Сделай Сам Свою Работу на 5

ПСИХОПАТОЛОГИЯ РАЗВИТИЯ И ТЕОРИЯ ПРИВЯЗАННОСТИ





ТЕОРИЯ ПРИВЯЗАННОСТИ И ЕЁ ПРИМЕНЕНИЕ ДЛЯ

ПСИХОТЕРАПИИ С ДЕТЬМИ, ПОДВЕРГШИМИСЯ

ЖЕСТОКОМУ ОБРАЩЕНИЮ

Пирс Дж., Пезо-Пирс Т.Д. (Pearce J., Pezzot-Pearce T.D.)

Перевод Г. Северской

Научная редакция Н. Асановой

Применение теории привязанности для клинической работы с детьми, пережившими жестокое обращение, рассмотрено с акцентом на терапевтические отношения. Психологические и поведенческие проблемы, связанные с небезопасной привязанностью, часто проявляются во взаимоотношениях между терапевтом и пациентом. Клиницист может внедриться в контекст взаимоотношений, чтобы сделать ребенка способным изменить негативные и пессимистические ожидания в отношении других и самого себя. В работе описаны терапевтические подходы и практические вопросы, относящиеся к действиям терапевта, использующего теоретическую и клиническую ориентацию в работе с этой категорией больных. Фокус на терапевтических отношениях - только компонент большого плана помощи детям, пострадавшим от жестокого обращения, справиться с некоторыми из значимых проблем.

 

ПСИХОПАТОЛОГИЯ РАЗВИТИЯ И ТЕОРИЯ ПРИВЯЗАННОСТИ



 

Одна из тенденций, появляющихся в психологической, психиатрической литературе и литературе о психическом здоровье, - фокусироваться на психопатологии развития и ее применении для понимания человеческого развития. Психопатологи рассматривают развитие как состоящее из важных для возраста и стадии соответствующих задач, которые после появления становятся критическими для продолжающейся адаптации ребенка, но уменьшаются относительно вновь появляющихся задач. Установление безопасной привязанности с ухаживающим лицом в главной стадии задачи происходит в возрасте от 6 до 12 месяцев (L.A.Sroufe, 1979; L.A.Sroufe, M. Rutter, 1984). Однако привязанность важна не только на первом году жизни. Как только привязанность развилась, она подвергается трансформациям и реинтеграциям с последующими завершениями развития.

Дж. Боулби (J. Вowlby) (1973; 1980; 1982; 1988) и его коллеги (M.D.S.Ainsworth, 1989; M.D.S.Ainswoth, J.Bowlby, 1991) предположили, что привязанность держит индивида в тесной близости к одному или нескольким главным ухаживающим лицам через дополнительных воспитателей и поведение младенца. У младенца с рождения отмечается особое характерное поведение, активизирующее поведение ухаживающего лица, чтобы отвечать на его потребности в чувствительной и соответствующей манере. Это рождает субъективное чувство безопасности в младенце. Сначала такое поведение не направлено к конкретному индивиду, но постепенно младенец начинает различать людей и привязывается к одному или нескольким избранным лицам.



М. Эйнсворт с соавт. (М.D.S.Ainsworth et al.) (1978) описали "незнакомую ситуацию", чтобы оценить безопасность привязанности младенца к матери. В 20-минутной видеопроцедуре младенцу создавали стрессовые ситуации, причем степень стрессового воздействия возрастала. Кульминация состояла в том, что его оставляли одного. Реакции младенца на сепарацию и на воссоединение определяются мерой, в которой восприятия и ожидания младенцем матери обеспечивают ему/ей чувство безопасности и доверия.

_______________

Впервые опубликовано в журнале“Child Abuse & Neglect”. - 1994. - Vol.18. - P.425-438.

