвижных охотников тайги и приморских зверобоев. Все­ленную тунгусских народов олицетворяет космический лось, за которым гонится охотник (первоначально медведь). У эскимосов известен другой образ — морской хозяйки Седны, другая сим­волика, где выражена борьба морских и воздушных стихий. Ко­нечно, хозяйственно-культурные типы, по мысли Окладникова, существуют реально, и при этом они свойственны нередко раз­личным по языку, а также по антропологическому складу груп­пам. Пример тому — сидячие чукчи и коряки, а также эскимосы, с одной стороны, тунгусы и юкагиры — с другой. То же самое можно сказать об оленеводах чукчах и коряках. Этническая характеристика будет недостаточной, если из нее будут удалены по­добные признаки. «Тунгусы уже не будут тунгусами, а юкаги­ры — юкагирами, если у них отнять берестяной или ровдужный чум, колыбель, приспособленную к езде на оленях верхом, у чук­чей — ярангу и жировую лампу, у монголов и казахов — вой­лочную юрту. Таким образом, нужно принять и включить в по­нятие этноса все, что входит в понятие хозяйственно-культурного типа. И не просто включить, но положить эти признаки в пер­вичную основу этого понятия, в основу всего комплекса элемен­тов, образующих структуру определенного этнического целого». Считая такие признаки «признаками первого порядка», Оклад­ников выделял далее признаки «второго порядка» в виде специ­фических черт культуры народов, прямо не выводимых из при­роды, хозяйства и образа жизни. Очевидно, линия, разделяющая признаки первого и второго порядка, проходит не в одном и том же месте в разных хозяйственно-культурных типах, у разных на­родов, в разной культурно-исторической обстановке.

Этот вопрос был затронут в одной из работ Севьяна Вайнш-тейна, который обратил внимание на историческое соотношение этнической специфики с хозяйственно-культурным типом коче­вых скотоводов умеренного пояса Евразии. На этом этапе фор­мирования названного типа в I тыс. до н.э. и в первые века н.э. в степях Евразии с колоссальной быстротой распространялись сходные виды упряжи, орудий труда, жилища, одежды и проч. В процесс освоения таких инноваций были вовлечены народы раз­ного происхождения. С середины I тыс. н.э. на этапе формиро­вавшегося типа распространение инноваций замедлилось, да и сами они передвинулись из сферы кардинальных основ кочевого хозяйства в сферу сравнительно второстепенных элементов куль­туры. На раннем этапе ХКТ кочевников-скотоводов умеренного пояса Евразии был представлен в значительной мере среди ира-ноязычных племен степной зоны, а на позднем этапе — среди тюрко-монгольских народов этой же зоны. Для монголов поздний этап ХКТ стал характерен лишь в начале II тыс. н.э., причем рас­пространение тюрок-скотоводов, по мнению Вайнштейна, при­вело к сравнительно быстрой ассимиляции их предшественни­ков — степных ираноязычных и других племен. В основе этой исторической картины лежит плодотворная идея зонального рас­пределения скотоводческих хозяйственно-культурных типов.

Тенденция географического сужения хозяйственно-культурных типов вместе с увеличением их числа отчетливо проявилась в более поздних публикациях по теории ХКТ. Иначе говоря, наука все более тонко улавливает распределительный фактор. Теорети­ческое обоснование вырисовывающейся тенденции заключается в проведении различия между типом хозяйствования и хозяйствен­но-культурным типом. Как правило, тип хозяйствования — более широкая категория. И так же, как ручные (мотыжные) или па­шенные земледельцы представлены несколькими хозяйственно-культурными типами, так и кочевые скотоводы в разных ланд­шафтных зонах образуют особые хозяйственно-культурные ком­плексы. Сама по себе такая тенденция не может не способство­вать общей постановке проблемы соотношения распределитель­ных характеристик хозяйственно-культурного типа и этнической характеристики.

