за обеспечение в нуждающихся семьях

*Не вошли 160 семей с отсутствующей информацией о занятости.

Как показывает описательная статистика, индивидуальные характеристики, которые могут влиять на стратегии занятости и поведение на рынке трудаофициально бедных,связаны спреобладанием женщин и низкой долей занятых мужчин, семейные – с высокой долей неполных семей и снижением мужской ответственности в обеспечении семьи. Данные черты достойных помощи отражают, на наш взгляд, две особенности современной российской бедности: распространения нужды на экономически активное население и женщин. Преобладание женщин среди просителей и получателей государственной поддержки – общий феномен периода капитализации и создания национальных рынков труда, а также выработки принципов государственного вмешательства. Но признание своей бедности и получение статуса нуждающихся не только представителями традиционных групп риска (инвалидов, пенсионеров, неполных и многодетных семей), но и экономически активным населением – это уже российский феномен.

Действительно ли материальное лишение связано с мужской незанятостью или это очередное свидетельство статистической «невидимости» полового неравенствав другихсферах, в частности представительства полов в благополучных отраслях экономики или в неформальной занятости? Как работающие бедные решают материальные проблемы с помощью работы? Эти и другие вопросы освещаются в данной статье.

Чтобы рассмотреть родо-половые^[4][4] особенности занятости в ситуации материальных лишений, в регионе методом фокусированного интервью опрошено 60 человек из числа официально бедных. Несмотря на преобладание женщин в генеральной совокупности, опрошено равное число мужчин и женщин, половина из которых – в возрасте до 35 лет. Половина опрошенных занята, а остальные не работают в связи с безработицей (13 случаев), пенсией (9 случаев), инвалидностью (2 случая). Однако среди мужчин доля незанятых выше, чем среди женщин. В то же время мужчины (как занятые, так и незанятые) чаще женщин подрабатывают и находятся в процессе поиска работы.

Все респонденты – члены семей, получивших статус «нуждающихся» согласно оценкам их экономического (доход, жилье, имущество) и трудового (трудоспособность и поиск работы) потенциала. Они подтвердили свою нужду и получили официальный статус, позволяющий им получать государственную помощь в разных формах (пособия, жилищные субсидии, бесплатное питание в школах). Несмотря на довольно распространенную практику сокрытия некоторых доходов при обращении за помощью, только в трех случаях среднедушевые доходы в семье превышали установленный в мае 1999 г. прожиточный минимум (ПМ) в размере 900 руб.

Почему официально бедным не удается решить материальные проблемы с помощью работы? Существуют ли различия в стратегиях занятости российских мужчин и женщин из числа официально бедных, если да, то в чем и почему? Прежде чем ответить на эти вопросы, обозначим теоретическую схему рассуждений о гендерных различиях стратегий занятости.

В данном исследовании гендерные различия воспринимаются не как врожденные особенности полов, а как социально сконструированные различия, демонстрирующие баланс власти между полами^[5][5]. Различия могут оказаться лишь искусственно сконструированными показателями, а могут отразить значимые, сущностные характеристики уникальных социальных отношений. Они возможны как в структурных позициях (положение в обществе, на рынке труда), так и в поведении. Задача данного исследования – определить, существуют ли гендерные различия в поведении на рынке труда. И различия выделяются не ради различий, а для выявления значимых составляющих поведения на рынке труда и того, насколько они определяются полом вообще.

Согласно различным теоретическим традициям поведение людей можно объяснить по-разному: либо социальным контекстом, социальными сетями и отношениями, пронизывающими все сферы общества (Granovetter M., 1985); либо «объективными ограничениями» и культурными факторами (нормами, ценностями) (Pfau-Effinger, 1998); либо действием различных воспроизводящих определенные нормы и ценности механизмов и институтов, таких, как семья, государство, образование, профсоюзы и даже религиозные организации (O’Reilly J., 1996). В данной статье предпринята попытка объяснить поведение на рынке труда современной России через складывающуюся (инверсионную) практику полового разделения трудав ходе трансформации устоявшихся норм, ценностей и моделей поведения.