 

М. Эйнсворт с соавт. (1978) выяснили, младенцы, развившие безопасную привязанность, после разлуки воспринимали своих матерей положительно, активно искали близости или взаимодействия, если были расстроены, с готовностью принимали успокоение и не проявляли по отношению к ним негативного поведения. Матери были отзывчивыми, принимающими и чувствительными к потребностям cвоих младенцев. У младенцев, проявлявших избегающую привязанность, стрессовые реакции на разлуку не были сильными. При воссоединении они избегали своих матерей, отворачиваясь или глядя в сторону и игнорируя их. Они показывали мало предпочтения своим матерям перед незнакомцами и в эпизодах, предшествующих сепарации, степень аффективного обменивания была незначительной. Матери были нечувствительны к нуждам младенцев, избегали физического контакта, были очень вторгающимися, навязывающимися во взаимодействии с ними. Взаимодействия также характеризовались скрытой враждебностью. Младенцы, которые демонстрировали амбивалентную/сопротивляющуюся привязанность, проявляли высокий уровень дистресса на сепарацию, даже когда матери присутствовали. При воссоединении они оказывали гневное сопротивление и проявляли амбивалентность, активно искали близости, но сердито отталкивали матерей. Их матери реагировали непоследовательно и взаимодействовали в сильной активно- избегающей манере.



М.Мэйн и Дж.Соломон (М.Main, J.Solomon) (1986, 1990) сделали обзор большого числа случаев, которые нe были ранее классифицированы или не подходили по критериям к этим трем видам привязанности. Они выделили критерий для дополнительной небезопасной привязанности, которую назвали дезорганизованной/дезориентированной. Младенцы, развившие подобную привязанность, проявляли разнообразные типы поведения: противоречивые поведенческие реакции (например, первоначально стремящиеся к близости, но с последующим избеганием; или приближение к матери, но с отвернутой в сторону головой), косвенное выражение страха и горя, ошеломленное или дезориентированное выражение лица и озабоченность на возвращение матери.

М.Мэйн и Д.Вестон (М.Main, D.Weston) (1982) описали первые три вида привязанности как последовательные cтратегии для достижения "ощущения безопасности" и регулирования своего бедствия. Надежно привязанный ребенок с готовностью ищет успокоения в парадигме “незнакомой ситуации”; он ожидает, что фигура привязанности (мать) ответит на его/ее бедствие в чувствительной и понимающей манере. Избегающе привязанный ребенок ожидает получить отпор, быть отвергнутым; он подвержен гневу и враждебности, предъявляя требования в стрессовой ситуации. Чтобы избежать этого, а также собственного дистресса, если его потребности в успокоении остаются невыполненными, ребенок избегает фигуры привязанности. Ребенок также научается подавлять выражение отрицательных аффектов, обычно используемых младенцами для приведения в готовность ухаживающего лица с целью получения от них успокоения (J. Cassidy, R.Kobak, 1988). M.Мэйн и Р.Голдвин (M.Main, R.Goldwyn) (1984) предположили, что некоторые лица с избегающей привязанностью могут идеализировать ухаживающих лиц, чтобы уменьшить трудные чувства гнева и беспокойства, связанные с истинным и точным представлением отношения к нему. Ребенок с амбивалентной/сопротивляющейся привязанностью может пытаться провоцировать фигуру привязанности, проявляя гневное и агрессивное поведение, чтобы добиться выполнения своих потребностей. Поскольку ребенок очень неуверен в том, будет ли мать доступна, будет ли полезна, проявлять отзывчивость и чувствительность, он становится очень зависимым, “цепляющимся” и проявляет гневное поведение, описанное выше. У младенцев с дезорганизованной/ дезориентированной привязанностью не было единой последовательной линии поведения для того, чтобы справляться с трудными чувствами. Они проявляли такие формы поведения, которые имеют смысл только тогда, когда интерпретируются как отражение страха и замешательства, связанных с ухаживающим лицом (S.Goldberg,1991). Как указывает П.С.Александер (Р.С.Alexander) (1992), концепция дезорганизованной/дезориентированной категории - основной спорный вопрос среди исследователей привязанности.

Предполагается, что качество привязанности зависит от качества заботы, которую получил младенец (L.A. Sroufe, 1988). Наблюдения, последовавшие за оригинальным исследованием М. Эйнсворт с соавт. (1978), подтверждали, что матери младенцев с безопасной привязанностью более чувствительны, отзывчивы, доступны; они более охотно взаимодействовали с младенцем в течение первого года его жизни по сравнению с матерями младенцев с небезопасной привязанность (например, J.Belsky et al., 1984; S. Goldberg et al., 1986; K.Grossmann, K.Grossmann, 1985). Изучались также проявления привязанности детей, подвергшихся злоупотреблению и плохому обращению (М.Н. van Ijzendoorn et al., 1992). Эти иccледования показали, что дети, подвергшиеся физическому насилию и пренебрежению, не развивали безопасную привязанность. П.С.Александер(1992) заметила, что для детей, пострадавших от сексуального насилия характерно развитие небезопасной привязанности; и у взрослых часто возникают темы отвержения, предательства и опасения, как последствия неразрешившейся травмы детского возраста. Она определила, что не было каких-либо иссследований привязанности у взрослых с подобной психопатологией. В настоящей работе невозможен детальный обзор, однако следует отметить, что развитие у младенца небезопасной привязанности - фактор риска для возникновения психопатологических расстройств в более старшем возрасте (нарушения познавательной деятельности, социального функционирования, расстройства взаимоотношений, низкая самооценка) (D.Cicchetti, V.Carlson, 1989; M.Greenberg et al., 1990; L.A.Sroufe, 1988).