2. Теория этнизации.Проблема, рассмотренная в плане этноса, в целом позволяет прийти к выводу, что на таком уровне тот или иной хозяйствен­но-культурный тип в раннюю эпоху своего формирования или же в особых, в том числе в экстремальных, условиях может быть этнически характерен. Такое явление, когда конкретный хозяй­ственно-культурный тип несет важные этнодифференцирующие и этноинтегрирующие свойства, следует назвать его этнизацией. Принципиальная возможность этнизации основана на широкой базе культурного единства этнической общности, которое нельзя свести к совокупности отличительных свойств. «Ведь в таком слу­чае, — писал академик Юлиан Бромлей, — из сферы проявления культурного единства того или иного этноса оказываются авто­матически исключенными все те компоненты культуры, которые, во-первых, характерны для всего человечества; во-вторых, прису­ши всем этносам данного хозяйственно-культурного типа; в-тре­тьих, являются общей принадлежностью соответствующей исто-рико-этнографической области. В конечном счете этнос характе­ризует все его культурное достояние».

Понятие этнизации необходимо при переходе от общетеоре­тической постановки вопроса к конкретно-исторической, потому что оно отражает разный удельный вес элементов хозяйственно-культурного типа или отдельных культурных черт в совокупности достояния этноса в разные исторические эпохи. Собственно, эт-низацию можно назвать парадигматизацией распределительных отношений в культуре. Вряд ли может вызвать сомнение, что, начиная с промышленной революции и до современности, зна­чение элементов хозяйственно-культурных типов непрерывно па­дало с одновременной этнизацией других, например силовых эле­ментов культуры.

Зато в доклассовые и раннеклассовые эпохи специфика хозяй­ственно-культурного типа довольно часто, хотя и не во всех слу­чаях, определяла основные черты культуры этноса.

Сошлемся на разные группы охотников, рыболовов и собира­телей, живущих, как правило, в жарком тропическом поясе в окружении народов-земледельцев и отличающихся от них своим хозяйственно-культурным типом (аэта и тасадаи Филиппин, мрабри и семанги Индокитая, бушмены Африки и т.д.), а также буйволоводов тода в Нильгирских горах на юге Индии, на уже названные общества северной части Евразии.

В современную эпоху (в историко-этнографическом смысле примерно последние 100 лет) черты этнизации наиболее вьфа-жены у народов, еще до недавних пор ведших более отсталое хозяйство по сравнению с соседями и часто находящихся в не­благоприятной среде.

Общности, которые выделяются в первую очередь спецификой своего хозяйственно-культурного типа, было предложено считать переходными в смысле положения между консолидированными этносами и такими исторически возникшими группами, которые объединяются общностью территории, хозяйствования и т.д. Не­смотря на такую переходность некоторые из этих обшностей об­ладают большой устойчивостью, поскольку их характеризуют одновременно другие особенности вплоть до расовых, как, напри­мер, особые антропологические типы у бушменов и семангов. Что касается негритосов-семангов, то они включали иногда в свой со­став обедневших крестьян из окружающего малайского населе­ния. Это обстоятельство подчеркивает то, что хозяйственно-куль­турный тип охотников и собирателей влажных лесов тропичес­кого пояса у семангов этнизирован. Естественно, что явление эт­низации хозяйственно-культурного типа само по себе было бы невозможно, если бы последний не являлся в своем конкретном виде частью культурного достояния этноса.