Гендерные различия рассматриваются на институциональном уровне через выявление типичных и устойчивых способов социального взаимодействия между полами и того, как они вписываются в социальный (гендерный) порядок в качестве регулятора социального действия. И хотя рассматривается только одна сторона такого взаимодействия – занятость, данные различия могут отразить суть российского гендерного порядка^[6][6], поскольку занятость – ведущая составляющая семейного обеспечения, хозяйственной жизни и организации социальной системы.

Гендерные различия, будучи значимым (осознанным) элементом включения в трудовые отношения, а не плодом исследовательского воображения, могут демонстрировать одни и те же принципы организации (конструирования) гендерного порядка на разных уровнях. Базовые основания такого конструирования можно выявить через сравнение социальных показателей, как на микроуровне, уровне поведения в сферах оплачиваемой занятости и домашнего хозяйства, так и на макроуровне, в формах взаимодействия предприятий, организаций и государственной системы социальной защиты.

Женские и мужские различия в поведении на рынке труда рассматриваются в контексте стратегий занятости, характерных для россиян сегодня. Классическое понимание «стратегий» занятости предполагает рассмотрение процесса реализации определенных целей при выборе профессии, места работы, ситуации занятости или не занятости. Глядя на внешне стихийную и неосознанную реакцию россиян на современные проблемы, расцвет неформальных отношений, продолжающих традиции советского блата и препятствующих свободному выбору, нельзя не задаться вопросом о том, есть ли целеполагание и собственно стратегия, существует ли выбор? Может, новые формы занятости – лишь защитная реакция на новые условия жизни? Может, «стратегии» – это лишь разновидности нормативного поведения, сконструированного и поддерживаемого государством? Лонгитюдное исследование позволит ответить на эти вопросы достаточно полно.

Пока же данные первых двух стадий интервью представляют стратегии занятости как распространенную практику поведения на рынке труда. Сложно воспроизвести задним числом цели, стоявшие за уже свершившимся действием, а также узнать, был ли выбор. Тем не менее необходимо сохранить логику рассуждений и представить стратегии занятости как поведенческий процесс^[7][7]. Поэтому стратегии занятости представляются во временном измерении сквозь призму исторических или даже эпохальных изменений российского общества, связанных с разрушением прежней системы и формированием новой. Такой фокус позволит полнее представить весь спектр стратегий, выявить ключевые, ведущие тенденции (возможно, с разной степенью интенсивностью проявляющиеся у мужчин и женщин) и, таким образом, сформировать теоретическую схему рассуждений. В данном случае акцент исследования – поведение индивида на рынке труда трансформирующегося общества, а также тест на различия мужской и женской занятости через сравнение.

Возможны различные основания для сравнения и выявления половых различий. Так, анализируя стратегии занятости жителей депрессивного американского города, Нельсон и Смит использовали три характеристики занятости (работы), выделяя «хорошую» и «плохую» работу. Причем центральным в определении хорошей или плохой работы было такое качество занятости, как стабильность: постоянная работа считалась «хорошей», а временная – «плохой». Дополнительно для характеристики занятости были введены такие показатели, как (1) наличие льгот (больничные, оплачиваемые отпуска), (2) стабильность рабочего места (частота отпусков без содержания, необходимость использовать личные инструменты на рабочем месте), (3) бюрократизация рабочего места (численность занятых, уровень ответственности и самостоятельности) (Nelson and Smith, 1999).

В нашем исследовании основным критерием разграничения стратегий являются не просто характеристики рабочего места (занятости), а предпочтения и направленность индивидуального поведения относительно показателей доходности рабочего места (размер заработной платы и ее стабильность в сравнении с доходами партнера и референтной группы). Поскольку наши респонденты являются работающими бедными, официально зарегистрированными в качестве нуждающихся, тем самым признавшими свою несостоятельность в решении материальных проблем с помощью имеющейся работы, предполагалось, что размер и форма вознаграждения будут основными факторами их трудовой мобильности. Поэтому такие характеристики доходного поведения, как значимость дохода в оценке рабочего места, его сохранении или смене были взяты за основание в разграничении стратегий, или устойчивых моделей (практик), поведения. Доход был выбран в качестве ведущей характеристики собственно статуса занятости и эффективности приложения рабочей силы в условиях инфляции, резкого падения уровня жизни, низкой заработной платы и нестабильности занятости.