Cвязь между патерном привязанности и его влиянием на позднее развитие может быть лучше понята при рассмотрении когнитивных представлений взаимоотношений привязанности, внутренней рабочей модели. Эта концепция является важным аспектом теории Дж.Боулби (J.Bowlby, 1973; 1988b) и центральной в любых дискуссиях о клиническом применении теории привязанности для психотерапии с детьми, пострадавшими от дурного обращения. Основываясь на ранних переживаниях с фигурами привязанности, дети начинают развивать ожидания о роли других в этих взаимодействиях (будут ли индивиды отзывчивыми, доверительными, принимающими, заботливыми или, наоборот, неотзывчивыми, недоверчивыми, непринимающими и незаботливыми). Они также формируют ожидания самих себя и своей роли в этих отношениях (будут ли они стоящими, значимыми и способными обладать заботой других или, напротив, незначимыми и неспособными). Ранние ожидания становятся интернализированными и создают предваряющие представления, которые принимают форму позиции или реакции на что-либо и восприятия чего-либо, что индивиды встречают позже (J.A.Flaherty, J.A.Richman, 1986). Эта модель обеспечивает индивида основным контекстом для последующих взаимодействий с его окружением, особенно в социальных взаимоотношениях (L.A.Sroufe, 1988). Так, способность устанавливать гармоничные и позитивные отношения в будущем обусловлена ранними взаимоотношениями индивида с ухаживающими лицами (L.A.Sroufe, J. Fleeson, 1986).

Основное положение теории привязанности состоит в том, что начальное взаимодействие ребенка с ухаживающим лицом, обычно матерью, вероятно влияет на поздние взаимодействия и предсказывает их. Теоретики, разрабатывающие концепцию привязанности, утверждают, что существует постоянство (непрерывность) в развитии, когда межперсональные и другие средовые переживания обозначивают траектории развития, уже установившиеся; прерывность случается, когда переживания индивида идут против его/ее внутренней рабочей модели себя и других (J.Bowlby, 1988b). Г.Б.Паркер с соавт. (G.B.Parker et al.) (1992) cделали подробный обзор, касающийся раннего восприятия младенцем родительского стиля обращения с ним и последующего формирования взрослых межперсональных отношений. Они сделали вывод, что любые трудности или уязвимости, возникшие в результате нарушений в детско-родительских отношениях, исключая, возможно, грубую родительскую депривацию, доступны модификации с помощью ряда переживаний, в частности последующих межперсональных отношений.

Находясь под воздействием межперсональных переживаний, внутренняя рабочая модель влияет на то, как индивид воспринимает, вспоминает, интерпретирует и реагирует на эти переживания (I.Bretherton, 1985; C.H.Zeanah, P.D.Zeanah, 1989). Cоответственно различным внутренним рабочим моделям, один ребенок может интерпретировать отказ другого играть как опустошающее отвержение и доказательство его/ее недостойности, в то время как другой ребенок, с более позитивной внутренней рабочей моделью, может воспринимать и интерпретировать такое поведение как незначительное. Последующее поведение этих двух детей, вероятно, будет различным (например, хмурость или вспышки гнева в первом и, напротив, готовность приблизиться к другому ребенку - в другом). П.С. Aлександер (1992), Дж.Боулби (1988b), Дж.А.Флагерти, Дж.А.Ричман (1986) и Л.А.Срауфе (1988) предположили, что под влиянием изменений среды эти внутренние рабочие модели могут модифицироваться, хотя индивидуальные модели отношений никогда не стираются. Л.А.Срауфе заметил, что это может “реактивироваться в связи со страхом потери или другого серьезного стресса или может принять форму проблемы, остающейся главной для индивида на протяжении жизни” (L.A.Sroufe, 1988, с. 24).