Этнизация проявилась в силу причин неодинакового характера. У аэта, тасадаев, мрабри и семангов, живущих в Юго-Восточной Азии, в сильной мере сказывается адаптация к особым условиям влажного тропическое леса. Приспособление к южноафриканской пустыне, вызванное переселением туда под давлением более силь­ных соседей, характеризует бушменов. Специализация тогда на буйволоводстве находилась под явным воздействием индийского кастового строя. Военизированный быт монголов древности и пе­риода империи носил несомненный отпечаток их кочевого хозяй­ственно-культурного типа и в свою очередь способствовал его ста­билизации. В этнизации рассмотренных хозяйственно-культурных типов проявляется их особое состояние, вызванное, с одной сто­роны, внешними причинами, а с другой — специализацией (часто в силу внешнего давления) в особой экологической среде. Близко к этим причинам стоит также адаптация к экстремальным усло­виям у народов севера Евразии и Америки. Характерная черта этнизированных хозяйственно-культурных типов — их всеобщая распространенность в границах этноса.

Эта сторона вопроса заслуживает особого рассмотрения. Здесь же следует отметить особую роль хозяйственно-культурного типа как средства идентификации членов этноса, их групповой соли­дарности. Как средство идентификации хозяйственно-культурный тип может равно выступать в отсталом и развитом обществах, причем в последнем эта его роль, очевидно, выражена сильнее.

Имеет смысл проанализировать намеченные стороны пробле­мы этнизации хозяйственно-культурных типов не на уровне эт­носа в целом, а на более низком, т.е. рассмотреть вопрос в эм­пирических ситуациях, где на первый план выдвигаются социаль­но-бытовые коллективы, прежде всего семья и община.

3. Передача этнокультурной информации.Обращение к микроуровням подводит нас вплотную к исследо­ванию этнических стереотипов, особенностей передачи этнокуль­турной информации, включая передачу установок через обучение и воспитание в семье и общине. Формирование этнического со­знания, которое, естественно, предполагает общение между народами, также удобнее всего рассматривать на микроуровне. Об­ращение к микроуровню направлено на изучение обыденного со­знания, имеет тенденцию абсолютизировать культуру в качестве комплекса этнических символов.

Удовлетворение человеком жизненных потребностей, обеспе­чение биологических условий его жизнедеятельности теснейшим образом связывает его с окружающей средой. Социальное разви­тие общества накладывает отпечаток на характер этих потреб­ностей. В эпохи доклассового и раннеклассового строя это воз­действие осуществлялось через социально-бытовые коллективы, из которых наиболее важны род, племя, община и семья. Семья и община наиболее универсальные социально-бытовые ячейки об­щества, проходящие сквозь всю историю традиционных обществ. В эпоху первобытнообщинного строя социально-бытовые орга­низмы были в сущности единственной формой социального ор­ганизма, включавшей все сферы деятельности, в первую очередь производство и воспроизводство. В дальнейшем, по мере услож­нения социальной структуры и укрупнения социальных организ­мов, происходила дифференциация, в результате Чего семейно-бытовые структуры оказались включенными в укрупненные со­циальные организмы. Последние в классовом обществе монопо­лизируют экономические и политические функции. Но и тогда семья как социально-бытовой организм, не утрачивая производ­ственного аспекта своей природы, играет важную роль в обеспе­чении людей жизненными средствами.

Различные способы удовлетворения потребностей в жизненных средствах можно рассматривать в качестве особых систем жиз­необеспечения. В понятие жизненных средств (средств сущест­вования, средств потребления) включаются предметы ежеднев­ного потребления, т.е. пища, одежда, жилище, утварь и т.д. Такие предметы, входящие в конкретно-исторические системы жизне­обеспечения, — традиционный объект этнологического изучения. Однако этнология, сделав немало в изучении материальной куль­туры и быта, редко обращалась к анализу способов обеспечения жизненными средствами. Иными словами, не изучались системы жизнеобеспечения в целом. Требование такой целостности сво­дится, на наш взгляд, прежде всего к рассмотрению способов удовлетворения потребностей в жизненных средствах в рамках различных социально-бытовых организмов.