Стратегию, ориентированную на относительно высокую заработную плату и приработки, мы назвали «доходной работой».Стратегию занятости, ориентированную на оплачиваемую работу, привлекающую респондентов недоходными преимуществами (условиями труда, удобным рабочим графиком, содержанием работы, стабильным заработком, а по возможности «льготами» и пособиями на случай риска), мы назвали «удобной работой».

Иными словами, мы исходили из предположения, что действия официальных бедных определяются выбором либо «доходной», либо «удобной» стратегии. Каждая из этих стратегий – это своего рода значимость, которую приписывают респонденты имеющейся или желаемой работе, а также набор поведенческих практик, направленных либо на «доход», либо на другие формы вознаграждения (удовлетворения) от работы. Теоретически имеется также возможность совмещения обеих стратегий или отсутствия выбора как такого, а значит, сосуществование и неудобной, и недоходной занятости. Если первая возможность практически нереальна для наших респондентов, испытывающих серьезные проблемы на рынке труда в силу низких профессиональных и социальных ресурсов, то вторая встречается. Однако даже в случае абсолютной безуспешности респонденты более или менее четко формулируют свои устремления, определяя значимость сохранения неудобного и недоходного места перспективными благами (пенсия, стаж и т.п.) или привычкой. Если такого рода занятость становится экономически невыгодной и нет шансов ее замены, то реализуется стратегия выживания, выходящая за рамки рынка труда.

Исходной теоретической посылкой к рассуждениям о гендерных различиях стратегий занятости была гипотеза о том, что существуют специфические для постсоветской России способы включения в трудовые отношения, которые можно сгруппировать в два диаметральных типа стратегий: защитные (привычные) и достижительские (инновационные). В каждом из этих типов стратегий могут проявляться гендерные различия, обусловленные набором общих и специфических факторов: половое разделение труда (представления о мужской и женской работе, практика мужской и женской занятости), ситуация в семье: распределение обязанностей, статусов (кормилец, лидер).

Второй исходной гипотезой является утверждение о том, что женская и мужская занятость и поведение на рынке труда (стратегии) в современной России обусловлены трансформацией сложившейся в советское время модели полового разделения труда: взаимной ответственности за обеспечение семьи и женской ответственности за ведение домашнего хозяйства. В России модель двойной ответственности за обеспечение домохозяйства не была обусловлена экономическими причинами, а определялась гендерной политикой и сформировавшимися гендерными практиками (Rotkirch, 2000).

В условиях реструктуризации рынка труда и роста безработицы российские женщины, на наш взгляд, будут по-прежнему ориентированы на совмещение двух ролей и поиск работы, которая позволяла бы вести домашнее хозяйство, а мужчины – на реализацию функции кормильца семьи. Иными словами, условно «женской» можно назвать стратегию «удобной работы», условно «мужской» – стратегию «доходной работы». Однако в случае длительных материальных лишений эти стратегии могут видоизменяться.

Работа в советском обществе занимала центральное место в обеспечении семей. Рабочее место являлось центром распределения материальных благ и социальных гарантий. Наличие работы означало включение в общество социальных гарантий с широким набором социальных благ: жилье, заработная плата, позволяющая удовлетворить минимальные потребности.

Таким образом, включение в действовавшую тогда систему занятости при ограниченной мобильности было важным фактором, определявшим статус и материальное благосостояние человека и его семьи. Государство стимулировало постоянную занятость, занятость обоих супругов (всех трудоспособных), перетекание кадров в стратегические отрасли, например из деревни в город. Количество и качество благ, размер вознаграждения отнюдь не увязывались со стоимостью (количеством и качеством) вложенного труда, а скорее определялись местом в системе отраслевой или властной иерархии. Тем не менее учитывалась и поощрялась стабильная занятость.