 

КЛИНИЧЕСКОЕ ПРИМЕНЕНИЕ

 

Дети, которые подвергались жестокому обращению в течение многих лет и с раннего возраста, могут ожидать такого же или сходного дурного обращения в новых отношениях, и могут принять некоторые из старых стратегий справляться с этим, усвоенными в юном возрасте. Новые фигуры, на которых дети, подвергшиеся злоупотреблению, проецируют свои внутренние рабочие модели, могут быть различными людьми: учителями, приемными родителями, сверстниками (например, дружба, последующие любовные/супружеские отношения) и терапевтами. Это понятие тенденции ребенка проецировать внутреннюю модель взаимоотношений на терпевта заключена во фрейдовской концепции психоаналитического феномена трансфера (J. Bowlby, 1988b). Н.Литтнер (N.Littner) (1960) провел детальный клинический подсчет склонностей детей с эмоциональными нарушениями повторять прошлые патерны отношений в последующих взаимоотношениях. Работая в традиционной психоаналитической перспективе, он установил, что эти дети приносят ожидания и веры в новые отношения, часто интерпретируют действия новых фигур во враждебной и негативной манере и затем ведут себя так, чтобы спровоцировать этих индивидов на отвержение ими себя или злоупотреблению собой.

Ребенок, подвергшийся жестокому обращению, может реагировать на терапевта способами, характерными для ранних патернов привязанности, позволяя ему разделить реальность пережитой травмы в предшествующих отношениях. Например, ребенок, который имеет историю избегающей привязанности, может избегать терапевта и игнорировать попытки терапевта к интерперсональному контакту. Делая так, ребенок пытается избежать отвержения, насилия, жестокого обращения и враждебности, которых он ожидает от терапевта, а также дистресса, который может возникнуть, если потребности в безопасности и утешении остаются неудовлетворенными. Другие дети, подвергшиеся жестокому обращению, испытавшие в раннем возрасте проявления непостоянства и пассивного отношения к ним родителей, могут реагировать на терапевта сердитым, агрессивным, но зависимым и “цепляющимся” образом, характерным для детей, которые сформировали амбивалентную/сопротивляющуюся форму привязанности со своими ранними воспитателями. Даже если терапевт относится к ребенку в ненасильственной и заботливой манере, по крайней мере с его точки зрения, вначале ребенок не может воспринимать это как реальность. Как подмечено Н.Литтнер (1960), Дж.А.Флагерти и Дж.А.Ричман (1986), Г.Б.Паркер с коллегами (1992), насколько позитивно будут восприниматься социальная поддержка и теплые взаимоотношения, может зависеть, в частности, от этих внутренних рабочих моделей, сложившихся в раннем детстве. Мы не можем предполагать, что психологическое функционирование ребенка, подвергшегося жестокому обращению, автоматически улучшится, если мы удалим этого ребенка из среды, где он подвергался жестокому обращению, и потом обеспечим ему/ей позитивную и поддерживающую заботу. Ребенок может требовать более активной и интенсивной помощи для того, чтобы быть способным принять и получить этот вид поддержки.

Помочь ребенку, пострадавшему от насилия, модифицировать эти траектории развития в более адаптивных направлениях - одна из важнейших целей клинической работы с этими детьми. Для ребенка, переживания которого были постоянно неблагоприятны, введение элемента прерывности в его жизнь через благожелательные, позитивные переживания будет решающим, чтобы убедиться в том, что отклонение в траектории развития уменьшается. Ребенок, пострадавший от жестокого обращения, должен претерпеть многочисленные переживания, чтобы прошлый опыт своего развития направить в более позитивное русло. Психотерапия, особенно взаимоотношения между ребенком и терапевтом, может быть одной из таких возможностей создать некоторую прерывность в жизни ребенка, пострадавшего от насилия. Терапевтические отношения, часто так отличающиеся от предшествующих, отмеченных дурным обращением и отвержением, могут противоречить пессимистичным и негативным ожиданиям других и самого себя. Существует большое число важных компонентов психотерапии с детьми, пострадавшими от жестокого обращения, но мы убеждены в том, что отношения, которые развиваются между ребенком и терапевтом, особенно проявления искаженного восприятия ребенком терапевта, что проявляется во взаимодействии этих двух индивидов, предлагают терапевту противодействовать внутренним рабочим моделям ребенка.

 

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.