Особенность большинства традиционных обществ состоит в том, что в единении с окружающей природной средой находятся не только жизненные средства, но и средства занятости, т.е. воз­можности приложения труда, предоставляемые природой и обще­ством. Потребности в предметах ежедневного потребления удов­летворяются за счет местных ресурсов. Но эти же ресурсы, т.е. охотничьи угодья, рыболовные тони, пашни или пастбища и т.д., дают одновременно и средства занятости. Они же служат источ­ником добывания предметов, предназначенных для обмена. В рас­сматриваемые эпохи природа — важный, если не основной, ис­точник богатства — в отношении к земледельческому обществу была справедливо охарактеризована К. Марксом в качестве подар­ка природы труду. Целенаправленная ее эксплуатация стимулиру­ется обменом и разделением труда, которые служат факторами стабилизации особых направлений хозяйства и культуры, т.е. хо­зяйственно-культурных типов. Поэтому системы жизнеобеспече­ния и хозяйственно-культурные типы взаимосвязаны, причем по­следние выступают как таксономически более высокая единица.

По сравнению с хозяйственно-культурными типами системы жизнеобеспечения более органично отражают этническую специ­фику. Разные этносы предпочитают особую пишу, по-разному одеваются и т.д. Поэтому можно сказать, что в системах жизне­обеспечения этнические особенности являются составной частью, а хозяйственно-культурные типы обретают их лишь в условиях этнизации.

В доклассовых и раннеклассовых обществах социально-быто­вые организмы являются ячейками, воспроизводящими в нерас­члененном виде ту культуру, в которой этнологи находят элемен­ты хозяйственно-культурных типов, этнографических характерис­тик, историко-культурных общностей, выделяют в ней пласты традиций, заимствований, инноваций и т.д. Среди функций со­циально-бытовых ячеек традиционного общества различных типов семей и общин одна из важнейших — регулирование чис­ленности коллектива, чему служит механизм брачных связей. Со­циально-бытовой организм во всей совокупности своих черт был удачно охарактеризован академиком Валерием Алексеевым: «Жи­тели одного селения или группы расположенных рядом селе­ний — не только уже сложившаяся (или потенциальная) попу­ляция, но и хозяйственный коллектив, связанный общим комплексом трудовых операций, сезонностью работ и т.д. Этот хо­зяйственный коллектив (в зависимости от числа своих трудоспо­собных членов и характера хозяйства) занимает определенную территорию и оказывает на нее постоянное преобразующее воз­действие». Тенденция к образованию замкнутых небольших по­пуляций выражена у специализированных охотников, рыболовов и на ранних ступенях общества с производящим хозяйством. Поэтому состояние, обрисованное Алексеевым и названное им антропогеоценозом, может характеризовать либо этап становле­ния хозяйственно-культурного типа, либо его крайнюю специа­лизацию в особых условиях, в том числе в экстремальных. Для развития нового хозяйственного направления с присущим ему комплексом материальной и духовной культуры требовался раз­рыв со старой традицией и, естественно, он мог успешнее про­текать в изолированных общинах. Недаром еще Николай Вавилов писал, что горные долины своей изоляцией способствовали успеху экспериментов ранних земледельцев. Современные, широко раз­вернувшиеся раскопки на Ближнем Востоке на практике демон­стрируют большое разнообразие направлений хозяйства и ком­плексов культуры в зонах перехода к производящему хозяйству.

Этнизация хозяйственно-культурного типа происходит и тогда, когда небольшая группа мигрирует в среду населения с иным хо­зяйственно-культурным типом. Но и этот случай обусловлен осо­бой ситуацией, а не внутренними свойствами типа.

Рассматривая социально-бытовой (хозяйственный) коллектив, Алексеев справедливо подчеркнул значение эндогамии. В нашей литературе ряд авторов уделяет ей внимание как фактору стаби­лизации этноса. Теоретически в наиболее полной форме этот во­прос поднят Бромлеем. Касаясь семьи как важнейшего канала передачи традиционной культурной информации, он считал, что действие эндогамии как своеобразного «стабилизатора», «защит­ного механизма» этноса связано с тем, что замкнутость круга брачных связей обеспечивает ему сохранение семей однородного этнического состава».