Рабочее место в советское время – центр распределения благ по отраслевому принципу и постоянной (продолжительной) занятости. Для поддержания «достойного» и состоятельного образа жизни в советской системе важно было количество работающих и иждивенцев в семье. Отсюда необходимость женской занятости, а для дополнительного дохода – дополнительных рабочих мест (совместительства, подработок). Как правило, семьи с одним кормильцем (неполные) или многодетные опекались государством.

ü ü А на счет заработать, так ведь тогда ничего не надо было. Это ж теперь, смотришь на прожитые годы и думаешь: ой, можно было то сделать и это. А так, им на еду-одежду хватало, в отпуск каждый год на юг ездили, и достаточно (Денис, 4-33-1).

В результате реализации эгалитарной идеи полного включения женщины в систему занятости на фоне сохранения патриархатных традиций распределения обязанностей в семье, государственного вмешательства в семью женщина оказалась занятой и на работе, и дома, а мужчина становился ответственным лишь за обеспечение семьи.

Двойная нагрузка женщин стимулировала их ориентацию на «удобность», что позволяло совмещать работу как источник дополнительного семейного дохода с работой по дому. Мужчины были ориентированы на «доходную» работу, которая быстрее позволит обеспечить семью льготами и благами, в том числе жильем. Данная модель полового разделения труда обосновывалась идеологически, реализовывалась советской государственной политикой и повседневной практикой. Рализация такой модели проходила в особого рода сфере занятости, являющейся одновременно всеобщей трудовой повинностью и социальной гарантией, приспособленной к безболезненной реализации советского гендерного проекта. Любая, даже низкоквалифицированная, работа позволяла обеспечивать социальный минимум и легко реализовывать социально одобренные роли работающей матери и государственного рабочего.

В постсоветском обществе безработица стала официально признанным явлением, а выбор между занятостью и незанятостью – в относительной степени результатом самостоятельного решения. Понимание того, что «время – это деньги», вошло и в российскую практику. Однако движение России к рынку явило миру причудливые формы совмещения экономического обмена рабочей силы как товара на деньги с разнообразными формы оплаты труда (отсроченные, натуральные и т.п.).

Новые условия включения в трудовые отношения (безработица, низкая стоимость рабочей силы, не покрывающая, как прежде, даже минимума социальных благ) влияют на действия трудоспособного населения. Рынок труда появился достаточно быстро. Первыми признаками его наличия стали безработица и снижение заработной платы. Россиянам сегодня приходится считаться скорее с его недостатками, чем ощущать преимущества. Выгоду в виде договоренности о цене (стоимости) рабочей силы получает только незначительная часть профессионалов. Большей части населения приходится действовать исходя из новых препятствий и ограничений на пути к включению в трудовые отношения и обеспечению семьи. Неплатежи и угроза безработицы девальвировали прежние оценки своего труда (рабочей силы). В расчет принимается разнообразная форма оплаты. В денежном выражении стоимость одна, в натуральном – другая, в «льготах и предполагаемых преимуществах» – третья. В каких бы единицах ни велись расчеты, как в известном мультфильме «38 попугаев», где длина удава измерялась в мартышках, слонах и попугаях, денежный эквивалент рабочей силы остается достаточно низким.

ü ü Знаете, зарплаты то не хватает, а там остается каша или суп, допустим. Конечно, это не выкидывается, а детям на следующий день давать нельзя, это все идет в отходы. А если остается в баках, то можно хоть что-то детям домой отнести. Это хоть какая-то поддержка…Представляете, мы уже так привыкли к задержкам, что про деньги забываешь думать. Вылетает из головы. А в жизни, как ни возьмешься, каждый день надо что-то купить. Раньше хоть знали, за что работали. Знали, что вовремя выдадут зарплату. А сейчас... (Надежда, 31 год, 4-27-1).