Этнографические примеры дают возможность охарактеризо­вать значительную роль близости по хозйственно-культурному типу между народами для брачных контактов. Материалы знатока сибирского материала Бориса Долгих показали довольно резкое избегание нганасанами браков с иноэтническими группами. Он писал: «При ближайшем рассмотрении практики нганасан в этом отношении выясняется, что существовавшее эндогамное ограни­чение, охватывающее нганасан и тундровых энцев, было обуслов­лено определенными причинами, вытекавшими не из идеологи­ческих принципов, а из условий их материального существования. Дело в том, что нганасаны практически вступали в брак лишь с теми энцами, которые по условиям быта были близки к ним (нга­насанам). В 1926—1927 гг. все нганасаны жили в определенного типа чумах, одевались в одинаковый национальный костюм, со­храняли специфические порядки в домашней жизни, приготов­лении пищи, личной гигиены и т.д. Оказалось, что они вступали в брак только с теми из энцев, которые сохраняли в своем быте именно эти же черты, жили в таких же чумах, одевались.в ту же национальную одежду и т.д. Выбор жен нганасанами только в своей среде и среди живших одинаковым с ними бытом энцев был вполне оправдан с точки зрения хозяйственной целесообраз­ности. Жена стоила дорого. Если же брали жену, то такую, ко­торая могла вести домашнее хозяйство традиционным образом, могла шить мужу его привычную национальную одежду и пере­носить все трудности старого нганасанского быта».

Аналогичную картину у чукчей наблюдал Владимир Богораз: их браки с иноплеменниками не нарушали общей эндогамии. У киргизов оседлые избегали отдавать девушек в семьи кочевников.

Значение хозяйственного уклада для установления брачных свя­зей в свое время было показано академиком Василием Бартольдом на материалах арабского историка Рашид-ад-дина. Последний писал о лесном народе урянхитах, расселенных к востоку от Бай­кала, что они вели подвижный образ жизни звероловов. Основное занятие состояло в охоте на горных баранов и горных быков. Рашид-ад-дин сообщал, что урянхиты были убеждены, что их жизнь лучше всякой другой и что нет на свете людей счастливее их. Разведение домашних баранов казалось им столь же невыно­симым, как кочевнику-скотоводу, в свою очередь, казалась невы­носимой жизнь оседлого земледельца. И наконец, примечатель­ный факт, касающийся браков у урянхитов: «Когда родители были недовольны дочерью, они грозили ей отдать ее замуж за человека, который заставит ее ходить за баранами; эта угроза казалось на­столько страшной, что могла довести девушку до самоубийства».

Рассмотренные данные об эндогамии показывают, что хозяй­ственно-культурные типы могут обладать этнознаковой функ-г^ией, которая диктуется семьей (большой или малой) как соци­ально-бытовым организмом. В условиях, когда семья является производственной ячейкой, она особенно прочно консолидирует вокруг себя функционально разные блоки культуры. Это естест­венно, ибо тогда семья выступает не только как основная ячейка потребления жизненных средств, но и как производственный кол­лектив. Такой характер семьи делает ее структурообразующим фактором в традиционных системах жизнеобеспечения.

Специфика систем жизнеобеспечения, базирующихся на семье, заключается не только в тесном взаимодействии людей с окружающей природной средой, но и в таком взаимодействии, когда производительные силы позволяют осуществлять его отдель­ной семьей. Это состояние, как известно, нашло свое отражение в формировании территориальной общины. Исследователи, назы­вающие ее по-разному (соседская, земледельческая и проч.), хо­рошо изучили ее производственный характер как формы органи­зации труда. Но такая община выступает одновременно как форма общежития, как социально-бытовой коллектив. Культур­ные параметры в общине менее интегрированы по сравнению с семьей. В общине могут быть семьи с разной культурной тради­цией. Но все же культурная монолитность территориальной об­щины сильно выражена. На поздних этапах доклассового и в ран­неклассовом обществе экономическое значение территориальных общин исключительно велико. Однако их роль не ограничена со­циально-производственной сферой, общины являются носителями распределительных культурных отношений, и как таковые они свободно включаются в поток современной жизни.

4. Хозяйственно-психологическая самоидентификация.Культура, создаваемая семьями внутри территориальной общины, строго подчинена нормативным требованиям — престижная цель деятельности людей в этих условиях состоит в достижении не отличия, а подобия. Здесь господствует принцип «как у всех», «как у людей». В русской крестьянской общине понятие «народ» распространялось на соседей, членов общины. Этот смысл слова родствен понятию «народ» в широком, этническом значении. В языках многих народов мира члены территориальной общины, соседи, именуются терминами, переводимыми как «люди», «народ», что одновременно является этнонимом. Очень часто эт­ническое самоназвание одного человека звучит так же, как «одно­сельчанин». Например, Лев Штернберг отмечал, что самоназвание нивхов «нивух» (имеющее значение «человек») в более узком смысле означает также «односельчанин», «из моей деревни», а слово «нани» в самоназвании нанайцев имеет значение «из этой земли», «здешний». Самоназвание нганасанов «ня» означает «свои», «товарищи» и лишь в общем смысле «люди», «народ». В лингвистическом смысле семантика этих терминов развивается от конкретного к общему. В герменевтическом смысле этноним — это восхождение единичного к всеобщему и наоборот.

Характерное явление этнонимики многих традиционных об­ществ — ограничение термина «человек» не общеродовым его значением, а более узким («человек» или «люди» такой-то мест­ности, с такими-то чертами культуры и т.п.). Семантическая мотивированность таких этнонимов позволила нам выделить среди них большую группу по хозяйственно-культурному типу. Психологическое различие по принципу «мы» и «они», «свои» и «чужие» наделяет знаковостью культурные особенности, рас­пространяет эту знаковость и на черты хозяйственно-культур­ного типа.

У ряда тунгусо-маньчжурских народов в их этнонимах подчер­кивается занятие оленеводством — многие из них восходят к слову оро (орон, или ула), обозначающему «домашний олень». Это относится к названию сахалинских сроков и их самоназва­нию ульта («оленные»). Среди эвенков, особенно в южной части их этнической территории (от Забайкалья до Зейско-Учурского района), широко бытовало самоназвание орочен («оленные»). Расселенные в лесостепи и степи конные тунгусы, существенно отличающиеся укладом жизни от оленных, назывались мурчены («конные»). Оседлые эвенки, живущие по побережью Охотского моря, называют себя мэнэ, мэнэл («живущие на одном месте»), а своих соседей, кочующих с оленями, — орочел («оленные»). Эвены, первоначальная территория которых находилась на Охот­ском побережье, устойчиво сохраняют за собой название ламуты («приморские жители»). Одна из тунгусских групп — негидаль-цы, освоившая оседлый рыболовческий образ жизни, получила это название от своих сородичей эвенков, кочевавших по отрогам Станового хребта (дунканов — «жителей сопок»). В основе эт­нонима негидальцев положен термин «нгегида» («береговой»). Часть эвенков на Амуре в силу характера их занятия получила название кумачен (от кума — «нерпа» по-эвенкийски). Такая же картина на Северо-Востоке Азии. Этноним ительменов про­исходит от глагола ителахса — «жить, обитать», т.е. ительмен — «житель». Ближайшие соседи ительменов — оленные коряки на­зывали их вместе с приморскими коряками нымылын («житель селения»). Оленеводы-коряки называли себя «чавчывав» («олен­ные»). Приморские чукчи, занимающиеся охотой на морского зверя, называют себя анкалыт («морские жители»), а тундровые чукчи-оленеводы именуют себя чавчуват (почти так же, как на­зывают себя оленные коряки).