Размер заработной платы не покрывает расходы на приобретение тех социальных благ, которые прежде государство предоставляло в виде льгот и услуг через рабочее место. Развал распределительной системы стимулирует поиск альтернативных источников доходной деятельности: вторичная занятость, самозанятость, предпринимательство. Поиск дополнительных или больших доходов усиливает подвижность рабочих. В этой связи, по мнению исследователей, на рынке труда современной России можно наблюдать два разнонаправленных процесса. С одной стороны, стремление к стабильности (прикрепление к рабочему месту), а с другой, – распространение вторичной занятости и подработок (С.Кларк, 1999). Анализ стратегий выживания и роли оплачиваемой занятости в обеспечении семей позволил сделать вывод, что в производственной сфере защитные стратегии, связанные с деградацией профессиональных навыков и диверсификацией трудового поведения, явно преобладают над достижительскими, ориентированными на активизацию профессиональных навыков и специализацию, в результате чего хозяйственная активность переносится в сферу домашнего хозяйства (Буравой, 2000). В целом исследователи сходятся во мнении, что в условиях роста безработицы и практики неплатежей, с утратой прежних оснований жизнеобеспечения на первое место в поведении людей выступают задачи материального обеспечения (выживания).

Каким образом трансформируется на этом фоне существовавшая практика гендерного разделения труда, будет рассмотрено через анализ различных практик занятости среди мужчин и женщин из нуждающихся семей.

Стратегии занятости, представленные сегодня на рынке труда, условно можно расположить в континууме между «удобной работой» (недоходные предпочтения) и «доходной работой» (материальные предпочтения). «Условно», поскольку тем самым мы упрощаем картину и исключаем возможность наличия стратегий, сочетающих или исключающих оба качества.

Наиболее очевидным, но не самым надежным индикатором отнесения к удобной или доходной работе может быть размер заработков в сравнении с заработками референтной группы или партнера, если таковой имеется. Содержательно такое деление, конечно, отражает практики занятости (выбор места работы и его смену), ориентированные на то, где, как и кому зарабатывать. Однако только анализ собственно стратегий и направленности трудовой мобильности, представленной в трудовой биографии и оценках респондентами имеющегося или желаемого места работы, позволяет провести корректно разграничение между различными проявлениями «доходной» и «удобной» стратегий.

Это своего рода «идеальные типы», модели или схемы полярных стратегий занятости. К «удобной» стратегии относится вся палитра действий, которая не укладывается в «доходной» стратегии. Удобным может быть то, что работа стабильная, или интересная, или удобная по времени, или удобная условиями труда и т.п. Нам важно было выделить доходные стратегии и описать их гендерную составляющую: что меняется в доходных стратегиях бедных мужчин и женщин, помогают ли они решить материальные проблемы. Почему в условиях нужды сохраняется широкий перечень практик, не ориентированных на зарабатывание денег. Есть ли связь между доходными стратегиями и перечнем действий, не связанных напрямую с материальным вознаграждением. В ситуации бедности реализация в иной, недоходной плоскости занятости может раскрыть причины воспроизводства бедности, роль мужской и женской занятости в преодолении нужды и, наконец, возможности ее решения с помощью распространенных доходных стратегий с разной гендерной окраской.

Следует отметить, что «доходной» в смысле достаточной для удовлетворения минимальных потребностей в питании и товарах первой необходимости работы нет ни у одного из наших респондентов. Но даже при таком жестком определении респонденты руководствуются своим представлением о размере дохода, позволяющем оценивать работу как доходную или удобную, а также принимать решение относительно сохранения или смены такой работы. К примеру, один из респондентов, работавший сначала грузчиком в магазине, а затем охранником предприятия с заработной платой в 1 300 рублей (около $ 50), рассуждает следующим образом:

ü ü Можно Вашу работу считать доходной? – Доходной? Если, к примеру, получив, лицензию, поехать вахтовым методом в Усинск, получать девять тысяч, то, по-моему, это будет доходная работа. Для семьи, когда получается 5-6 тысяч семейный бюджет, я считаю это небольшим доходом, но нормальным, средним, не доходным. Для нашей семьи, я так считаю. Мы бы на эти 5-6 тысяч средне жили. Была бы стабильная, ровная ситуация. Не было бы проблем с тем, что надо на весну что-то купить. Не надо ходить по магазинам и смотреть, где можно купить подешевле. Можно было бы избежать этого. – А удобной можно назвать?–Можно. Еще было бы сутки через три. Вообще прекрасно бы было. (Олег, 1971 г.р., 4-36-3).

Такое «удобное» рабочее место позволяет иметь приработки, покрывающие низкую заработную плату (дополнительно еще $ 50-70), а по существу – следовать «доходной» стратегии, пробуя разные варианты и подбирая наиболее приемлемый с точки зрения заработков.

Выбор практики занятости определяется постоянным соотношением доходности рабочего места с возможностями заработка в других местах. Низкодоходным считается рабочее место, где:

a) a) оплата значительно ниже средней по данной группе профессий, что делает невыгодной такую работу вообще ("больше проешь (проездишь), чем заработаешь");

b) b) оплата не соответствует трудовому (временному) вкладу; отсюда снижаются возможности подработки, компенсации низкого дохода;

c) c) нестабильная оплата труда (задержки).

В оценке настоящего рабочего места респонденты часто руководствуются одной из вышеперечисленных характеристик. Вместе с тем все представления о приемлемой оплате труда, как правило, соотносятся с социально одобренным нормативом минимума заработной платы – покрывать минимально необходимые потребности семьи^[8][8]. Однако представления мужчин и женщин о минимуме существенно различаются и определяются возможностями заработка тех и других (женщины примерно в два раза занижают потолок доходности в сравнении с мужчинами).

Под воздействием ситуации на рынке труда ранее привычные практики реализации удобной или доходной стратегии меняются и кристаллизуются новые (инновационные). На нескольких ключевых примерах мы рассмотрели, что меняется в привычной удобной/доходной практике. Сначала рассмотрим случай, наиболее близкий к привычной или нормативной стратегии занятости, а затем приведем примеры отклонений от нормы. Привычная занятость представлена практикой включения в трудовые отношения, ориентированной на сохранение прежнего рабочего места, несмотря на то, что заработная плата позволяет обеспечивать лишь самые минимальные потребности. Как у женщин, так и у мужчин эта стратегия с изменением ситуации на рынке труда не приносит, как прежде, ожидаемого результата: совмещать ведение домашнего хозяйства с работой, дополняющей мужскую зарплату, или обеспечивать семью. В результате меняется смысл привычных стратегий. Ранее удобные рабочие места при низкой оплате женского труда становятся экономически невыгодными и сохраняются женщинами только в случае экономической несостоятельности мужей или отсутствии таковых. Таким образом, прежде «удобная» стратегия становится доходной. В свою очередь сохранение мужчинами рабочих мест, не приносящих в условиях инфляции прежних доходов, становится, по сути, способом привыкания к лишениям. В других случаях формируются инновационные практики, направленные на смену работы или предпочтение той, что позволяет поддерживать прежний уровень жизни или накапливать ресурсы, занимаясь самозанятостью или предпринимательством.

«Удобная» классика: привычная занятость. Классическим примером, демонстрирующим привычную стратегию занятости среди женщин, является поведение Веры, имеющей супруга и двоих детей.

Сразу после окончания средней школы в селе Вера едет к сестре в Ленинград. Чтобы прописаться к сестре и получить официальное разрешение на совместное проживание, она устроилась на работу телефонисткой. Профессию приходилось осваивать прямо на рабочем месте. Желание закрепиться в большом городе, а затем создание семьи отодвинули на задний план установки на продолжение образования. Работа на узле связи устраивала до тех пор, пока это было полезно вновь созданной семье: прописка, удобный график работы, общение – основные, по словам респондентки, преимущества того рабочего места. Беременность подтолкнула ее к поиску более спокойной работы, которую она нашла в штабе гражданской обороны, где проработала секретарем-делопроизводителем всего несколько месяцев до выхода в декрет. В 1988 г. родилась первая дочка, в 1991 г. – вторая. За это время семья переехала в Сыктывкар, обменяв две комнаты в ленинградской коммунальной квартире на двухкомнатную квартиру в северном городе. Накануне рождения второй дочери Вера вновь устраивается на работу из «корыстных» соображений: для получения пособия по рождению ребенка. Работу нашла без проблем в местном ЖЭКе уборщицей, но работать пришлось мужу: оставалось лишь два месяца до декретного отпуска. Все три года, положенные на отпуск по уходу за ребенком и оплачиваемые государством, Вера не работала. По окончанию отпуска уволилась с записью в трудовой книжке «по уходу за детьми до 14 лет». Последующие пять лет рабочие места были случайными и неофициальными. Массовые сокращения на предприятиях и безработица уже не позволяли быстро находить удобную работу. К тому же выбор приемлемых рабочих мест с удобным графиком и мало-мальски приемлемой оплатой был весьма ограничен отсутствием профессии. Любая работа уже не позволяла реализовать советский идеал женской работы – обеспечивать и вести домашнее хозяйство. Поэтому Вера предпочитала по возможности не работать, а находить другие возможности дополнять мужнину зарплату: пособия по безработице, жилищные субсидии малоимущим. Ориентированной на домашнее хозяйство женщине с зарабатывающим мужем работать стало невыгодно, хотя все еще социально необходимо: «В нашем обществе так принято. Наш народ удивляет, что не работаешь. Никто же не задумывается, что эта зарплата ничего не дает». Такую работу, которая не мешала бы вести домашнее хозяйство, присматривать за детьми, а также числиться безработной в центре занятости и нуждающейся в социальной службе (к примеру, рекламным агентом частной фирмы), находить стало все сложнее. Поэтому в 1996 г. Вера поступает учиться в педагогический колледж заочно, чтобы иметь большую возможность выбора. В 1999 г. она получает диплом и сразу поступает на работу воспитателем дошкольной прогимназии. Шестичасовой рабочий день не примиряет ее с низкой заработной платой (около 600 рублей – $24 из расчета $1=28), получая которую она не восполняет утраченные жилищные субсидии и пособие по безработице. Более того, выход на работу потребовал дополнительных расходов: на транспорт, одежду, питание. Последней каплей недовольства этим рабочим местом стали требования сверхурочной работы. Даже не получив первую заработную плату и не проверив свои опасения и расчеты, Вера начала подумывать об увольнении и переходе на другую работу. Все это время основным кормильцем был муж, инженер телецентра с приличной зарплатой (около 4 тыс. руб.), по отзывам супруги, хозяйственный и непьющий.

Итак, основной мотив смены и поиска работы до последнего времени у Веры был связан с удобством для семьи: ее создания, рождения и воспитания детей. С началом «рыночных» реформ этот доминирующий мотив постепенно затеняется денежной (доходной) мотивацией. Но работа женщины, жены и матери, включенной в семью, ассоциируется с дополнительным (к мужскому) источником денежного дохода. Такого рода «дополнительная» занятость имеет место только в том случае, если оплата труда превосходит по размерам официально доступные пособия и социальные гарантии, а также расходы, связанные с выходом на работу.

Когда мужчины оказываются неспособными по разным причинам выполнять роль кормильцев и нет иных источников доходов, тогда женщины ориентируются на любую стабильную занятость с постоянным доходом, независимо от его размеров. Стабильные выплаты зарплаты, несмотря на незначительный размер, делают такую стратегию привлекательной. Это то же «удобное» рабочее место, которое позволяет обеспечивать семью на грани выживания и вести домашнее хозяйство. Такая стратегия, как и в Верином случае, продолжает традицию привычной женской занятости. Так, Октябрина, мать двоих детей с безработным мужем, сохраняет свое рабочее место воспитателя детского сада.

ü ü Зарплата маленькая, платят плохо, месяца 3-4 задержки, а с другой стороны – дети маленькие, удобно, сейчас младший пойдет, и будем мы все втроем тут целый день, неплохо. Пока они в саду, я, наверное, и буду здесь работать. Еще жду пенсию по выслуге лет, стаж должен быть 25 лет. Да и куда пойдешь? Сейчас с этим трудно, думаешь, как бы эту работу не потерять... (Октябрина, 1958 г.р., 4-7-1).

Как правило, недостаток денег при такого рода занятости осознается, но параллельно признается невозможность улучшить ситуацию из-за ограниченных возможностей нового трудоустройства: вакантными остаются рабочие места еще менее оплачиваемые или на предприятиях с задержками заработной платы. По этой же причине при такой стратегии нет подработок, предпочтение отдается небольшим, но стабильным заработкам.

ü ü Привыкли ведь к маленьким деньгам, где-то ужмешь, где-то прижмешь. Если сократят, не знаю, что буду делать. В Трудоустройство не пойду. Это как ловушка. Так и бегаешь без толку (Гертруда, 1958 г.р., 4-12-1).

Таким образом, стратегия «удобной работы» в условиях экономической нестабильности, низкой заработной платы и риска безработицы становится своего рода страховкой от рисков, а в ряде случаев и единственным источником доходов.

«Удобная» вариация: неформальная занятость. Противоположный пример занятости демонстрирует Ольга, мать двоих детей и обладательница мужа пьющего, а потому не гарантирующего стабильное содержание семьи.

 

Трудовой путь Ольга начала в 1984 г. с окончания кулинарного училища в родном поселке, последующего переезда в Сыктывкар и трудоустройства на телефонную станцию. Проработав там почти четыре года, из желания разнообразия Ольга переходит сначала в газетно-журнальную экспедицию сортировщицей, спустя еще три года устраивается временно в сберкассу кассиром и, наконец, в 1991 г. – по специальности, поваром в трест столовых и ресторанов. Последний переход мотивировала началом реформ и материальных проблем. Инфляция в стране отягощалась внебрачной беременностью и рождением первенца. Чтобы устроить свою семейную жизнь, Ольга отправляется на родину: поселок на притоке Печоры. Там выходит замуж и вместе с мужем возвращается в город. С окончанием оплачиваемого отпуска по уходу за первым ребенком переходит с нелюбимой поварской профессии на работу в педагогический институт вахтером-сторожем. Как и в случае с Верой, место работы не имело значения, поскольку ожидался следующий ребенок и требовались основания для получения детского пособия. Пока не истек срок оплачиваемого отпуска, Ольга числилась в штате пединститута. Затем, проработав три-четыре месяца и выяснив невыгодность такой занятости (расходы превышают доходы), уволилась по собственному желанию и зарегистрировалась в службе занятости.

ü ü Я еще немного работала опять в пединституте вахтером за 200 рублей, это вот в прошлом году, так почти те же деньги, что сейчас по безработице платят, но на работу ходить надо, а тут – кайф, никакой работы, просто получаешь деньги ни за что… Что, 200 рублей за работу - деньги? …Предлагают работу, но за копейки. Это не по мне. Уже не хочу – лишь бы работу, лучше уж так, сама себе хозяйка. Но за нормальные деньги пошла бы работать.

Регистрация безработной позволила ей получить статус нуждающейся и подрабатывать уличной торговлей. Уже второй год она нигде официально не значится: снята с учета в службе занятости, трудовая книжка лежит дома, сама продолжает зарабатывать на жизнь уличной торговлей. Для нее это оказалось наиболее удобным местом работы в условиях распространения низкооплачиваемой занятости и ненадежности супруга. В отличие от Веры, обычный перечень официальных рабочих мест, доступный низкоквалифицированным работницам и гарантирующий оптимальное соотношение оплаты и удобства (воспитатель, санитарка, уборщица, сторож), не устраивает Ольгу. По ее оценкам, она больше и быстрее зарабатывает уличной торговлей семечками и туалетной бумагой: в среднем за четыре часа работы ежедневно она выручает около 50 руб., или 1000 руб. в месяц из расчета пяти рабочих дней в неделю. Насколько устойчивой будет такая ориентация, покажет время. В настоящее время трудовое поведение явно определяется предпочтением незарегистрированной самозанятости над привычной работой.

 

 

12

---

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:

©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.