Категория этнонимов по хозяйственно-культурному типу вы­ражена и у других народов Сибири. Так, долганы в районе Но­рильска называют себя тыа кисите («лесной человек»). Одно из самоназваний лесных энцев — муггади, что означает «лесные». Этноним селькупов имеет смысл «таежный человек».

Как правило, этноним по хозяйственно-культурному типу от­носится к сравнительно небольшим группам, довольно четко ог­раниченным этнически. Но иногда под таким этнонимом, когда он возникает в иноэтнической среде, могут подразумеваться раз­ные этносы. Так, это свойственно названию остяк, которым рус­ское население называло хантов, часть манси, кетов и селькупов. В писцовых книгах начала XVII в. остяками именовали также башкиров лесных камских районов. Это название распространя­лось на целую группу сходных по культуре народностей; в нем можно видеть термин, применявшийся тюрками для соседнего им населения лесной полосы, возможно восходящий к какому-либо древнему этнониму.

Много таких же фактов можно привести из других стран мира. Особенно обильно категория этнонимов по хозяйственно-куль­турным типам представлена в Индокитае (мон-кхмерские наро­ды зоны лесов, именующие себя бру, брао и т.д. — «лесные»), в Индостане (тоже в зоне лесов и на границах с Тибетским на­горьем, где «люди долин» вроде пепча отделяют себя от скотово­дов плоскогорий), в Африке с широко представленными там ди­хотомиями «речных людей» и «лесных людей», «людей зерна» (или «каши») и «людей скота». Зато этнонимов этой категории встречается мало в древнейших центрах производящего, особенно земледельческого хозяйства (в Передней Азии, на Кавказе, на юге Европы). Их больше там, где крупные земледельческие цивили­зации еще не закончили освоение всей экологической среды (в маргинальных областях Индии, в лесах Юго-Восточной Азии).

Есть этнонимы по хозяйственно-культурному типу, еще более ясно указывающие на него, вроде названия «ройдигнии», обозна­чавшего древнегерманское племя, занимавшееся подсечно-огне-вым земледелием (die Rodung), название срэ — «люди поливных полей» во Вьетнаме.

Но многие этнонимы этой категории, отмечающие топогра­фические черты мест обитания, по существу опосредствованы хо­зяйственно-культурным типом, развившимся в данном ландшаф­те. Таковы многочисленные этнонимы со значением «люди леса» или «люди гор> (т.е. ведущие подсечно-огневое земледелие в лесах), «люди степи», «степняки» (т.е. занимающиеся скотовод­ством в степи), «люди моря» (т.е. занимающиеся охотой на мор­ского зверя) и т.д. Негидальцы (от негида — «береговой», «жи­тель берега») не потому себя так называют, что расселены, по берегам бассейна Амура, а прежде всего потому, что занимаются преимущественно рыболовством и живут оседло в отличие от близкородственных эвенков, которые в этой же местности могут заниматься охотой. Характерная черта этнонимов по хозяйствен­но-культурному типу — их топологические звенья, где пара эт­нонимов взаимосвязана и обозначает контрастирующие по образу жизни группы населения, т.е. этнонимы распределительны.

Большое число этнонимов по хозяйственно-культурным типам в Сибири закономерно связано с непрерывными хозяйственны­ми изменениями на ее территории, как правило, шедшими в направлении с юга на север. Один из ярких таких процессов — распространение оленеводства. Становление одной из его отрас­лей — крупнотабунного оленеводства закончилось в XVIII— XIX вв. Очевидно, обилие этнонимов со значением «оленные» в Сибири связано с относительно поздним проникновением туда хозяйственно-культурных типов с оленеводством. Этнологами было прослежено появление на Дальнем Востоке новых этно­нимов, в том числе и название орочен, на месте старых племенных названий в связи с экспансией с II—III вв. оленевод­ческого хозяйства.

Этнонимы по хозяйственно-культурным типам показывают, что они возникают в среде, где коллективы осознают свои куль­турные различия. Эта среда является не чем иным, как истори-ко-этнографической областью того или иного ранга. Такая область объединяет народы, живущие в условиях длительных связей вза­имного влияния и разделяющие общую историческую судьбу. В границах историко-этнографических областей протекают процес­сы распространения хозяйственно-культурных типов. Так, Чебок-саровым на примере Прибалтики было показано внедрение зем-ледельческо-скотоводческого комплекса, принесенного древними балтийскими племенами в среду аборигенных финских охотников и рыболовов. Таким образом, молено сделать вывод, что важней­шим условием взаимодействия традиционных обществ с приро­дой выступает историко-этнографическая область, образующая историко-культурную среду для развития хозяйственно-культур­ных типов и облегчающая переход от низших типов к высшим. Особенность историко-этнографических областей как среды для хозяйственно-культурных взаимосвязей народов в том, что эти об­ласти дают рамки для территориально-зонального разделения труда, которое основано на обмене предметами производствен­ного и непроизводственного потребления. Историко-этнографи-ческие области — конкретное выражение распределительного эт­нокультурного процесса.

5. Хозяйственно-культурные типы и этногенез.Рассмотрение этнической специфики, эндогамии и этнонимики подтверждает вывод, что в эпоху становления и бурного развития хозяйственно-культурных типов наблюдается процесс их этниза-ции. Последующая стабилизация хозяйственно-культурных типов связана с оформлением сходных комплексов, приуроченных у раз­ных народов к ландшафтно-климатической среде. Такая деэтни-зация, сопровождающаяся разделением комплекса хозяйственно-культурных черт и этнической специфики, — явление, наиболее широко наблюдаемое на позднем этнографическом материале. И оно тоже распределительно. Обнаружение исторических тенден­ций этнизации и деэтнизации дает возможность яснее представить эпоху возникновения того или иного хозяйственно-культур­ного типа. Разнообразные данные показывают, что хозяйственно-культурные типы возникают в условиях мобилизации не только хозяйственно-адаптивных факторов, но и факторов этнических.

В ходе всемирной истории этнизацию хозяйственно-культур­ных типов в ее начальный этап можно обнаружить в различные эпохи. Так, Марковым вскрыт процесс возникновения культуры древнейших подвижных скотоводов в горно-степной полосе Пе­редней Азии на рубеже II и I тыс. до н.э. В более раннюю эпоху, очевидно, еще не было этнического обособления скотоводов. Дей­ствительно, во II тыс. до н.э. в Месопотамии бродячие скотоводы, которые находились продолжительное время на положении полу­кочевников в укрепленных поселениях на возделанной террито­рии, обычно не выделяются в хозяйственных документах как члены того или иного племенного объединения, а обозначаются как жители данного поселения.

Сергеем Толстовым было показано, что возникновение ислама у арабов связано не только с развитием кочевнического хозяйст­венно-культурного типа, но и обусловлено кризисом ранних го­сударств в Малой Азии, Сирии и на севере Африки на фоне кон­солидации и экспансии арабского этноса. (В более поздних ис­следованиях арабистов подчеркивается также значение ассимиля­ционного воздействия оседлых цивилизаций северо-западной Ара­вии, Йемена и Ирана, роль климатических изменений и другие факторы.)

Другой пример — туареги, скотоводческий народ берберского происхождения. Становление их хозяйственно-культурного типа в такой пустынной области, как Сахара, было вызвано их стремле­нием уйти от арабского политического господства и арабизации.

Относительно происхождения венгров теория, опирающаяся на концепцию хозяйственно-культурных типов, была разработана Петером Верешем. Согласно его данным, дифференциация по хо­зяйственно-культурным типам способствовала вычленению пред­ков венгров из угорской общности в Западной Сибири.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: